Скачать 1.73 Mb.
|
ТРЕТЬЯ ЛЕКЦИЯ Дорнах, 10 сентября 1924 г. Мои дорогие друзья! Наше понимание хода истории человечества и нашей собственной жизни будет верным лишь в незначительной степени, если мы будем их рассматривать только с внешней стороны, привлекая только то, что разыгрывается в нашей земной жизни между рождением и смертью. Невозможно узреть внутренние мотивы истории и жизни, если взор не направляется на то, что является духовной основой внешних физических событий. Когда излагают всемирную историю и описывают события, разыгрывающиеся в физическом мире, обычно охотно утверждают, что эта всемирная история показывает века и представляют их в качестве последствий событий первого десятилетия и так далее. Но это может привести только ко всевозможным иллюзиям! Это выглядит так, как если бы мы, наблюдая волнующееся море, стали рассматривать каждую вздымающуюся волну как следствие предыдущей, между тем как силы, вздымающие волны, действуют снизу. Так это и есть: причины того, что происходит в историческом становлении или в судьбе человека, скрыты в духовном мире, и только крайне незначительная часть их заключена во внешних событиях. Я хотел бы на нескольких примерах показать, как для изучения того, что лежит в основе происходящих событий, в эти события должны быть включены и духовные события. Современная эпоха в духовном отношении связана ведь с тем, что в духовной жизни называется правлением Михаила. Это правление Михаила опять-таки связано с тем, чего в глубочайшем смысле хочет также антропософское движение, — с тем, что является его задачей. Так что с событиями, о которых я буду говорить, связаны также судьба, карма Антропософского общества и вместе с тем карма подавляющего большинства личностей, которые находятся в этом Антропософском обществе (о чем мы поговорим в следующий раз). Многое из того, чего я коснусь сегодня вечером, большинству из вас уже известно из предыдущих лекций. Но я хотел бы уже известное вместе с менее известным рассмотреть с некоей определенной точки зрения. Вы видите, мои дорогие друзья, как со времени Мистерии Голгофы христианство непрерывно развивается, проходя через цивилизованный мир. И я прежде неоднократно говорил о том, в чем состояло значение этого христианского развития на протяжении сменяющих друг друга столетий. Но нельзя отрицать и того, что в это христианское развитие вмешивалось и нечто иное. Ибо если бы это не имело места, тогда наша нынешняя культура не была бы пронизана тем мощным материализмом, каким она в действительности пронизана. Правда, нельзя отрицать того, что в этот материализм внесли значительный вклад как раз христианские церковные вероисповедания, — тем не менее он возник, собственно, не из христианских, а из других импульсов, которые извне влились в христианское развитие. Мы видим, как на Западе в конце VIII — начале IX века такая личность как Карл Великий повсюду распространяла христианство, хотя и таким способом, с которым мы — с нашими нынешними гуманными понятиями — не всегда согласны. Она несла христианство в среду живших тогда в Европе еще некрещеных народов. Среди них особенно примечательны те, которые оказались в сфере влияния походов, предпринимавшихся из Азии через Северную Африку на Европу со стороны арабизма, магометанства. Нам надо в связи с этим постичь магометанство в широком смысле слова. Мы видим, как через пятьсот с лишним лет после Мистерии Голгофы в магометанстве возрождаются все древние мировоззренческие элементы арабизма. Многое из этого, связанное с богатой, но по своему духу нехристианской ученостью, благодаря сокрушительным военным походам из Азии через Северную Африку, получило распространение на западе и юге Европы. Мы видим, как этот поток арабизма постепенно иссякает, — но иссякает преимущественно для внешнего мира: он остается внутри развития духовной жизни. В то время как более внешний способ распространения арабизма в Европе уже иссякал, вы видите, как арабизм распространяется неким внутренним способом (и это тот самый случай, когда мы должны обратить свой взор от внешней истории к ее духовному фону). В последней лекции о кармических взаимосвязях я уже говорил вам, что, исходя из внешнего положения человека в жизни, мы не можем сделать никаких заключений о том, какой была его прошлая земная жизнь, ибо тут все дело в гораздо более внутренних импульсах. Также и у исторических личностей их судьбы восходят к гораздо более внутренним импульсам. И мы видим, как результаты более ранних эпох переносятся в более поздние эпохи самими людьми, их индивидуальностями, но мы видим, как при этом перенесении эти результаты изменяются. Так что без дальнейшего духовного исследования, только на основании внешних наблюдений, мы не можем вновь узнать их в той новой форме, в которой их представляет вновь воплотившаяся индивидуальность. И вот мы хотим охватить взором одно такое внутреннее течение. В то самое время, когда Карл Великий распространял христианство (распространял примитивным способом, связанным с тогдашней европейской примитивной образованностью), на Ближнем Востоке жила одна личность, которая по сравнению с Карлом Великим находилась на гораздо более высоком уровне, — Гарун аль Рашид. Гарун аль Рашид собрал при своем дворе в Передней Азии самых замечательных и знаменитых духовных деятелей того времени. И насколько более блестящим был двор Гарун аль Рашида, чем прославленный двор Карла Великого! Мы находим при дворе Гарун аль Рашида архитектуру, поэзию, астрономию, географию, историю, знания о человеке, — и все это представлено самым блистательным образом, в лице самых блистательных деятелей, многие из которых еще несли в себе познания древней науки посвящения. В особенности замечаем мы при Гарун аль Рашиде (который являлся организующим духом высокого порядка и из своего двора хотел создать, я бы сказал, некую всемирную академию, где в едином великом органическом целом совместно действовало бы то, что в разрозненном виде имелось на Востоке в искусстве и науке), — мы видим при Гарун аль Рашиде в качестве его спутника одну личность, которая как раз несла в своей душе элементы древнего посвящения. Дело ведь обстоит не так, что тот человек, который был в более ранней инкарнации посвященным, должен и в следующем воплощении быть посвященным. Вы, мои дорогие друзья, можете ведь поднять вопрос, который встает в связи с некоторыми утверждениями, высказанными в этих лекциях: ведь должны же существовать древние посвященные, куда же они ушли? Разве они опять не воплощались? Где они теперь? Где они были в последние столетия? — Так вот, они уже были опять воплощены;однако тут надо принять во внимание, что тот человек, который в ранней инкарнации был посвященным, вынужден в своей позднейшей инкарнации воспользоваться именно той внешней телесностью, которая может быть предоставлена ему новой эпохой. Человеческое развитие в Новое время не дает таких тел, которые внутренне были бы столь послушными, гибкими и мягкими, чтобы в них могло непосредственно вступить то, что в более ранней инкарнации жило в индивидуальности. Таким образом, посвященные, снова воплотившись, получают другие задачи, и в импульсах их деятельности теперь уже бессознательно действует то, что раньше выступало в форме посвящения. Итак, жил при дворе Гарун аль Рашида некий второй организатор, обладавший необычно глубокими прозрениями, полученными путем посвящения, правда, не в этой инкарнации, — некий советник, оказавший Гарун аль Рашиду немало неоценимых услуг. Обе эти личности, Гарун аль Рашид и его советник, прошли через врата смерти. И после того как они вступили в духовный мир, они узрели оттуда последние фазы распространения арабизма: с одной стороны, через Африку в Испанию и затем далеко в Европу, а с другой стороны — в Центральную Европу. Оба этих потока представляли собой могучие силы, и Гарун аль Рашид многое сделал в своей жизни с целью способствовать распространению арабизма в физическом мире. Этот арабизм получил особый облик при дворе Гарун аль Рашида, — облик, который вел свое происхождение от некоторых других форм познания и искусства, которые уже с давнего времени стали характерны для Азии. Последняя великая волна развития в Азии возникла из предшествовавшей эпохи Михаила — из греческой духовной жизни, греческой спиритуальности, из греческого художественного чувства, объединенных между собой благодаря общению Аристотеля с Александром Великим. Все это как цвет греческой культуры было необычайно энергичным образом (но вместе с тем и образцовым для духовного распространения) перенесено во время завоевательных походов Александра Великого в Азию и в Африку и было пронизано тем образом мысли, который нашел свое научное выражение в аристоте-лизме, распространившемся затем в Передней Азии и в Африке. Потому восточный арабизм формировался сообразно тем импульсам, которые усвоила Греция времен Аристотеля и которые затем, благодаря завоеваниям Александра и основанию им новых городов, нашли столь блистательное распространение. Если мы обратимся ко временам за несколько столетий до Мистерии Голгофы, — вплоть до времени походов Александра и распространению благодаря ему тех сокровищ мудрости, о которых я сейчас упомянул, — то увидим, что уже на протяжении ряда столетия до Гарун аль Рашида, который жил в VIII веке христианского летосчисления, в тамошней Азии наличествовал образ мыслей, способный воспринять импульс греческой духовной жизни в ее аристотелевском варианте. Однако это приняло там своеобразные формы. Хотя эта высокая духовность производила величественное впечатление при проникнутом арабизмом дворе Гарун аль Рашида; хотя она культивировалась Гарун аль Рашидом, его советником да и всеми прочими, и хотя все это было даже пронизано древней восточной мудростью мистерий, — все же то, что как аристотелизм жило при дворе Гарун аль Рашида, не было подлинно тем, что было взращено в общении Аристотеля с Александром. Оно приняло формы, которые не хотели приспосабливаться к христианству. Итак, мы видим там блистательно культивируемую под эгидой Гарун аль Рашнда и его советника некую форму аристотелизма, «александризма», которая представляла собой своего рода враждебный христианству полюс, приняв духовный облик своеобразного пантеизма, который не хотел соединяться с христианством, — согласно своей внутренней сущности, не мог соединиться с христианством. С таким душевным строем, примыкающим к античной духовной жизни, которая не хотела влиться в христианство, прошли Гарун аль Рашид и его советник через врата смерти. Вся их забота, все их устремление, вся их сила были — после того, как они прошли через врата смерти, — направлены на то, чтобы теперь уже из духовного мира продолжать вмешиваться в ход исторического развития, способствуя распространению духовной жизни арабизма из Азии в Европу (которое раньше происходило внешним образом — путем войн и т. п.). После смерти они посылали из духовного мира вниз духовные импульсы, которые были призваны пронизать арабизмом духовную жизнь Европы. Итак, вы видите, что Гарун аль Рашид после смерти проделывает следующее развитие: от Передней Азии через юг Европы, через Испанию прослеживает он из духовного мира распространение арабизма и содействует его продолжению. Другая же индивидуальность, живущая теперь в духовном мире, наблюдает и неким образом переживает то, что происходит внизу, в физическом мире; он в известном смысле предпринимает в духовном мире поход, который в своей земной проекции совершался бы в направлении к северу от Черного моря — в сторону Центральной Европы. Так направляем мы наш взор ввысь к этим индивидуальностям, к их духовным странствиям, которые указанным образом могут проецироваться вниз на физический план. Вы ведь знаете уже также из истории, как аристотелизм и сказание об Александре распространялись внутри христианства. В IX, X, XI, XII и еще XIII столетиях к самым популярным в Европе сюжетам принадлежал сюжет, связанный с Александром Великим. И тут мы имеем чудесную поэму монаха Лампрехта — его песнь об Александре, в которой все деяния Александра связываются с духовным миром. Описаны воспитание и жизнь Александра, его походы в Азию. Однако повсюду особенно подчеркнут духовный аспект земной жизни Александра. Ведь со всей земной жизнью связано духовное, но обыкновенное сознание этого не воспринимает. Все это было в данной средневековой обработке сюжета об Александре. И таким образом аристотелизм распространяется вплоть до схоластики, повсюду налицо аристотелевские понятия. Но это есть лишь другой полюс: там, в Азии, аристотелизм развивается в арабской форме, здесь — в христианской форме. Песнь об Александре вся проникнута христианским образом мыслей, — аристотелизм в Европе выступает во вполне христианском облике. И здесь разыгрывается нечто примечательное: христианские учители Церкви, вооруженные в своих душах Аристотелем, борются против представителей арабизма, которые принесли из Азии в Испанию другого Аристотеля и распространяли там свое нехристианское учение. Мы везде видим на картинах, которые были написаны позднее, как отцы христианской Церкви борются с этим аристотелизмом с помощью того оружия, которое они получили от Аристотеля; они попирают ногами Аверроэса и других, которые на свой лад представляют тот аристотелизм, который через Александра пришел в Европу. Это разыгрывается во внешнем мире. Однако, исходя из духовного исследования, надо сказать следующее: после того как Гарун аль Рашид и его советник прошли через врата смерти, они продолжали жить упомянутым образом дальше. Само собой разумеется, что в духовном мире продолжали жить также Александр и Аристотель. Но сами они, их реальные индивидуальности, которые лишь однажды и, можно сказать, мимоходом заглянули в земную жизнь в первые века христианства (причем в стране, интересной с антропософской точки зрения), но потом опять отошли в духовный мир, — эти индивидуальности оказались в духовном мире спустя уже некоторое время после того, как Гарун аль Рашид и его советник оставили физический план. Аристотель и Александр следовали иными путями; их реальные индивидуальности шли вместе с христианским развитием, — они продвигались на Запад вместе с христианским развитием. И вот в IX столетии разыгралось нечто крайне важное, в высшей степени существенное. Но то, что теперь из духовного мира руководит духовными событиями в Европе, — это неожиданным образом совпадает в сверхчувственных мирах с неким свершением. Нечто чрезвычайно значительное совершается в сверхчувственных мирах именно в 869 году. В духовных высях совершается нечто чрезвычайно значительное; внизу же, в земном мире, происходит восьмой вселенский собор в Константинополе, на котором был провозглашен догмат: если хочешь быть христианином, то не смеешь говорить, что человек, состоит из тела, души и духа. Идея троичности — трихотомия, как ее называли — была объявлена ересью. Раньше, говоря об этом, я часто повторял, что на этом соборе 869 года был отменен дух; отныне считалось, что человек состоит из тела и души и что душа имеет некоторые духовные свойства. То, что тогда произошло в Константинополе, было лишь некоей земной проекцией, не просто, впрочем, распознать, проекцией чего, собственно, это было. Это было проекцией одного духовного, причем для европейской духовной истории чрезвычайно важного события, которое, правда, растянулось на многие годы, однако, возможно, было приурочено к этому моменту времени. К IX столетию в духовной жизни европейского человечества уже полностью было утрачено то, что в первые христианские века было еще вполне доступно истинным христианам, а именно, знание о том, что Христос был Существом, Которое раньше было в Солнце, что Его жизнь была связана с Солнцем, — и что Христос воплотился в теле Иисуса из Назарета. Христос как Солнечное Существо в силу Его обитания в Солнце был до Мистерии Голгофы связан с космическим миром; и не только Солнечным Существом является Христос, но также и тем Существом, Которое связано со всем, что планетарно соотнесено с Солнцем; знание об этом было Доступно первохристианам. Но это знание о космическом происхождении Христова импульса уже отсутствовало в IX столетии. Величие Христова импульса, так сказать, подверглось умалению. Люди все больше и больше обращались к тому, что они называли чисто человеческим, то есть к тому, что разыгрывается лишь на физическом плане. Читая Евангелия, оставляли без внимания то, что указывало на Космос, и содержание Евангелий излагали как некий земной эпос. Чтобы верно понять то, что, собственно, при этом происходит, надо уяснить себе, что реально в процессе развития человечества христианство существовало и до Христа, то есть до Мистерии Голгофы. Надо со всей серьезностью принять слова святого Августина, который говорил, что христианство было всегда, но что те, кто исповедовал христианство до Мистерии Голгофы, назывались не христианами, а по-другому. Однако это выражение Августина лишь внешне и приблизительно передает чрезвычайно глубокий и значительный смысл. В истинных мистериях и даже в тех местах, где не было мистерий, но куда проникали мистериальные знания и импульсы, — там везде еще до Мистерии Голгофы существовало христианство. Но только там говорили о Существе Христа как о Существе, Которое присутствует на Солнце, — Которое можно узреть тогда, когда, благодаря мудрости мистерий, человек продвигается настолько далеко, что ему становится доступным лицезрение духовного, фактического содержания жизни Солнца. Так говорили в древних мистериях о Христе, который должен прийти в будущем. Говорили не о каком-то земном Христе, который жил на Земле и который там присутствует, но о Христе грядущем, пришествие которого когда-то произойдет, но которого тогда искали на Солнце. Такое учение распространялось также и в позднейшие времена в тех местах, куда христианство еще не достигло в течение христианских столетий. И вот недавно, благодаря пребыванию в Англии, когда я читал летний курс лекций в Торки*(*«Сознание посвященных Истинные и ложные пути духовного исследования» (ПСС, том 243).) на западе Англии, по близости от того места, где некогда бывал король Артур со своими приближенными (мы посетили это место), — именно там открылось некое запоздалое проявление дохристианского христианства. Там до позднейших времен сохранилось то, что есть в сказании об Артуре и что нынешняя ученость, не слишком считающаяся с положением вещей, относит к сравнительно поздним временам. Но это восходит к очень ранним временам. И действительно, получаешь глубокое впечатление, когда стоишь на этом месте*(*Тинтагель в Корнуолле.) и взираешь оттуда на море подобно тому, как некогда отсюда смотрели на море рыцари Круглого стола, рыцари короля Артура. Впечатление такого рода, при известной восприимчивости, поведает, что, собственно, делали эти рыцари круглого стола, рыцари Артура, в том гигантском замке, от которого сохранились, как последние свидетели, разбитые каменные глыбы. С этого места руин, которые все еще производят могучее впечатление, взглянем на море. Это — горная вершина, по обеим сторонам которой - море. В этой области находишься под воздействием ежечасных перемен погоды: то видишь сияющее Солнце, отражающееся в море, то вслед за этим тотчас налетает буря. Когда все это обозреваешь оккультным взором, то получаешь величественное впечатление. Тут творят и живут элементарные духи, выступающие из действия света, атмосферы и пенящихся и бьющихся о берег волн. Благодаря этому впечатлению от взаимодействия тех элементарных духов, которые живут во всем тут происходящем, еще и теперь можно увидеть, как Солнце в его сущности воздействует на земное бытие, встречаясь с восстающими снизу, из Земли, спиритуальными элементарными духами, стихийными силами. Тут получаешь сегодня такое впечатление: прежде это было непосредственным, первоначальным источником инспираций для двенадцати рыцарей короля Артура. Тут стояли Артуровы рыцари Круглого стола, наблюдая эту игру стихий света, воздуха, воды и земли, — игру элементарных духов. И можно было также узреть, что эти элементарные духи были посланцами, несущими вести от Солнца, Луны и звезд; это затем переходило в импульсы рыцарей. Так было в старые времена. Многое сохранилось в течение христианских столетий, предшествовавших IX столетию, о котором я сегодня говорю. Задачей ордена Артура, который был основан тут по наставлению Мерлина, было вносить культуру в Европу, когда Европа в своей духовной жизни еще находилась под влиянием самых странных элементарных существ. И в гораздо большей степени, чем ныне думают, в древнюю жизнь Европы — в непосредственную человеческую жизнь — повсюду вмешивались элементарные сверхчувственные существа. Прежде чем туда пришло провозвестие христианства, это сохранялось там в своих древних формах, ибо, как было сказано, Артурова жизнь восходит к дохристианским временам. Сохранялось в те времена и знание (инстинктивное, но вполне отчетливое) о Христе, о Солнечном Духе, существовавшее еще до Мистерии Голгофы. И в деяниях рыцарей Артурова Круглого стола жил сам этот космический Христос, Который — только не под именем Христа — присутствовал также в том порыве, с которым Александр Великий нес в Азию греческую культуру с ее спиритуальной жизнью. — Это были, так сказать, «александровы» походы, которые совершались по Европе рыцарями Артурова Круглого стола по образцу похода Александра Македонского в Азию. Я рассказываю об этом, чтобы на данном примере (исследованном совсем недавно) показать, как тогда совершалось служение Солнцу, то есть древнее служение Христу, — но само собой разумеется, тому Христу, каким Он был для людей до Мистерии Голгофы, когда все было космическим, — даже при переходе Космоса в земные стихии. В элементарных духах, которые жили в свете и воздухе, в воде и земле, присутствовало космическое; тогда при познании невозможно было отрицать наличие во всем этом космического. Тогда, в IX столетии, в европейском язычестве еще жило много дохристианского христианства. Своеобразие этого времени в том, что эти последние представители европейского язычества воспринимали космического Христа, гораздо достойнее понимали Христа, чем те люди, которые принимали Христа через официально распространяемое христианство. Когда мы ясновидчески воспринимаем эту жизнь вокруг короля Артура, как она продолжается вплоть до современности, тогда мы замечаем, каким неожиданным образом она властью кармы, властью судьбы вдруг вступает в современность. Я мог ясновидчески узреть одного рыцаря — члена Артурова Круглого стола, который очень проникновенно вел жизнь члена этого ордена, даже несколько обособляясь от остальных, которые больше предавались рыцарству. Это был рыцарь-созерцатель, — впрочем, не похожий на рыцарей Грааля, — это в окружении короля Артура не имело места. То, что предпринимали его рыцари и на что они смотрели как на свои задачи, было большей частью тем, что соответствовало тогдашнему времени военных походов и что можно назвать поисками приключений, авантюрами. Но один из них, отличающийся от других, обнаруживал в образе своей жизни многое из того чудесного, что было в его инспирации. Эти рыцари поднимались на приморский мыс, взирали на чудесную игру облаков вверху, на прибой волн внизу, — на их взаимодействие, которое еще и сегодня производит мощное, величественное впечатление; они созерцали в этом духовное, тем самым получая инспирацию. Благодаря этому они обретали свои силы. Но среди этих рыцарей был один, который обладал особенно проницательным взором в отношении этих морских волн с их рябью, — в отношении того, как духовные существа резвятся в ряби этих волн, являя свои гротескные на земной взгляд фигуры. Он обладал удивительным прозрением в то, как величавое, чистое солнечное воздействие вступало в игру с остальной природой, жило и творило в духовном деянии и плетении этой подвижной морской поверхности. Он жил в том, что можно узреть сквозь эту влажную атмосферу в несомой ею световой природе Солнца, которая тут иным образом, чем в других странах, выступала в деревьях и в пространстве между деревьями: она высвечивала, играя временами радужными красками, в пространстве между деревьями. Таким был этот рыцарь, который имел восприимчивый взор для этих вещей. И мне захотелось проследить его жизнь дальше, — рассмотреть эту индивидуальность дальше, ибо в позднейшей инкарнации из этой почти примитивно языческой и лишь в широком смысле христианской жизни должно было бы получиться нечто интересное. Действительно, именно этот рыцарь Круглого стола Артура снова воплотился как художник Арнольд Бёклин. И эта загадка, которая необыкновенно долго преследовала меня, смогла разрешиться только в связи с Артуровым рыцарским орденом Круглого стола. Вы видите, что тут мы имеем христианство до Мистерии Голгофы, которое еще сегодня можно ощупать духовными руками и которое еще просвечивало в то время, которое я здесь обрисовал. Личности, которые прошли через врата смерти и которые хорошо знали о том, что христианство существовало и до Мистерии Голгофы, встретились, когда в Константинополе происходил восьмой вселенский собор, — они встретились, я бы сказал, на происходившем одновременно с этим некоем Небесном Соборе; там встретились Аристотель, Александр, Гарун аль Рашид, его советник и некоторые из рыцарей Артурова Круглого стола. Тогда желавшие действовать в христианском смысле Аристотель и Александр приложили много усилий, чтобы преодолеть арабизм, живший в индивидуальностях Гарун аль Рашида и других. Это не удалось. Те индивидуальности не были способны к этому. Но произошло другое: чтобы стать глубже и проникновеннее, чем это было при довольно грубых обычаях рыцарей короля Артура, древнее космическое христианство продолжало дальше жить в людях, связанных с Круглым столом Артура. И тогда же на этом Небесном Соборе, чтобы противостоять тому, что, как можно было предвидеть, произойдет в будущем, были — при поддержке Михаила — Александром и Аристотелем приняты решения по поводу того, каким образом духовная жизнь в Европе должна получить новые импульсы в смысле христианизированного александризма, христианизированного аристотелизма. Но Гарун аль Рашид и его советник остались при своем. И результаты этого, если я смею так выразиться, Небесного Собора в истории европейской духовной жизни возымели величайшее значение. Ибо если мы направим взор на дальнейшее странствование Гарун аль Рашида в духовном мире, то мы найдем, что этот чудесный организатор, этот величавый дух из времен Карла Великого опять появляется на Земле. Он появляется уже в христианской среде, но по-прежнему несет в себе импульс арабизма, который оставался с ним и в жизни между смертью и новым рождением. Однако для такой индивидуальности нет нужды в том, чтобы внешняя конфигурация, в которой она теперь выступает в физическом мире, была подобна арабской. Это содержание изживается теперь в новых формах, — но тем не менее остается в этих новых формах по существу старым, — остается магометанством, арабизмом. Это действенно проявляется в европейской духовной жизни: Гарун аль Рашид опять появляется на Земле, перевоплотившись в Бэкона Веруламского. С другой стороны, советник Гарун аль Рашида, перевоплотившись в Центральной Европе, широко затем действует там как Амос Коменский. Многое в европейской духовной жизни произошло в связи с тем, что именно эти вновь воплотившиеся индивидуальности Гарун аль Рашида и его советника, действуя в этих своих новых человеческих обликах, внедрили в Европу. Вы видите, что сначала нечто подготавливается, а позднее действительно происходит. Ибо то, что позднее выступает в Бэконе и Амосе Коменском, до того воздействовало из духовного мира, приняв особенно интенсивные формы в результате упомянутого сверхчувственного Собора 869 года. В противовес этому действует другой полюс — христианизированные александрийство и аристотелизм. Это выразилось прежде всего в многообразных влияниях, проявившихся в тех уединенных местах, где взращивалась христианская духовная жизнь. Взглянем на одно из таких мест — на школу Шартра. Школа Шартра, процветавшая в XII столетии, совершила великий спиритуальный прорыв. Сильвестр Шартрский, Алан Островитянин и другие умы, которые были связаны со школой Шартра или учили в ней (как Алан Островитянин или Сильвестр), обладали многим из древней мудрости посвящения, хотя их и нельзя назвать в точном смысле слова посвященными. Книги, написанные ими, выглядят как набор слов. Но в то время было невозможно то, чему хотели придать полноту жизни, выразить в книгах иначе, чем посредством риторики, то есть своего рода набора слов. Но тот, кто умеет читать, распознает в этих книгах то, чему учили своих многочисленных учеников великие учителя Шартра, — учили блистательным, чудесным, спиритуально проникновенным образом. Тогда над европейской духовной жизнью действительно сияла спиритуальная звезда в лице школы Шартра, где и теперь высятся чудесные, поражающие своей архитектурой соборы, воочию являющие труд столетий. Во многих других местах также жила спиритуальная жизнь — спиритуальное прозрение в мир природы, отличающееся от ее позднейшего истолкования; была духовная жизнь, которая и действовала на духовных путях. Интересно, что эта духовная жизнь, эта спиритуальная жизнь распространялась многообразно. В отдельных местах Франции мы можем проследить, как, исходя из Шартра, достигая юга Франции и даже Италии, дух Шартра жил в учениях тамошних школ, жил самым спиритуальным образом. Интересно, что Брунетто Латини, который одно время был послом в Испании, когда он возвращался обратно и еще вдали от своего родного города услышал о бедствии, постигшем Флоренцию, то он пережил сильное душевное потрясение, которое совпало с легким солнечным ударом. В таком состоянии человек легко становится доступным для спиритуальных влияний, распространяющихся спиритуальным же образом. Известно, что Бруно Латини на обратном пути во Флоренцию пережил некий род стихийного посвящения. Он стал учителем Данте. Спиритуальность «Божественной комедии» Данте происходит от тех учений, которые Брунетто Латини преподал своему ученику Данте. Во всем этом живет как раз то, что, можно сказать, было выработано на сверхчувственном Соборе 869 года. Ибо инспирация учений Шартра, инспирация для Брунетто Латини, а также инспирация для Данте, внесшая в поэму Данте космический элемент, — все это связано с тем импульсом, который пришел из этого сверхчувственного собрания в IX христианском столетии. Когда ясновидчески всматриваешься в эти вещи, то при этом обозреваешь всю европейскую духовную жизнь — от древности Александра Великого, через время Мистерии Голгофы и вплоть до времени школы Шартра. А если двигаешься еще дальше и рассматриваешь взаимодействие сверхчувственных вещей с их темными отражениями в физическом мире, тогда начинаешь впервые действительно понимать то, что ныне можно назвать течением Михаила. Затем можно всмотреться в то, чего хочет — в смысле Михайлова течения — антропософское движение. Об этом мы намерены говорить в следующий раз. |
Первая лекция дорнах, 10 октября 1915 г Проведение анализа штатного расписания по всем группам персонала для определения | Первая лекция дорнах, 19 октября 1922 г Утвердить прилагаемую федеральную целевую программу «Культура России (2012 2018 годы)» (далее Программа) | ||
Первая лекция дорнах, 17 февраля 1923 год Губарева Л. И., Мизирева О. М., Чурилова Т. М., Практикум по экологии человека (учебное пособие) / Под ред. Л. И. Губаревой. – М.:... | Первая лекция дорнах, 4 ноября 1916г ... | ||
Лекция первая дорнах, 29 ноября 1918 г Джеральд Р. Уикс, Лучиано Л'Абат. Психотехника парадокса. Практическое руководство по использованию парадоксов в психотерапии. Методические... | Первый доклад дорнах, 25 июня 1924 года Охватывает разнообразные виды творческой деятельности, которые выделены в три основных направления: декоративно-прикладное, художественно-эстетическое... | ||
Дорнах, 20 июня 1924 Издаваемый впервые настоящий курс лекций (или бесед, как называл их сам автор) был прочитан в 1986/1987 учебном году в Тбилисском... | Первая лекция Лейпциг, 2 сентября 1908 года Учебно-методический комплекс по учебной дисциплине «История отечественного государства и права» для специальности 030503 (51) – 0201... | ||
Первая лекция 16 февраля 1924 года Приуральский район, решением Районной Думы муниципального образования Приуральский район от 18 апреля 2013 года №17 «О структуре... | Первый доклад Дорнах, 8 сентября 1924года Рабочая программа составлена на основании гос впо специальности 03060062 – журналистика (квалификация журналист) | ||
Лекция первая 30 сентября 1916 года (После постановки сцены в кабинете... Написание и защита дипломного проекта является заключительным этапом подготовки студента по специальности «Менеджмент организации».... | Первый доклад Дорнах 27 сентября 1920 г Рабочая учебная программа дисциплины «Философия» подготовлена в соответствии с Федеральным государственным образовательным стандартом... | ||
Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Одно, максимум, два: в первый раз, когда шел в первый класс да, возможно, первая лекция в родной альма-матер. Вот, пожалуй и все.... | Восемнадцать лекций, прочитанных для священников в Дорнахе с 5 по... Среди курсов (1)*, проведенных в Гётеануме между 4 и 23 сентября, был также курс для священников Общины христиан. Он был в самом... | ||
Лекция №1 Первая двухпартийная связка: федералисты-антифедералисты (республиканцы), 1789-1825 | Лекция I и проблема языка и сознания лекция II 31 слово и его семантическое... Монография представляет собой изложение курса лекций, про* читанных автором на факультете психологии Московского государственного... |