3.5. Желания, эмоции и сознание: бытие в самообмане
Сартр онтологизирует желание, делая его фундаментальной характеристикой человеческой реальности и, по мнению Л.И. Филиппова184, трактует сущность человека как желания. Эмпирическим фактом, показывающим недостаточность человеческой реальности является наличие желаний, обнаруживающих устремлённость для-себя к чему-то иному. Через неё устанавливается связь между понятиями проекта и недостаточности. Смысл желаний, их значение заключается в превосхождении актуального состояния человека в направлении нового, желания суть сознание в первоначальной структуре. Психологи-эмпирики рассматривают желание как находящееся в человеке в качестве «содержания» сознания, полагая их в качестве психических сущностей, обитающих в сознании. Желание – специфический способ существования нашего тела, единственного по преимуществу психического объекта. Именно тело является случайной материей всех наших психических событий, не в том смысле, что психическое объединено с телом, но в организации: тело является постоянным условием его возможности. Тело, таким образом, наряду с рефлексией, выступает связующим звеном онтологического и психологического уровней сознания. Получается, что желание выступает как вид дорефлективного cogito и желание тела. Желание может быть как неполагающее сознание о себе, то есть само по себе является нерефлектированным. Получается, что желающее сознание – мутное. Почему сознание ничтожится в форме желания? Оно по природе есть то, чем не является, желание возможно тогда, когда для-себя есть по своей природе нехватка. Всякое желание – это желание присвоения, а всякое присвоение – присвоение мира через отдельный объект. Желание устроено так, что его объект кажется непременным условием возможности нашего бытия-в-мире.
По мнению Сартра, желание не «приходит» к сознанию, как тепло к куску железа, когда его приближают к пламени. Сознание выбирает себе желание, но для этого нужно, чтобы оно имело мотив. Нельзя желать не важно, что и не важно, когда. Желание может существовать тогда, когда осознаётся самим собой, а в случае раздвоения, существует вероятность его «отравления». Непосредственная реакция на своё желание отравляет его, стоит лишь осознать своё желание, его природа извращается, делая его неестественным. В первичное желание не верят, им живут. Читая Достоевского, Сартр приходит к выводу, что писатель затрагивает своих героев как раз на уровне реакции сознания на самого себя, как если бы персонаж спросил, как ему извлечь пользу из этого бескорыстного желания. Если состояние трансформируется в рефлектированное, то человек занят наблюдением своих действий, как бы слушает самого себя. Деньги представляются французскому философу творческой силой и синонимом власти, купить предмет – равнозначно его создать, деньги представляют действенность желания. Но оно не есть отношение к миру, являющемуся лишь фоном для отношений с другим. В силу его присутствия мир открывается как мир желания. Желание есть как бы действие колдовства, вследствие того, что свободу другого можно поймать в его фактичности, необходимо сделать так, чтобы эта свобода была «поймана» в ней самой. В желании можно рассмотреть попытку воплощения сознания, чтобы реализовать воплощение другого. Человек фундаментально есть сексуальное бытие, которое существует в мире в связи с другими, желание есть сознание, делающееся телом, чтобы присвоить тело другого. Но желание не только склеивает сознание его фактичностью, но и осуществляет склеивание тела миром, то есть сознание увязает в теле, а оно в свою очередь – в мире.
Основные вопросы, интересующие Сартра185 в работе «Очерк теории эмоций», касаются изучения значения эмоции, прояснения отношений сознания и эмоции. Он понимает эмоцию как то, что делает мир неприемлемым или отталкивающим, возникая независимо от его объективных свойств, и ставит её в некие отношения с сознанием. Эмоция является результатом отношений сознания с внешним миром и определяется как дорефлексивное сознание о мире, имеющее целью его «магическое» преодоление.
В классической же постановке проблемы отношений в современной отечественной психологии эмоция – не результат, но основа любого отношения, которое по своей сути носит избирательно-эмоциональный характер. Само же субъективное отношение представляется в качестве реакции, обусловленной личностными особенностями. Степень выраженности эмоционального отношения полагается во многом напрямую зависимой не только от средовых условий, но и от врождённых особенностей человека (В.Н. Мясищев186 и др.), например, темпераментом, общей чувствительностью. Формирующаяся система отношений определяет особенности восприятия окружающего мира, поведение, реакции на воздействия извне, являясь по мнению многих исследователей лишь частично осознаваемой.
В концепции французского философа эмоция с её «магической» направленностью является началом, тормозящим проясняющую работу сознания, которое должно преодолеть дорефлексивную попытку укрыться в магическом от «трудного мира». Данный подход представляет определённый интерес для современной науки о человеке, являясь достаточно оригинальным и малоизвестным. Сартр выявляет несколько типов подобного бегства: страх (обморок и бегство), грусть и тоска (отказ от поисков средств преодоления трудностей), радость.
В полемике с Фрейдом французский философ лишает эмоции физиологического источника, которым является бессознательное. Сознание, поддаваясь силе эмоции, становится пленником тела. В отличие от классических теорий, французский философ видит в эмоциях организованную систему средств достижения определённых целей и интерпретирует эмоции как попытки преобразования мира, порождаемые разочарованием от непосредственного контакта с ним. «…эмоциональное поведение вовсе не есть душевное смятение: это организованная система средств, которые направлены к цели. И эта система призвана замаскировать, заместить, отклонить поведение, которое не могут или не хотят принять», - обращает внимание Сартр187. Таким образом, намерение, скорбь, удовольствие не могут существовать «перед» их сознанием, но только как непосредственное сознание самих себя. Так, например, не бывает сознания сначала, которое потом бы получило ощущение удовольствия, как окрашенная вода, нет бессознательного или психологического удовольствия вначале, которое потом получило бы качество сознательного.
В работе «Воображаемое» Сартр188 отвечает У.Джеймсу, утверждавшему первенство физиологической реакции на стимул перед возникновением эмоции: «…попробуйте реализовать в себе субъективные проявления ненависти, негодования так, чтобы эти феномены не были ориентированы на ненавистную личность, на несправедливое действие, вас может бить дрожь, вы можете стучать кулаком, краснеть, но ваше внутреннее состояние ничуть не будет затронуто негодованием или ненавистью». Сама по себе эмоция не является постижением объекта в мире, но, соответствуя изменению сознания и его отношений к миру, она выражается через изменение мира. Эмоция – это превращение мира, когда намеченные пути являются вдруг слишком трудными и даже перекрытыми, однако необходимо действовать, тогда мы и пытаемся изменить мир, пережить его. Сознание прибегает к подобного рода уловке, потому что больше не может вынести того, что приходится выносить, устремляется туда, целиком деградируя, являясь сознанием перед лицом нового мира. Не существует аффективных состояний, неких содержаний, влекомых сознанием. Мы имеем дело с аффективными сознаниями: радость, меланхолия есть сознания. Итак, состояния, чувства есть объекты и не могут располагаться во внутреннем единстве сознания. Так, чувство Пьера не более достоверно для Пьера, чем для Поля. Эмоция выступает одним из способов, с помощью которых сознание понимает своё бытие-в-мире, функцией психического явления, благодаря которому, прежде всего и раскрывается бытие. В случае направления на эмоцию рефлексивного сознания, она предстаёт как его структура. У Гуссерля существование реальности, окружающей человека отступает в тень, подвергаясь редукции и теряя своё значение, иначе использовал феноменологический метод французский философ.
Но эмоция для Сартра189 представляет ещё и определённый способ почувствовать свою человеческую природу, себя: « Мне кажется, что у каждого из нас есть своё отчаяние, тенью следующее за нашей уверенностью в себе, за нашим спокойным настоящим. И каждый миг возникает искушение… ему поддаться,…для того чтобы дать себе отдых…Как это изнуряет и выматывает, когда ты спокоен, твёрд и непроницаем, зачастую чувствуешь себя бесчеловечным, и тебя охватывает смятение при мысли, что завтра, послезавтра и т.д. ты всё время будешь так же твёрд, как земля без влаги, всё время так же спокоен, всё время так же одинок». Важно понять, что эмоция в данной концепции не рассматривается как физиологическая реакция, а представляет собой ответ на ситуацию, поведение, смысл которого является объектом интенции сознания, стремящегося достичь цели выбранными средствами. Нужно также принять во внимание, что эмоция не просто поведение тела, которое находится в некотором состоянии. Тело, руководимое сознанием, в эмоции меняет своё отношение к миру, чтобы мир изменил свои качества. Тело имеет двойственный характер, с одной стороны, есть объект в мире, а с другой, переживаемая данность сознания. Сознание не ограничивается тем, что проецирует аффективные значения на окружающий мир, оно переживает новый мир, только что конституированный. Значения не отсылают к таинственной психике, они ею и являются, например, экспрессия вовсе не указывает на скрытое переживаемое чувство, покраснение, заикание не выражают гнев, а являются гневом. Таким образом, отношение к миру является первичным и определяет мир, чувства в соответствии с определённой точкой зрения. Сартр не уподобляет чувство субъективности, не усматривает основание данного феномена в органических изменениях, но в отношении между объектами мира, которые всегда полностью являются для человека. Но появление имеет место в особой перспективе, выражающей свои отношения на фоне мира к другим этим. В «Воображаемом» Сартр190 определяет чувство в некотором смысле как разновидность познания, не имеющего отношения к интеллекту.
Однако, эмоции – не просто пассивные состояния, но ослабление интенсивности сознания; они неискренни и способствуют самообману. Как полагает Г. Шпигельберг,191 основной причиной интереса философа к эмоциям остаётся его озабоченность проблемой свободы, он критикует теории, рассматривающие человека, подвластного эмоциям и не несущего за них никакой ответственности. Исследование феномена самообмана занимает одно из важных мест в «Бытии и ничто». Самообман не приходит к человеку извне, его не испытывают, не перенимают от других, он не является состоянием, но совершается в сознании на дорефлексивном уровне. Сознание воздействует в самообмане само на себя: необходимо очень точно знать истину, чтобы скрыть её от себя тщательным образом. Видимо, в понятии самообмана Сартр находит замену психологическим защитам Фрейда: подавлению, сублимации и др. Важное отличие в том, что различные способы бегства осуществляются не на уровне бессознательного, но провоцируются дорефлексивным cogito. Отметим ещё один важный пункт критики Сартром192 известного учения: «психоанализ подставляет в понятие самообмана идею обмана без обманщика; он позволяет понять, как я могу не обмануть себя, но быть обманутым, так как он ставит меня по отношению ко мне самому в ситуацию другого по отношению ко мне, он заменяет двойственность обманщика и обманутого, существенное условие обмана, двойственностью Оно и Я, он вводит в самую глубокую мою субъективность межсубъективную структуру Mitsein».
Можно обнаружить большое число действий из самообмана, отвергающих подобное объяснение, например, венский психиатр Штекель в исследованиях демонстрирует сознательное ядро психоза. То есть, действие самообмана можно обнаружить и изучить. Сама сущность рефлексивной идеи «скрывать от себя нечто» предполагает единство психики, с двойственной активностью внутри неё, обнаруживать скрываемое и его вытеснять. Чтобы применить активность сознательно, цензура должна знать и уметь выбирать то, что она подавляет. Тем не менее, самообман представляет автономную, длительную форму, предполагающую определённый стиль жизни. Но тот, кто пребывает в самообмане, имеет сознание своего самообмана, ведь бытие сознание есть сознание бытия, однако мы имеем дело с исчезающим феноменом. Неспособность принимать себя всерьёз до конца является спутницей нечистой совести. Без игры в бытие, по мнению Сартра ничего не может быть, например, некто должен играть в бытие официанта кафе, чтобы быть им, если же он является официантом кафе, то только по способу им не быть. Таким образом, человек является собственными психическими феноменами, потому что их создаёт в сознательной реальности, но не является психическими фактами. Именно самообман представляет собой постоянную угрозу проекта человеческого бытия, получается, что сознание в своём бытии скрывает риск самообмана. Возможность самообмана не была бы мыслима, если бы человек был, например, грустным или храбрым подобно существованию чернильницы как чернильницы.
Следует помнить о двояком свойстве человеческого бытия – быть и фактичностью, и трансцендентностью, которые самообман не стремится координировать. Нельзя было бы не только избежать бытия, но даже вообразить, что можно его избежать. Самообман не только отрицает качества, которыми обладает человек, но также создаёт его тем, чем он не является. Можно выделить антитезу самообмана – искренность, но она требует оставаться только тем, чем человеческая реальность является, что входит в явное противоречие со структурой и спецификой сознания. Получается, что нет отличия структуры искренности от как такового самообмана. В самообмане человек, веря в него, скрывает истину от самого себя, отвергая двойственность обманщика и обманутого, ведь самообман предполагает единство сознания.
|
