Санкт-петербургский государственный университет
Скачать 3.74 Mb.
|
Социальная теология Жана Кальвина. Лютеровской Реформации сопутствовал процесс интенсивного теологического и социально-философского творчества, расчищавший духовное пространство для утверждения новых религиозных, социально-политических и морально-правовых идей. Реформаторы отвергли основную массу тех социально-религиозных установлений, которые не следовали из Библии, не соответствовали библейским образцам и нормам. Это хорошо видно на примере учения Жана Кальвина115. Существует мнение, будто после Фомы Аквинского в христианском богословии не было столь же крупного теолога до тех пор, пока не появился Кальвин. Свой главный труд "Наставление в христианской вере" (1536) он написал во время пребывания в Базеле. Впоследствии теолог продолжал работать над ним, переделывать и дополнять, так что в конечном счете, объем сочинения увеличился в пять раз и составил четыре тома. Ясность богословской позиции и строгая логика ее обоснования поставили книгу Кальвина в ряд лучших произведений протестантской мысли и принесли автору европейское признание и неформальный титул "Аристотеля Реформации". Богословская позиция Кальвина прочно укоренена в библейском тексте. Он исходил из того, что существуют два типа Откровений Бога о Себе – природа и Священное Писание. Природу Кальвин воспринимал как книгу, созданную Богом, как живой, динамичный текст, состоящий из знаков и значений, изменяющийся в деталях, но неизменный в главном – в своей подчиненности Божьим законам. Он всегда стремился найти подтверждение каждой своей мысли в Священном Писании. Учение Иисуса Христа и его развернутая презентация апостолом Павлом в новозаветных Посланиях послужили Кальвину исходным основанием его теологических идей. Значительное влияние на него оказали также учение Августина и идеи Мартина Лютера. Цепочка прямых духовных связей от Иисуса Христа к апостолу Павлу, а затем к Августину и Лютеру составила теологическое родословие реформатора. Подобно своим духовным учителям, Кальвин, был убежден, что в жизни нет ничего случайного, а все находится во власти Божьего предопределения. Ему удалось создать грандиозную религиозно-философскую систему, отличающуюся цельностью семантических, аксиологических и нормативных конструкций. Основные принципы учения Кальвина подразделяются на две группы. Первая включает в себя положения, которые являются общими для всех протестантов (неприятие власти римского престола, признание Священного Писания как единственного авторитетного вероучительного источника, отправление богослужений на родном языке прихожан и др.). Во вторую группу входят принципы, которые ставят кальвинизм на особое место в протестантизме. Они имеют специфическую теологическую и церковно-общественную направленность:
Учение Кальвина теоцентрично и существует в системе абсолютных смысловых и ценностно-нормативных координат. Основания этой системы следует искать в Библии, которая является для женевского реформатора средоточием абсолютных истин, обладает непреложным авторитетом в силу того, что является не обычной книгой, не тем, что мы сегодня называем артефактами, а предстает как теофакт, т. е. реалия, имеющая сакральное происхождение. Библия для Кальвина - это Слово Божье. Через нее Бог предлагает людям оптимальные принципы социальной, политической, духовной деятельности, пригодные для всех времен, народов, обстоятельств и ситуаций. Бог выступает главным средоточием размышлений Кальвина. В философских системах Нового времени это не такое уж частое явление. У большинства европейских философов XVI – XX вв., а также у русских мыслителей серебряного века Бог не занимал столь важного места в их дискурсах. Библейская мысль «Ибо все из Него, Им и к Нему» (Рим. 11, 36) чаще всего отодвигалась ими на задний план. Рассуждения велись в основном о Божьем мире, но не о Боге, так что порой доходило до того, что Бог превращался в некую декоративную фигуру, на фоне которой разворачивался дискурсивный ландшафт авторской философской конструкции. Для Кальвина Бог – Первопричина всего сущего и должного. Под Его непосредственными и опосредованными влияниями проходит вся человеческая жизнь, развиваются цивилизация и культура, творят ученые, философы, художники и поэты. Он одаряет людей талантами и мудростью, подвигает их на продвижение по стезям, ведущим к идеалам истины, добра и красоты. Бог – это сила, дающая человеку свободу и одновременно вводящая ее в русло необходимости. Особенность этой необходимости в том, что она носит исключительно благой характер. Бог не желает человеку зла, не предлагает заведомо тупиковых проектов, не подвигает на опрометчивые решения. Он ведет человека подобно мудрому отцу, держащему маленького ребенка за руку, не позволяя тому ни упасть, ни свернуть с сторону, где его поджидают многочисленные опасности. Человек, разумеется, вправе «заявить своеволие» и вырвать свою руку из десницы Божьей, чтобы зашагать своим путем. Но это будет уже путь грехов, пороков, преступлений и неизбежных катастроф и поражений. В этом Кальвин твердо убежден, находя подтверждения своей правоты в библейском тексте. Кальвиновская картина социально-политического мира также теоцентрична. Бог в ней – главенствующая детерминанта, оказывающая определяющие воздействия на политическое сознание и политическую жизнь народов. Именно Бог вложил в человеческие сердца идею государственного устройства общественной жизни и стремление к ее практической реализации. Государство – это институт, посредством которого Бог обуздывает греховную человеческую природу и утверждает тот минимальный социальный порядок, без которого нормальная жизнедеятельность людей была бы невозможной. Бог допускает единоличных правителей, позволяет людям создавать такие инструменты жизнеустройства как правительства, системы законодательной, исполнительной и судебной власти. Вся эта государственная «механика» рассчитана на издержки, связанные с греховной природой людей. Она имеет определенный запас прочности, позволяющий противостоять самым опасным проявлениям зла и нейтрализовать его разрушительную силу на всех уровнях социальной жизни. Впоследствии Кальвина обвиняли в том, что он слишком настойчиво проводил принцип моральной диктатуры Бога. Но надо отдать должное: данный принцип действительно оказался удивительно эффективным инструментом преобразования того социального хаоса, который царил в Женеве, в упорядоченный мир законности и стабильности. Трудно представить себе какой-нибудь альтернативный и столь же успешный проект социальных преобразований, который смог бы просуществовать много столетий и принести Женеве то благополучие и процветание, плодами которого смогли пользоваться много поколений ее жителей. Кальвин постоянно подчеркивал абсолютную свободу Бога, Который волен даровать благодать тем, кому пожелает. Распределяя сокровища спасения как Ему угодно, Он демонстрирует не только Свою свободу, но и мудрость и милость. Согласно кальвинистской доктрине, человек не может знать, что именно, спасение116 или погибель, предопределены ему в будущем Божьим промыслом, Бог не раскрывает этой тайны никому. Люди способны лишь строить предположения о характере ожидающей их посмертной участи. Своеобразным «намеком» на характер будущей участи конкретного человека кальвинисты считают степень плодотворности его профессиональной деятельности. Если человек не просто трудолюбив, но и успешен в своих делах, то получаемая им прибыль, состоятельность, знаки общественного признания свидетельствуют об его избранности к спасению. Богатство, приобретенное честным трудом – это не только результат личных усилий, но и дар Божий, свидетельство Божьих благословений. Если человек беден из-за того, что много грешит, имеет явные пороки, отличается расточительностью, легкомыслием, склонностью к праздности, то отсутствие успехов в делах позволяет предположить о том, что он не будет спасен и вечную жизнь не наследует. Такого человека Бог не станет благословлять ни при жизни, ни после смерти. В подобных случаях открывается истина: «предопределение есть не что иное, как порядок и осуществление Божьей справедливости, которая, хотя и таинственна, но безупречна»117. Если люди данного типа достойны именно такого предопределения, то нет никаких оснований сомневаться в том, что уготованная им Богом погибель вполне справедлива118. Они претыкаются на своем жизненном пути не потому, что этого желает Бог, но потому, что этому способствуют их личные грехи и пороки. То есть причины тех проклятий, под гнетом которых они влачат свое существование, следует искать не столько в Божьем предопределении, сколько в их испорченности и дурно направленной свободной воле. Причины, по которым Бог не помог этим людям выйти из их низкого, отверженного состояния, никому не ведомы и составляют тайну Божию, скрытую от человеческого разумения. И докапываться до них людям не следует. Преклонение перед непостижимостью премудрости Божией – свидетельство высоты положения человеческого духа. Кальвин соединяет в своих рассуждениях о предопределении свободу Бога со свободой человека. Это полностью соответствует сути библейского учения о богоподобии человека, получившего от Творца максимум даров, в том числе и свободную волю. Ею располагают как избранные, так и отверженные. Человек, не сумевший распорядиться этим даром должным образом, не вправе роптать на Бога, но вынужден возложить всю меру ответственности за свой жизненный крах, если таковой его настигает, только на самого себя, на свои уклонения от пути, предложенного ему Богом. То, что идея предопределения стала играть в кальвинизме роль ключевого принципа, объясняется ее начиненностью мощным социально-мировоззренческим и ценностно-регулятивным зарядом. Это позволило ей выдвинуться на авансцену морально-этического дискурса, придало ей статус теологической доминанты. А то, что в теме предопределения речь идет о будущем, т. е. о том, чего пока нет в действительности, и что проявится лишь посмертно, помещает это понятие в типологический ряд возможного, но не действительного. При этом спасение, оставаясь вероятностью, превращается в цель индивидуального существования. Тем самым обнаруживает свою впечатляющую силу механизм телеологической детерминации. Возможное, вероятное спасение превращается в целевую причину, активно воздействующую на социальную жизнь человека из виртуального будущего. Таким образом, проблема жизненного пути человека и ожидающего его посмертного будущего обретает у Кальвина три смысловых измерения – теологическое (как идея предопределения), философское (как проблема телеологической детерминации) и этическое (как проблема личной ответственности). Но во всех трех случаях главной фигурой, с которой человек обязан соотносить свои помыслы, чаяния и поступки, выступает Бог. Согласно Кальвину, в человеке присутствуют две управляющие силы – одна для души и для вечной жизни, а другая – для тела и для жизни временной. Аналогичным образом в мире существуют два рода власти – церковь и государство. Обе они должны служить одному и тому же делу, подчиняются одному императиву, который в устах Кальвина звучал так: «Надо делать людям добро вопреки их воле». На первый взгляд может показаться, что этот тезис выглядит излишне жестким, бесцеремонным и даже бесчеловечным. Но стоит внести в него несколько уточняющих моментов, как он обретает совершенно иную семантическую и аксиологическую конфигурацию. Во-первых, Кальвин имеет в виду только те формы добра, которые прямо соотносятся с волей Бога, с Его заповедями и предписаниями. Речь здесь не идет о тех фальшивках, которые видаются людьми за добро, а на самом деле являются его противоположностями. Для Кальвина существует безошибочный критерий различений истинных форм добра от подделок. Это прежде всего Божье Откровение, содержащееся в Библии. Следовать за библейскими предписаниями –значит не ошибаться ни в большом, ни в малом. Кальвин это очень хорошо понимает и неуклонно следует данному правилу. Поэтому первая часть принципа, предписывающая «делать людям добро», обретает для него вид безусловного императива, которому он готов следовать всегда, при любых обстоятельствах, несмотря ни на какие препятствия. Вторая часть данного императива, настаивающая на том, что добро следует делать вопреки воле людей, предполагает, что речь идет о том человеке, чья антропологическая модель представлена в Библии. Это тот тип, о представителях которого говорится: «Все согрешили и лишены славы Божией» (Рим. 3, 23). Это люди, чья свободная воля, в силу поврежденности их природы первородным грехом, неумолимо влечет их к порокам и преступлениям. Это люди, которым не хватает их собственных духовных сил, чтобы успешно противостоять искушениям греха и соблазнам зла. Они нуждаются в духовном водительстве и духовной поддержке. Поэтому не следует бояться ущемить их свободную волю, как не следует излишне церемониться с тем, кто поднес к своим губам яд, а следует решительно изъять его и дать вместо него лекарство, исцеляющее кандидата в самоубийцы от темного соблазна, выводящее его из экзистенциального тупика. Таким максимально эффективным лекарством в глазах Кальвина является Слово Божье. Содержащееся в библейском тексте и доходящее до каждого, чьи уши отверзты, оно имеет только одну функцию - оздоровляющую, исцеляющую. Поэтому его необходимо использовать на в полной мере. Результат при этом будет непременно положительным и благотворным. Кальвин в этом убежден и потому считает, что к нему следует стремиться даже в тех случаях, когда духовно больные люди не верят в возможность исцеления или даже цепляются за свою болезнь, подобно тем, у кого поврежден рассудок. Строгая, неукоснительная теоцентричность мышления заставляет Кальвина с предельным вниманием относиться к нравственно-правовым предписаниям, содержащимся в Библии. Бог направляет жизнь и деятельность человека, чем бы тот ни занимался. Аналогичным образом Бог действует и по отношению к обществу. В социологии119 Кальвина ни общество, ни человек не являются самодостаточными системами. Для них как социальных субъектов важно категорическое нежелание выстраивать всю многосложную конструкцию своих отношений с реальностью так, как будто Бог не существует и, следовательно, никак не участвует в этом строительстве. Для них неприемлемы ни антропоцентрические, ни социоцентрические модели человеческого существования. Общество не является для Кальвина чем-то обособленным, стоящим над людьми и давящим на них своей массой. Оно представляет собой опосредующее звено, через которое человек связан с Богом. Именно через общество и различные элементы социальной системы Бог воздействует на личность, направляет ее движение в социальном пространстве. Человек, в свою очередь, выступает для социума тем началом, которое так же связывает его с Богом. Всё, что исходит от Бога и превращается в достояние общества, входит в социальную жизнь через людей. То есть возникает чрезвычайно сложная система взаимных опосредствований объективного и субъективного характера, в которую включены люди с их отношениями с Богом, социумом и друг с другом. Кальвин был убежден, что Бог может поддерживать социальный порядок, направлять жизнь народов посредством разных форм государственности – теократической, монархической, аристократической и республиканско-демократической. Вместе с тем, он понимал, что любая из них может оказаться либо достаточно эффективной, либо совершенно непригодной применительно к сугубо конкретным социально-политическим реалиям. Все зависит от множества особенных и частных факторов и в первую очередь от того духовно-нравственного состояния, в котором пребывает данное сообщество. Форма государственного правления – это только инструмент, орудие Божьего труда. Материал же, на который обращен этот инструмент, может быть самого разного качества, как высокого, так и низкого. Из негодного материала даже при самом хорошем инструменте затруднительно будет создать что-либо стоящее. Если народ в своей массе богобоязнен и благочестив, то любая из указанных форм правления способна давать положительные плоды. Если же он пребывает в состоянии безверия и порочности, то ни одна из них не будет успешной. Но в любом случае с народа не снимается ответственность за состояние и качество той общественно-государственной жизни, которую он ведет. Идеи Кальвина не были чем-то сугубо теоретическим. Оказавшись в Женеве, Кальвин превратил их в практический инструмент социальных преобразований. Город представлял собой в тот момент средоточие беспорядков и разброда. В нем не было протестантских церквей, отсутствовал гражданский порядок, господствовало кулачное право сильных, периодически вспыхивали кровавые усобицы. Кальвин в первую очередь принялся за создание евангельской церкви и за наведение порядка путем утверждения внешнего дисциплинарного контроля за повседневным социальным поведением людей. Многим это не понравилось, так что вскоре реформатор был изгнан из Женевы. Однако после его отъезда город вновь погрузился в такую пучину беспорядков и бедствий, что женевский магистрат был вынужден отправить к Кальвину послание с просьбой вернуться. После трехлетнего изгнания Кальвин возвратился и начал налаживать цивилизованную религиозно-гражданскую жизнь. Суть преобразований, проводимых Кальвином, состояла в смене демократических институтов власти институтами теократическими. Главными социальными ориентирами стали дисциплина и порядок. «Будем бороться за святую власть дисциплины, - постоянно повторял он, - и сам Господь истребит дыханием уст Своих всех наших врагов». Реформатор черпал вдохновение из Ветхого Завета, где грех в израильском народе наказывался самым суровым образом. Он был глубоко убежден, что и в новозаветной церкви греховные отступления от требований религиозных норм заслуживают таких же суровых наказаний. Кальвин придавал большое значение духовной и социальной дисциплине в церковной и религиозно-гражданской жизни, неустанно говорил о ее важности. «Так некоторые люди, - писал он, - настолько ненавидят дисциплину, что самое имя ее внушает им ужас, нужно показать им их неправоту. Если ни одно сообщество, ни один дом, как бы малы они ни были, не в состоянии существовать без дисциплины, то гораздо потребнее она в Церкви, которая должна быть устроена лучше любого хорошего дела и любого сообщества. Поэтому если учение Господа нашего Иисуса есть душа Церкви, то дисциплина подобна нервам, соединяющим члены тела и удерживающим каждый член в должном положении и состоянии. Таким образом, все желающие упразднить дисциплину и препятствующие ее укреплению на деле добиваются полного разрушения Церкви независимо от того, делают они это осознанно или неосознанно. Ведь если каждому позволить делать, что он хочет, к чему это, в конце концов, приведет? Но такая вседозволенность действительно наступила бы, если бы проповедь учения не сопровождалась частыми обличениями, исправительными мерами и прочими вспомогательными средствами, призванными поддержать учение и не позволить выхолостить его. Таким образом, дисциплина подобна узде, которой укрощают и обуздывают восставших на вероучение, и шпорам, с помощью которых подстёгивают медлительных и нерадивых, а также отцовской розге, служащей для того, чтобы незлобиво и с христианским терпением наказывать совершивших более тяжкие прегрешения»120. Процесс выстраивания системы новых социальных институтов был подчинен главенствующему принципу, который Кальвин сформулировал следующим образом: «Я одобряю лишь те человеческие институты, которые основаны на авторитете Божием и взяты из Писания»121. В следовании этому принципу реформатор оставался непреклонным максималистом на протяжении всего периода управления Женевой. Д. С. Мережковский, предпринявший попытку сравнительного сопоставления личности Жана Кальвина с личностью Мартина Лютера122, увидел в них двух вечно враждующих близнецов, напоминавших ему Авеля и Каина. Может быть, - высказывает он предположение, - они хотели бы убить друг друга, но срослись спинами так, что не только друг друга убить, но и в лицо увидеть друг друга не могут. Эта несколько экстравагантная метафора объясняется теми различиями в религиозном, метафизическом и социальном опыте, которые отличали Кальвина от Лютера. Если для Лютера, стоявшего у истоков Реформации, свобода стояла на первом месте, то для Кальвина, ставшего свидетелем гражданских усобиц, она – «чума», которую нельзя допускать в дом. Женевский теократ и слышать не желал о социальных свободах и ценил только свободу духовную и послушание. Лютер, в отличие от жесткого Кальвина с его установкой на тотальную регламентацию повседневной жизни мирян, доверял той интуиции религиозной свободы, которая жила в истинном христианине. Макс Вебер позднее заметит: «Религиозному гению, каким был Лютер, легко дышалось в атмосфере свободного приятия мира, и до тех пор, пока сильны были его крылья, он не подвергался угрозе впасть в status naturalis»123. Для Лютера на первом месте стоял Новый Завет, для Кальвина – Ветхий Завет. Для Лютера важнее всего была евангельская Благодать, для Кальвина – жесткий ветхозаветный Закон, из которого тот черпал вдохновение для своих общественно-церковных и государственных преобразований. Если Лютер считал свободу от слепого следования букве Закона высокой привилегией верующих, то для Кальвина Закон – средоточие обязательных норм, к соблюдению которых следует стремиться, даже если достичь этого на практике невозможно. Лютер придал Реформации национальную, народно-германскую окраску. Кальвин вывел ее за национальные границы и придал ей устремленность к всемирности. Лютер фактически узаконил раздробленность церквей и их возрастающее приумножение. Кальвин открыл в реформационном движении волю к единству. Исследователи обратили внимание на характерное историческое совпадение: женевская теократия Кальвина и орден иезуитов Игнатия Лойолы возникли почти одновременно. Тот же Д. С. Мережковский увидел в Лойоле и Кальвине множество сходных черт. Он отмечал, что обоих церковных деятелей, католического и протестантского, сближало обладание тремя сходными типами воли, где первый – это воля к спасению не только личному, но и общему, второй – воля к порядку и третий - воля к всемирности, всеохватности их проектов. Оба они произносили слова «Gloria Dei» одинаково благоговейно трепетными голосами. «Слава Божия» значила для обоих «Царство Божие» не только на небе, но и на земле. Для обоих на первом месте стояла «Церковь Воинствующая» («Ecclesia militans»). Для обоих Иисус Христос – Полководец, Военачальник, а христиане – войско Христово. Для обоих каждый человек – воин, сражающийся в одном из двух вечных станов, на стороне Бога или дьявола. Оба стремились к тому, чтобы Царство Иисуса Христа достигло самых отдаленных земель – от Европы до Бразилии и Китая. При этом принцип Лойолы, гласящий, что каждый человек должен быть «послушен как труп», вполне отвечал притязаниям Кальвина. Не случайно орудием последнего стала женевская инквизиция, мало, чем отличавшаяся от католической инквизиции. В сходстве позиций женевского реформатора и папского контрреформатора проявилось не только правило о действии, порождающем противодействие, но и обнаружилась некая симметричность действий двух выдающихся религиозных подвижников, находившихся в противостоящих друг другу враждебных конфессиональных станах. Мережковский осуждал Кальвина за излишнюю радикальность, за использование репрессивных методов, за присущую его мышлению холодную отвлеченность и механистичность: «Главная ошибка его в том, что насилие принято им как вечная правда Божия, как святость, не антиномично и трагично, а благополучно и безболезненно, как должное, и так, как будто вовсе не было Голгофы – величайшего насилия, совершенного людьми над Сыном Божиим… Жан-Жак Руссо выйдет из Кальвина, а из Руссо – Робеспьер. В опыте Женевской теократии видна нерасторжимая связь Реформации с Революцией. Нож гильотины выкован на огне Серветова костра»124. Эти обвинения, как правило, соседствовали с признанием несомненного успеха политической теологии и социальной политики Кальвина. Основанием подобного признания служило сопоставление двух состояний, в которых Женева пребывала до Кальвина, а затем при нем. До его приезда это была социальная система, находящаяся в состоянии аномии, утратившая жизнеспособность. Город оказался перед мрачной угрозой утраты независимости. Перед Кальвином, пораженным зрелищем тотального распада всех дисциплинарных начал, воочию предстала альтернатива: или гибельный хаос и устрашающая неизвестность, или жесткий, но спасительный порядок во всех, без исключения сферах повседневной жизни. Кальвин исходил из признания важности двух типов порядка – внутреннего и внешнего. Первый касался состояния духовного мира человека, его личных отношений с Богом. Второй имел социальную природу и был связан с состояние общественных нравов и гражданского правосудия. Несмотря на различие между ними, они не исключают друг друга, поскольку путь человека по направлению к духовному царству начинается уже в его земной, социальной жизни. Люди не вправе существовать вне всякого порядка, «словно крысы в соломе». Гражданская жизнь, организованная в соответствии с христианскими требованиями, должна, по мере возможности, готовить человека к переходу в жизнь вечную. А для этого ей не пристало быть погруженной в стихию варварства, идолопоклонства, злодейств и преступлений. Она должна отвечать требованиям порядка, нормам морали, законам справедливости и общего блага. Система гражданского управления должна быть организована так, чтобы обеспечивать общественное спокойствие, защищать собственность людей, утверждать нормы человечности, нравственности, достоинства и взаимного уважения. Структура гражданского устройства должна иметь три уровня и включать, во-первых, должностных лиц, выступающих блюстителями законов, во-вторых, сами законы и, в-третьих, народ, подчиняющийся законам и должностным лицам. Наивысшее место отводилось носителям административной власти, которых Библия называет богами из-за того, что они имеют особое поручение от Бога, выступают в качестве как бы Его заместителей, призванных служить Ему в своих должностях и учреждать Божий порядок: «Давайте суд бедному и сироте; угнетенному и нищему оказывайте справедливость; избавляйте бедного и нищего; исторгайте его из руки нечестивых. Не знают, не разумеют, во тьме ходят; все основания земли колеблются. Я сказал: вы – боги, и сыны Всевышнего – все вы; но вы умрете, как человеки, и падете, как всякий из князей» (Пс. 81, 1-6). Обычным людям Бог дает право отправлять правосудие не от своего, человеческого имени и даже не от имени государства, тоже человеческого учреждения, но от имени Всевышнего. Это налагает на них величайшие моральные обязательства. К ним обращен библейский призыв: «Смотрите, что вы делаете; вы творите не суд человеческий, но суд Господа; и Он с вами в деле суда. Итак, да будет страх Господень на вас: действуйте осмотрительно; ибо нет у Господа, Бога нашего неправды» (2 Пар. 19, 6-7). Всё это не только высоко возносит тех, кто наделен властью, над другими людьми, но и налагает на них величайшую меру ответственности. «Разве, - задает Кальвин риторические вопросы, - не изберут они для себя мерилом самое совершенное благоразумие, милосердие, неподкупность, умеренность и чистоту души, сознавая себя служителями божественной справедливости? Разве позволят несправедливости коснуться их судейского кресла, понимая, что оно есть престол Бога Живого? Разве дерзнут изречь устами своими несправедливый приговор, если будут помнить о том, что уста их призваны быть орудием божественной истины? Разве решатся собственной рукой подписать дурное распоряжение, зная, что она предназначена записывать решения Божьи? Короче говоря, если они будут помнить о том, что являются викариями Бога, то должны будут приложить все усилия и старания к тому, чтобы каждым своим поступком служить для людей образцом божественного провидения, защиты благости, любви и справедливости»125. Кальвин был глубоко убежден, что человеку, занимающему властные высоты и не имеющему личных отношений с живым Богом, невозможно устоять перед множеством соблазнов, удержаться перед наплывом бесчисленных искушений. Подведение же сакральных оснований по систему управления гражданской жизни возносит ее на ту нравственную высоту, которая, в противном случае, оставалась бы для субъектов власти недосягаемой. То есть гражданский порядок предполагает также и строгий порядок в делах веры. Люди не должны по собственной прихоти создавать новые законы, касающиеся религиозных форм почитания Бога. Вместе с тем, они должны иметь твердые гарантии того, что истинная вера будет защищена от любых попыток оскорблений и насилия с чьей бы то ни было стороны. Христианская церковь - это общество избранных людей, в котором должна осуществляться слава Божия. Но эта слава сможет проявиться только тогда, когда церковь будет во всем соответствовать предписаниям Священного Писания, будет хранить в чистоте Слово Божье и строго соблюдать церковную дисциплину. Размышляя в своем «Наставлении» о Боге-Творце, о воле Божьей и Божьем плане спасения мира, Кальвин подчеркивал, что человеку, имеющему личные отношения с живым Богом, никогда не следует спрашивать, почему Бог поступает так, а не иначе. Ответ всегда может быть только один - такова Его воля. Бог создал этот мир для Своей славы. У человека же нет самостоятельного предназначения, не соотносящегося с волей Бога, и нет никаких заслуг. Каждый из людей находится в полной власти Бога, Который еще до сотворения мира предопределил одних к спасению, других - к вечной погибели из-за своих собственных грехов. Неукоснительное проведение в повседневную жизнь этих теологических принципов позволило Кальвину создать такую социальную систему, о которой шотландский реформатор Джон Нокс сказал, что это самая совершенная школа Христа из всех, которые когда-либо существовали на земле с апостольских времен. А. В. Гоманьков (Санкт-Петербург) |
Похожие:
 | Санкт-Петербургский государственный морской технический университет... Рецензия на книгу: С. А. Остроумов "Биотический механизм самоочищения пресных и морских вод: элементы теории и приложения" (Москва,... |  | Психическое здоровье в Германии и России: Клиническая и исследовательская инициатива Санкт-Петербургский научно-исследовательский Санкт-Петербургский государственный университет |
| Санкт-Петербургский центр научно-технической информации «Прогресс»,... Особенности размещения государственного заказа в связи с изменениями в федеральном | | Основная образовательная программа (ооп) бакалавриата, реализуемая... «Санкт-Петербургский государственный университет телекоммуникаций им проф. М. А. Бонч-Бруевича» (СПбгут) по направлению подготовки... |
| Основная образовательная программа (ооп) бакалавриата, реализуемая... «Санкт-Петербургский государственный университет телекоммуникаций им проф. М. А. Бонч-Бруевича» (СПбгут) по направлению подготовки... | | Фгбоу впо «Санкт-Петербургский государственный политехнический университет» Правила приема в Государственный университет – Высшую школу экономики в 2010 году |
| Санкт-петербургский государственный политехнический университет Доктор химических наук, профессор Санкт-Петербургского государственного университета технологии и дизайна С. Ф. Гребенников | | Санкт Петербургский государственный университет информационных технологий... Санкт Петербургский государственный университет информационных технологий механики и оптики |
| «Санкт-Петербургский государственный университет» (СПбГУ) Исторический факультет утверждаю Краснодарский государственный историко-археологический музей-заповедник им. Е. Д. Фелицына | | Правительство Российской Федерации Санкт-Петербургский государственный университет |
| «Санкт-Петербургский государственный электротехнический университет... | | Информационно-управляющие системы Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения |
| История криптографии ” Санкт Петербургский государственный университет информационных технологий механики и оптики | | R caj/47/2 «Санкт-Петербургский государственный электротехнический университет “лэти” имени В. И. Ульянова (Ленина)» |
| Электронная коммерция” Санкт Петербургский государственный университет информационных технологий механики и оптики | | Объективный свидетель века З. А. Шаховская А. И. Балабан, аспирант, Санкт-Петербургский государственный университет (Россия) |
