Скачать 1.73 Mb.
|
ВТОРАЯ ЛЕКЦИЯ Дорнах, 7 сентября 1924 г. Дорогие друзья, позавчера я говорил о том, что теоретические рассуждения о карме и повторных земных жизнях остаются чем-то безжизненным, если соответствующее рассмотрение не приводит также к действительному пониманию практической жизни, то есть к рассмотрению этой жизни в смысле кармы и повторных земных жизней. Однако к такому рассмотрению, какое подразумевается здесь, надо приступать с величайшей серьезностью. Ибо уже можно сказать следующее: искушение, которому поддается человек, создающий для себя идеи о всевозможных кармических взаимоотношениях и о всяческих вещах, связанных с повторными земными жизнями, — это искушение очень велико, и источник иллюзий в этой области чрезвычайно большой. Ведь исследования в этих направлениях можно в действительности предпринимать только тогда, когда духовный мир в определенном смысле становится открытым для такого исследователя, благодаря достигнутому им душевному развитию. Впрочем, также требуется, чтобы слушатели, внимающие сообщениям о таких исследованиях, для убежденности в истинности сообщаемого опирались на все то, что так или иначе обнаруживается в ходе подобного исследования. Собственно, дело не просто в доверни тому, кто без обиняков начинает говорить о повторных земных жизнях, а в том, что извлеченное из подобных оккультных глубин должно быть подкреплено тем, достоверным, что уже изначально имеется в наличии. И вот я думаю, что в течение 23-24-х лет развития антропософии было получено достаточно оккультного материала, чтобы теперь можно было представить результаты и этого рискованного исследования о карме и повторных земных жизнях перед теми слушателями, которые обрели доверие к сообщаемому благодаря знанию других областей жизни духа, развернутых перед нами в ходе времени. Впрочем, здесь присутствуют многие, состоящие членами нашего Общества лишь со сравнительно недавнего времени. Одно это означало бы невозможность развития Общества, если бы для его новых членов нам приходилось бы, так сказать, начинать с самого начала. С другой стороны, мы испытываем большую радость и удовлетворение по той причине, что на этих содержательно насыщенных лекциях здесь также появилось большое число старейших друзей-антропософов, переживших вместе с нами почти все антропософское развитие. Ведь в ходе времени должны быть созданы возможности для того, чтобы в Антропософском обществе его недавние члены подводились старейшими именно к тому, что должно культивироваться в ходе развития Антропософского общества. Я говорю это потому, что те рассмотрения, которые станут исходным пунктом для содержания ближайших лекций, содержат в себе нечто такое, что может показаться поистине рискованным. Но, мои дорогие друзья, человеческая жизнь впервые выступает в верном освещении лишь тогда, когда она рассматривается, сообразно истине, как проходящая через повторные земные существования. Однако серьезное, ответственное исследование в этой области дается вовсе нелегко, ибо его результаты, собственно, противоречат определенным образом тем представлениям, которые обычно создают себе об этом люди. Ведь когда кто-либо рассматривает человеческую жизнь с ее кармическим содержанием, то его прежде всего поражают удары судьбы, связанные или с профессией человека, или с его призванием, социальным положением и т. п. В отношении содержания земной жизни человека нетрудно обнаружить, что оно связано с теми свойствами данного человека, которые могут внешне и не выступать, но вместе с тем указывают на глубины его душевного существа. Заглядывая же в те недра, в которых можно узреть повторные земные жизни, необходимо отвлечься от многого из того, что внешне накладывает свою печать на судьбу человека в его земной жизни. Так что не следует думать, что для кармы, проходящей через различные земные жизни человека, имеет большое значение его внешняя профессия или его внутреннее призвание. Представьте себе только, насколько поверхностно связана с кармическим достоянием человека его внешняя профессия, скажем, профессия служащего и т. п. Для собственно кармических закономерностей судьбы то, что характерно для такой внешней профессии, не имеет никакого значения. Так же обстоит дело и с внутренним призванием. Как легко поддаться искушению думать о музыканте, что он в одной из его предыдущих земных жизней уже был музыкантом или, по крайней мере, художником! Однако это бывает только в редчайших случаях. Ибо, как устанавливает действительное исследование, длительно действующая карма, длящиеся взаимосвязи судьбы преимущественно погружены внутрь человеческой души и мало затрагиваются внешней профессией и внутренним призванием человека: они больше связаны с внутренними душевными способностями и разного рода душевным сопротивлением, то есть связаны с моральными взаимоотношениями, которые в конце концов могут давать о себе знать в каждой внешней профессии и в любом внутреннем призвании. Но потому-то при исследовании кармы, исследовании взаимосвязей судьбы, необходимо обращать внимание на такие обстоятельства в жизни человека, которые кажутся подчас второстепенными. Я снова напомню об одном факте, который мне встретился в жизни. Я должен был исследовать кармические взаимоотношения одного человека*(*О каких взаимоотношениях идет речь, до сих пор установить не удалось.), который отличался в жизни некоторыми особенностями; он имел свою задачу в жизни, у него была своя профессия. Однако, направляя интуитивный взор на профессиональную деятельность этого человека и на то, что он делал, например, из своего дружелюбного отношения к людям, я не получал никаких указаний на его прошлые земные жизни. Казалось, что все это не могло не быть связанным с его прошлыми земными жизнями,— однако для ясновидческого взора не обнаруживалось никакого указания на это. Путем ясновидения, направленного на эти факты его профессии и дружелюбного отношения к людям, не удавалось проникнуть в прошлые земные жизни этого человека. Наоборот, в отношении этой личности кое-что удалось получить курьезным образом — благодаря одной ее второстепенной житейской привычке. Этот человек был преподавателем; он читал лекции и, прежде чем начать говорить, совершенно автоматически вытаскивал носовой платок, чтобы высморкаться. Я часто слушал его лекции и всегда наблюдал, что прежде чем начать говорить, — последовательно излагать свой предмет, — он сперва вытаскивал носовой платок и сморкался. И делал он это не во время беседы, а именно тогда, когда должен был последовательно излагать свой предмет. Это создавало определенный образ, который предоставлял возможность заглянуть в прошлую земную жизнь этого человека. Я привожу этот пример как особенно гротескный. Подобные примеры не всегда столь гротескны, но надо обладать способностью вникнуть в человека, охватив его в целом, если вообще хочешь действительно и достоверно узреть его карму. Видите ли, когда человек имеет определенную профессию, то она для более глубокого взгляда есть нечто такое, что может быть приобретено посредством надлежащего воспитания и т. д. Но когда он не может не вытащить носовой платок и не высморкаться, прежде чем начать держать речь, это уже зависит от его внутренней конфигурации и гораздо более интимно связано с его существом. Впрочем, приведенный радикальный пример являет собой крайний случай. Эти вещи не всегда оказываются такими. Но я хотел бы с его помощью показать вам, что при исследовании кармы то, что находится на поверхности жизни человека, как правило, почти всегда бесполезно и надо вникать в интимные вещи, но при этом не в надуманные, а в те, которые открыто выступают в жизни. После этого введения я хотел бы теперь начать разговор о том, о чем собираюсь вам говорить, — разумеется, с необходимыми оговорками, а именно: каждый человек может верить или не верить тому, что я скажу, но хочу уверить вас в том, что вещи, которые я опишу, основываются на глубочайшей серьезности духовнонаучного исследования. Такие вещи не обнаруживаются, если к их исследованию приступают с установкой нынешних исследователей; исследования, касающиеся кармы, сами должны проистекать из кармы же. Я должен был упомянуть об этом в конце нового издания моей «Теософии»* (*См. «Отдельные замечания и добавления» (к 9-му изданию 1918 г.)., ибо среди многих странных требований, которые в ходе жизни были предъявлены мне, есть и предложения предстать перед сотрудниками некой психологической лаборатории, чтобы они могли исследовать, обоснованно ли то, что я сообщал о духовной науке. Это требование является столь же смехотворным, как если бы человек представил определенные математические выкладки и результаты, но вместо того, чтобы исследовать эти последние, пожелали бы исследовать в психологической лаборатории его самого с целью проверки, является ли он настоящим математиком или нет. Однако подобные смехотворные требования ныне серьезно выдвигаются в среде ученых. То, что из подобных опытов, само собой разумеется, не может получиться ничего, я отчетливо высказал в конце нового издания моей «Теософии», упомянув также о том, что все пути исследования какого-либо конкретного результата, добытого духовной наукой, сами должны быть подготовлены духовно-сверхчувственным способом. Однажды мне довелось встретиться с одним современным врачом, репутация и печатные труды которого мне были очень хорошо известны и которого я очень ценил. Я упоминаю здесь, в связи с данным случаем, об этих кармических деталях потому, что они привели к соответствующему исследованию. Это последнее отняло много времени и было закончено только в последние недели. Так что, будучи добросовестным человеком, я лишь теперь могу впервые говорить об этом. Я упоминаю обо всех этих деталях, чтобы вы могли узреть многое, — но, разумеется, не все, — из того, как взаимосвязаны эти вещи. Итак, я познакомился с этим современным врачом, и при моем знакомстве с ним присутствовала другая личность*(*Речь идет о дружившем с Карлом Людвигом Шлейхом враче Максе Аше, состоявшем членом немецкой секции Теософского общества. После смерти последнего в марте 1911 года Рудольф Штейнер помянул его на десятом общем собрании немецкой секции следующими словами: «Еще я должен упомянуть и третью личность, которая, быть может, для многих неожиданно быстро покинула физический мир; это наш дорогой друг, член нашей секции Общества, доктор Макс Аш. В своей весьма бурной жизни ему пришлось преодолеть много трудностей, которые препятствуют человеку приблизиться к чисто духовному движению. Но наконец он нашел к нам путь таким образом, что для него, врача, лучшим лекарством от страданий стало погружение в теософское чтение и размышление. Многократно он уверял меня, что врачу невозможно уверовать ни в какое лекарственное средство кроме того, что духовно приходит из теософских книг; что он чувствует, что теософское учение как бальзам изливается на его многострадальное тело. И поистине до самого смертного часа он погружался в теософию. После того как наш друг почил и его дочь написала мне, что хотела бы, чтобы я произнес несколько слов на его могиле, а я не смог исполнить этой просьбы, сослужить теософскому другу этой последней службы здесь,в этом мире, — это стало для меня тяжелым бременем. Только могу вас заверить, что те слова, которые мне надлежало сказать на его могиле, были в помыслах посланы ему в тот мир, в который он тогда вступил».. Эту другую личность я уже знал дольше и притом до мелочей; она постоянно производила на меня впечатление — не скажу глубины, но основательности. Впечатление основательности вызывалось тем, что эта личность необыкновенно охотно бывала с людьми, которые с широким размахом занимались несколько поверхностно понимаемым оккультизмом, и эта личность исключительно охотно рассказывала о том, как многие ее знакомые высказывались обо всем оккультном, а также обо всем том, к чему, исходя из оккультного, должны мол стремиться современные поэты как лирические, так и эпические вместе с драматургами. И эту личность окружала некая «моральная» аура. Я употребляю слово «моральная» для обозначения всего того, что связано с душевными свойствами, которыми правит воля. В присутствии этой личности, которой я наносил визит, я встретился с другой, которую уже знал по ее печатным трудам и врачебной деятельности и которую очень ценил. И то, что разыгралось тогда во время этого посещения, оставило во мне глубокое впечатление, побудившее меня духовно исследовать это. Тогда произошло нечто замечательное. Благодаря ясновидческому наблюдению встречи этих людей, а также благодаря тому впечатлению, которое производила на меня вторая упомянутая личность (я ведь ее давно уже знал по ее печатным трудам и врачебной деятельности и очень ценил, а здесь впервые ее увидел), — благодаря всему этому я смог исследовать жизненные и кармические взаимоотношения, правда, поначалу не этой личности, с которой я лишь недавно познакомился, но она словно излучала некий свет на ту, другую личность, с которой я был знаком уже давно. И оказалось, что эта другая личность жила, — правда, не в ее последней земной жизни, а в одной из более ранних, — в Древнем Египте; и примечательно то, что после смерти ее труп был мумифицирован. И вот очень скоро обнаружилось также и то, что эта мумия еще существует. Позднее я сам как-то ее увидел, но гораздо позднее. Это было исходным пунктом. После того как это кармическое исследование было стимулировано той личностью, с которой я был уже давно знаком, эта последняя стала в свою очередь излучать некий свет, а потому открылась возможность исследовать кармические взаимоотношения также и моего нового знакомого. И тогда обнаружилось следующее. Если в иных случаях очень легко от теперешней земной жизни человека ясновидчески обратиться назад к его предыдущей земной жизни, то здесь интуитивное познание уводило далеко в прошлое, в Древний Египет, и перед духовным взором возникали две личности. Во-первых, это личность некоего высокопоставленного египтянина, который обладал высокой степенью древнеегипетского посвящения, — однако как посвященный он впал в некоторое декадентство, стал не слишком серьезно относиться к посвящению и даже начал трактовать это посвящение в несколько насмешливой манере. Этот высокопоставленный египтянин имел служителя, отличавшегося исключительной серьезностью; этот служитель, конечно, не был посвященным. Обязанностью их обоих было бальзамирование тел умерших, для чего им приходилось заботиться о получении нужных снадобий из дальних стран. Так вот, искусство мумификации именно в Египте отличалось чрезвычайной сложностью и требовало глубоких познаний о человеческом существе, о человеческом теле. Но кроме того, от тех, кто надлежащим образом производил бальзамирование тел, требовались также глубокие познания о человеческой душе. Упомянутый высокопоставленный египтянин, который, собственно, получил посвящение ради дела бальзамирования мумий, постепенно впал в несколько фривольное отношение к своей профессии. Дошло до того, что те самые вещи, которые были восприняты им через определенное посвящение, постепенно, говоря на мистериальном языке, были выданы им его служителю. И этот последний стал лучше понимать мистериальные тайны, чем его руководитель — посвященный. Вот так упомянутый служитель стал самостоятельным бальзамировщиком мумий, в то время как другой уже больше не надзирал за ним. Тем не менее все, что было связано с высоким социальным положением и почтением, оказываемым главному бальзамировщику, он оставил за собой. Это постепенно привело к тому, что он перестал пользоваться прежним высоким уважением и оказался вовлеченным в ряд житейских конфликтов. А его служитель постепенно дорос до очень серьезного понимания жизни; он получил своего рода посвящение, которое, впрочем, вовсе не было действительным посвящением, но жило в нем инстинктивно. И вот таким образом при участии этих двух людей был забальзамирован в Древнем Египте целый ряд мумий. Время шло. Оба эти человека прошли через врата смерти, испытали те переживания, о которых я буду говорить в следующий раз и которые связаны с развитием кармы, а затем оба снова вступили в земную жизнь во времена образования Римской империи, приблизительно во время правления императора Августа*(*Правление Августа: 63 г. до н.э. —14 г. н.э.). Как было сказано, это мое исследование является добросовестным и столь же точным, каким может быть какое-либо физическое или химическое исследование. Я не стал бы говорить об этих вещах, если бы как раз в последние недели не открылась возможность говорить о них столь конкретным образом. И вот мы находим, что тот высокопоставленный египтянин, который постепенно сделался, собственно, фривольным посвященным, после прохождения им врат смерти и нового рождения пережил чрезвычайно горькое земное испытание со всеми его последствиями. Мы находим, что он родился как дочь Августа - Юлия*(39 до н.э.-14 н.э.); она стала женой пасынка Августа Тиберия и вела жизнь, которая ей самой, естественно, представлялась оправданной, но тогдашнее римское общество считало ее аморальной, в результате чего Юлия была осуждена на изгнание. Другой же египтянин, служитель первого, хотя и не получивший посвящения, но проникший отчасти в его тайны, воплотился тогда же как римский историк Тит Ливии. Интересно то, как Тит Ливии стал писателем-историком. В древнеегипетское время он забальзамировал значительное число тел. Души, которые жили в этих телах, потом зачастую воплощались в Древнем Риме; в частности, среди них были семь римских цезарей (ибо эти семь римских царей действительно существовали). Мы возвращаемся в очень древние египетские времена, когда мы идем туда, где эти двое — высокопоставленный египтянин и его служитель — были воплощены. В силу известного закона, души тех людей, тела которых после смерти подвергались мумификации, сравнительно скоро вновь призываются к воплощению на Земле. Но кармическая связь упомянутого служителя главного бальзамировщика с теми душами, тела которых он забальзамировал, оказалась настолько интимной, что он должен был написать именно о них (разумеется, он должен был включить в написанную им историю также и других людей, тела которых не были мумифицированы им самим). Итак, он должен был написать историю прежде всего тех людей, тела которых были им забальзамированы в Древнем Египте. Так Тит Ливии стал писателем-историком. Я хотел бы, чтобы вы по возможности взяли римскую историю Тита Ливия и дали воздействовать на себя стилю его изложения, зная уже о тех кармических взаимосвязях, на которые я вам указал. И вы увидите, что примечательная человеческая проницательность и вместе с тем склонность к мифу, пронизывающие стиль изложения Тита Ливия, могли быть приобретены им на основе его оккультных познаний как бальзамировщика о существе человека. На такие связи впервые наталкиваются, когда предпринимают такие исследования. Но тогда свет проливается на некие другие вещи. Трудно представить себе происхождение стиля Тита Ливия, этого поразительного стиля, которым Тит Ливии как историк как бы «бальзамирует людей», которых описывает, — ибо он таков, в конечном счете, этот стиль, — трудно найти источник этого стиля. Но он становится ясным, если учитываешь описанные кармические взаимоотношения. Итак, вы видите эти две индивидуальности из Древнего Египта воплотившимися как Юлия и Тит Ливии. Как Юлия и Тит Ливии они снова проходят через врата смерти. Одной из этих душ довелось пережить многое: быть в Древнем Египте довольно сильным посвященным, но впавшим в исказившую его жизнь фривольность; испытать горечь последующего действия всего этого в жизни между смертью и новым рождением; затем в качестве Юлии испытать ее своеобразную жизненную судьбу (почитайте о ней!); потом пережить все то, что последовало за этим во время между смертью и новым рождением, — сильную антипатию против инкарнации Юлии; и эта антипатия примечательным образом получила универсальный характер. Посредством интуитивного познания можно найти эту индивидуальность в той ее жизни между смертью и новым рождением и внять, как она словно кричит: «Ах, если бы я никогда не стала женщиной! Ибо к этому женскому существованию привело меня то, что я некогда совершила в древнем Египте!» Можно дальше проследить судьбы этих двух индивидуальностей. Наступает Средневековье, и мы находим в его середине Тита Ливия как веселого поэта-песенника. Можно Удивиться тому, что находишь его там именно таким, ибо внешние профессии вовсе не взаимосвязаны, не передаются из воплощения в воплощение. Но можно пережить величайшее изумление, наблюдая за следующими друг за другом земными жизнями людей. И вот мы снова находим римского писателя-историка Тита Ливия, — с его стилем изложения, образовавшимся из познаний о существе человека, которые были обретены им при мумификации, — находим его в средневековом воплощении как поэта, занятого дальнейшей разработкой этого стиля, который отличался большой легкостью и теперь был словно возвышен до лирической легкости. Мы находим Тита Ливия в качестве Вальтера фон дер Фогельвейде*(*Ок. 1170 - ок. 1230.). Вальтер фон дер Фогельвейде, который проживал в Тироле, имел нескольких покровителей, и один из них был замечательным человеком. Этот человек был «на ты» со всевозможными алхимиками, которые тогда в Тироле насчитывались дюжинами; он был владельцем замка, но всегда вращался среди всякого рода алхимических фигляров (если употребить выражение из современного актерского языка), однако при этом чрезвычайно много испытал и многому научился. Между тем, шатаясь среди алхимических фигляров, он стал интенсивно исследовать все оккультное (как позднее это произошло подобным же образом с Парацельсом). Он достиг весьма высокой способности оккультного восприятия и постижения и благодаря этому отыскал в Тироле нечто такое, о чем, собственно, было известно тогда уже только из преданий, — некую горную крепость в скалах, которая тогда не могла быть открыта никем другим. Ибо эта крепость — крепость короля гномов по имени Лаврин — была создана в скалах внутри пещеры. И демоническая природа владений короля гномов Лаврина произвела на упомянутую личность чрезвычайно сильное впечатление. Так что в ее душе соединились замечательные вещи: посвящение, низведенное до фривольности; озлобленность на женскую долю, вынудившую эту индивидуальность пребывать в римской безнравственной среде и вместе с тем претерпеть изгнание в силу римского лицемерия относительно нравственности; непосредственное, хотя и внешнее познание алхимических тайн, расширенное затем до свободного восприятия и постижение природных демонов и вообще духовного во всех царствах природы. И оба они — Вальтер фон дер Фогельвейде (если этого нет в его биографии, то все же это имело место) и этот человек — довольно часто бывали вместе. Вальтер фон дер Фогельвейде испытал сильное влияние со стороны этого человека. Вы видите, как мы проследили здесь, так сказать, кармический закон в действии: две индивидуальности снова и снова воплощаются в одно и то же время, испытывая постоянное тяготение друг к другу, взаимно дополняя друг друга, изживая и выравнивая себя в своих противоположностях. Они все снова и снова одновременно призываются к воплощению на Земле. Интересно заметить, что своеобразие лирического стиля Вальтера складывается из того, что, с одной стороны, он как бы испытывает глубокое отвращение к своей прошлой профессии бальзамировщика трупов; но хотя он теперь и обращается к той стороне жизни, которая связана с радостным мироощущением, все же к этому примешивается некоторый оттенок пессимизма. Почувствуйте особенности стиля Вальтера фон дер Фогельвейде, и вы ощутите внутри этого стиля две предыдущие земные жизни поэта. Почувствуйте беспокойную жизнь Вальтера фон дер Фогельвейде. Ее неблагополучие является напоминанием о том роде жизни, которая бывает у человека, столь долго имевшего дело с мертвецами и перегрузившего свою душу их многочисленными судьбами, как это имело место в случае бальзамировщика мумий. А в дальнейшем... Видите ли, дальнейшее прослеживание этой кармической цепи привело меня опять в ту же самую комнату, — но на этот раз только интуитивно, в духе, — где в присутствии одного моего давнего знакомого (которого я также знал как египетскую мумию, — мумию, забальзамированную другим присутствующим) я нашел ту душу, которая, пройдя через жизни древнеегипетского служителя при бальзамировщике трупов, Тита Ливия, Вальтера фон дер Фогельвейде, была теперь воплощена в современном враче Людвиге Шлейхе*(*Людвиг Шлейх, 1859- 1922.). Вот таким поразительным образом открываются кармические взаимосвязи в жизни людей. Кто вообще может понять посредством обыкновенного сознания земную жизнь человека?! Она может быть постигнута лишь тогда, когда знаешь, что, собственно, есть на дне той или иной души. Теоретически многие знают о том, что переживания прошлых, следующих друг за другом земных жизней откладываются на дне человеческой души. Но реальным, конкретным знанием это становится впервые лишь тогда, когда действительно ясновидчески созерцаешь это в конкретном случае. Ясновидческий взор вновь покидает эту комнату, ибо другая личность, с которой я был давно знаком (и которая в Древнем Египте была мумифицирована именно упомянутым служителем-бальзамировщиком), не оставила после себя сколько-нибудь значительных следов. Но тотчас же открылся дальнейший путь высокопоставленного египтянина, бальзамировавшего трупы, Юлии, открывателя волшебного замка Лаврина, а теперь — Августа Стриндберга*(*Август Стриндберг, (1849- 1912).). И вот я попрошу вас рассмотреть всю жизнь и литературное творчество Августа Стриндберга в том контексте, о котором я говорил. Взгляните на своеобразное женоненавистничество Стриндберга, которое, собственно, вовсе не является таковым, ибо оно проистекает из совсем иных подоснов. Проследите все то демоническое, что проходит через творения Стриндберга. Заметьте пристрастие Стриндберга к всевозможным оккультным искусствам и кунстштюкам, — окиньте взором, наконец, авантюрную жизнь Августа Стриндберга! И тогда вы обнаружите, как отчетливо выступает эта жизнь на изображенном мною фоне. И почитайте затем в воспоминаниях Людвига Шлейха**(**«Благоразумное прошлое (жизненные воспоминания)».) (Берлин, 1922) о его отношениях с Августом Стриндбергом, например: «Это было в начале 90-х годов, когда в один прекрасный день мой коллега доктор Аш вошел с каким-то незнакомцем в мой рабочий кабинет: «Вот, я привел Вам Стриндберга» (стр. 176)и вы опять увидите, как это изживается на фоне прошлых земных жизней! Но из мемуаров Людвига Шлейха может пролиться еще некий свет, совсем особенный свет, я сказал бы даже — приводящий в замешательство свет. Личность, у которой я встретил Шлейха и о которой мною было сказано, что она была мумифицирована самим Шлейхом в его древнеегипетской жизни, оказывается тем человеком, о котором Шлейх рассказывает, что он привел к нему Стриндберга. Оба они в древнем Египте работали вместе над ее трупом при мумификации; и эта душа, которая была в том теле, опять свела их вместе. Таким образом, то, что сперва обсуждается теоретически относительно повторных земных жизней и кармы, потом становится конкретным. И лишь тогда то, что предстает в земной жизни, впервые становится доступным прозрению, пониманию. Так что та или иная конкретная земная жизнь остается совсем непостижимой, если она не может быть ясновидчески рассмотрена на фоне более ранних земных жизней. Мои дорогие друзья! Когда я обсуждаю такие вещи, то у меня возникает некоторое ощущение. Эти вещи, которые стало возможным обсуждать после нашего Рождественского собрания, — эти вещи, если хотят увидеть их в верном свете, требуют от слушателей истинной серьезности — серьезного настроения и серьезного пребывания внутри антропософского движения, ибо эти вещи очень легко могут привести к всевозможным фривольностям. Однако эти вещи должны быть изложены, так как ныне необходимо, чтобы Антропософское общество строилось на фундаменте серьезности и сознательно относилось к своей задаче внутри современной цивилизации. Поэтому после того, как я таким образом заложил основание, я хотел бы в следующей лекции, которая должна состояться в среду в половине девятого, говорить о карме Антропософского общества, чтобы затем в последующих лекциях, которые еще будут объявлены, перейти к тому, чем могут стать такие кармические рассмотрения для человека, который хочет рассмотреть свою собственную жизнь сообразно ее более глубокому смыслу. |
Первая лекция дорнах, 10 октября 1915 г Проведение анализа штатного расписания по всем группам персонала для определения | Первая лекция дорнах, 19 октября 1922 г Утвердить прилагаемую федеральную целевую программу «Культура России (2012 2018 годы)» (далее Программа) | ||
Первая лекция дорнах, 17 февраля 1923 год Губарева Л. И., Мизирева О. М., Чурилова Т. М., Практикум по экологии человека (учебное пособие) / Под ред. Л. И. Губаревой. – М.:... | Первая лекция дорнах, 4 ноября 1916г ... | ||
Лекция первая дорнах, 29 ноября 1918 г Джеральд Р. Уикс, Лучиано Л'Абат. Психотехника парадокса. Практическое руководство по использованию парадоксов в психотерапии. Методические... | Первый доклад дорнах, 25 июня 1924 года Охватывает разнообразные виды творческой деятельности, которые выделены в три основных направления: декоративно-прикладное, художественно-эстетическое... | ||
Дорнах, 20 июня 1924 Издаваемый впервые настоящий курс лекций (или бесед, как называл их сам автор) был прочитан в 1986/1987 учебном году в Тбилисском... | Первая лекция Лейпциг, 2 сентября 1908 года Учебно-методический комплекс по учебной дисциплине «История отечественного государства и права» для специальности 030503 (51) – 0201... | ||
Первая лекция 16 февраля 1924 года Приуральский район, решением Районной Думы муниципального образования Приуральский район от 18 апреля 2013 года №17 «О структуре... | Первый доклад Дорнах, 8 сентября 1924года Рабочая программа составлена на основании гос впо специальности 03060062 – журналистика (квалификация журналист) | ||
Лекция первая 30 сентября 1916 года (После постановки сцены в кабинете... Написание и защита дипломного проекта является заключительным этапом подготовки студента по специальности «Менеджмент организации».... | Первый доклад Дорнах 27 сентября 1920 г Рабочая учебная программа дисциплины «Философия» подготовлена в соответствии с Федеральным государственным образовательным стандартом... | ||
Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Одно, максимум, два: в первый раз, когда шел в первый класс да, возможно, первая лекция в родной альма-матер. Вот, пожалуй и все.... | Восемнадцать лекций, прочитанных для священников в Дорнахе с 5 по... Среди курсов (1)*, проведенных в Гётеануме между 4 и 23 сентября, был также курс для священников Общины христиан. Он был в самом... | ||
Лекция №1 Первая двухпартийная связка: федералисты-антифедералисты (республиканцы), 1789-1825 | Лекция I и проблема языка и сознания лекция II 31 слово и его семантическое... Монография представляет собой изложение курса лекций, про* читанных автором на факультете психологии Московского государственного... |