Скачать 1.73 Mb.
|
ДЕСЯТАЯ ЛЕКЦИЯ Дорнах, 23 сентября 1924 г. Мои дорогие друзья! Из рассмотрений, проведенных в минувшее воскресенье, вы могли усмотреть то, что человеку, с его нынешней телесной конституцией и полученным им воспитанием, нелегко внести в современную инкарнацию (даже если она столь примечательна, как та, о которой говорилось в минувшее воскресенье) спиритуальное содержание своих прошлых инкарнаций. Ибо мы живем теперь в эпоху развития души сознательной, — в эпоху такого душевного развития, при котором особенно вырабатывается интеллект, господствующий теперь над всей жизнью, хотя люди еще часто поступают, следуя своим эмоциональным чувствам и особенностям характера. Интеллект есть та самая душевная способность, которая в наибольшей мере эмансипировалась от элементарно-человеческого, — от того, что человек несет в себе как свое более глубокое душевное существо. Осознание этой эмансипации интеллектуального приходит тогда, когда говорят о холодном рассудке, в который люди облекают свой эгоизм, в котором люди выражают свое безучастие, свое безразличие к другим людям, зачастую даже к близким. Холодным рассудком обозначается преследование всех тех целей, которые не восходят к идеалам души, но проистекают из утилитарности, предписывающей людям их жизненные пути. В этих фактах выражается ощущение того, что рассудочное, интеллектуальное, рационалистическое эмансипировалось от человечного в человеке. И кто вполне прозревает, в какой высокой степени интеллектуализированы нынешние души, тот понимает также, каким образом в каждом конкретном случае карма будет вносить именно в нынешние души то, что было усвоено этими душами в прошлые времена также и от высокой спиритуальности. Подумайте, например, о следующем. Возьмем в самом общем виде, — в прошлый раз я показывал вам это на частном примере, а теперь возьмем в самом общем виде такую душу, которая в столетиях, предшествовавших Мистерии Голгофы, и в столетиях, последовавших за Мистерией Голгофы, жила таким образом, что духовный мир был для нее само собой разумеющейся реальностью, что она на основании ее собственных опытов могла говорить о духовном мире как о мире, столь же реальном, как цвета, тепло или холод для мира внешних чувств. Все это заложено внутри души. Все это в периоды между смертью и новым рождением находится во взаимоотношениях с духовными мирами высших иерархий. Многообразное содержание вырабатывается тогда в этой душе. Но вот такая душа в силу других кармических взаимосвязей должна снова воплотиться в теле, полностью предназначенном для интеллектуализма, которое в условиях современной цивилизации способно воспринимать одни только ходячие понятия, относящиеся, собственно, лишь к миру внешних чувств. Тогда возможно лишь следующее: для этой инкарнации то, что касается спиритуальности, отступает в подсознание, а в интеллекте, который развивает такая личность, может, пожалуй, присутствовать известный идеализм, тяга ко всевозможным идеям красоты, добра, истины; однако дело не доходит до того, чтобы те вещи, которые заложены в душе, поднялись из подсознания в обыкновенное сознание. Ныне существует много таких душ. И для того, кто в состоянии созерцать спиритуальное, — для него вид некоторых человеческих лиц вступает в противоречие с тем, что проявляется в жизни данных людей. Наружность гласит: «Тут, в глубине души, есть много спиритуальности». Но как только данный человек начинает говорить, в его речи не чувствуешь никакой спиритуальности. Поэтому, собственно, никогда еще в столь высокой степени, как именно теперь, лица людей не противоречили бы тому, что человек говорит. Кто хочет понять, что необходимы сила и энергия, упорство и священное воодушевление для того, чтобы то, что уже принадлежит к нынешней эпохе, — а именно, интеллектуализм, — преобразовать в спиритуальность, — чтобы мысли, идеи возносились в духовный мир и чтобы при помощи идей можно было найти путь как ввысь, к духу, так и к духовному в природе, — кто хочет это понять, должен уяснить себе, что именно интеллектуализм составляет самое сильное, какое только можно помыслить, препятствие для обнаружения спиритуального, находящегося в человеческой душе. И только тогда, когда это будет принято во внимание, человек, являющийся антропософом, обретает внутренний энтузиазм к тому, чтобы воспринимать идеи антропософии, которые ведь должны считаться с интеллектуализмом эпохи и которые должны, так сказать, принять облик современного интеллектуализма. Но такой человек должен проникнуться тем, что им избраны ведь не относящиеся к миру внешних чувств идеи антропософии для того, чтобы постигнуть то, к чему эти идеи на самом деле относятся, а именно — духовное. Само погружение в идеи антропософии может самым надежным образом вести нынешнего человека, если только он этого хочет, ввысь — в спиритуальное. Последний тезис, мои дорогие друзья, мог быть впервые высказан, пожалуй, только в последние два-три десятилетия. Прежде это было еще невозможно. Ибо прежде, несмотря на то, что власти Михаила было положено начало уже в конце 70-х годов XIX столетия, дело обстояло так, что идеи, которые время приносило людям, — даже идеалистам, — были так сильно ориентированы на мир внешних чувств, что в 70-х, 80-х и 90-х годах подняться от интеллектуализма к спиритуальности было возможно только в исключительных случаях. Действие этого факта я хотел бы сегодня показать вам на одном примере. Я хотел бы показать, что в ту эпоху, когда по тем причинам, которые я изложил именно в этом цикле лекций для членов Общества, должна была выступить антропософия как воззрение, проистекающее из спиритуального, — чрезвычайно сильно действовало то обстоятельство, что спиритуальность прошлого, которая вступала в человеческие души, с неотвратимостью была оттеснена назад. Да, в конце прошлого столетия она, не имея возможности проявиться, должна была отступить назад перед интеллектуализмом. Поймите правильно, что я подразумеваю под этим. Возьмем, к примеру, какую-либо личность, которая жила во второй половине XIX столетия и которая имела в себе сильную спиритуальность, вынесенную из более ранней инкарнации: она вживается в современное образование, — в тогдашнее современное образование, — которое является насквозь интеллектуалистическим. Однако в той личности, которую я имею в виду, последующее действие былой спиритуальности является еще настолько сильным, что она хочет это выразить, — верно выразить. Но интеллектуализм этого не допускает. Эта личность получила интеллектуальное воспитание; эта личность живет в определенной общественной среде, у нее есть определенная профессия, — и повсюду интеллектуализм; в этот интеллектуализм не может вступить то, что она несет в своей душе. Об этой личности можно сказать: она словно призвана к антропософии. Но такой человек не может стать антропософом, хотя если бы он смог внести в интеллект именно то, что приобретено из спиритуальности более ранней инкарнации, так это стало бы антропософией. Но это у него не может стать антропософией; оно отступает назад вследствие своего рода шока, полученного от интеллектуализма. И самое большее, что может сделать подобная личность, это — обходиться повсюду с интеллектуализмом как с чем-то таким, к чему она не хочет приблизиться, чтобы то, что есть в ее душе, могло выступить в какой-либо последующей инкарнации. Теперь же это, естественно, выступить не может, ибо не соответствует наступившей эпохе. Такая личность может даже показаться косноязычной; но в отношении нее надо учитывать, что она повсюду судорожно отступает перед интеллектуализмом эпохи, чтобы не оказаться им затронутой. Для пояснения этого я хотел бы привести пример. Я хотел бы прежде всего напомнить об одной личности древности, которая здесь часто упоминалась в связи с самыми разными вещами. Это — Платон, философ V и IV дохристианских веков, — душа, которая предвосхитила многое из того, о чем затем на протяжении столетий размышляло человечество. Ведь когда я указывал на великое духовное содержание школы Шартра, я указал на то, что дух Платона с давних пор жил в развитии христианства и что он нашел свое выражение в этих великих учителях школы Шартра именно так, как это могло быть тогда. Здесь надо понять следующее: дух Платона был обращен прежде всего к миру идей. Однако, мои дорогие друзья, нельзя представлять себе, что идея у Платона была таким же абстрактным чудищем, что и наши нынешние идеи, какие мы имеем, когда превозносим обыкновенное сознание. Для Платона идея была чем-то вроде персидских Амшаспандов, которые при Аура Маздао выполняли роль действующих гениев; для Платона идеи были действующими гениями, постижимыми только для имагинативного ясновидения, то есть они были сущностными. Но только он описывал их уже больше не с той жизненностью, с какой изображались такие вещи в более ранние времена. Он описывал их, так сказать, в качестве теней духовных существ. Абстрактные мысли также возникают вследствие того, что идеи воспринимаются людьми все более и более тенеподобными. Но Платон в дальнейшем ходе своей жизни углубляет свое учение, и в его мир идей изливается почти вся мудрость тогдашнего времени. Если взять его более поздние диалоги, тогда у Платона найдешь астрологически-астрономическое, космологическое, достойное изумления психологическое, этнографически-историческое содержание — причем все спиритуальное утончено до призрачности идеи. Но все это у Платона исполнено жизни. И прежде всего, у Платона живым является ясновидческое прозрение: идеи суть основы всего того, что существует в мире внешних чувств. Повсюду, куда мы ни взглянем в мире внешних чувств и что мы ни увидим, — все суть внешнее выражение, внешнее проявление идей. При этом в мировоззрение Платона вступает еще другой элемент, который стал известен окружающему миру в виде ходячего выражения, которое стало предметом большого непонимания, а также и злоупотребления, — выражения «платоническая любовь». Одухотворенная любовь, которая максимально отбросила от себя то, что зачастую еще примешивается к любви от эгоизма, — одухотворенная самоотдача миру, жизни, человеку, Богу, идее — этой есть ведь то, что пронизывает жизневоззрение Платона. И это настроение в определенные эпохи отступает назад, но потом всегда снова расцветает. Ибо платонизм опять становится востребованным и опять образует возвышенное содержание, к которому стремятся люди; платонизм образовал также основу того, чему учили в школе Шартра. Нередко в Платоне видели своего рода предшественника христианства. Однако думать, что Платон был предшественником христианства, — это значит неправильно понимать христианство. Ибо христианство — это не учение, но жизненное течение, связанное с Мистерией Голгофы; и о настоящем христианстве можно говорить только после Мистерии Голгофы. Но можно утверждать, что и прежде были христиане — в том смысле, что они до Мистерии Голгофы то Существо, которое потом, внутри земной жизни человечества, было опознано в качестве Христа, почитали как Солнечное Существо, — прозревали Христа в этом Солнечном Существе. Если хотят говорить о предшественниках христианства в этом смысле, тогда надо говорить и о многих учениках мистерий как о таких предшественниках; тогда и о Платоне можно говорить как об одном из предшественников христианства. Но, конечно, все это надо верно понимать. Некоторое время тому назад я здесь уже говорил, что при жизни Платона под его влиянием подрастал (я упоминал об этом уже более десятилетия тому назад) один художник, который, хотя и не состоял в философской школе Платона, но исходил, если и не из философии Платона, то из ее духа; после того, как он прошел через другие инкарнации, он снова родился уже как Гёте, и кармически то, что пришло к нему из прошлых инкарнаций, и в особенности из Платонова течения, будучи переработано в сфере Юпитера, стало тем видом мудрости, которая пронизывает у Гёте все. Итак, мы можем направить свой взор на возвышенное отношение Платона к этому, правда, не его непосредственному ученику, но его последователю; ибо в греческую эпоху он был, как сказано, не философом, а художником. Но взор Платона упал на него и заметил то поразительно многообещающее, что было в этом юноше. Так вот, Платону было тяжело в последующие времена пронести через сверхчувственный мир то, что он носил в своей душе во время своей инкарнации в качестве Платона. Это давалось ему очень тяжело. Ибо хотя платонизм и вспыхивал в разных точках Земли, но когда Платон из вышнего мира взирал на то, что развивалось дальше как платонизм, это всегда становилось для него страшным препятствием в его сверхчувственной душевной и духовной жизни. Дело обстоит не так, как если бы по этой причине хотелось осуждать или критиковать то, что жило дальше как платонизм. Само собой разумеется, душа Платона в последующие эпохи все более и более отчужденно переживала этап за этапом то, что как раз в ней самой было заложено. Но именно Платону, который был ведь еще связан с мистериями древности и чье учение об идеях имело в себе своего рода персидскую основу, — именно Платону, когда в сверхчувственном мире закончилось время, положенное ему до вступления в новую инкарнацию (а у него это было даже изрядно долгое время), было тяжело вступить в христианскую культуру, в которую он, однако, должен был вступить. Так что можно сказать: несмотря на то, что в определенном смысле Платон все же может быть назван одним из предшественников христианства, вся душевная установка Платона была такой, что ему стало чрезвычайно трудно, когда он созрел для нового нисхождения на Землю, найти подходящее тело и внести в него свое обретенное в прошлом достояние таким образом, чтобы теперь оно могло появиться с христианским оттенком, с христианской нюансировкой. И кроме того, Платон был насквозь греком со всем тем восточным вкладом, который имели греки и которого вовсе не имели римляне. Платон в известном смысле был такой душой, которая поднимала философию в царство высокой поэзии, а потому философские диалоги Платона являются произведениями искусства. В них повсюду присутствует душа, и они повсюду проникнуты «платонической любовью», которую надо понимать в ее истинном смысле и которая вместе с тем явственно выдает свое восточное происхождение. Платон является греком. Единственная цивилизация, в среде которой он мог воплотиться, когда созрел для новой инкарнации и, так сказать, состарился для сверхчувственного мира, — эта цивилизация была римской и христианской. Я хотел бы сказать, если смею употребить тривиальное выражение: «Ему настала пора». Тут он должен был собрать все свои силы, чтобы преодолеть сопротивление. Ибо в существе Платона было заложено отвращение к римской прозаической трезвости, к римскому праву, — собственно, ко всему римскому. В самом существе Платона заключалось также определенное препятствие к принятию христианства, ибо сам он ведь являл собой в известном смысле вершину дохристианского мировоззрения; также и во внешних обстоятельствах обнаруживалось то, что собственное существо Платона не могло с легкостью погрузиться в христианство. Ибо что тогда в мире внешних чувств проникало вглубь христианства? — неоплатонизм. Однако это было нечто совсем иное, чем настоящий платонизм. Образовался некий вид платонизирующего гнозиса, но тем не менее не существовало возможности перевести непосредственное существо Платона в христианство. Трудность для Платона была в том, как же ему теперь вступить в мир внешних чувств, обладая тем порывом, который несло в себе его существо и который вновь должен был дать плоды. И ему пришлось обуздать свой порыв. И вот таким образом он воплотился в X столетии Средневековья как монахиня Гросвита — та позабытая, но грандиозная личность X столетия, которая восприняла христианство в действительно платоновском смысле и которая, в сущности, внесла поразительно много от платонизма в существо Центральной Европы. Живя в монастыре Гандерсгейм (Брауншвейг), она внесла поразительно много от платонизма в существо Центральной Европы. Сделать это могла, в сущности, тогда только женщина. Существо Платона не смогло бы принять в то время христианство, если бы оно не появилось в женском обличьи. Но ему пришлось усвоить (практически принудительным образом) и римское начало, которым было тогда проникнуто все образование, так как все преподавание велось на латинском языке. Мы видим, как эта монахиня развивается в замечательную личность, которая пишет латинские драмы в стиле римского поэта Теренция, — драмы, которые действительно являются необычайно значительными. |
Первая лекция дорнах, 10 октября 1915 г Проведение анализа штатного расписания по всем группам персонала для определения | Первая лекция дорнах, 19 октября 1922 г Утвердить прилагаемую федеральную целевую программу «Культура России (2012 2018 годы)» (далее Программа) | ||
Первая лекция дорнах, 17 февраля 1923 год Губарева Л. И., Мизирева О. М., Чурилова Т. М., Практикум по экологии человека (учебное пособие) / Под ред. Л. И. Губаревой. – М.:... | Первая лекция дорнах, 4 ноября 1916г ... | ||
Лекция первая дорнах, 29 ноября 1918 г Джеральд Р. Уикс, Лучиано Л'Абат. Психотехника парадокса. Практическое руководство по использованию парадоксов в психотерапии. Методические... | Первый доклад дорнах, 25 июня 1924 года Охватывает разнообразные виды творческой деятельности, которые выделены в три основных направления: декоративно-прикладное, художественно-эстетическое... | ||
Дорнах, 20 июня 1924 Издаваемый впервые настоящий курс лекций (или бесед, как называл их сам автор) был прочитан в 1986/1987 учебном году в Тбилисском... | Первая лекция Лейпциг, 2 сентября 1908 года Учебно-методический комплекс по учебной дисциплине «История отечественного государства и права» для специальности 030503 (51) – 0201... | ||
Первая лекция 16 февраля 1924 года Приуральский район, решением Районной Думы муниципального образования Приуральский район от 18 апреля 2013 года №17 «О структуре... | Первый доклад Дорнах, 8 сентября 1924года Рабочая программа составлена на основании гос впо специальности 03060062 – журналистика (квалификация журналист) | ||
Лекция первая 30 сентября 1916 года (После постановки сцены в кабинете... Написание и защита дипломного проекта является заключительным этапом подготовки студента по специальности «Менеджмент организации».... | Первый доклад Дорнах 27 сентября 1920 г Рабочая учебная программа дисциплины «Философия» подготовлена в соответствии с Федеральным государственным образовательным стандартом... | ||
Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Одно, максимум, два: в первый раз, когда шел в первый класс да, возможно, первая лекция в родной альма-матер. Вот, пожалуй и все.... | Восемнадцать лекций, прочитанных для священников в Дорнахе с 5 по... Среди курсов (1)*, проведенных в Гётеануме между 4 и 23 сентября, был также курс для священников Общины христиан. Он был в самом... | ||
Лекция №1 Первая двухпартийная связка: федералисты-антифедералисты (республиканцы), 1789-1825 | Лекция I и проблема языка и сознания лекция II 31 слово и его семантическое... Монография представляет собой изложение курса лекций, про* читанных автором на факультете психологии Московского государственного... |