Горизонты
Скачать 5.48 Mb.
|
Шиллер о выражении человеческой индивидуальности в контексте эстетики и ее отношения к массовой культуре Фридрих Шиллер (1759-1805) считается вместе с Гете представителем немецкой классической литературы. Оба они писали не только художественные произведения, но и статьи и эссе философского характера, многие из которых посвящены проблемам эстетики. Философское наследие Шиллера состоит из многочисленных статьей, написанных в первой половины 1790-х годов. Вершину его философских занятий этого времени, с особым вниманием к кантовской эстетике и этике, представляют собой три объемных эссе, в которых Шиллер истолковал свои идеи об эстетической категории грации и об этической категории достоинства, об эстетическом воспитании человека и о классификации творчества в категориях наивности и сентиментальности. Первое эссе, «О грации и достоинстве», завершенное в 1793 году, больше чем другие указывает на влияние Канта и одновременно, при всей близости к нему, изменение Канта в направление переложения его этики в эстетику. Это особенно заметно, помимо прочего, в «смягчении» Кантовского категорического императива и в особенном значении эстетической категории «грации». В отношении к категорическому императиву позиция Шиллера оказывается достаточно ясной, при этом не совсем новой в контексте современного ему обсуждения этики Канта: «В нравственной философии Канта идея долга выражена с жесткостью, отпугивающей всех граций и способной легко соблазнить слабый ум и поиском морального совершенства на путях мрачного и монашеского аскетизма. Как ни старался великий мудрец оградить себя от этого ложного толкования, самого возмутительного для его ясного и свободного духа, он все же, на мой взгляд, сам подал к тому значительный (хотя в виду его целого, пожалуй, неизбежный) повод суровым и резким противоположением обоих действующих на человеческую ролю начал»[1] Как раз в этой моральной «жесткости» и «суровости» следование Канту, заявленное кантианцем Шиллером, находит свои границы. У Канта выражается ненужный аскетизм и в его этических и эстетических трактатах отсутствует, по мнению Шиллера, именно понимание грации. Почему Шиллер придает грации такое значение, чтобы оторвать себя в этом, можно сказать, принципиальном пункте от поклонения учителю? Для понимания этой категории является крайне важным, обратить внимание на немецкое понятие, потому что перевод слова на русский язык не совсем совпадает с содержанием этого слова в немецком языке. Несомненно, немецкое слово «Anmut» имеет что-то общее с итальянским словом «gracia» и в немецком языке также существует заимствованное из французского языка слова «Grazie», но немецкое слово «Anmut» дает еще и другой акцент, который перекликается в русском переводе со словом «привлекательность». Поэтому с грацией у Шиллера связаны не только привлекательные нежность и тонкость, но и вообще привлекательность и более того намерение человека стать привлекательным, общеуважаемым и общепризнанным. Другими словами, акцент переносится на оформление этой привлекательности и грации в отношении к собственным предпосылкам человека. В этой связи ясно, что Шиллер имеет в виду – отношение к собственной природе. Формулируя этот взгляд на собственную природу, он именно в выражении грации и привлекательности усматривает функцию внутренней организации человека за пределами этики Канта и переносит моменты самоопределения человека в область эстетики. Это самоопределение средствами грации и привлекательности Шиллер предпочитает моральному самоопределению в этике Канта, так как в ней исключается чувство и доминируют рассудочность и разумность, в то время как посредством грации человек сохраняет связь со своей собственной природой, укрепляет свою чувственность, не забывая свою разумность. Обеспечивается это единство чувственности и разумности в грации именно тем, что выражение грации и привлекательности выходит из человека как органическое целое, которое не допускает дальнейших рассудочных разделений и в моменте выражения полностью и неразделимо утверждает индивидуальность человека. В связи с этим Шиллер делает в области эстетики отходит от общей, просто данной красоты. Мы не находим у него никаких возражений против определения прекрасного в эстетике Канта, но он добавляет другое понимание красоты. В понимании Шиллера данная человеку красота только архитектоническая, и выражается она в рамках воззрения на другого человека, существует независимо от него, но естественно, по Канту, у нее есть субъективный и объективный характер в одном. Он написал о границах такой красоты: «… хотя архитектоническая красота человеческого тела определяется понятием, лежащим в его основе, и обусловлена природными целями, вложенными в него, эстетическое суждение совершенно отделяет от них красоту, понимая под последней лишь то, что непосредственно и по существу принадлежит явлению»[2]. Что имеет Шиллер в виду, когда говорит о красоте, которая лежит «непосредственно и по существу» в явлении? Разве архитектоническая красота не лежит в явлении? На самом деле, Шиллер видит такую красоту, в которой выражается высшая степень явления, чем в так называемой архитектонической красоте, которую мы просто созерцаем. В дальнейшем он видит две черты красоты: «И потому красота может считаться гражданкой двух миров, к одному из которых она принадлежит по рождению, а к другому – по усыновлению; она получает бытие в чувственной природе, а права гражданства – в мире разума. Этим объясняется также, каким образом вкус, как способность оценивать прекрасное, является посредником между духом и чувственной природой, объединяя в счастливом согласии оба отвергающие друг друга начала,– каким образом он снискивает у разума уважение к материальному, а у чувств – склонность к рациональному, возводя непосредственные созерцания в сан идей и превращая в известной степени чувственный мир в царство свободы»[3]. Иными словами, свободу человека или сущность человека придется добавить, чтобы явления получили такой уровень настоящего или полноценного эстетического явления. И здесь, в настоящем эстетическом, соединяется свобода и необходимость, которые у Канта совпадает, на самом деле, в области этики, а не в области эстетики. Однако, что касается понятия свободы, то свобода у Шиллера понимается действительно в качестве некой свободы игры, а не просто как устойчивое совпадение необходимости свободы. Именно эта возможность игры является принципом индивидуальности, которая у Канта совсем исключается перед властью нравственного закона, который человек просто применяет. Иными словами, в области явлений человек может на основе игры соединить свободу и необходимость, и в пространстве игры развертывается его индивидуальность на основе его собственной природы. Таким образом в грации Шиллер связывает эту индивидуальную и настоящую красоту и со свободой человека, и с его собственной природой. Но эта природа имеет не только такой статус, она сама выражается в движении, в процессуальности и отличается поэтому от недвижимости архитектонической красоты: «Таким образом, принимая на себя управление игрою явлений и вмешательством своим отнимая у природы возможность охранять красоту ее создания, личность или свободное начало в человеке становится на место природы и, если позволительно так выразиться, вместе с ее правами принимается на себя и долю ее обязательств. Вовлекая подчиненную ему чувственность в свою судьбу и ставя ее зависимость от своих состояний, дух сам в известной мере становится явлением и признает себя поданным закона, властвующего над всеми явлениями. Ради себя самого он обязуется и на своей службе оставить зависящую от него природу и не будет обращаться с нею противно ее прежнему долгу. Я называю красоту обязанностью явлений, потому что соответствующая ей в субъекте потребность коренится в разуме, и потому должна считаться всеобщей и необходимой. Я называю ее прежней обязанностью потому, что чувство уже произнесло свой приговор раньше, чем приступил к своему делу разум. Итак, теперь свобода правит красотою. Природа дала красоту сложения, душа дает красоту игры. И теперь мы знаем также, что должно разуметь под изяществом и грацией. Грация есть красота тела под воздействием свободы, красота тех явлений, которые зависят от личности. Архитектоническая красота делает честь творцу природы, грация, изящество – своему носителю. Первая есть дар, вторая – личная заслуга. Грация может быть свойственна только движению, так как изменение в душе может проявиться в чувственном мире только как движение. Это, однако, не значит, что в чертах неподвижных и спокойных не может сказываться грация. Эти неподвижные черты первоначально были не чем иным, как движениями, но от частого повторения стали в конце концов привычными и запечатлелись непреходящими чертами. Однако не всем движением человека свойственна грация. Грация всегда лишь красота движимого свободою тела, и движения, вызванные только природою, никак не могут заслуживать названия грациозных»[4]. Чтобы посмотреть на эстетику Шиллера в рамках истории эстетики, и особенно на его понятие грации, придется разделить два общих направления эстетики, связанные с именами двух современников Шиллера, хотя на протяжение истории эстетики оба направления претерпели видоизменения. Первая линия – линия эстетического созерцания, самым влиятельным представителем этого направления стал Кант, а вторая линия была связана, помимо прочего, с Гете. Писатель, поэт и естествоиспытатель Гете является также мыслителем и философом, который рассмотрел область эстетики, прежде всего, исходя из перспективы творчества, при этом не просто специфического творчества отдельного человека, а творчества гения, – каковым он был, естественно, сам. Эстетика у Гете представляет собой эстетическое созерцание и ощущение мира, и воплощается, в конце концов, в гении, который создает это единство всеобщего и чувственного в художественном объекте. С точки зрения Гете и других представителей этой линии в философской эстетике, творческий процесс представляет собой необходимость и свободу художественного субъекта, через личность которого воплощается единство отдельного, произвольного и чувственного, с одной стороны, и необходимого и всеобщего, с другой. Вершиной этого синтеза является гений, который соединяет всеобщность художественной и исторической эпохи с собственной биографией и отдельными предметами искусства. Творчество Гете самого как художника и философа олицетворяет этот синтез в ярком неразделенным виде: как художник он является всегда также философом, и как философ-эссеист также всегда художником. И с этой точки зрения, через гения больше проходит именно это неразделимое, чисто человеческое единство эстетического соединения чувственного и всеобщего, чем в простом эстетическом созерцании, где это единство дано в первую очередь в эстетическом объекте, который только воспринимается. Несомненно, у Шиллера в эстетической категории грации выражается близость к позиции Гете, и разные аспекты творчества он глубже исследовал в своем последнем эстетическом эссе с помощью категорий наивности и сентиментальности. Однако близость к преобладанию рассмотрения творческого субъекта в шиллеровских взглядах не может скрыть, что с определенной точки зрения его позиция еще сильно связана с философией Канта, и не только в отношении к этике, но и к эстетике. В приведенных цитатах уже заметно, что Шиллер исходит не только из позиции творчества человека, но и из статуса эстетического явления, т.е. в явления, которое воспринимается. На самом деле, с работой Шиллера связана не только попытка соединения структур необходимости этики со свободой и чувствительностью эстетического восприятия, но и стремление определить какую-то среднюю позицию между эстетическим созерцанием и творчеством особенного человека, так называемого гения. Все это станет очевиднее, если мы обратим внимание на ключевое звено всех размышлений Шиллера. А именно человек является ключевым звеном, т.е. когда он мыслит о красоте, об архитектонической красоте, о человеческом теле и.т.д. все его эстетические позиции только связаны с человеком, например о красоте в природе он вообще не рассуждает. Шиллер объясняет прекрасное именно тем, что настоящее эстетическое явление связано с человеческой свободой, с человеческой индивидуальности, с человеческом движением, с человеческой сущностью, со способностью человека попытаться воспользоваться разными вариантами, связанными с игрой, с баловством, с забавой, с шуткой. И все это становится возможным с помощью выражения грации и привлекательности. Однако, с другой стороны, мы можем видеть, что все это, несомненно, также относится к творчеству гения, но ведет за пределы творчества превосходных людей; скорее всего, мы видим здесь черты такого явления, которое просветительная и классическая литература определила с помощью понятия «прекрасного сообщества», отличающегося свободным кругом общения, среди которого каждый свободно и легко приносит свой взгляд в это сообщество, становится привлекательным и приятным и может таким образом действительно выразить свою индивидуальность среди других людей в рамках определенного, изысканного, сообщества. Таким образом, мы обнаружим у Шиллера, с одной стороны, тенденцию, ограничить эстетическое явление чем-то связанным с человеческой телесностью и человеческой свободой, а с другой стороны, стремление, дать творчеству общественный, более доступный каждому человеку в рамках прекрасного сообщества характер. Можно сказать, что с обеих сторон проявляются специфические формы целостности и совершенности, а с этим соединяется единство прекрасного, с одной стороны, у явления прекрасного, и с другой стороны, у действия гения. Если мы увидим у выражения прекрасного в явлении именно целостность и совершенность этого явления, которое свое единство утверждает в качества целостного и совершенного явления, и если мы увидим в творчестве гения целостность и совершенность в нем самом, чтобы действовать ради создания прекрасного, – то у Шиллера это является соединенным в человеке с помощью грации. А это завершается только в человеке, а не вне его, и только в этом определенном моменте проявления грации в общественных ситуациях. Человеческая телесность и человеческая свобода являются с двух сторон, со стороны эстетического явления (телесность человека) и со стороны проявления человеческой природы на основе свободы игры (человеческая свобода), целостным и совершенным проявлением в определенном индивидуальном человеке. Хотя все это завершается в ограниченных условиях, связанных с достаточно специфическим пониманием и ощущением грации, здесь можно найти утверждение такого определения прекрасного, которое дал Ницше: только человек прекрасен, а все остальное находится лишь в статусе второстепенной красоты. Несомненно, грация оказывается чем-то временным и связана со случайностью выражения индивидуальной природы человека, но обеспечивает единство индивидуальной человеческой телесности и свободы в самом человеке, а не вне его, в художественном предмете или предмете красоты. Что касается темы конференции, то надо сказать, что как раз в этом открывается, по-моему, ключ для понимания настоящего массового и элитарного в культуре. Стремление Шиллера к распространению индивидуальной свободы в области эстетики ведет к тому, что необходимость человеческой природы выражается не только в высших сферах искусства, воплощенных в творчестве гения, но и в таких сферах, которые мы связываем с массовой культурой. Но это распространение имеет свое границы в том, что в области грации и привлекательности мы встречаем совпадение необходимости выражения индивидуальной человеческой природы со свободой в процессе осуществления этой природы. Иными словами, с одной стороны, мы встречаем какую-то случайность в этих эстетических проявлениях, с другой стороны, какую-то необходимость. Сказать, что это специфическое индивидуальное совпадение человеческой свободы и необходимости оправдывает массовую культуру, это еще не все. Дело в том, что в грации, а также в последующем достоинстве, у Шиллера выражено нечто, что соединяется под эгидой эстетического проявления в рамках человеческого общества, хотя только в узких условиях временного и иногда случайного явления в человеке. В конце концов, есть область эстетики, где мы можем встретить понимание совершенства и целостности индивидуального и ограниченного человека вне понимания его превосходства в качестве гения или в качества интеллектуального человека, который только может воспринимать произведения гения. Однако этим также ограничивается ценность массовой культуры, потому что признак массы не обеспечивает такую индивидуальность человеческой природы и процессуального воплощения его с помощью грации и привлекательности, с помощью игры, с помощью свободы. С помощью эстетической категории грации мы истолковываем, поэтому, не только понимание индивидуальной целостности и совершенности за пределами гениальности, но и ограничение массовой культуры самой по себе, которое не препятствует увлеченности массой. Грация, или привлекательность, гарантирует нам такую промежуточную эстетическую область, где царствует индивидуальное человеческое, которое связано с какой-то временной целостностью и совершенством, но не обязательно связано с гениальным и превосходным и не поглощено массовым духом и поэтому отграничено от него. Шиллер приписал грацию, прежде всего, женщинам: «В общем, грация чаще встречается у женского пола (красота, быть может, чаще у мужского), причину чего понять нетрудно. В грацию должны внести свою долю как строение тела, так и характер, первое – своей восприимчивостью для впечатлений и податливостью в игре движений, второй – нравственной гармонией чувств. В обоих отношениях природа благосклоннее к женщине, чем к мужчине». С этой точки зрения, массовая культура не случайно исторически связана со значением творчества женщин и их эстетическим вкусом. Но именно с этой точки зрения гарантировано то, что в рамках массовой культуры сохраняется отграничение от массового характера и возникает дух индивидуальности уже тогда, когда мы еще не говорим о творчестве и о превосходстве гениальных творческих людей. Как раз женщины играет огромную роль в неэлитарной области культуры, сохраняя или добавляя индивидуальность и человеческую природу, чтобы индивидуальность не была уничтожена массовой культурой. Примечания 1. Шиллер Ф. Собр. соч. Т. 6, статьи об эстетике. М., 1957. С.146. 2. Там же. С.120. 3. Там же. С.124. 4. Там же. С.127-128. 5. Там же. С.150 |
Похожие:
 | Управление образования Администрации г. Иваново Форуме «Горизонты поиска и достижений» (далее – Положение) определяет порядок организации и проведения городского ученического Форума... |  | Конкурс проектных и исследовательских работ «Горизонты открытий 2014» Введение 3 |
| Новые горизонты христианской апологетики Требования к оформлению отчета по производственной (преддипломной) практике 12 | | Конкурс проектных и исследовательских работ учащихся «горизонты открытий» Подбор занимательных задач по математике и информатике |
| Мусина э. М Данная рабочая программа разработана также с учетом Рабочей программы к учебной линии «Горизонты» М. М. Аверина и др | | Значение: хозяйство + номос. 1 хоз-во 2 наука о хоз-ве Конспект урока по общей биологии в 11 классе по программе Сонина Н. И. «Горизонты гибридизации» |
| Тематика рефератОВ Отметить особый характер событийного плана. Простота и четкость композиции. За видимой простотой – глубочайшие горизонты и перспективы... | | Сценарий научно-практической конференции «Горизонты поиска и достижений» Сахапова Раушания Ревовна – заместитель директора по воспитательной работе моу «Заинская средняя общеобразовательная школа №4» |
| «интерра 2011» «Сибирское Сколково: тройная спираль» Научно-образовательный... Конспект урока по общей биологии в 11 классе по программе Сонина Н. И. «Горизонты гибридизации» | | Оползни в Саратовской области Встречающиеся оползни обычно приурочены к достаточно крутым склонам (более 7 80), сложенным преимущественно породами нижнего и верхнего... |
| Джин Ф., Рорман Л., Збранкова Аверин М. М. Немецкий язык. Рабочие программы. Предметная линия учебников «Горизонты» 5-9 классы / пособие для учителей общеобразовательных... | | Сильвия Крэнстон, Кери Уильямс – Перевоплощение. Новые горизонты в науке и религии Спбгэту "лэти" / Сост.: Н. В. Лысенко, Ю. Д. Ульяницкий, С. С. Соколов, А. М. Мончак, Л. Я. Новосельцев, В. С. Алексеев, А. А. Погодин,... |
| Программа элективного курса для 11 класса (для углубленного изучения) Раздвигаются временные и пространственные горизонты литературного развития в разных странах, открывается возможность познакомить... | | Рабочая учебная программа курса «Немецкий язык» Аверина М. М. «Рабочие программы к предметной линии учебников «Горизонты» для учащихся 5-9 классов общеобразовательных учреждений.... |
| М. Норбеков, Ю. Хван Энергетическое здоровье Первые наши две публикации — «Уроки Норбекова» и «Тренировка тела и духа» — вызвали огромную волну читательского интереса, которая... | | Пояснительная записка о предмете истории искусств Еще древние греки утверждали, что «многознание не есть мудрость». Основное назначение предмета истории искусств в другом – служить... |
