3.2. «Высвобождение сознания»
Трактовка сознания отвлекается от прошлого опыта и от генезиса. Л.Ю. Соколова161 подчёркивает, что положение о трансцендентности рефлексивного Я и мира по отношению к сознанию является одной из важнейших идей Сартра. Начиная с ранних работ, французский философ развивает дуалистическую онтологию, выделяя два региона бытия: бытие-в-себе, данное человеку как феномен, и бытие-для-себя, дорефлексивное cogito. Сартр разграничивает собственно сознание и психическое, что противоречит классической психологии. Эго не присутствует в сознании, оно вне его, в мире, являясь трансцендентным объектом для сознания. «Высвобождение» сферы сознания Сартр считает первым шагом, который должна сделать его философия. В «Трансцендентности Эго» он выступает с критикой классической трактовки сознания, в частности концепции Я как центра конституирования единства сознания и опыта. Освобождая трансцендентальное поле от «Я», он отказывается от каких бы то ни было предданных, не созданных самим субъектом опыта, идеальных структур. Эго не входит в подлинную структуру сознания, но представляет из себя нечто, создающееся из его постоянно изменяющегося потока посредством конституирующих актов. Сартр настаивает на том, что сознание должно быть полностью очищенным, прозрачным, чтобы являть объект таким, каков он есть; в то же время, сознание не может рассматриваться как сущность, предшествующая действиям человека. Концепция Эго высвобождает трансцендентальную сферу, очищает её от эгологических структур, восстанавливая изначальную прозрачность: «…это – ничто, так как все физические, психофизические и психические объекты, все истины, все ценности находятся вне её», подчёркивает Сартр162. Он стремится к устранению психологической теории, утверждающей, что Я [Moi] материальным образом присутствует во всех сознаниях. Эго ни в формальном, ни в материальном отношении не есть внутри сознания, он в мире, как и Эго другого. Таким образом, приходит к выводу Сартр163, «…у сознания нет никакого «внутри»; оно всегда есть лишь своё собственное «вовне», и именно это непрестанное бегство, этот отказ быть субстанцией конституирует его как сознание». В сознании не оказывается ничего субстанциального, оно является чистой «видимостью» в том смысле, что она существует в той мере, в какой себя являет; всё, включая нас самих, пребывает вовне, в мире. Сознание есть конкретное бытие, является самостью, а не местом нахождения Эго, больше не имея ничего от субъекта. Выведение Эго из поля трансценденции означает для французского философа освобождение от привязанности к вещам, становление абсолютно чистой и свободной спонтанности.
Модель «Я», созданная французским философом, оказалась расщеплённой на два уровня: безударного местоимения Je, или субъекта трансцендентального сознания, это Эго как единство актов (активный аспект личностного начала), и уровень ударного местоимения Moi, или единство «Я», понятое как единство психических состояний и качеств. В данной главе мы будем последовательно анализировать отношение «Я» с сознанием. Je и Moi выступают как две стороны единой реальности, которую Сартр называет «Эго». Я [Je] должно быть с помощью феноменологической редукции вынесено за скобки, оказываясь в мире объектов, являющихся носителями ценностей, отталкивающих и привлекательных качеств. На данном уровне нет места для «меня», эта ситуация не является случайной, будучи лишь следствием отключения внимания, а входит в саму структуру сознания. Концепция Эго для Сартра представляется единственно возможным опровержением солипсизма. Моё Я [Je] не более достоверно для сознания, чем Я [Je] других людей; оно носит для меня более интимный характер. «… на нерефлектированном уровне никакого Я не существует. Когда я бегу за трамваем, когда я смотрю на часы, когда я погружаюсь в созерцание портрета – никакого Я не существует. Существует лишь сознание того, что трамвай надо догнать, и т.д. и моё непозициональное состояние сознания», - разъясняет Сартр164. Важно отметить, что Эго отделено от сознания посредством ничто, которое нельзя заполнить, но в то же время является для сознания более «внутренним», нежели состояния. По мнению французского философа, Эго является трансцендентной структурой психики, внутренностью рефлектируемого сознания, созерцаемой рефлектирующим сознанием. Именно сознание делает возможными единство и личностный характер моего Я [Je], не имеющего оснований для своего существования. Эго одновременно является и единством состояний, большинство из которых в данный момент отсутствуют, и конкретной тотальностью. Итак, под психическим Сартр165 понимает «Эго, его состояния, его свойства и его действия. Эго в двоякой грамматической форме Я и Моё представляет собой нашу личность как трансцендентное психическое единство». J.S. Catalano166 считает, что Эго в данной концепции является конструктом, чья функция заключается в объединении, оно не может быть сознанием, являясь для него объектом для изучения. Сартр выделяет две своеобразные структуры Эго: интимность и неотчётливость. По отношению к сознанию Эго выступает интимным, всё выглядит так, как будто бы оно действительно принадлежит сознанию. Непрозрачность Эго для сознания воспринимается как неотчётливость, попытка обратиться к Я [Moi] напрямую чтобы его узнать, оказалась бы тщетной. В самом себе Эго несёт характер сомнительности, иногда даже ложности, например, может конструироваться из ложных воспоминаний, является пассивным. В этой связи возможность самосознания практически отсутствует в рамках данного подхода.
Рокантен в «Тошноте»167 так описывает свои переживания: «Я говорю «я» - но понятие это утратило для меня смысл. Я настолько предан забвению, что мне трудно почувствовать самого себя. Реального во мне осталось только существование, и оно чувствует, что существует Ни-для-кого. Забавно. А что такое вообще Антуан Рокантен? Нечто абстрактное. Тусклое воспоминание обо мне мерцает в моём сознании». Герой, по его признанию, редко размышляет, и за этот период накапливаются незаметные изменения, но в какой-то момент совершается переворот. Поэтому, делает вывод Рокантен, лучше каждый день фиксировать изменения вплоть до мельчайших фактов, например, как он видит стол, людей. У Бодлера, по мнению Сартра, любое душевное переживание подвергается анализу, возникает как бы под пристальным взглядом, утрачивая непосредственность. Сам философ признаётся в дневниковых записях, что в случае исключительных обстоятельств, когда жизнь меняется, как змея, сбрасывающая кожу, можно посмотреть на эту отмершую кожу, на этот хрупкий образ змеи, оставляемый позади, чтобы подвести итог. Ведь, что бы человек ни делал, нельзя сделать так, чтобы жизненные эпизоды его не отметили, нельзя остаться таким же. Эго способно подвергаться воздействиям, на сознание же ничто не может влиять, так как оно существует посредством самого себя. «Я» представляет собой как связь с другим, так и символ нашего абсолютного разделения – границу между двумя сознаниями, причём единственно возможного разделения, ведь способ бытия одинаков. Получается, что Эго является внешним бытием человека. Субъективная жизнь не может стать объектом полноценного знания, ускользая от него, являясь в большей степени переживаемой. Подчеркнём, что Сартр вовсе не считает человека непознаваемым, а делает упор на том, что он ещё не познан, так как понятия, использованные для этой цели, уже не могут оставаться прежними.
Свобода характеризуется обязанностью переделывать Я, означающее свободное бытие и являющейся вместе со своим историческим содержанием сущностью человека. В «Дневниках странной войны» Сартр168 рассуждает о сущности «Я»: «Мне неведомо унижение и отчаяние, поскольку я не кичусь своим я, а горжусь своим сознанием – как раз на уровне картезианского Когито. Гордыня, которая неотделима от бытия, от абсолютной надёжности бытия». Следствием гордыни является забота о морали, нацеленной на то, чтобы себя удостоиться, ведь любая новая ситуация – это ловушка, капкан, грозящий падением, где необходимо признать что достоин самого себя, прямо как кастильский дворянин. Это гордыня абсолютного сознания перед лицом мира, это состояние опоры мира, подобная надёжность бытия не содержит боязни не быть больше. Сартр освобождает объект своей гордости от суждения другого, от всякого сравнения, поскольку гордится тем, благодаря чему становится единственным в своём роде. Он отвергает сплочённость с самим собой, не желая гордиться, например, собственным умом, написанными произведениями, своей жизнью, - всё отделяется от него. Философ фиксирует наличие чувства развития и не связывает себя постоянно с тем, кем был раньше. Постигнуть, например, себя как злобного нельзя, так как для себя человек не является злобным, так же как не является врачом, чиновником. Определение же злобного характеризует человека как в-себе. Тот кто, кичится своими качествами, своей силой, красотой, умом, добродетелью, подвержен отчаянию и униженности, так как тем самым принимает сравнение и суждение другого. Можно сравнивать, например, тело, грацию, всё то, что увядает.
Сартр не верит в прогресс человека вообще или нравов, а верит в свой индивидуальный прогресс, для него невыносима сама мысль о том, что менее умён, мужествен, чем накануне, поэтому о том, кем он был, говорит без всякой симпатии, без усилия его понять. Философ выделяет аспект своей кажущейся скромности: его за что-либо хвалят, а он возражает, считая более не интересными даже самые сильные и высшие моменты прошлой жизни. Через признание собственных ошибок он обнажает в себе человека, чтобы встать на почву непредвзятого судьи, зрителя, которым и является трансцендентальное сознание, смотрящее на «своего» человека. Таким образом, бытие человека зависит только от него, речь идёт об обязанности взвалить на спину то, что с ним происходит. Сартр полагает, что война является приглашением потерять себя, полностью отказаться от своего я, бросить то, за что цепко держался и стать лишь голым сознанием, созерцающим первоначальные жизни «Я». В то же время, на войне индивидуальные различия стираются и выделяются одни типы. Итак, психический мир существует как реальная ситуация для-себя, являясь «тенью», тем, что человеку самому открывается при желании увидеть. Сартр169, по его признанию, лишил своих персонажей (Рокантена, Матье) страсти к письму, гордыни, веры в судьбу, чем спровоцировал в них мрачность: «Они – это обезглавленный я. И поскольку синтетическое целое разрушается от малейшего прикосновения, эти герои нежизненны». Когда устойчива иерархическая интеграция, а внутренняя организация обеспечивается объединяющими принципами, тоска безобидна, но если изъять направляющий принцип, тогда вторичные структуры, подчинённые целому, начинают жить своей собственной жизнью. По мнению J.S. Catalano170, французский философ, споря с Гуссерлем, утверждает, что в концепции сознания последнего, трансцендентальное эго предопределяет все действия, являясь одинаковым в своей сущности для людей, оно «населяет» каждый акт сознания, блокируя его. У Сартра это личное «Я» отрефлектированное и производное знание себя, полученное в результате наших намерений и поведения. Поэтому необходимо рассмотреть связь активного аспекта личностного начала, а также психических состояний, качеств с сознанием.
|
