Программа: И. И. Колесник, д и. н. Институт истории нану, Киев
Скачать 0.99 Mb.
|
О.Ю. Захарова: Я думаю, что да. Я, как и моя коллега Ирина Ивановна, скажу: в каком контексте мы все это рассматриваем. Вы знаете, что в Украине был конкурс: 100 великих украинцев. И один из представителей украинской элиты сказал, что Гоголя он вообще не занесет в это число, так как он где-то как-то об украинцах плохо написал, с юмором. Нам не надо падать до этого уровня. Л.А. Зашкильняк: Оксана Юрьевна, Вы, конечно, очень эмоционально все рассказали, приблизили эпоху. Но я в Вашем выступлении нашел много противоречий. С одной стороны, это малороссийская усадьба, малороссийское дворянство, с другой – универсальная категория мировой культуры, а Ваш вывод – это русская усадьба. Как это понимать? О.Ю. Захарова: Наверно, лучше было сказать не «русская», но «российская». Я вкладывала именно этот смысл. А. В. Михайлюк: Как к этой усадьбе относились местные крестьяне и кто и когда ее разграбил? О.Ю. Захарова: Сказать «кто» мне очень тяжело. Хочу отметить одну деталь. Тарновские в своем доме оставляли слуг, которые жили в усадьбе со своими семьями; целые поколения выросли в Качановке. А если говорить о революционных годах, то да, местное население разграбило дворец. Давайте вспомним усадьбу Марьино Барятинских, тогда изрубили рояль и выбросили в окно. Но давайте тогда вспомним «Записки» гр. Шереметева. Когда он был объявлен лишенцем, ему было запрещено даже срывать яблоки в своей усадьбе Остафьево, его спасли от голодной смерти местные крестьяне. Одни грабили, другие спасали. В. И. Марочко: Когда Вы были в последнее время в Качановке? И Вы видели, что там происходит? О.Ю. Захарова: В Качановке я была летом прошлого года. Снимаю шляпу перед сотрудниками этого заповедника. Восстановлен уникальный кабинет-фонарик, другие интерьеры. Всех призываю посетить усадьбу, прекрасный парк. В России мало кто знает о Качановке, но в Канаде создан фонд «Качановка». Известна она и в Европе. В.И. Марочко: Я свой вопрос неслучайно задал. Дело в том, что часть усадьбы, как мне известно, куплена современными аристократами, и там бурное строительство не в самой усадьбы, но рядом, строят дачи. Мы продаем не Качановку, но прошлое. Стоит ли нам говорить об этом, может быть, это прошлое потеряно навсегда? О. Ю. Захарова: Очень страшно, что Вы сказали. И то, что сейчас происходит в Алупке. Директор музея держит оборону против фирмы, которая в парке развернула палатки и собирается что-то строить. Это тема о формировании элит. Мы окончательно уничтожаем гуманитарное образование. Когда юристам дается 10 или 11 лекций по культурологи, а финансистам 8, а дети не знают Саврасова, а я говорю о адаптивной коммуникативной и информационной функциях культуры. Надо думать о том, чтобы не потерять нашу будущую элиту. Доклад Л.А. Зашкильняка: Образ России в украинской историографии XIX - начала XX вв. Уважаемые коллеги! Прежде, чем обратиться к заглавной теме, следует внести некоторые терминологические пояснения. Понятие «украинская историография ХІХ – начала ХХ вв.» в современной исторической науке относится к творчеству тех историков, которые в тот период принадлежали к разным государственным образованьям – России, Австрии (Австро-Венгрии), но прочно стояли на позициях признания отдельного существования украинского народа-нации и его неотъемлемых прав на самостоятельное культурное, а впоследствии – политическое развитие. Это понятие сложилось в конце ХІХ в. благодаря трудам Н. Василенко, А. Лазаревского, М. Грушевского1, а окончательно оформилось в ХХ в.2 Во-вторых, в данном эссе мы будем оперировать термином “Украина”, “украинский” вне зависимости от употребления в разное время в прошлом обозначений “Малороссия”, “Южная Россия / Русь)”, “малороссийский / малорусский)” и т.п. В общем целом, на сегодня украинская историография указанного периода как в отношении индивидуального творчеста отдельных ее представителей, так и касательно ее идейно-теоретического развития исследована достаточно основательно, особенно в последние двадцать лет. В ней выделены две составных части – украинская историография в составе России и украинская историография в империи Габсбургов, развивавшиеся в русле одних и тех же идей, но со значительными особенностями, определяемыми спецификой восприятия и трансформации концепта “украинское национальное возрождение”. Кроме того, современные исследователи достаточно прочно увязали эволюцию украинской исторической мысли с формированием национального самосознания украинцев, подчеркнув ее идентификационные и легитимизационные функции, а также с распространением, восприятием и приложением общеевропейских историософских веяний. В результате мы получили картину историописания, подчиненную этноцентрической модели видения прошлого, которая получила метафорическое название “народнической” историографии3. В центре этой модели стояла идея украинского народа-нации, который в интерпретации М. Грушевского был «альфой и омегой» украинской истории4. Вследствие этого, с учетом общественно-политических условий развития украинской историографии того периода, несмотря на различные новые, в том числе позитивистские, веяния второй половины ХІХ и начала ХХ вв., по нашему мнению, романтическая составная украинской истории оставалась основоположным мировоззренческим началом творчества всех украинских историков5. Эта составная (концепт) первой трети ХІХ в. весьма оригинально трансформировалась в неоромантизм и проявилась в историописании т. наз. «державнической» школы (В. Липинский, С. Томашивский, Д. Дорошенко и др.). Представители последней перенесли главное внимание с народа-нации на его / ее социальную элиту, призванную возглавить и направить народные массы на путь политического развития. Таким образом, мировоззренческие основания украинской историографии обозреваемого периода, несмотря на вполне серьезные намерения строго научного объяснения украинской истории в соответствии с современными событиям историософскими представлениями, так или иначе обращались вокруг этнической составной. Нововведения, которые отличали поколения украинских исследователей, касались преимущественно усложнения объекта студий – народа-нации – и совершенствования методики работы с источниками. Все эти вступительные замечания необходимы для лучшего понимания хода мысли украинских историков. Очевидно, что в коротком эссе нет возможности дать более или менее развернутую картину образа России в трудах украинских историков рассматриваемого периода. Кроме того, уделяя главное внимание украинской истории, они, за небольшим исключением (Н. Костомаров, А. Ефименко и др.) не занимались специально российским прошлым. Поэтому ограничимся отдельными штрихами, которые просматриваются в их трудах по истории Украины. Прежде всего отметим, что, не вдаваясь в дискуссии по поводу периодизации украинской историографии, с точки зрения объекта и методов исторического познания, по нашему мнению, романтический этап украинского историописания оказался несколько «растянутым» во времени и продолжался с 20-х до 80-х годов ХІХ в. Его характерной чертой был переход от собирательно-этнографических поисков и студий к попыткам воссоздания целостной картины прошлого украинского народа как отдельной этнической общности. Безусловно, наиболее заметными фигурами середины ХІХ в. были М. Максимович, Н. Костомаров, П. Кулиш. Уже в их многочисленных сочинениях четко прослеживались главные концепты украинской национальной истории, а именно: схема эволюции украинского народа от Киевской Руси через Галицко-Волынское княжество и литовско-польский период к казачеству и Гетманщине, который отделял украинскую историю от русской (московско-великорусской), а также перенос этнонима «украинцы» на весь период, начиная с киевского. Одним из первых эту модель-схему обосновал П. Кулиш в работе «Повесть об украинском народе» (СПб, 1846). Правда, для П. Кулиша оценка казачества и казацких войн оказалась временным явлением, и в своем творчестве 70–90-х годов он осудил казачество как «разрушительный» элемент и противопоставил ему российский просвещенный абсолютизм, призванный «модернизировать» «архаичные» казацкие порядки. Фактически, П. Кулиш выступил одновременно романтиком и предтечей неоромантических тенденций в украинской историографии, развенчивая романтическое представление о «едином» украинском народе, указывая на его социальную дифференциацию. Одновременно, отдавая преимущество этнической народной массе перед эгоистическим панством, он видел «двуединую Русь» как идеал равноправного положения двух народов – украинского и русского, ссылаясь на пример создания Австро-Венгрии и делая ставку на культуру и просвещение народа6. В его понимании российское государство выступало важным элементом сохранения культурных ценностей, несмотря на существующие в нем несправедливые порядки. Заданная схема истории украинского народа оказалась востребованной в период т. наз. «национального пробуждения» народов в ХІХ в.. Поэтому трудами украинских историков-романтиков было произведено решительное отделение истории украинского народа от русского на основе, прежде всего, этнографических принципов; и Россия до XVI в. практически не фигурирует в этих трудах, появляясь разве что как сравнительный объект для противопоставления двух этносов. Несколько большее внимание уделено ей, начиная с того времени, когда исторические пути соседних народов начинают пересекаться. Ощутимый стимул формированию романтического представления о народе-нации в целом и украинском в частности дал своими многочисленными трудами Н. Костомаров. Отводя важную роль этнографическим источникам и в строгом соответствии с романтическим каноном, он искал пути познания “духа народа”. Опираясь на распространенные среди романтиков представления о “извечных началах” каждого народа, этот историк определил для восточных славян и их наследников борьбу “народоправства” и ”единовластия”, “федеративности” и “централизма”. Несмотря на сильнейшие цензурные ограничения, которые в России касались не только Н. Костомарова, но и всех вообще “украинофилов”, историк сумел сформулировать мысль о том, что в России, начиная с правления Ивана ІV, утвердилось «монархическое начало» или «будет намного точнее, прямее и справедливей сказать, что он утвердил начало деспотического произвола и рабского бессмысленного страха и терпения»7. Оставаясь верным «народному» принципу, Н. Костомаров и в русской истории видел прежде всего русский народ с его стихией, противопоставляя ему государство, которое в России, по его мнению, в своих основных чертах утвердилось после татарского завоевания. Не менее романтические позиции в украинской историографии занимал В. Антонович, развивая все ту же идею эволюции украинского народа на основе стойких этнопсихологических характеристик, укрепляя ее значительно более серьезным анализом исторических источников. Тем не менее, и он развивал мысль о неизменном, присущем каждому народу особенном «народном духе». Так, он выделял три славянских национальных типа: московский, который на протяжении исторической эволюции развил принцип авторитета и монархической власти, польский – с присущим ему аристократизмом, и украинский – тип общественной правды и справедливости8. Одновременно он подчеркивал нехватку “государственного инстинкта” у украинцев и поэтому, отрицательно относясь к российской действительности, в какай-то мере искал пути сохранения этнического своеобразия украинцев в Австро-Венгрии. Не имея реальной возможности открыто критиковать российские порядки в прошлом и настоящем, он много внимания уделил украинско-польским взаимоотношениям, считая своим долгом дать отпор польской идее “политической нации” Речи Посполитой и очистить украинских казаков и гайдамаков от обвинений в “разбойничестве” и “варварстве”. В отношении России В. Антонович унаследовал настроения и оценки Н. Костомарова, воспринимая ее как грубую, жестокую и непоколебимую силу с культом безапелляционного авторитета и насилия, характерную для великорусской народной стихии. Поэтому он крайне редко открыто высказывался о ней, не имея возможности откровенно высказать свои мысли9. Его симпатии неизменно были на стороне украинского народа, который он считал от природы демократическим и индивидуалистическим, но таким, который не сумел выработать «государственного инстинкта», требующего принесения личных интересов в жертву общим. Во второй половине XIX в. представления об обществе и истории испытывали значительное влияние новых социологических конструкций позитивизма, ставящего в центр исследований не этническую общность, а социальную. Если в европейской историографии внимание исследователей было приковано к общественным структурам, то в украинской оно и далее обращалось вокруг особенностей этносоциальной общности. В украинской историографии этого периода были сделаны весьма скромные попытки модернизировать украинскую историю. Они были связаны с именем и творчеством М. Драгоманова. Хотя его работы касались больше этнографии и политологии, но историософские взгляды этого ученого оказали значительное влияние на его современников. Он одним из первых подверг критике идеально-романтические представления предшествующих украинских историков и публицистов, поставил вопрос изучения украинского народа в контекст общеевропейского развития. Поэтому он отказался от абсолютизации «неизменных» черт этнонациональных общностей, сделав ударение на роли общественных идей, определяющих взаимоотношения внутри социальных организмов. М. Драгоманов отбросил приписываемые украинцам или русским «прирожденные» свойства национального характера, отмечая, что «никак нельзя сказать, что народ московский или великорусский был не способен к свободе. В старые времена и там были вольные города, как и в Киевской Руси, которая потом стала Украиной». И далее писал, что общинные формы сохранились в России до последнего времени, и в низах «мы видим вполне общественный дух, почти как в старых кантонах Швейцарии», но, одновременно, «на верхах» – царский и чиновничий произвол, такой, которого не видела Европа даже во времена, когда наибольшей была сила королей и чиновников…». Все это он связывал с обширностью российских земель, слабым просвещением народа из-за оторванности от основных центров науки и культуры, татарским влиянием. М. Драгоманов резюмирует: «Нечего удивляться, что за те времена, что Украина пристала к Московскому царству, с его самовольным царем, с крепостничеством, жившего без науки, – то царский произвол заел вольности украинские (…) И если бы теперь среди украинского народа появились мысли и намерения стать против неволи, то уже теперь они должны бы удариться не только об тех своих людей, которым выгодна была неволя людская, но и об московское правительство и войска, а то и об народ, который понял дело так, что украинцы предают, когда не слушают «нашего царя»10. А в острой полемической работе «Турки внутренние и внешние. Письмо к издателю “Нового времени”» (1876) М. Драгоманов подчеркивал: “Только политическая свобода введет саму Россию в круг европейских стран и положит начало устранению и в самой России бед одного порядка с теми, которые возмущают нас в Турции, а именно: истощение народа всякими поборами, начиная с отсталой, аристократической, давно уже осужденной и земством и печатью податной системы, кладущей всю тяжесть государства на мужика, этого русского райю, произвол чиновников, отсутствие гарантий личности, национальная и религиозная нетерпимость”11. Этот мыслитель во многих работах касался истории и современного ему состояния России, критически оценивал не русский народ, а его государственную надстройку, которая, по его мнению, оставалась консервативной и удаленной от насущных требований нового времени. Большинство исследователей связывают начала модерной украинской историографии с творчеством М. Грушевского. Действительно, в его трудах украинская история получила легитимное обоснование как в парадигмальном, так и источниковедческом отношениях. В известной и переломной работе начала ХХ в. “Обычная схема “русской” истории и дело рационального уклада истории восточного славянства” (1904) он подтвердил схему украинской истории как отдельного объекта, отбросив т. наз. “общерусскость” и показав, что история народа не сводится к истории его государственности12. Элементы романтического мировоззрения вполне отчетливо просматриваются в творчестве М. Грушевского за «частоколом» солидной источниковой аргументации и социальной структуризации: в центре его внимания все тот же «народ-нация», проходящий в своем развитии различные стадии, но сохраняющий неизменные этнографические черты13. В многочисленных работах историка, написанных преимущественно во время пребывания в Галиции, образ России представлен в тех же тонах, что и у его предшественников: Московское государство, считал он, пошло иным путем, чем украинский и белорусский народы, а после укрепления государственности выступило с претензией на “общерусскость”. Оно не хотело признать самостоятельности украинского народа и стремилось ассимилировать его в русской массе. Но история России как государства, заявлял М. Грушевский, не есть историей только одного великорусского народа и поэтому эти разные народы надо различать, выделяя отдельную историю украинского народа и не связывая ее с российской государственностью. М. Грушевский писал, что в конце XVIII в. украинские земли оказались под властью двух сильных держав – России и Австрии – «держав крепко централизованных и бюрократических, то есть с сильной центральной властью, с огромным начальством урядников, с крепкой полицией и войском, но без всякого почти общественного самоуправления…»14. Близким к М. Грушевскому по духу видением истории Украины была “История украинского народа” Александры Ефименко (Ставровской), опубликованная в 1906 г. Это и не удивительно, поскольку она, как и М. Грушевский, являлась ученицей В. Антоновича. У нее мы находим ту же схему истории и те же оценки России. Может быть даже более суровые, чем у метра украинской историографии, особенно по отношению к деятельности Петра І и Екатерины II. Приведем характерную и знакомую по стилю цитату из ее труда: «…Петр, самодержец по привычкам, бюрократ по взглядам, не мог мириться со строем малорусского общества: с одной стороны, оно было для него слишком демократично, с другой – представляло слишком большое преобладание личности над учреждением»15. И далее этот автор констатирует, что «казачество есть, несомненно, самое характерное явление южнорусской истории», а «малорусская жизнь снова и снова принимала формы казацкой организации»16. В катастрофических тонах описывает она историю украинцев в ХІХ в., считая, что виной тому была ассимиляторская политика царских правительств. И только просвещение, возникновение «народничества», по ее мнению, позволило приостановить процесс «умирания» украинской нации. В начале ХХ в. в украинской интеллектуальной жизни проявились новые тенденции, которые небезосновательно связывают с влиянием неоромантизма. Усиленное внимание к казачеству, которое сигнализировала А. Ефименко, констатировало пристальное внимание к истории Хмельнитчины и Гетьманщины как к формам национальной государственности. В противовес российской и польской историографиям, которые преимущественно видели в казачестве «разбойничий антиобщественный элемент», а также этносоциальному подходу к нему В. Антоновича, М. Грушевского и других, возникло новое, т наз. «державническое» течение в украинской историографии. Объектом исследования его представителей были формы казацкой государственности, ее идеологов и творцов. Вячеслав Липинский был одним из тех, кто перед Первой мировой войной выступил с работами, в которых, опираясь на новейшие политические и социологические теории, ввел в украинскую историю концепты консерватизма, иррационализма и активизма. Две наиболее известные роботи В. Липинского (“Станислав Кричевский. Из истории борьбы украинской шляхты в повстанческих рядах под руководством Б. Хмельницкого” і “Два момента из истории послереволюционной Украины”) вышли в 1912 г. на польском языке в сборнике “Из истории Украины” (“Z dziejów Ukrainy”), посвященном памяти В. Антоновича, П. Свенцицкого і Т. Рильского. Этими работами автор старался оказать сильное влияние на сознание полонизированной и русифицированной украинской шляхты с целью заставить ее служить украинской идее и восстановлению украинской государственности по подобию державы Б. Хмельницкого. В. Липинский ввел в украинскую историю двух главных действующих лиц – выдаюшуюся личность и политическую элиту (шляхту), противопоставив их “народной массе”, не способной к созидающей политической активности. С таких позиций пересматривалась вся история украинского казачества, а Переяславская рада представлялась межгосударственным соглашением равных государственных партнеров, каждый из которых стремился распространить свое влияние на старокняжеские земли; началась, по его словам, борьба “двух Русей за Русь третью”17. Таким образом, история Украины политизировалась и трансформировалась из историю “этнографического народа” в историю “политической нации”. Отводя особую роль политической элите, В. Липинский особенно критически относился к иным политическим влияниям на нее, которые во имя личных выгод могут “сбить” ее с правильного пути служения своей отчизне. Понятно, что с таких позиций чужое политическое влияние со стороны России оценивалось В. Липинским весьма отрицательно. В целом его исторические конструкции имели вполне прикладное значение для современной ему украинской общественности: они должны были вытеснить из сознания масс стереотип “негосударственности” украинского народа и внести в историческую память новый элемент – традицию государственности. Значительно слабее представлена в ХІХ в. украинская историография в Галиции под властью Габсбургов. В силу многих общественно-политических причин в историческом писательстве галицийских украинцев в тот период проявился сильный эклектизм, совмещающий барроково-провиденциалистскую трактовку прошлого, романтизм, элементы позитивизма и др. Кроме того, значительное влияние на историописание оказали идеи славянофильства и русофильства, а также польская историография18. При этом не следует отождествлять русофилов с общественно-политическим движением москвофилов. Русофильское течение галицийской общественно-политической мысли, которое опиралось на архаизацию и реанимацию “общеруського” наследства, представляла несколько иную картину истории России, чем галицийское “народническое”. Его представители (Д. Зубрицкий, Я. Головацкий, Б. Дидицкий, А. Петрушевич, И. Рипецкий и др.) трактовали прошлое всего “руського мира” как единый процесс с его региональными различиями, а в центр рассмотрения ставили все же единый “панруський” народ с его земельными ответвлениями. Сторонники “народнической” концепции (И. Вагилевич, С. Качала, В. Ильницкий, Ю. Целевич, А. Барвинский и др.), следовали образцам украинского историописания, выделяя украинский народ из “общеруського” процесса по примеру надднепрянских украинских историков-украинофилов. Как один из характерных примеров расхождения во взглядах между русофилами и народниками можна привести их отношение к образованию и развитию Московского царства. Историки-русофилы считали его прямым продолжателем киево-русской истории, а его основателей возводили в ранг “руських героев”. Так, о. И. Рипецкий в труде “Илюстрованная народная история Руси от начала до найновейших времен” (1890) писал про царствование Ивана IV: «Иван Грозный царствовал яко мудрый, добрый и справедливый Царь, так, що вся Великая Русь радовалась и славила Бога за то, що дал ей такого владетеля»19. В войнах между Москвой и Литвой симпатии русофилов были на стороне Москвы – “защитнице” православных русинов Литвы. В трудах украинофилов утверждались полностью противоположные взгляды: Москве отказывали в названии “Русь”, “Московская Русь”, считая это государственное образование не совместимым со славянством и понятием “русь”. С. Качала, например, отмечал, что одной из причин поддержки украинской шляхтой Люблинской унии 1569 г. явилось то обстоятельство, что “Россия протягивала свои руки, где Иван Грозный был страшилищем для боярства”. Суммируя краткое обозрение взглядов украинской историографии ХІХ – начала ХХ вв. на Россию, можем констатировать, что они формировались в русле общеевропейских тенденций развития исторической мысли под воздействием сильны20х идеологических, а затем и политических факторов. Среди них на первом месте, безусловно, было стремление легитимизировать украинское национальное движение, а для этого – возродить историческую память и самосознание народной массы. Именно поэтому, на наш взгляд, романтический этап украинского историописания затянулся почти до начала ХХ в., а образ России и ее истории возникал в трудах украинских историков, как противопоставление “другому”, прежде всего, европейскому пути развития. |
Похожие:
 | Программа : Е. В. Русина, к и. н., Институт истории, Киев, нану Когда украинцы стали украинцами, а русские русскими? Складывание украинского, великорусского и общерусского самосознания в Средние... | | Программа : О. Билый (д ф. н., Институт философии нану): Военная... О. Билый (д ф н., Институт философии нану): Военная доминанта российской цивилизации и крах СССР |
| Аутохтонные декомпенсации при расстройствах личности и их лечение О. Г. Сыропятов1, Н. А. Дзеружинская2, А. Е. Мухоморов3, Я. В. Стовбург3 Украинская военно-медицинская академия1 мо украины (г. Киев)... | | Игнатович В. Н. Об одной фальсификации истории физики Материалы 12-й Всеукраинской научной конференции «Актуальные вопросы истории науки и техники» (г. Конотоп, 3–5 октября 2013 г.).... |
| Юй Тайшан Китайский институт общественных наук. Научно-исследовательский институт истории Исследование проблем истории и этнической идентичности гуннов в китайской историографии | | Концепция соционики В. В. Гуленко, Киев, 06. 04. 92 1 Омский институт водного транспорта (филиал) фбоу впо «Новосибирская государственная академия водного транспорта» |
 | Биографическая справка: Олег Вещий (?-912) Покоряя по пути встречающиеся города и захватив хитростью Киев, Олег объединил два основных центра восточных славян (северный и южный),... | | Тесты по истории и обществознанию Какой год считается годом образования... Назовите имя князя, объявившего Киев «матерью городов русских», столицей своих земель |
| Колесник В. И. История Западноевропейского Средневековья Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования | | Кгоу спо «Канский педагогический колледж» Каталог методических изданий 2007 Г. М. Шленская, А. Л. Андреев, С. В. Науменко, А. И. Панюков, Э. Г. Колесник, Л. Н. Земскова |
| Тема: Цели и задачи изучения истории медицины на лечебном Институт биологии, экологии, почвоведения, сельского и лесного хозяйства (Биологический институт) | | Сост. В. С. Колесник, М. И. Посошкова. Пришельцы из зазеркалья История развития географической науки и роль выдающих ученых в формировании системы географических знаний |
| Программа по истории России Раздел История России IX начала XIX вв Древнерусского государства. Поход на Киев князя Олега. Князь и его дружина. "Русская Правда" – древнерусский свод законов. Основные... | | Рабочая программа дисциплины «Источниковедение отечественной истории XI -xx вв.» Дробница Августина Васильевна доктор исторических наук, профессор кафедры истории и культуры фгбоу впо «Дальневосточный институт-филиал... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Авторы: С. Козлов, А. Буднев, С. Вдовин, Н. Губанов, В. Дмитриев, Г. Должиков, А. Иллариошин, В. Колесник, Ю. Колесников, С. Колосов,... | | Второй исторический конкурс для старшеклассников "Человек в истории. Россия ХХ век" Томский областной институт повышения квалификации и переподготовки работников образования. Вопросы заочной олимпиады по истории 2004... |
