Из книги «Еретики литературе»
Скачать 2.55 Mb.
|
| 4. Образ Иисуса в повести, или Смеялся ли Христос? "… предание, согласно которому Христос никогда не смеялся, с точки зрения философии смеха представляется достаточно логичным и убедительным". С.С. Аверинцев25 Понять художника, и эта мысль глубоко справедлива, призваны те "законы", которые он - художник - над собою поставил. Таким "законом" для Л. Андреева, рискнувшего создать художественный образ Иисуса Христа, был следующий: "Я знаю, что Бог и Дьявол только символы, но мне кажется, что вся жизнь людей, весь ее смысл в том, чтобы бесконечно, беспредельно расширять эти символы, питая их кровью и плотью мира"26. Именно таким - "напитанным кровью и плотью мира" - предстает перед нами андреевский Иисус, и это проявляется в повести, в частности, в его смехе. С традиционной, психологической точки зрения открытый, жизнерадостный смех не связан с какими-либо негативными представлениями, скорее он обладает положительной коннотацией. Однако в христианской системе ценностей философия смеха понимается иначе. С.С. Аверинцев об этом пишет: "Мудреца всегда труднее рассмешить, чем простака, и это потому, что мудрец в отношении большего количества частных случаев внутренней несвободы уже перешел черту освобождения, черту смеха, уже находится за порогом… Поэтому предание, согласно которому Христос никогда не смеялся, с точки зрения философии смеха представляется достаточно логичным и убедительным. В точке абсолютной свободы [в которой находится Христос - В.К.] смех невозможен, ибо излишен"27. С христианской точки зрения проявлением "абсолютной свободы" Иисуса Христа стало принесение им добровольной жертвы в искупление грехов человеческих, всякое другое проявление свободы, демонстрация свободы, в том числе - в смехе, была бы действительно излишней. Но в повести Л. Андреева преобладает другая логика - не религиозно мистическая, но психологическая, культурно-историческая, укорененная в мировой культурной традиции и обоснованная М. Бахтиным. И смеющийся Иисус - казалось бы, совершенно незначительная деталь - свидетельствует о принципиальном отличии образа Иисуса Христа у Л. Андреева от евангельского Иисуса, что тоже было отмечено исследователями: "Даже тот, кто мыслится как символ высшей идеальной цельности, в изображении Л. Андреева не свободен от двойственности", - утверждает Л.А. Колобаева28, характеризуя образ Иисуса Христа. Кажется невероятным, но Иисус у Л. Андреева не просто смеется (что уже являлось бы нарушением христианского предания, религиозного канона) - он хохочет: "С жадным вниманием, по-детски полуоткрыв рот, заранее смеясь глазами, слушал Иисус его [апостола Петра - В.К.] порывистую, звонкую, веселую речь и иногда так хохотал над его шутками, что на несколько минут приходилось останавливать рассказ". Здесь слово хохотал - сугубо андреевское, у других авторов, насколько нам известно, оно не приводится в связи с Христом. Сам Андреев был в жизни (о чем свидетельствуют воспоминания мемуаристов, в первую очередь литературный портрет Л. Андреева, созданный М. Горьким) человеком крайних настроений: и лириком-романтиком, и пессимистом-парадоксалистом. Иисус у Л. Андреева предстает, таким образом, не просто в своей человеческой (не божественной) ипостаси, но еще и обретает некоторые исконно русские национальные черты (лиризм, сентиментальность, открытость в смехе, которая может выступать как беззащитная открытость). Безусловно, образ Иисуса у Л. Андреева - это в какой-то мере проекция его (Андреева) художнической, русской души. В связи с этим вспомним еще раз слова автора о замысле его повести "Иуда Искариот" - это "совершенно свободная фантазия"29. Фантазия, заметим, определяемая особенностями мировосприятия, стиля художника. По традиции, жизнерадостный смех расценивается как освобождающее начало - смеется внутренне свободный, раскованный человек, например, человек эпохи Возрождения в романе Франсуа Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль". "Настоящий смех, амбивалентный и универсальный, не отрицает серьезности, а очищает и восполняет ее. Очищает от догматизма, односторонности, окостенелости, от фанатизма и категоричности, от элементов страха или устрашения, от дидактизма, наивности и иллюзий, от дурной одноплановости и однозначности, от глупой истошности. Смех не дает серьезности застыть и оторваться от незавершимой целостности бытия. Он восстанавливает эту амбивалентную целостность. Таковы общие функции смеха в историческом развитии культуры и литературы", - утверждал М.М. Бахтин.30 Л. Андреев в своей повести-"фантазии" о Богочеловеке, еще до появления работ М.М. Бахтина, интуитивно исповедует именно эту концепцию, философию смеха. Л. Андреев видит в Иисусе прежде всего ипостась человеческую, еще и еще раз ее подчеркивая и тем самым как бы освобождая пространство для утверждения человеческого, деятельного начала, уравнивания Бога и Человека. В андреевской концепции Иисуса смех ("хохот") логичен еще и потому, что он уравнивает, сближает его участников, выстраивая отношения не по религиозной (готической) вертикали, а по земной, человеческой горизонтали. Иисус Л. Андреева, как мы видим, также как и Иуда, представляет собой фантазию на евангельскую тему и он близок в своем человеческом проявлении булгаковскому Иешуа из "Мастера и Маргариты". Это не "имеющий власть" (Евангелие от Матфея), знающий о своем божественном происхождении и своем предназначении Богочеловек, а отрешенный от реальной действительности, наивный, мечтательный художник, тонко чувствующий красоту и многообразие мира, и это знают его ученики: "Иоанн нашел между камней красивую, голубенькую ящерицу и в нежных ладонях, тихо смеясь, принес ее Иисусу; и ящерица смотрела своими выпуклыми, загадочными глазами в его глаза, а потом быстро скользнула холодным тельцем по его теплой руке и быстро унесла куда-то свой нежный вздрагивающий хвостик"; Иуда передает Иисусу прекрасные цветы: "Отдала ли ты Иисусу лилию31, которую нашел я в горах? - обращается Иуда к Марии… - Улыбнулся ли он? - Да, он был рад. Он сказал, что от цветка пахнет Галилеей. - И ты, конечно, не сказала ему, что это Иуда достал, Иуда из Кариота? - Ты же просил не говорить. - Нет, не надо, конечно, не надо, - вздохнул Иуда. - Но ты могла проболтаться, ведь женщины так болтливы"32. В своем очерке о Л. Андрееве М. Горький, как известно, утверждал: "Во всем, что касалось темных сторон жизни, противоречий в душе человека, брожений в области инстинктов, - он [Л. Андреев – В.К.] был жутко догадлив"33. Противоречивость, недосказанность выбранного евангельского сюжета, загадка взаимоотношений Учителя и ученика и привлекла прежде всего Л. Андреева в его повести. Андреевский Иисус загадочен, но в чем его загадка? Она носит не столько религиозно-мистический, сколько подсознательно-психологический характер. В повести говорится о великой тайне "прекрасных глаз" Иисуса - почему молчит Иисус, к которому мысленно с мольбой обращается Иуда: "Велика тайна твоих прекрасных глаз… Повели мне остаться!.. Но ты молчишь, ты все молчишь? Господи, Господи, затем ли в тоске и муках искал я тебя всю мою жизнь, искал и нашел! Освободи меня. Сними тяжесть, она тяжеле гор и свинца. Разве ты не слышишь, как трещит под нею грудь Иуды из Кариота?" При чтении повести возникает логичный (в психологической системе координат) вопрос - почему Иисус приблизил к себе Иуду: потому что он - отверженный и нелюбимый, а Иисус не отрекался ни от кого? Если отчасти эта мотивировка и имеет место в данном случае, то она должна расцениваться как периферийная в достоверно-реалистической и в то же время не лишенной проникновения в глубины подсознательного повести Л. Андреева. Иисус, как свидетельствует Евангелие, пророчествовал о предстоящем предательстве его одним из апостолов: "…не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол. А говорил Он об Иуде, сыне Симона Искариота, ибо предать Его должен был он, один из двенадцати" (Евангелие от Иоанна, гл. 6: 70-71). Между Христом и Иудой в повести Л. Андреева существует таинственная подсознательная связь, невыраженная словесно и тем не менее ощущаемая Иудой и нами - читателями. Эта связь (предощущение соединившего обоих навечно события) ощущается психологически и Иисусом - Богочеловеком, она не могла не найти внешнего психологического выражения (в загадочном молчании, в котором ощущается скрытое напряжение, ожидание трагедии), причем особенно явственно - в преддверии крестной смерти Христа. Было бы не логично, если бы в этой повести было иначе. Еще раз подчеркнем, что речь идет о художественном произведении, где внимание к психологической мотивировке закономерно и даже неизбежно, в отличие от Евангелия - сакрального текста, в котором образ Иуды является символическим воплощением зла, персонажем с позиции художественной изобразительности условным, целенаправленно лишенным психологического измерения. Бытие евангельского Иисуса – это бытие в другой системе координат. Евангельские проповеди, притчи, гефсиманская молитва Христа не упоминаются в тексте, Иисус находится как бы на периферии описываемых событий. Эта концепция образа Иисуса была свойственна не только Л. Андрееву, но и другим художникам, в том числе А. Блоку, который также писал о наивности "Исуса Христа" (в поэме "Двенадцать"), женственности образа, в котором действует не его собственная энергия, а энергия других34. Наивно (с точки зрения современников Иисуса – жителей Иерусалима, отрекшихся от Учителя) и его учение, которое при помощи своего страшного "эксперимента" как бы проверяет и выявляет его нравственную силу Иуда: мир движим любовью, и в душе человека изначально заложена любовь, понятие о добре. Но коль учение Иисуса - великая правда, почему она оказалась бессильной в отношении его самого? Почему эта прекрасная мысль не находит отклика у жителей древнего Иерусалима? Поверив в правду Иисуса и восторженно приветствовав его при его въезде в Иерусалим, жители города затем разочаровались в ее могуществе, разочаровались в своей вере и надежде и тем с большей силой стали упрекать Учителя в несостоятельности его проповедей. Божественное и человеческое начала предстают в повести Л. Андреева в "еретическом" взаимодействии: Иуда становится у парадоксалиста Андреева личностью, сыгравшей величайшую роль в истории, а Иисус представлен в своей телесности, человеческой плотскости, причем соответствующие эпизоды (прежде всего, избиение Иисуса римскими стражниками) воспринимаются как чрезмерно натуралистичные по отношению к Христу, но тем не менее возможные в той цепи аргументов, мотивировок, причин и следствий, которые были воссозданы художественной фантазией автора "Иуды Искариота". Эта сосредоточенность Л.Н. Андреева на человеческой ипостаси Богочеловека оказалась художественно перспективной, распространенной в литературе ХХ века и, в частности, она определила концепцию образа Иешуа Га-Ноцри в его романе "Мастер и Маргарита". 5. Иуда Искариот Л. Андреева. Андреевская концепция человека "Он [Фома] внимательно разглядывал Христа и Иуду, сидевших рядом, и эта странная близость божественной красоты и чудовищного безобразия, человека с кротким взором и осьминога с …тускло-жадными глазами угнетала его ум, как неразрешимая загадка". Л. Андреев. Иуда Искариот Иуда, пожалуй, самый загадочный (с психологической точки зрения) евангельский персонаж, был особенно притягателен для Леонида Андреева с его интересом к подсознательному, к противоречиям в душе человека. В этой сфере Л. Андреев, напомню слова М. Горького, был "жутко догадлив". В центре повести Л. Андреева - образ Иуды Искариота и его предательство-"эксперимент". По Евангелию, Иуда был движим меркантильным мотивом - предал Учителя за 30 сребреников35 (цена символична - это цена раба в то время). В Евангелии Иуда корыстолюбив, он упрекает Марию, когда она покупает драгоценное миро для Иисуса, - Иуда был хранителем общественной казны. Андреевскому же Иуде не свойственно сребролюбие. У Л. Андреева Иуда сам покупает для Иисуса дорогое вино, которое почти все выпивает Петр. Причиной, мотивом страшного предательства, по Евангелию, стал Сатана, вошедший в Иуду: "Вошел же Сатана в Иуду, прозванного Искариотом…, и пошел он и говорил с первосвященником" (Евангелие от Марка, глава 14: 1-2). Евангельское объяснение представляется, с психологической точки зрения, загадочным: коль все роли были уже распределены (и жертвы, и предателя), то почему именно на Иуду пал тяжкий крест быть предателем? Почему он затем повесился: не выдержал тяжести преступления? раскаялся в совершенном им злодеянии? Схема "преступление - наказание" здесь настолько обобщена, абстрагирована, сведена к общей модели, что в принципе допускает различные психологические конкретизации. В отличие от опубликованного в начале 1990-х годов рассказа Ю. Нагибина "Любимый ученик", где авторская позиция выражена определенно (уже в самом в названии), повесть Л. Андреева противоречива, амбивалентна, ее "ответы" противоречивы и парадоксальны, что и определяет противоречивый, нередко полярный характер отзывов о повести. Сам автор об этом высказался следующим образом: "Как всегда, я только ставлю вопросы, но ответы на них не даю…" Повесть символична и носит притчевый характер. Притчевыми являются зачин: "И вот пришел Иуда…", повторы союза и, звучащие эпически: "И был вечер, и вечерняя тишина была, и длинные тени ложились по земле - первые острые стрелы грядущей ночи…" В начале повести дается негативная характеристика Иуды, утверждается, в частности, что "детей у него не было, и это еще раз говорило, что Иуда - дурной человек и не хочет бог потомства от Иуды", "Сам же он много лет бессмысленно шатается в народе..., и всюду он лжет, кривляется, зорко высматривает что-то своим воровским глазом" и т.д. Эти характеристики с определенной точки зрения справедливы, их часто приводят в доказательство отрицательного отношения автора к центральному персонажу своей повести. И все же необходимо помнить, что принадлежат эти отзывы-слухи не автору, а неким "знающим" Иуду, о чем свидетельствуют отсылки автора к точке зрения других: "Иисуса Христа много раз предупреждали, что Иуда из Кариота - человек очень дурной славы и его нужно остерегаться…"; "Рассказывали далее, что… (выделено в обоих случаях мною - В.К"). Это первоначальное знание об Иуде в дальнейшем дополняется, корректируется автором. Намеренно в начале повести дается и отталкивающий портрет безобразного рыжего Иуды: "И вот пришел Иуда… Он был худощав, хорошего роста, почти такого же, как Иисус,.. и достаточно крепок силою он был, по-видимому, но зачем-то притворялся хилым и болезненным… Короткие рыжие волосы не скрывали странной и необыкновенной формы его черепа: точно разрубленный с затылка двойным ударом меча и вновь составленный, он явственно делился на четыре части и внушал недоверие, даже тревогу: за таким черепом не может быть тишины и согласия, за таким черепом всегда слышится шум кровавых и беспощадных битв. Двоилось также и лицо Иуды: одна сторона его, с черным, остро высматривающим глазом, была живая, подвижная, охотно собиравшаяся в многочисленные кривые морщинки. На другой же не было морщин, и была она мертвенно-гладкая, плоская и застывшая; и хотя по величине она равнялась первой, но казалась огромною от широко открытого слепого глаза…" Что же послужило мотивом злодейского поступка Иуды? С.С. Аверинцев в энциклопедии "Мифы народов мира" основным мотивом называет "мучительную любовь к Христу и желание спровоцировать учеников и народ на решительные действия".36 Из текста повести следует, что один из мотивов - не психологического, а философско-этического характера, и он связан с сатанинскостью Иуды ("Вошел же Сатана в Иуду…"). Речь идет о том, кто лучше знает людей: Иисус или Иуда? Иисус с его идеей любви и верой в доброе начало в человеке, или Иуда, утверждающий, что в душе каждого человека - "всякая неправда, мерзость и ложь", даже в душе доброго человека, если ее хорошенько поскрести? Кто победит в этом негласном споре Добра и Зла, т.е. каким будет исход "эксперимента", поставленного Иудой? Важно подчеркнуть, что Иуда хочет не доказать, а проверить свою правду, что справедливо отмечено Л.А. Колобаевой: "Иуде нужно не доказать, что ученики Христа, как и люди вообще, дурны - доказать Христу, всем людям, а самому узнать, каковы же они на деле, узнать их реальную цену. Иуда должен решить вопрос - обманывается он или прав? В этом острие проблематики повести, носящей философско-этический характер: повесть задает вопрос об основных ценностях человеческого бытия".37 С этой целью Иуда решается на страшный "эксперимент". Но ему тягостна его ноша и он рад был бы ошибиться, он надеется, что "и другие" защитят Христа: "Одной рукой предавая Иисуса, другой рукой Иуда старательно искал расстроить свои собственные планы". Двойственность Иуды связана с его сатанинским происхождением - Иуда утверждает, что его отец - "козел"38, то есть дьявол. Коль в Иуду вошел сатана, то сатанинское начало должно было проявится не только на уровне поступка - предательства Иуды, но и на уровне философии, этики, а также внешности. Иуда со свойственной ему (и объясненной автором повести) проницательностью как бы со стороны видит и оценивает людей. Автор намеренно придает Иуде "змеиные" черты: "Иуда отполз", "И, идя, как все ходят, но чувствуя так, будто он волочился по земле". В таком случае можно говорить о символическом характере повести - о поединке Христа и сатаны. Конфликт этот по сути - евангельский, в нем выражается противостояние Добра и Зла. Зло (в том числе и признание онтологического зла в душе человека) в повести побеждает. Можно было бы утверждать, что Л. Андреев приходит к мысли о глобальном бессилии человека, если бы (парадокс!) не способность Иуды к раскаянию и самопожертвованию. Л. Андреев не оправдывает поступка Иуды, он пытается разгадать загадку: что руководило Иудой в его поступке (почему именно Иуда был выбран для роли предателя)39? Писатель наполняет евангельский сюжет предательства психологическим содержанием, и среди мотивов выделяются следующие (ими, однако, круг мотивов в художественном, символическом произведении не исчерпывается):
Сюжетно-композиционная роль Иуды многозначна. Ему предназначено автором быть катализатором событий, чтобы высветить и дать нравственную оценку поступкам "других". Но сюжет движется и личным стремлением Иуды быть понятым Учителем, побудить его обратить на него внимание, оценить его любовь. Иуда создает экзистенциальную ситуацию - ситуацию выбора, которая должна стать моментом психологического, нравственного испытания, откровения для всех участников этого великого испытания. Вместе с тем личность Иуды становится в повести и самостоятельно значимой, и о ее значительности свидетельствует верный показатель - речь центрального героя в отличие от речи "и других" персонажей. Р.С. Спивак обнаруживает в повести приоритет творческого начала и разграничивает (и на основании речи тоже) два типа сознания в повести: косное, нетворческое ("верные" ученики) и творческое, освобожденное от давления догмы (Иуда Искариот): "Косность и бесплодность первого сознания - основанного на слепой вере и авторитете, над которым не устает издеваться Иуда, находит воплощение в однозначной, бедной, на бытовом уровне, речи "верных" учеников. Речь же Иуды, сознание которого ориентировано на творчество свободной личности, изобилует парадоксами, намеками, символами, поэтическими иносказаниями."41 Изобилует метафорами, поэтизмами, например, обращение Иуды к любимому ученику Иисуса Иоанну: "Почему ты молчишь, Иоанн? Твои слова как золотые яблоки в прозрачных серебряных сосудах, подари одно из них Иуде, который так беден". Это дало основание Р.С. Спивак утверждать, что творческой личности в андреевской концепции человека и в андреевском мировоззрении принадлежит центральное место. Л. Андреев - романтический писатель (с персоналистским, то есть глубоко личностным типом сознания, которое проецировалось на его произведения и прежде всего определяло их характер, круг тем и особенности мировидения) в том смысле, что не принимал зла в окружающем его мире, важнейшим оправданием существования его на земле мире было творчество42. Отсюда - высокая ценность человека творческого в его художественном мире. В повести Л. Андреева Иуда - "творец" новой реальности, новой, христианской эры, как это ни кощунственно звучит для верующего человека, но такова эта повесть. Андреевский Иуда обретает грандиозные масштабы, он уравнивается с Христом, рассматривается как участник пересоздания мира, его преображения (идея Р.С. Спивак). Если в начале повести Иуда "волочился по земле, подобно наказанной собаке", "отполз Иуда, помедлил нерешительно и скрылся", то после совершенного им "… все время принадлежит ему, и идет он неторопливо, теперь вся земля принадлежит ему, и ступает он твердо, как повелитель, как царь, как тот, кто беспредельно и радостно в этом мире одинок. Замечает мать Иисуса и говорит ей сурово: - Ты плачешь, мать? Плачь, плачь, и долго еще будут плакать с тобою все матери земли. Дотоле, пока не придем мы вместе с Иисусом и не разрушим смерть". Иуда понимает ситуацию как выбор: или он изменит мир вместе с Иисусом, или - " |
Похожие:
 | Как написать реферат В зале каталогов найти интересующую вас литературу по теме (по систематическому каталогу, где книги расположены по темам, или, если... | | Как написать реферат В зале каталогов найти интересующую вас литературу по теме (по систематическому каталогу, где книги расположены по темам, или, если... |
| Как написать реферат В зале каталогов найти интересующую вас литературу по теме (по систематическому каталогу, где книги расположены по темам, или, если... | | «Могущество папской власти. Католическая церковь и еретики» Цель: сформировать у учащихся представление об условиях усиления католической церкви и причинах появления ереси |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... «Могущество папской власти. Католичество и еретики. Индульгенция как средство коррупции». Учителя Корчагина С. В., Большакова Н.... |  | Урок по истории Средних веков, 6-й класс Тема: "Могущество папской... Цель: сформировать у учащихся представление об условиях усиления католической церкви и причинах появления ереси |
| Содержание программы по литературе. 6 класс 105 часов в год, 3 часа в неделю Знать структуру учебника-хрестоматии. Уметь пересказывать статью учебника, пользоваться аппаратом книги | | Тема учебного занятия Писатели о роли книги в жизни человека и общества. Структурные элементы учебной книги |
| История книги и книгопечатания Цель занятия: познакомить детей с историей книги, дать установку на бережное отношение к книге | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Книги, включенные в бюллетень вы можете получить в Центральной библиотеке города Лысково, в сельских библиотеках – филиалах по месту... |
| Гсэ. 1 История книги Главный научный сотрудник Научно-исследовательского отдела редких книг (Музея книги) Российской государственной библиотеки | | Тема: «Строение книги» Материалы и оборудование: книги для практических занятий, проекционная мультимедийная аппаратура, презентация к уроку в программе... |
| Рабочая программа по литературе для 9 класса Настоящая программа по литературе в 9 классе составлена на основе федерального компонента государственного стандарта основного общего... | | И система книги Смирнова Е. В. Автор и система книги: Учеб метод пособие. М.: Нияу мифи, 2009. 41 с |
| Неделя детской книги Поздравляем вас с долгожданной весной, а весна уже давно связана с Неделей детской и юношеской книги | | Выбор книг в библиотеке. Строение книги Цели Цели: познакомить учащихся со структурой книги, Развивать навыки работы с книгой |
