«Все, что вы написали, пишете или когда-нибудь напишете, уже напечатала Ольга Шапир в киевской синодальной типографии»,- заметил Илья Ильф в своих записных
Скачать 2.32 Mb.
|
Линдон Джонсон, З6-й президент Америки Тайну гибели Джона Кеннеди многие связывают с его преемником, принявшим президентскую присягу, когда гроб с телом убитого президента не был еще предан земле, Линдоном Джонсоном. Вице-президент при Кеннеди, он, согласно Конституции, унаследовал опустевший трон автоматически. Молва, и не только молва, приписывала Джонсону непосредственное участие в заговоре, а многие политики и историки полагают, что 22 ноября 1963 г. в Америке был совершен тщательно законспирированный государственный переворот. Недаром в те дни по Америке ходил мрачный анекдот. — Скажите, вы не знаете, почему Линдон не занимается сейчас своим любимым делом — стрельбой куропаток в Техасе? — Очень просто: Освальд не вернул ему его ружье. Это, и не только это обстоятельство, относящееся к области, хотя и не столь отдаленной, но все же истории, побуждает меня посвятить особый сюжет книги 36-му президенту США. Довелось мне встречаться с американскими президентами, личность которых была помасштабнее. Эйзенхауэр, Никсон, Буш, при всех своих сумасбродствах Клинтон, и, конечно же, самая яркая из фигур в американской послевоенной истории — Джон Кеннеди, казалось бы, больше заслуживают отдельного рассказа. Но обстоятельства драматического ухода Джонсона из Белого дома, его облик и «путь наверх» вызывают столько размышлений о нас самих, наших днях, что именно о Линдоне Джонсоне и встрече с ним мне хочется рассказать особо. ...Машина шла на большой скорости. Свернув с асфальтированной дороги, над которой раскинули кроны вековые деревья, она, вздрагивая на ухабах, понеслась по целине. Вокруг расстилались бескрайние прерии, кое-где покрытые холмами с невысоким колючим кустарником. И хотя мы находились на самом юге Соединенных Штатов, недалеко от границы с Мексикой, суровый ландшафт нимало не напоминал ни солнечную Флориду с ее пышной тропической растительностью и стройными пальмами, ни Калифорнию с ее апельсиновыми и лимонными рощами. Вокруг неуютная безводная земля, покореженные беспрестанно дующими ветрами деревья, удивительное для плотно заселенной Америки малолюдство. Стояли ясные, прохладные дни поздней осени 1969 года. Впереди машины неслось, выбивая облако пыли из потрескавшейся земли, стадо оленей, вспугнутых шумом мотора. Необычная гонка эта продолжалась уже несколько минут. Перепуганные животные меняли направление, пытаясь уклониться от преследователей, но машина, ведомая искусным (чуть было не написал — ковбоем) водителем, неуклонно приближалась к стаду. Впрочем, слово ковбой, едва не сорвавшееся с пера, не случайно. И ровное плато прерий, и внешний облик человека, сидевшего за рулем современной дорогой машины, и легенды Техаса, на земле которого мы находились, невольно наводили на мысли о ковбоях. Машину гнал немолодой уже человек, крупный, даже грузный, с загорелым обветренным лицом, изборожденным резкими морщинами, с невысоким, с залысинами лбом, крупным носом, глубоко сидящими глазами, резко очерченным подбородком, горькими складками у уголков рта, придававшими его лицу не то недовольное, не то брезгливое выражение. Одет он был по-техасски: видавшая виды замшевая куртка песочного цвета, застиранная рубаха с расстегнутым воротом, ковбойские сапоги и широкополая техасская шляпа. И облик, и одежда человека, сидевшего за рулем машины, мало чем отличали его от владельцев многочисленных здешних ранчо. И он действительно был хозяином большого ранчо, к которому я подъехал утром этого дня. На воротах медная доска. Под гербовым орлом значится: «Ранчо президента Соединенных Штатов Америки Линдона Б. Джонсона». За рулем машины, гнавшей перед собой стадо животных, сидел в то время уже бывший президент Соединенных Штатов Линдон Бейнс Джонсон. Надпись на воротах отнюдь не свидетельствовала о забывчивости или излишнем тщеславии хозяина поместья. По существующей в Америке традиции ушедший в отставку президент до конца своих дней сохраняет титул. Накануне поездки в Техас меня настойчиво предупреждали, что я совершу промах, если буду обращаться к своему собеседнику как-либо иначе, чем «господин президент». Сидя рядом с «господином президентом» в машине, мчавшейся по обширной территории его поместья, я задавался вопросом: почему Джонсон избрал, прямо скажем, не вполне обычный способ приема гостя? Мне доводилось прежде видеть его в обстановке официальной — на пресс-конференциях в Белом доме, в Организации Объединенных Наций, в дни встречи советских и американских руководителей в Гласборо, — и, получив приглашение приехать в Техас, я рассчитывал на деловую беседу хотя и в неофициальной, но обычной для такого рода встреч обстановке. Однако все получилось иначе. Джонсон встретил меня у входа в двухэтажный, не очень большой белый дом, подчеркнуто скромный, в котором, покинув Вашингтон, он обитал со своей семьей. Меня удивил его внешний вид. Не только потому, что экс-президент вместо привычного строгого костюма дней его пребывания в Вашингтоне был облачен в наряд техасского фермера. Его прежде могучая фигура казалась поникшей — опустились плечи, округлилась спина, резче стали глубокие морщины и складки вокруг рта. За год, прошедший с того времени, когда он, дав в Белом доме прощальный завтрак в честь избранного на президентский пост Ричарда Никсона, удалился на свое техасское ранчо, его волосы сильно поредели и стали совершенно белыми. Видно, нелегко далось это время Линдону Джонсону, мечтавшему войти в историю Америки в качестве одного из ее великих руководителей, но вынужденному отказаться от своих планов и бесславно уйти от власти, неся на себе клеймо одного из самых неудачливых президентов в истории страны. — Вы хотите, чтобы я рассказал вам о проблемах своего президентства? — сказал, обращаясь ко мне, хозяин ранчо. — Давайте начнем наш разговор не в кабинете. Я покажу вам свое хозяйство, свои стада, диких животных, которые обитают здесь. И быть может, вам станут более понятными некоторые из решений, что я принимал, находясь в Вашингтоне. Ведь я техасец. И этим многое сказано. Быть может, бывший президент хотел показать себя человеком несломленным, ни о чем не сожалеющим, вросшим в родную почву подобно вековым деревьям, окружавшим его дом, а возможно, он просто хотел растопить неизбежный холодок, возникающий в беседе между людьми, которых разделяет заваленный бумагами стол, — не знаю. Но беседа эта началась в обстановке не вполне обычной. Разумеется, вначале я не касался вопроса, бывшего главной целью моего визита на техасское ранчо экс-президента. Да и было бы неразумно начинать наш разговор с вопроса о заговоре против президента Кеннеди. Не без немалого труда и журналистской изворотливости добившись приглашения, я не мог не воспользоваться редкой возможностью разглядеть вблизи персонаж, который еще недавно был одним из самых могущественных в нашем мире. Да и тема человека, скатившегося с политического Олимпа в едва ли не рядовые граждане, то, как он себя ощущает, лишившись почти необъятной власти, плюс феномен не насильственно отстраненного, а по своей воле ушедшего политика, занимал меня уже тогда чрезвычайно. ...В моем архиве есть несколько фотографий, связанных с поездкой на джонсоновское ранчо. Одна из них запечатлела экс-президента, демонстрирующего гостю старинный деревянный плуг, которым ковыряли каменистую землю Техаса в прошлом веке. Приведя меня в обширное помещение, где собраны семейные реликвии, рассказывающие об истории рода Джонсонов, хозяин ранчо с особой гордостью показал казавшийся игрушечным в руках этого крупного мужчины деревянный плуг. — Этой штукой, — рассказывал Джонсон, — мой дед пахал землю. Вряд ли ему тогда могло прийти в голову, что внук простого техасского пахаря станет президентом Соединенных Штатов. Все мои предки жили здесь, на этой земле, и я горжусь тем, что этот дом, стоящий рядом с могилами многих Джонсонов, в течение шести лет моего президентства именовался «техасским Белым домом» и здесь были приняты многие решения, сыгравшие немалую роль в мировой политике. Скажу вам откровенно: когда мне предстояло принять трудное решение, я покидал Вашингтон, где слишком много суеты, где слишком многие стремятся подсказать президенту, как ему надлежит действовать, и уединялся здесь. Мне казалось, что дух моих простых предков, коренных американцев, поможет мне найти единственно правильное решение, которое будет понято теми, кто поставил меня во главе моей страны. Эту тираду, занесенную в мою записную книжку, отставной президент произнес так, как будто ему внимал не единственный слушатель, а многочисленная аудитория, к которым он так привык за годы своего пребывания в столице. Надо сказать, что образ этакого простого, грубоватого и прямолинейного техасца, выходца из низов, оставшегося таким и на вершине государственной власти, — излюбленная поза Линдона Джонсона. Я отнюдь не единственный гость ранчо, которому демонстрировался дедовский плуг и с которым вели разговоры о происхождении и корнях, уходящих в каменистую техасскую почву. Все это повторялось Джонсоном из года в год в самых различных аудиториях. Между тем молодому Линдону вряд ли приходилось брать в руки убогий деревянный плуг, его отец — землевладелец, торговал хлопком и скотом, что было основным занятием богатых обитателей тогдашнего Техаса. Но в число техасцев по-настоящему состоятельных он вошел после женитьбы на Клаудии Альте Тэйлор — дочери одного из крупных бизнесменов Техаса, принесшей в приданое мужу большое состояние — солидный банковский счет и огромные земельные участки в Техасе и Алабаме. На протяжении всей жизни Джонсон терпеть не мог разговоров о размерах своего состояния, однако фактом было то, что, придя в Белый дом, он оказался одним из самым богатых его хозяев в истории страны. Несмотря на беспрестанные хлопоты, связанные с восхождением по ступеням карьеры, Джонсон проявлял постоянный и неугасающий интерес к деньгам, интерес, сидящий глубоко в крови американцев, независимо от их общественного положения. Культ доллара, которым пропитан воздух этой страны, вколачиваемый в американца с младых ногтей и преследующий его до гробовой доски, стал чертой национального характера. И Джонсон в этом смысле был вполне типичным гражданином своей страны. Американец расчетлив, экономен, что само по себе вовсе не плохо. Если американец и нестеснен в средствах, даже если денег у него больше чем достаточно, он их не тратит опрометчиво. Дети из многих богатых семей, едва оперившись, зарабатывают себе на жизнь. Как-то довелось мне познакомиться с дочерью президента крупнейшего уолл-стритского банка, обладателя огромного состояния. Во время летних каникул она подрядилась работать в какой-то конторе и трудилась с утра до вечера. Деньги, заработанные таким образом, ей разрешили потратить на путешествие. Разумеется, ее более чем состоятельный отец, принадлежащий к числу богатейших людей страны, легко мог оплатить любую прихоть дочери, в том числе и путешествие. Однако он предпочел предложить ей заработать деньги самой. И дело здесь, разумеется, не в экономии, а в стремлении показать наследнице многомиллионного состояния цену денег. Несколько сот долларов, заработанных лично, дают представление о ценностях значительно более наглядно, нежели миллионы, полученные в наследство. Речь в данном случае идет не о причудах сторонника спартанского воспитания, а о вполне разумном принципе, которому традиционно следуют американцы, принадлежащие к различным социальным слоям. Дочь этого банкира не исключение, скорее правило. Правило разумное, проявление, если можно так это определить, национального здравомыслия. Что же касается Линдона Джонсона, то деньги, сыгравшие не последнюю роль в его политическом восхождении, были не единственным инструментом этого восхождения. В годы пребывания в Вашингтоне он обнаружил незаурядную способность устанавливать связи с «нужными» людьми, умение эти связи использовать, феноменальную память на имена и лица, огромную энергию и фантастический напор. Не случайно вашингтонские остряки называли его «помесью бульдозера с носорогом». Человек сложный и противоречивый, Линдон Джонсон был чем угодно, только не посредственностью. Он обладал цепким умом, энергией и лисьей хитростью. Хорошо разбиравшийся в людях, Джонсон виртуозно играл на их недостатках. Он умел быть вкрадчивым и льстивым, равно как резким и непреклонным. Мало кто знал так, как он, тайные пружины вашингтонского политического механизма. За три десятилетия, проведенные в «коридорах власти», он изучил их досконально. Те, кто сотрудничал с ним долгое время, утверждали, что, помимо всего прочего, он обладал незаурядными артистическими способностями — качество важное, помогающее в сложной политической игре. Рассказывают, что Джонсон часто раздражался, терял самообладание, глаза его наливались кровью, шея багровела. Он повышал голос, не избегая выражений непечатных. Однако чаще всего это был спектакль. Он отлично владел собой и терял равновесие только тогда, когда считал это целесообразным и полезным. Через минуту после такой вспышки он был абсолютно спокоен, уравновешен и холоден. И еще одно качество отмечают исследователи в Линдоне Джонсоне — принципиальную беспринципность. Он руководствовался не идеями, а политической выгодой так, как он ее понимал. Когда один из собеседников упрекнул президента в том, что он отошел от прогрессивных идей Франклина Рузвельта, Джонсон ответил: «Прогресс как виски: хорош в меру и вреден, когда его слишком много». Если это не цинизм, то что? Стартовой площадкой, на которой Линдон Джонсон получил возможность использовать все свои способности, стало покровительство самого в те времена влиятельного и могущественного из его земляков — миллиардера Роберта Клейберга. Пользуясь семейными связями своей жены, молодой Джонсон оказался в непосредственном окружении техасского патриция. Затем стал его парламентским секретарем и после того, как богатею надоела вашингтонская суета, занял в палате представителей его место. Так что, как видим, деревянный плуг здесь ни причем. И в дальнейшем опора на толстосумов Техаса, в недрах которого были обнаружены моря нефти, поддержка главного из техасских нефтяных баронов Гарльдсона Ханта стала ключом, открывшим ему двери Белого дома. Об уверенности Линдона Джонсона в том, что поддержка техасских денежных мешков гарантирует ему победу, а также об, мягко выражаясь, отсутствии надлежащей скромности, свидетельствует анекдот, рассказанный Джоном Кеннеди в кулуарах предвыборного съезда Демократической партии: — Позавчера мне приснился сон о президентских выборах. Я рассказал о своем сне Линдону Джонсону: «Минувшей ночью в мою спальню явился сам Господь Бог, помазал мне голову и произнес: "Джон Кеннеди, настоящим назначаю тебя президентом Соединенных Штатов"». Линдон выслушал это и вполне серьезно ответил: «Это очень интересно, но я что-то не припоминаю, чтобы той ночью я назначил тебя президентом». Анекдот пошел гулять по съезду, а делегаты сочли, что он точно схватил сложившуюся ситуацию. На съезд Демократической партии летом 1964 года явился самолично Гарльдсон Хант — техасский нефтяной король, считавшийся в то время наряду с Полем Гетти (о нем речь впереди), обладателем самого большого состояния в мире. Миллиардер развил бурную закулисную деятельность с целью продвижения своего протеже на президентский пост. Когда же расклад сил показал, что этот вариант не проходит, люди Ханта предложили команде Кеннеди сделку: Кеннеди — кандидат в президенты, Джонсон — в вице-президенты. Историки считают, что именно тогда, согласившись с таким вариантом, Джон Кеннеди совершил трагическую ошибку, стоившую ему и президентского поста и жизни. Хант решил пойти на двухходовую комбинацию, финалом которой и стали выстрелы в Далласе. Хантовская комбинация оказалась выигрышной. Автору этих строк принадлежит получившая признание многих историков версия, что именно Хант возглавлял заговор против Джона Кеннеди (позволю себе снова отослать читателя к книге «Мистеры миллиарды», где эта идея, подсказанная мне весной 1968 года Робертом Кеннеди и подтвержденная моим журналистским расследованием, изложена подробно). Именно роль Гарльдсона Ханта в избирательной кампании Джонсона 1960 года и история появления имени последнего под вторым номером в качестве кандидата на пост вице-президента на тех президентских выборах и легла прежде всего в основу подозрений о причастности Линдона Джонсона к заговору. Во время беседы, длившейся с утра и до поздних техасских сумерек, я ходил кругами, выбирая подходящий момент для главного вопроса. Наконец, мне показалось, что такой момент настал, и я приступил к делу: — Господин президент, почему доклад Комиссии Уоррена (Комиссия под руководством председателя Верховного суда США Эрла Уоррена по поручению президента составила тысячестраничное расследование) вызвал во всем мире критику и не пользуется доверием? Лицо моего собеседника, за минуту до этого улыбчивое и доброжелательное, внезапно будто окаменело. На щеках заходили желваки. После затянувшейся паузы он сказал: — Никому и никогда еще не удавалось угодить всем. Потом, помолчав и отхлебнув остывшего чаю из стоявшего перед ним стакана, вдруг заговорил раздумчиво и спокойно: — Видите ли, в каждом преступлении существуют обстоятельства, из которых при желании можно составить вполне правдоподобное его объяснение, чем часто и пользуются люди недобросовестные. Скажем, в связи с гибелью Кеннеди кое-кто решил обнаружить русский след. Освальд, как известно, три года жил в России как эмигрант и женился там на русской. Чем не повод объявить его агентом КГБ, а само преступление — следствием московского заговора? Я, разумеется, сам внимательно изучил все факты, которые к этому относятся, и полагаю, что под этим нет никакой реальной основы, хотя внешне все выглядит правдоподобно. Точно так же моими недругами — а их у меня, впрочем, как у каждого человека, занимающего высший пост, особенно такой, как мой, предостаточно, — раскручиваются факты, будто бы свидетельствующие о моем участии в заговоре. Тем более что придумывать такие факты не приходится. Нас с Джеком (Джек — уменьшительное имя, которым пользовались все входящие в близкий круг Джона Кеннеди) связывали непростые как личные, так и политические отношения. Мы люди очень разные по характеру, взглядам, привычкам, кругу друзей. В течение долгих лет мы соперничали за руководство в нашей партии. Однако, когда я дал ему согласие занять второе место в его избирательном списке, я дал себе слово сотрудничать с ним целиком и полностью, сохраняя не только политическую, но и личную лояльность. За время его президентства даже те, кто сейчас разыгрывают «карту Джонсона», не могут назвать ни одного случая, когда я не поддержал бы президента. Даже во время его острых противостояний с родным братом я всегда брал сторону президента. Почему-то сегодня никто не вспоминает о том, что в дни карибского кризиса, когда мир оказался на краю пропасти, я был практически единственным в его окружении, кто поддержал президента. Роберт и другие самые близкие Кеннеди люди настаивали на совсем ином решении, подталкивая президента к жестким действиям против Москвы. Не вспоминают об этом потому, что это не укладывается в схему нашего с ним противостояния. Если вы не окажетесь в плену сплетен, слухов, натяжек и прямых фальсификаций и непредубежденно будете исследовать факты, то вы убедитесь в том, что внешне стройная версия рассыпается, как карточный домик. Гибель президента Кеннеди стала для меня не только страшным ударом, но и личной трагедией. К тому же я достаточно искушенный в хитросплетениях американской политики человек, чтобы не понимать, что как история наших отношений, так и обстоятельства убийства будут обязательно повернуты против меня. Одним из доказательств моей полной непричастности к злодейству не в сфере эмоциональной или этической, а реально-политической, является моя неготовность в ноябре 1963 года к занятию президентского поста. Ознакомившись с документами заседаний правительства и других официальных заседаний, вы обнаружите, что мне понадобилось некоторое время: пожалуй, два-три месяца для того, чтобы войти в курс дела. Впрочем, для доказательств необоснованности обвинения в мой адрес фактов бесчисленное множество. Надо только, чтобы этим занимались люди объективные, а не те, которые готовы пренебречь истиной ради громкой сенсации. И до этого разговора и после него как раз на это я положил много сил: прочитал бесчисленные документы, поговорил с людьми сведущими и, на мой взгляд, не заангажированными. И на основе как личных впечатлений, так и всего, что довелось узнать, пришел к неоспоримому для меня выводу: лично вице-президент Линдон Бейнс Джонсон к заговору, стоившему жизни Джону Кеннеди, отношения действительно не имел. Другое дело, что те люди, которые этот заговор задумали и осуществили, заранее исходили из того, что на смену Кеннеди в Белый дом, согласно закону, автоматически придет человек, с которым они связывали свои надежды и на которого делали ставку. Гарльдсон Хант, разыгравший дебют смертельной партии на съезде республиканцев летом 1961 года, провел выигрышный для него (не для страны) эндшпиль 22 ноября 1963 г. на улице Далласа. Линдон Джонсон — его протеже — в Белый дом все-таки вошел. «Вина» его, если о ней и может идти речь, носила не субъективный, а объективный характер. Впрочем, сам Линдон Джонсон как человек и политик нести за это ответственность не мог. Версия об участии Джонсона в том, что многие историки трактуют как государственный переворот 1963 года, бытует и поныне. Однако автор этих строк к сторонникам этой версии не принадлежит. ...Мы уже много часов беседовали в кабинете хозяина дома, расположенном на первом этаже. Большая светлая комната, стол, заваленный книгами и деловыми бумагами, набор телефонных аппаратов всех форм и цветов. Время от времени немолодая, элегантно одетая, с тщательно уложенными седыми буклями дама — секретарь экс-президента — входила в кабинет и неслышными шагами приближалась к столу, кладя перед Джонсоном какие-то, видимо срочные (иначе к чему было прерывать беседующих), бумаги. Лицо Джонсона принимало строгое, сосредоточенное выражение, он водружал на нос очки в золотой оправе и делал на бумагах какие-то пометки. Так же неслышно, как появлялась, секретарь удалялась в небольшую комнату, прилегающую к кабинету, откуда доносился дробный стук машинки. Все выглядело так, как положено выглядеть в кабинете погруженного в дела государственного человека. Во всяком случае, у посетителя должно было создаваться именно такое впечатление. Но от внимательного взгляда не могло ускользнуть то, что телефоны, громоздившиеся на столе, во время долгой нашей беседы подозрительно безмолвствовали: ни один звонок не прервал разговора. Бумаги, которыми был завален письменный стол, как мне показалось, лежали там уже не один день, а нарочитое дефилирование чопорной дамы-секретаря смахивало скорее на ритуальное, нежели вызванное какими-то уж очень неотложными делами. Наблюдая за всем этим, я вспомнил сцену, происшедшую несколько часов назад, когда мы после автомобильной погони за стадом оленей направились к президентскому дому. Хозяин подъехал не с фасадной стороны, а, миновав хозяйственные постройки, расположенные позади дома, направил свой роскошный президентский «кадиллак» белого цвета к заднему крыльцу. Внезапно он резко затормозил. Шея его покраснела, заходили желваки на скулах. Резким движением он снял трубку радиотелефона. — Какой недотепа, какой безответственный болван поставил около дома этот трактор? — отрывисто бросил он в трубку. — Немедленно убрать и доложить об исполнении. Всего год назад, подумалось мне, этот же радиотелефон, смонтированный в этом же президентском автомобиле, использовался, наверное, для приказов совсем иного рода. Телефонная трубка эта слышала и приказы о бомбежке вьетнамских городов, и указания о разгоне студенческих митингов и негритянских демонстраций. А теперь тем же властным тоном отдается приказ... отодвинуть в сторонку садовый тракторишко. Наивная имитация бурной деятельности государственного человека, незамысловатый спектакль, разыгравшийся для единственного зрителя, так же как и недавняя сценка в автомобиле, были из жанра немножко смешных и жалких провинциальных фарсов, призванных прикрыть больно раненное самолюбие деятеля, внезапно низвергнутого с высот могущества, с авансцены в политическое небытие... А о том, что это куда как непросто, говорит вся история. Стремление к власти и сама власть несомненно одна из самых сильных, а быть может, самая разрушительная из всех человеческих страстей. Противостоять этой страсти не удавалось никому, разве что шекспировскому королю Лиру, да и то сей факт исторически не подтвержден. Изобретенная человечеством система демократической смены власти тоже не может быть отнесена к разряду добровольного отказа от нее. «Добровольность» эта весьма условна и ни в коей мере не нарушает законов властолюбия. В этом смысле Линдон Джонсон — фигура исключительная. Пускай обстоятельства сложились для него неблагоприятно, но на него никто не давил: ни «семья», ни окружение. Он, и только он, принял решение уйти от власти. И хотя мне довелось наблюдать переживаемые им муки, которые были сродни «наркотической ломке», проявленное мужество и твердость духа сами по себе делают его фигурой в новейшей истории США значительной и исключительной. ...Но вот один из стоявших на столе телефонов внезапно зазвонил настойчиво и громко. Джонсон, оборвав себя на полуслове, резко повернулся в кресле и стремительно потянулся к трубке. Услышав телефонного собеседника, экс-президент мгновенно приосанился, голос его, обычно резкий, приобрел бархатные тона. — Нет, нет, — проговорил он, — хотя я действительно несколько занят— беседую с московским журналистом, специально прилетевшим в Техас, — эти слова он произнес с особым нажимом, — вас я всегда готов выслушать. Телефонный разговор продолжался минут пять. Джонсон внимательно слушал собеседника, делая какие-то пометки в лежавшем перед ним блокноте. — Благодарю за очень интересную информацию, — сказал он, завершая разговор. — Прошу передать мой привет господину Киссинджеру... Звонили из Белого дома, — сказал, поворачиваясь ко мне, Джонсон. — Один из сотрудников Киссинджера информировал меня о ходе дел на парижских переговорах по Вьетнаму. Сказал он это с нескрываемым удовольствием, было очевидно, что разговор с Вашингтоном ему приятен. — Меня держат в курсе дел, — добавил экс-президент. — Несколько дней назад звонил президент. Ему хотелось знать мое мнение по поводу проекта бюджета. Я тоже нередко из Овального кабинета звонил президенту Эйзенхауэру, спрашивал его мнение, особенно по вопросам, вызывавшим в стране разногласия. Это была не бравада. Так в действительности дело и обстоит. Не случайно президент сохраняет свой титул до конца дней, независимо от обстоятельств, при которых он покинул Белый дом. В Америке не принято сбрасывать лидера с крыши Белого дома. Президент не просто личность, он символ государства, поэтому, хотя Линдону Джонсону, о чем речь дальше, пришлось без славы покинуть Белый дом, американские ракеты запускаются сегодня в космос с мыса Канаверал из центра, носящего имя Линдона Джонсона, а недалеко от Белого дома в Вашингтоне стоит роскошное здание библиотеки им. Никсона и действует фонд Никсона, несмотря на выпавшую на долю этого президента горькую участь быть подвергнутым импичменту. Принимая ответственное решение, действующий президент приглашает в Белый дом всех живущих предшественников для совещания. Президент Никсон приезжал, будучи в отставке, в Россию с важными государственными миссиями, а президент Картер и сегодня совершает по поручению главы Белого дома поездки в горячие точки с миротворческой миссией. Экс-президенту пожизненно положена достойная пенсия, оплаченный государством обслуживающий персонал и охрана. Похвальная и мудрая традиция. Президентский престиж — это не личное, а государственное достояние. Я вовсе не стараюсь приукрасить американскую историю, изображая ее ровной и гладкой, без преступлений и исключительно в духе «американской демократии». 14 апреля 1865 г. в театре безработным актером Дж Бутсом был на глазах у сотен людей убит великий президент Авраам Линкольн. В 1923 году внезапно умер президент Уоррен Гардинг. Полагают, что с целью сокрытия крупного нефтяного скандала он был отравлен. При таинственных обстоятельствах 12апреля 1945 г. ушел из жизни другой великий президент США — Франклин Рузвельт. В ноябре1963 года был убит Джон Кеннеди. Вскоре в ходе избирательной кампании 1964 года выстрелом в затылок собственным охранником был убит его брат Роберт, практически находившийся на пороге Белого дома. 3 марта 1981 г. на одной из вашингтонских улиц был тяжело ранен покушавшимся на него двадцатипятилетним Джоном Хинкли Рональд Рейган. Летом 1999 года была осуществлена попытка при помощи тщательно спланированной и организованной кампании морально уничтожить и подвести под импичмент 42-го президента США Билла Клинтона. За всем этим стояли силы, далекие от приверженности принципам демократии. Всё это факты американской истории. Тем не менее президент США, кто бы ни находился на этом посту, — это в глазах американцев требующий уважения глава государства. Мне довелось присутствовать на пресс-конференции в Белом доме за две недели до того, как под угрозой импичмента Ричарду Никсону пришлось без славы покинуть свой пост. Перед появлением в зале уже обреченного президента ведущий пресс-конференцию торжественно провозгласил: — Леди и джентльмены! Перед вами президент Соединенных Штатов Америки! И зал встал. Перед ним был не запутавшийся в сетях политикан — в зал вошел президент Соединенных Штатов — олицетворение (наряду с флагом и гимном) американского государства. Американцы воспитаны в уважении к своей стране и ее символам. История ухода Линдона Джонсона из Белого дома — пример, который следует знать и над которым надлежит задуматься всем, кто находится или рвется в большую политику. В ноябре 1968 года в Соединенных Штатах предстояли очередные президентские выборы. Мало кто сомневался в том, что Линдон Джонсон станет добиваться переизбрания на второй срок. Президент одного срока — это то, чего меньше всего хотят и очень боятся действующие президенты. Казалось, у Джонсона есть все возможности этого избежать: в его руках были рычаги государственной власти, могущественный аппарат, бесспорное лидерство в правящей Демократической партии. Поэтому громом среди ясного неба, одной из крупнейших политических сенсаций века стало выступление по телевидению 36-го президента США. Сидевший перед телекамерами Джонсон был не похож на себя, голос его прерывался, руки дрожали. — В течение всех тридцати семи лет на службе нашей страны, — сказал он, — я ставил единство нашего народа выше любых узкопартийных взглядов. Сейчас в американском доме нет единства. Пятьдесят два месяца назад, в трагический момент гибели президента Кеннеди, эти высокие обязанности были возложены на меня. Я обратился тогда за помощью к вам и Богу. То, чего мы добились, когда наш народ был сплочен, не должно быть утрачено из-за подозрений, недоверия, эгоизма. Веря в это, я пришел к выводу, что не должен допускать, чтобы пост президента стал объектом фракционной борьбы. Поэтому я не буду добиваться и не дам согласия на выдвижение моей кандидатуры на пост президента наследующий срок. Что же заставило безмерно честолюбивого и властолюбивого Линдона Джонсона поставить крест на деле всей его жизни? США в те дни глубоко увязли в трясине «грязной войны» во Вьетнаме. Причин этого было много, как и виноватых. Но должен был быть крайний. Таким крайним в глазах американского общества и мог быть ни кто иной, как президент. Он пытался хорохориться. В ответ на слова своего помощника, что он должен сделать все, чтобы спасти президентское лицо, Джонсон ответил фразой, над которой хохотала вся Америка: «Престиж — штука существенная, но уважение важнее. Спасать престиж следует не всегда. Пока вы спасаете лицо, вы можете потерять задницу». Терять ее Джонсону не хотелось, и в один из дней, предшествующих его выступлению по телевидению с отказом от президентства, он собрал в Белом доме закрытое совещание своих ближайших сотрудников. Вывод участников совещания потряс Джонсона: «Америка потерпела поражение, и его следует признать». Стало ясно, что у него не осталось ни престижа, ни уважения. И Джонсон, переступив через себя, взялся за составление текста речи, которую произнес по телевидению 31 марта 1968 г., речи — отречения. В чем угодно можно отказывать Джонсону, но не в мужестве и глубоко сидящем в нем чувстве верности принципам демократии. Уже одно это заставляет с пониманием и уважением относиться к президенту США Линдону Джонсону, вошедшему в историю страны если не как самый удачливый и талантливый ее президент, то как политик, не ставший цепляться за власть во чтобы то ни стало и взявший на себя ответственность не только за свою личную вину, но и за вину правящего класса, приведшего страну к одному из самых унизительных поражений в ее истории. |
Похожие:
 | Илья Ильф записные книжки (1925—1937) «Илья Ильф и Евгений Петров. Собрание сочинений в 5 томах. Том 5»: Художественная литература; Москва; 1961 | | Оглавление часть первая Раковый корпус носил и номер тринадцать. Павел Николаевич Русанов никогда не был и не мог быть суеверен, но что-то опустилось в нём,... |
| Проект «Фразеологизмы или попади в цель» Вводный урок «В гостях у слова» Задумывались ли вы когда-нибудь над тем, почему всё вокруг называется так, а не иначе? Как рождаются слова, когда и кем создаются?... |  | Когда происходят драки Попросят машинку даст". Муж смотрел на это, смотрел, а потом начал его учить: "Если у тебя что-нибудь отбирают, ты не церемонься.... |
| Школа выживания, или 56 способов защитить ребенка от преступления. Ольга Богачева, Юрий Дубягин Ну, что нового?… Задав вопрос, мы тут же о нем забываем и уже не слышим, что нам говорит ребенок. А он, пусть даже еще маленький,... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Когда я входил в сообщество методологов и игротехников, мой интерес был прежде всего связан с образовательной проблематикой. Сейчас... |
| О каком же временном периоде нашей литературы мы говорим уже четвертый месяц? К серебряному веку относится все, что было написано в те 20 с небольшим лет? Если бы мы с вами тогда жили и написали бы пару-тройку... | | Уильям Тейлор. Радикально лучше: Как преобразовать компанию, совершить... ... |
| Что значит быть патриотом? Патриот – человек, одушевлённый патриотизмом, или человек, преданный интересам какого-нибудь дела, горячо любящий что-нибудь” | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Княгиня Ольга (890-969) была незаурядной правительницей. Она с успехом управляла Киевской Русью после кончины в 945 году князя Игоря... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Тие это весьма символическое. Я не раз уже шутил по поводу «даров волхвов» в своих текстах, в том смысле, что жду их с нетерпением.... | | Степа с детьми играл неплохо, но нам с мужем не нравилось, что он... Попросят машинку даст". Муж смотрел на это, смотрел, а потом начал его учить: "Если у тебя что-нибудь отбирают, ты не церемонься.... |
| Занимайтесь физкультурой, будете здоровы! Юрист Гай определял, что личный иск бывает тогда, когда ответчик должен передать или сделать или предоставить что-либо. Вещный иск... | | По дисциплине «Теория и организация афк» Юрист Гай определял, что личный иск бывает тогда, когда ответчик должен передать или сделать или предоставить что-либо. Вещный иск... |
| Дальневосточный государственный университет одобрено методической «утверждаю» Юрист Гай определял, что личный иск бывает тогда, когда ответчик должен передать или сделать или предоставить что-либо. Вещный иск... | | Учебные, учебно-методические и библиотечно-информационные ресурсы Юрист Гай определял, что личный иск бывает тогда, когда ответчик должен передать или сделать или предоставить что-либо. Вещный иск... |
