ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: Вводно-историческая
В эпоху всеобщего разочарования в личностях, пытавшихся изменить мир в лучшую сторону революционным путем, и робких упований на чудо появления вождя, верующего и достойного доверия, лишенного чувства самолюбования и корысти, жажды власти и равнодушия к народным страданиям, что сказали бы вы о таком феномене?
С детства он был памятлив, серьезен, благочестив и неспособен к дурным поступкам. По семейной традиции, он избрал карьеру ученого-богослова и прошел все ее стадии, являя собой образец послушания учителям и усердия в постижении религиозных догм и множества языков и наук, что, однако, не иссушило его души, оставив место творческим сомнениям, поэзии и стремлению сблизить мистические абстрактные теории с вечнозеленым древом жизни.
Во благовремении он женился и обрел в семейной жизни любовь и верность, был счастлив в пятерых детях, радовавших его своими успехами и привязанностью, освятившей всю их жизнь. Он был всегда справедлив и проницателен - от его зорких глаз не укрывалось ни одно дурное поползновение общавшихся с ним, как и многообещающие их задатки. Великолепный педагог и оратор, он вырастил учеников, не только навсегда оставшихся верными его идеям, но и готовых отдать за него жизнь. Натура цельная, он никогда не кривил душой, высказывался свободно и так убедительно, что его превосходство редко вызывало неприязнь коллег, которых он не заслонял собой в собраниях, четко разграничивая тщеславие и дело. Написав несколько десятков объемных трудов и обретя соответствующие звания, он по праву считался авторитетнейшим ученым, но не стремился к какой-либо власти, даже академической, пока политика сама не вторглась в его мир, посвященный Богу, и не заставила безоглядно отстаивать свои идеалы.
Это случилось, когда ему минуло шестьдесят, когда тирания замахнулась на все, чем он жил, на Божественное право, которое он знал назубок, и он обрушился на тиранию со всем пылом своей безгрешной души, в одночасье превратившись в харизматического лидера, обретя невиданную духовную власть над верующими и вспомнившими о вере предков, находя без всякой натуги яркие слова, еще больше будоража мятущихся и в то же время, давая им чувство уверенности в том, что они, наконец, нашли смысл жизни.
Его арестовывали и запугивали, но он ни разу не пошел на компромисс с теми, кого считал недругами народа и хулителями Бога. Его выслали из страны, но в пятнадцатилетнем изгнании, ни на день не стихал его громовой голос, долетая до самой ничтожной из хижин на родине. Чистота его помыслов, неподдельная искренность, безыскусная гениальность его посланий и речей, всем известный аскетизм и неуклонность в соблюдении религиозного долга, совершеннейшая неспособность замечать жизненные неудобства, презрение к политиканству и уважение к политике, если она полностью подчинена Божественному праву, вселяли надежду на приход царства справедливости и духовного очищения.
Он вернулся на родину в разгар народных волнений, встреченный миллионами сторонников, возглавил революцию, а после победы ее создал государство, подсказал ему выстраданные в изгнании законы, обеспечивавшие народовластие, гарантией которого стал он сам.
Полностью лишенный капризов, свойственных властителям и победившим революционерам, он мечтал об одном - собственным примером и словом воздействовать на каждую личность так, чтобы она своим стремлением к совершенству и знанию приблизилась к Богу, и это во многом ему удалось.
Он вознесся на самый верх власти, став духовным лидером большой и богатой страны, в которой помимо него были президент, правительство, парламент и прочие известные и новые институты, но не менял образа жизни, обитал в арендуемом на собственные средства скромном домике. Скончавшись почти в девяносто лет, он не оставил после себя никакого имущества, раздарив даже то, что осталось от родителей. История отношений нашей страны с Ираном, если считать и легенду о неудачном походе Дария на скифов, набеги казаков на персидское побережье Каспийского моря, имперские войны за Кавказ, Туркман-чайский мир и гибель Грибоедова в Тегеране, в старину развивалась бурно. В свое время мне хотелось написать книгу о Грибоедове, и я собирался поехать в Иран, чтобы разобраться в таинственных причинах его гибели, но не поехал, не дали выездной визы, потому что на страницах советских газет замелькали сообщения о тамошних "беспорядках" и впервые появилось незнакомое звание и имя - аятолла Хомейни.
Однако в 1978 году я все же опубликовал короткий очерк "В последнем завидном году" после своей поездки по Кавказу, проследил путь Грибоедова до персидской границы, описал место встречи двух великих поэтов - Пушкина и изуродованного тела российского посла в Персии, которое везли на арбе. Вспомнил упрек Пушкина: "Как жаль, что Грибоедов не оставил своих записок! Написать его биографию было бы делом его друзей; но замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов. Мы ленивы и нелюбопытны..."
Поехать в Иран удалось лишь теперь, но уже с другой целью - побольше узнать еще об одной феноменальной личности, исключительном явлении в истории человечества, богослова, революционера и вождя, превосходно знавшего, что слово "феномен" в его первом значении есть нечто субъективное, существующее только в сознании и противопоставляемое философом Кантом непознаваемой "вещи в себе", "нуомену". Но кроме блестящего знания философии, начиная с древнейшей, аятолла Хомейни был и прирожденным поэтом, что немудрено в стране, которая возвела мавзолеи над могилами таких всемирных знаменитостей, как Рудаки, Фирдоуси, Хафиз, Саади и Омар Хайям, и окружила каждый морем благоуханных роз. Это далеко не главное в его жизни и деяниях, но и не последнее, если принять во внимание слог его речей и посланий, способность говорить так, что его меткие слова и выражения стали, как и грибоедовские, как и пушкинские, достоянием повседневной народной речи. В моем старом очерке был намек на то, что позже назвали Исламской революцией, ради которого я позволю себе привести несколько абзацев, для меня не лишних здесь и написанных после разговора с тогдашним председателем иностранной комиссии Союза писателей, востоковедом по образованию.
- Не поедете в Иран, - категорически сказал он. - Благодарите за это имама Хомейни.
И язвительно добавил:
- Нам новые жертвы не нужны... "По нынешним временам Тегеран не так уж и далек. Всего несколько часов лету. Но бурные события сдвигают время, увеличивают расстояния (подчеркнуто сейчас - Д.Ж.), и недосягаемым становится для меня Александр Сергеевич Грибоедов, тот, что сидит, скрестив ноги и углубившись в чтение какой-то бумаги в кресле... на невысоком пьедестале во дворе дипломатического здания в иранской столице. Его осеняет листва высоких деревьев, у ног - большая клумба, розы цветут там, в январе, источая аромат, навевая обманчивый покой...
Прошло ровно полтора века с тегеранской трагедии, вызванной неразличимо сплетенными английскими происками, ненавистью к Грибоедову родственника шаха и бывшего премьера Аллаяр-хана, который послал в злополучный день своих людей к русской миссии, чтобы подогревали толпу выкриками: "Господин приказал убить русского посла...", провокационным выстрелом у ворот посольства, преступным бездействием шаха, до того говорившего: "Кто меня избавит от этой собаки-христианина!", подстрекательством шиитского духовенства, действиями самого Александра Сергеевича, верного своей клятве: "Голову мою положу за несчастных моих соотечественников..." Другая эпоха, другие страсти бушуют сейчас совсем рядом с армянской церковью в Тегеране, где в братской могиле спят вечным сном служащие русской дипломатической миссии, убитые ровно полтора века назад".
Я до сих пор жалею, что не поехал тогда в Иран и не стал свидетелем исторических событий, которые ныне описаны нашими ирановедами по уже написанному, как это буду делать и я, а подлинным дыханием революции от бумаги не веет.
* * *
Согласно марксистско-ленинской методике, в то время иранскую революцию ставили в один ряд со всеми народными движениями против империализма. Существовала расхожая фраза, что массы не желают жить по-старому, а верхи неспособны... Революцию делили на этапы, во время которых она перерастала в антимонархическую, а движущей силой ее объявлялась городская беднота, кустари и мелкие торговцы на первом этапе, после расправы шахской армией с мирной демонстрацией в городе Куме 9 января 1978 года. Второй этап исчисляли с 8 сентября, "черной пятницы", когда на улицы Тегерана высыпали миллионы, а убитых армией и тайной полицией было не счесть, и тогда движущей силой стал пролетариат с присоединившейся к нему либеральной интеллигенцией, который уверенно двинулся к третьему, победному, этапу "независимо от воли и желания богословского руководства", чтобы после бегства шаха Мухаммеда Резы Пехлеви из Ирана под предлогом "ухода в отпуск" в январе 1979 года наступило непременное "триумфальное шествие революции по всей стране", сметающее двоевластие.
Накатанная фразеология не могла скрыть проступающее в газетных статьях беспокойство по поводу тех же самых "движущих сил", поскольку сюда как-то не укладывалась ни демократическая направленность революции, ни ее идеологическая и организационная религиозная основа. Все чаще поговаривали о "мелкобуржуазном, реакционном" и даже "репрессивном в отношении левых и демократических сил" характере революции. Противоречий было много.
И все чаще упоминалось имя аятоллы Хомейни, который до 1 февраля 1979 года жил под Парижем, но держал руку на пульсе революции и давал указания и политические лозунги ее руководителям - мусульманским богословам - по телефону. Богословы и революция. Понятия явно не совместимые для догматических мозгов, которые при одном упоминании религии испытывали враждебное чувство.
Весь мир облетели телевизионные кадры его встречи в Тегеране, всем запомнился красивый старик, бережно поддерживаемый, спускавшийся по трапу с самолета. Оторвавшись от него, объективы запечатлели океан восторженных лиц...
Однако то, что проповедовал и осуществлял аятолла, не нравилось ни рассудочно-лицемерному Западу, ни атеистическому Востоку, как называл он социалистический лагерь", и с обеих сторон на него выливались ушаты лжи, обвинений в тайной принадлежности к одной из сил, соперничавших в холодной войне". Но толком его никто не знал.
В секретных справках, поставлявшихся в Кремль востоковедами в штатском", сейчас можно прочесть, что он де был крупным помещиком, замешанным в связях с гитлеровской агентурой во время войны, а после нее - одним из руководителей фундаменталистской террористической организации "Поборники ислама". Перевирался даже год его рождения, прибавлялось несколько лет, выходило почти 80, что на старцев из Политбюро действовало ободряюще - мы моложе, поживем еще, покомандуем.
Так уж получилось, что иранская революция и наш ползучий переворот назревали почти в одно и то же историческое время. Есть и еще одно сходство - у истоков обоих событий стояли старцы. На этом совпадение заканчивается.
О наших старцах известно все: и как их сажали одного за другим в кресло генсека по мере вымирания, и как этих дряхлых роботов подключали вилкой к аппаратам, поддерживавшим их угасавшее сознание, и как вокруг них происходила замена честных недотеп, веривших еще, что из бессовестной атеистической толпы можно построить справедливое общество, на шкурников, не веривших ни во что, кроме "общечеловеческих ценностей", то есть денег, добываемых под сенью "свободы" ограблением миллионов жителей "этой страны".
Шестидесятилетний шах Мухаммед Реза казался совсем несмышленым мальчишкой. С ним встречались, когда он посетил СССР с еще первой женой-красавицей, которую звали Сурайя. Перипетии его бурной семейной жизни обывательски и не без удовольствия обсуждались. Он был ближе и понятней, пытался осуществить какую-то "белую революцию".
Что же касалось его тесной дружбы с Израилем и Соединенными Штатами, то проамерикански настроенные советники старцев успокаивали: "Восток - дело тонкое. Восток бурлит и полон стремления стать под эгиду развитого социализма. В самом Иране крепнет влияние прокоммунистической Народной партии (Туде). Назревает революционная обстановка и в соседнем с Ираном Афганистане, и все можно взять под контроль, если заварить там кашу и ввести ограниченный контингент".
Религиозный аспект восточной проблемы был хорошо известен этим советникам, но они умалчивали о нем, тонко рассчитав, что СССР увязнет в этой войне первом звонке упадка и распада империи.
В Америке и Израиле, которым аятолла Хомейни попортил немало крови, выкинув из Ирана вместе с шахом их разведчиков, советников и бизнесменов, грабивших страну, политологи и журналисты не очень утруждали себя изучением его взглядов и личности, употребляя весьма ограниченное число слов: "фанатизм", "радикализм", "терроризм", а чаще все тот же "религиозный фундаментализм".
Кстати, отметим, что после нарушения мирового баланса сил Запад-Восток и сосредоточением военной мощи в НАТО из политического лексикона западных и российских средств массовой информации, скупленных на корню мировым сионизмом, выпало словосочетание "освободительная борьба", замененное на отрицательно окрашенное слово "терроризм". Даже целые государства объявляются "террористическими", как то Иран и Ливия, не говоря уже о борьбе палестинского народа, изгнанного со своих территорий Израилем, действия которого одобряются по двойным меркам, какие бы преступления ни совершались.
Нотка объективности в хоре охаивания прозвучала лишь в статье, опубликованной 4 июня 1989 года, на другой день после кончины Хомейни, в газете "Нью-Йорк тайме":
"Жизнь аятоллы Хомейни была так туманна, так обросла мифами и слухами, что долго спорили, а то и вовсе не знали, кто были его предки, каково его настоящее имя и дата рождения. Но когда он с триумфом возвратился 1 февраля 1979 года (после 15 лет изгнания), не осталось никаких сомнений относительно того, кто этот старик и чего он хочет для своей древней страны".
* * *
Но для жителей народившейся Исламской Республики Иран сомнений не было никогда. Клич "Независимость, свобода, исламское правление!", неразрывно связанный с деятельностью и борьбой аятоллы Хомейни, воспринимался подавляющим большинством народа с необыкновенным воодушевлением.
Прозрачность жизни вождя, его сила воздействия на людей, научная компетенция, необходимая для принятия решений по вопросам государства и права в соответствии с религиозными установками, распорядительность служили образцом в принятой после революции конституции, статья 5 которой гласит:
"Во время отсутствия Вали-е-Аср (да приблизит Аллах его явление!) в Исламской Республике Иран управление делами правоверных и имамат в исламской умме возлагается на справедливого и набожного, обладающего широким кругозором, смелого и имеющего организаторские способности факиха..."
За этим стоит шиизм.
Сталкиваясь с ним и начиная читать произведения аятоллы Хомейни, вы сразу же понимаете, что попали в другой мир, где реалии, образ мышления и религиозная подготовка отличаются от наших коренным образом. В нашем образовании, пропитанном духом западничества, есть пробел, создающий трудности в понимании системы ценностей ислама, который стал для более чем миллиарда человек не только верой, но и образом жизни, основанном на стойких традициях.
Эти трудности усугубляются, если принять во внимание, что за свою многовековую историю мусульмане разбились на множество сект, каждая из которых яростно отрицает учения других, создает свои мистические системы, непонятные самим рядовым мусульманам, не говоря уже о тех, кто не впитал догматов ислама с молоком матери.
Начнем с общего, обязательного для всех мусульман. В этом отношении, ислам - религия почти математическая, имеющая пять главных правил. Первое - знание символа веры на арабском, языке Пророка: "Ля иляха илля-ллах ва Мухаммадун расулюллах" ("Нет никакого божества, кроме Аллаха, и Мухаммед - посланник Аллаха"). Второе - молитва, совершаемая до пяти раз в сутки, с предварительным ритуальным омовением, где бы ни застал Урочный час: дома, в мечети, на работе, в пути. Третье - посты, главный из которых месяц рамадан, когда надо читать Коран и заниматься благочестивыми размышлениями, не есть, пить и Развлекаться от рассвета до заката, а в иные дни существует запрет и на потребление алкогольных напитков, свинины, азартные игры и ростовщичество. Четвертое - хадж, паломничество к святым местам, если хватит сил и средств. Пятое - налог на имущество и доходы, который идет на нужды общины, культа и помощь бедным.
Порой к "столпам ислама" причисляют "джихад" - полную отдачу сил, возможностей, времени и даже жизни ради торжества своей религии. Помня о победоносном шествии ислама в средние века, европейцы переводят это слово, как "священная война".
Все остальное в исламе - традиции, законы, основывающиеся на арабских и местных обычаях, и мистика, круто замешанная на истории.
Основатель ислама Мухаммед, "главный и последний пророк истинной веры", родился в арабском городе Мекке примерно в 570 году н.э. Он рано осиротел, воспитывался родственниками. Помогая им в торговых делах, повидал свет. Встречи с иудаистами и христианами, догмат о единобожии укрепили зревшую в нем монотеистическую идею. Единственный, не рожденный, вечный, всемогущий Создатель избрал его своим посланником и во время религиозных экстатических бдений передал ему через ангела откровения - тексты Корана, священной книги, в которой в совершенной стихотворной форме содержатся наставления, правила, запреты, повеления культового, этического, юридического, хозяйственного характера, определяющие образ жизни, религиозную, политическую и социально-экономическую системы, а также народные понятия о морали, нравственности, справедливости и равенстве всех перед Богом.
Пророк Мухаммед, по велению Аллаха, создал умму (общину верующих), которая при его преемниках халифах (заместителях) Абу Бакре, Омаре, Османе и Али стала молниеносно, в историческом масштабе времени, распространяться на север, восток, запад, и через сотню с небольшим лет ислам восторжествовал на гигантской территории от юга Франции до границ Китая.
Обращению в ислам способствовала уже указанная точность и простота религиозных правил, исполнение которых обещало исправление земных несправедливостей хотя бы на Страшном суде, после которого праведники и мученики будут блаженствовать в раю, а грешники мучиться в аду. Многие язычники были уже близки к идее единобожия и слышали от иных проповедников о Ветхом и Новом заветах, о праотцах арабов и евреев Ибрахиме (Аврааме), Мусе (Моисее), Исе (Иисусе), утвердившихся и в Коране. Но Мухаммед утверждал, что человечество не воспринимало Божьего глагола из уст этих пророков и непременно наказывалось.
При жизни пророка Мухаммеда откровения существовали по большей части разрозненными и в устной форме. При первых халифах их собрали и записали. Коран был дополнен сунной и хадисами (преданиями о поступках и высказываниях пророка и его сподвижников). На основе их сложился фикх (мусульманская юриспруденция), осмысливающий шариат (правильный путь к цели) и разработанный факихами (правоведами). Он предусматривает нормы и правила религиозной жизни и поступков мусульманина. Вспомним, что имам (духовный и светский предводитель иранской уммы) Хомейни был факихом.
Прошу простить за пространное объяснение одной-единственной статьи конституции, но когда речь идет о власти, обычно не жалеют ни слов, ни крови. Хотя ислам уравнивает людей перед Богом, спор, кто "равнее", существует в любом обществе. Мы помним, что четвертым халифом после кончины Мухаммеда был Али, его двоюродный брат, женатый, к тому же, на дочери пророка Фатиме.
Он воспитывался в доме пророка с шести лет, и когда пророк призвал своих родичей принять ислам и сказал: "Первый из вас, кто примет мою религию, будет после меня преемником", - Али и стал тем первым. Благочестивый и умный, он был задушевным другом пророка и соратником в трудные времена, а после кончины основателя ислама противился отклонениям от религии. В бедной хижине воспитывал своих детей - Хасана, Хусейна и Зейнаб, продолжив род пророка.
И когда встал вопрос о власти, сторонники его доказывали, что родство с пророком дает ему и его потомкам право на нее, потому что они унаследовали благодать и способность выступать посредниками между людьми и Аллахом, а следовательно, должны быть имамами.
Мекканская знать из рода Омейядов выдвигала своих предводителей и утверждала, что родство с пророком необязательно, что во главе общины должен стоять "всенародно избранный" халиф. Поскольку эту демократическую тенденцию поддерживало большинство, она возобладала в исламском мире, несмотря на то, что правители, как правило, оказывались порядочными тиранами. С этого и начался в мусульманстве великий раскол на суннитов (люди традиции, предания) и шиитов (присоединившиеся, т.е. сторонники Али).
Борьба за власть шла жестокая. Погибли Осман и другие халифы из Омейядов. Погиб Али и его сыновья Хасан и Хусейн, оплакиваемые шиитами ежегодно. Трагическая судьба ждала их потомков, почти всех шиитских имамов, которых, вместе с Али, было двенадцать, называемых священными, непорочными, чистыми, безгрешными.
Последний из них, двенадцатый, Ходжат бин Хасан исчез в 70-е годы 9 века в пятилетнем возрасте. Шииты считают, что он, согласно Божьей воле, был "сокрыт" на 69 лет, хотя и поддерживал связь с народом через четырех своих представителей, а потом начался период "большого сокрытия", когда он был взят живым на небо, где пребудет до Страшного суда, перед которым в образе Махди (своего рода мессии), или Вали-е-Асра, или Багиотоллы, или Повелителя времени явится на землю, чтобы установить царство правды и справедливости.
"Большое сокрытие" двенадцатого имама вызывает богословские споры. Видные шиитские мыслители поддерживают народное поверье, что будущий Махди пребывает среди людей и ждет своего часа, чтобы возглавить восстание и обеспечить победу истины.
А пока его полномочным представителем является шиитское духовенство.
* * *
Духовенство в Иране - это несколько сот тысяч человек: муллы, ахунды, пишнамазы (предстоятели на молитве), чтецы повествований о мученической кончине праведных имамов, проповедники, настоятели мечетей, судьи, наставники...
Они могут иметь и светские профессии. Среди них выделяются улемы, ученая элита, получающая образование в высших религиозных учебных заведениях священных городов Ирана (Кум и Мешхед) и Ирака Неджеф и Кербела). Официального посвящения в сан не существует. Религиозная организация совсем не похожа на иерархическую пирамиду любой христианской церкви, как не похожа мечеть на храм. Мечеть - дом собраний и молитв, где по пятницам (выходным дням) славят Бога еще и совместно, слушают проповеди и обсуждают политические вопросы.
Все улемы считаются равными и подчиняются лишь Богу и сокрытому имаму, и если духовное лицо, благодаря своим знаниям и благочестию становится особенно авторитетным и имеет большее число сторонников, чем другие, то с согласия лидеров шиитских богословских центров получает почетное звание ходжатольислама ("доказательство ислама"), потом аятоллы ("божественное знамение"), великого аятоллы, а всеми признанный духовный лидер зовется марджае таклид ("образец для подражания"). Все вместе они считаются муджтахидами, то есть лицами, имеющим право на иджтихад, на интерпретацию вновь появляющихся жизненных явлений. Они могут давать личное заключение о правилах поведения своих сторонников в изменившихся обстоятельствах, опираясь на основные и частные законы мусульманской веры. Это называется "выносить фетву" или декрет по правовым и политическим вопросам, а с появлением в стране духовного лидера его фетва приобрела значение приказа (хукм), обязательного для исполнения всеми верующими.
Но стать высоким духовным лицом совсем не просто. Во-первых, он должен быть законнорожденным. Во-вторых обладать хорошим слухом, зрением и дикцией. В третьих, вести благочестивый образ жизни и быть настолько безупречным в своих суждениях, чтобы у его сторонников не возникало и тени сомнения в их правильности. И этого мало... Вдобавок к высокому интеллекту, глубокому знанию Корана и хадисов, духовного наследия праведных имамов, логики, этики, мусульманского богословия и права надо участвовать в диспутах, выступать с проповедями в мечетях, иметь учеников и сторонников, которые, как это повелось исстари, разъясняли бы взгляды своего наставника в мечетях и на базарах. Зависимость духовной элиты от светской власти во времена монархии была слабой. Она распоряжалась специальным налогом, собираемым не государственными чиновниками. Все это и предопределило успех исламской революции в Иране, духовным руководителем которой стал имам Хомейни, чья страстная и доходчивая проповедь при помощи современной электронной техники звучала во многих тысячах мечетей, минуя государственную цензуру и сыск. Шиитов много в Ираке, Сирии и других мусульманских государствах. В Иране их 90 процентов населения. Со времени исламской революции они называют Хомейни имамом, что признавалось не всеми священнослужителями. Хомейни не возражал против такого звания, но никогда не отождествлял себя с Махди. Словосочетание "имам Хомейни" стало настолько прочным в сознании иранцев, что его называет так во всех трудах, даже когда речь идет о событиях, происходивших до 1979 года. Мне довелось побывать в Тегеране, Куме, Казвине, Исфахане, Хомейне и других городах, беседовать с людьми, седыми, бородатыми, в просторных темных халатах и чалмах об имаме Хомейни, революции, расспрашивать о тонкостях исламского права и правления. Они были скромны, не любили называть свои Ученые звания, но все равно обнаруживалось, что многие из них свободно говорят на нескольких иностранных языках, кроме обязательного арабского, что им ведомы перипатетические размышления Аристотеля, что кое-кто читал Декарта и Канта на их родных языках...
Глаза их молодо блестели. Постепенно я стал разбираться и в одежде, которую они носили. Улемы повязывают головы белыми тюрбанами, а черные были знаком того, что их обладатели являются сейидами - потомками пророка, что их родословная восходит через праведных имамов к самому Мухаммеду. Последние пользуются большим уважением у шиитов, независимо от того, улемы ли они или миряне. Им не рекомендуется лишь заниматься торговлей. Не священнослужители вообще не носят тюрбанов, многие не афишируют своей принадлежности к сейидам, и я с удивлением узнал, что мой постоянный спутник Хасан Захраи, доцент русской кафедры Тегеранского университета, защитивший диссертацию в Москве и с изяществом носящий пиджачную пару, - потомок пророка.
* * *
Имам Хомейни носил черную чалму, как и нынешний духовный лидер Исламской Республики Иран Хаменеи, речь которого я слышал, сняв туфли, в пятницу при большом стечении народа в мечети Тегеранского университетского городка, которая представляет собой большой навес, весьма отличающийся от роскошных дворцов с радиофицированными минаретами, что строятся сейчас повсеместно в разбогатевших на нефти мусульманских странах. Превосходно поставленным голосом со своеобразным тембром, как бы с трещинкой, он говорил о "текущем положении", опираясь на высказывания имама Хомейни. Слышал я и крупнейшего религиозного и государственного деятеля аятоллу Рафсанджани, который был в белой чалме.
Это не отчет специального корреспондента, а потому отмечу только, что у обоих риторика отработана в совершенстве, с должными паузами и ударными концовками пассажей, после которых раздавался многотысячный рокот: "Аллаху Акбар!" или другое ритуальное скандирование. Говорят, каждый иранец -прирожденный оратор...
Помолившись под руководством пятничного имама, который подавал знак, когда всем вместе, касаясь локтями друг друга, чтобы почувствовать общность, надо склоняться, верующие разошлись. Почти все они были в современных костюмах, но ни у одного из них не было галстука, ни у одного мужчины в Иране, как бы наперекор всемирной моде, в знак протеста против удавки. У всех бороды, но у молодых это что-то, вроде сильной небритости, ставшей модной и на Западе, не осознающем, откуда что пошло.
Женщины молились отдельно под навесом и одеты были все в просторные платья, скрадывающие соблазнительное изящество фигуры. Головы покрыты большим платом, хиджабом, чадрой, не закрывающей лица. Впрочем косметика позволительна и плечики тоже, а мешковатость или приталенность платья, как меня уверяли мужчины, зависит от того, насколько жена любит мужа и не хочет или хочет нравиться Другим мужчинам.
Многоженство? Попробуй содержать четырех жен одинаково хорошо но современным понятиям. В Иране меня с каким-то затаенным ужасом спрашивали - неужели многоженство, по слухам, сохранилось у мусульман России? Поскольку еда очень дешева (своя, непривозная, правительство тратит около 2 миллиардов в год, чтобы цены на нее и на бензин не поднималась), а к столу не подают спиртных напитков, то ходят в многочисленные ухоженные рестораны семьями, с выводками ребятишек, которых обожают, и нетрудно было заметить, что верховодит все-таки в семье супруга - "ханум", а муж поспевает и сопли подтереть дитятке и метнуться по ее подсказке к официанту, чтобы уточнить заказ. А насчет легкости развода, когда мужчине достаточно, по шариату, трижды заявить об этом публично, то это еще вилами на воде писано...
И это после исламской революции, о которой наговорили столько ужасов по части угнетения женщины. Кстати, студенток в университете никак не меньше
чем студентов.
Иранцы удивительно добродушны и приветливы. Улицы двенадцатимиллионного Тегерана до отказа забиты машинами с, видимо, лучшими в мире водителями, которые при малочисленности светофоров и совсем незаметной полиции, умудряются очень быстро рассеивать пробки, сворачивать, как кому в голову взбредет, проходя в считанных миллиметрах друг от друга, договариваясь на ходу едва заметными движениями рук и мимикой без скрежета сминаемого металла и ругани. У меня, привыкшего к московской неуступчивости и вечно дурному настроению водителей, то и дело падало сердце...
Скажут, это не показатель, но у меня было немало случаев удивляться, как такие незлобивые люди, сбившись в неистовую толпу, шли с голым руками на американские танки в революцию, не говоря уже о гладкоствольных ружьях охраны русской миссии, не отстоявшей посла Грибоедова. Но тут уже замешана политика и религия, наглость американских прихвостней, о чем скажу позже...
Догадки мои в случае с Грибоедовым подтвердились. Были наслоения всех перечисленных причин, провокации, подогревшие ярость толпы, как и горделивое поведение поэта, памяти которого досталось от нашей лени и не любопытства. Трусливый персидский монарх тогда тотчас послал принца в Петербург с подарком царю - одним из крупнейших в мире алмазов, и в шуме приемов и балов великая империя предпочла худой мир доброй ссоре.
Ведут иранцы свое летоисчисление с 26 июля 622 года н.э., когда пророк Мухаммед со своими приверженцами совершил хиджру, переселился из Мекки в Ясриб, впоследствии названный Мединой (Городом Пророка). У мусульман принято летоисчисление по лунному календарю, в котором год меньше нашего, и потому исламская революция совпала с наступлением 15-го века хиджры. Но в самом Иране больше пользуются солнечным календарем, по которому у них сейчас на дворе 1376 год, начавшийся в марте. Был еще введенный последним шахом календарь, начинавшийся в 5 году до н.э., по которому, если бы он не был отменен в предреволюционной обстановке, сейчас был бы 2527 г. При таком обилии календарей, хотя существуют всякие сравнительные таблицы, даже ученые мужи часто путаются, стараясь дать одну и ту же дату по разным мерилам, что автоматически переносится переводчиками на иностранные тексты сообщений об имаме Хомейни, в чем я не раз убеждался. А стрелки часов, вылетая из Москвы, приходится переводить на полчаса назад, хотя в наших бывших закавказских республиках разница в час.
На языке азери в Иране говорит больше людей, чем в постсоветском Азербайджане. Но ислам национальностей не признает. Как для христианской церкви "несть ни эллина, ни иудея", так и перед лицом Аллаха все равны - что перс, что тюрок, что курд... На фарси, от которого в свое время иностранцы произвели Персию, говорят почти все, как по-русски общаются все "тюркоязычные братья", от якутов до туркмен, не понимающие родственных наречий.
Раз уж мы заговорили о древнем летоисчислении, то не грех вспомнить, что во II или III тысячелетии до н.э. на великое пространство южнее моря, которое позже назвали Хазарским или Каспийским, пришли арийские народы. От них и пошло название страны - Иран. Не оттого ли тут часто встречаются темноволосые люди с серыми и зелеными глазами и европеоидными чертами лиц, а в музыке, наряду с восточными, встречаются мелодии, напоминающие вагнеровские и украденные Дунаевским? Право же, стоит прислушаться при случае к иранскому гимну...
* * *
Имам Хомейни повторил за Цицероном, что история — учительница жизни, и часто прибегал к примерам из прошлого, а порой оно просто вторгалось в современную жизнь, вызывая кипение умов и отнюдь не схоластические споры. Сами иранцы свою древнюю историю воспринимают, как отражение мифов и легенд, запечатленных в "Ведах", "Махабхарате", "Авесте" и особенно в "Шахнаме", каковое литературное произведение, по мусульманским источникам, было запечатлено на двенадцати тысячах специально выделанных телячьих шкур.
Древние греки и римляне наполнили ее лязгом оружия, восхвалением своих побед и уничижительными характеристиками персидских владык.
История смутно помнит мидян, расправившихся с Ассирией и, в свою очередь, покоренных персами, жившими на юго-западе Ирана, в районе цветущего и поныне города Фарса (Персиса по-гречески) в середине VI века до нашей эры во главе с царями из династии Ахеменидов. Кир Великий завоевал Центральную Азию и ближний Восток, блистали его столицы Сузы, Экбатан, Пасаргад. Цари Камбиз и Дарий раздвинули пределы империи от Индии до Балкан, подавив сопротивление лидийцев, вавилонян, египтян и построив Персеполис, величественные руины которого мне посчастливилось увидеть и запомнить навсегда.
Каждый из покоренных народов сохранял свой язык, религию, нравы, законы, но во главе его стоял персидский сатрап, следивший за тем, чтобы благосостояние подданных не гасло и налоги поступали исправно, хотя само слово, подаренное миру тоже через древних греков, имеет негативный оттенок. Персы щеголяли великолепными одеждами и вооружением, в них воспитывали воинственный дух, чувства чести, правдивости и любви к славе.
Государственной религией был зороастризм, основанный мифическим пророком Заратустрой, который утверждал, что мир есть арена борьбы бога света Ормузда и бога тьмы Аримана. Это оттуда почерпнули Мировые религии эсхатологическую идею конца света, воскресения из мертвых и даже рождение будущего спасителя Девой, но падшему ангелу рядом с Богом места не стало.
Однако Дарий и его сын Ксеркс обломали зубы о Грецию при Марафоне и Саламине, а через полторы сотни лет Александр Македонский, разгромив огромное персидское войско всего с 40 тысячами бойцов при Гранике и Гавгамелах и празднуя победы в Персеполисе то ли демонстративно, то ли по пьянке сжег его. Не помогли персам боевые колесницы, великолепная почтовая служба, покровительство искусствам, инженерные достижения, ознаменовавшиеся соединением Нила и Красного моря каналом. Цивилизация хрупка, когда за дело берется решительность и полководческий гений.
Минуем достаточно известных Селевкидов, парфян, битвы с римлянами и дойдем до династии Сассанидов из того же Фарса, правившей лет четыреста в Иране, то благоденствующем, то сотрясаемом междоусобицами. Шах Хосров Парвиз даже захватывал Иерусалим и вывез оттуда "подлинный крест", на котором распяли Иисуса Христа.
Но тут налетели арабские всадники с победным зеленым знаменем ислама. Пророк Мухаммед скончался в 632 году, а наместники халифа уже через десять лет управляли Ираном, и большая часть населения, как категорично говорят немусульманские историки, "нашла выгодным принять ислам". Наместников не очень любили, но ислам был демократичнее зороастризма. Беспокойный и талантливый народ, иранцы присоединялись к безгрешному имаму Али и его потомкам из духа протеста против халифов, и в народных волнениях простолюдины создавали новые мелкие династии, а гениальные поэты и ученые, несмотря на смуту, оставили неизгладимый след в мировой культуре и науке в то время, когда Европа прозябала в своих темных веках.
При турках-сельджуках, хлынувших из Туркестана была крепость Аламут, до которой, к сожалению, я не мог добраться, когда ехал в Казвин, по возрастной причине, невозможности карабкаться по горным тропам. Я много читал о грозе халифов, о гнездившихся там убийцах, бросавшихся в пропасть по мановению руки повелителя с надеждой попасть прямо в рай прохлады, фонтанов и прелестных гурий, порожденном воображением арабов, живших в безводной знойной пустыне, и ныне признаваемом мусульманскими учеными с оговоркой, что игра воображения еще не рисует картины трансцендентного мира. Ассасины-убийцы, получившие название от употребления одурманивающего гашиша, прочно вошли в лексикон большинства европейских языков, породив глагол, означающий покушение со смертельным исходом.
Было и страшное нашествие монгольской военной машины, когда войны внука Чингисхана истребили ассасинов, а заодно и добрую толику жителей Ирана, которые в ужасе ложились на землю при появлении одного-единственного кривоногого монгола. За его жизнь предали бы смерти жителей целого города. Но монгольская династия Ильханов, удовлетворив свою страсть к убийствам и разрушениям, приняла ислам и правила, по свидетельству Марко Поло, побывавшего в столице улуса Тебризе, весьма Цивилизованно.
Тамерлан, пожелавший возродить монгольскую империю, громоздил трупы до самой Москвы, а в Иране сложил пирамиду из 70 тысяч отрубленных голов. Его же потомок Улугбек стал замечательным астрономом, поэтом и покровителем литературы. Всех династий и войн не перечислишь, но странное дело — лишь они остаются в писаной истории, отодвигая на обочину народ, который пахал, строил, ремесленничал, торговал, растил новые поколения. В XVII веке при Сефевидах и особенно при шахиншахе (царе царей) Аббасе I Великом именно он преобразил Исфахан, который называют в Иране "половиной света" за его прекрасные мечети, самую большую в мире площадь, ажурные мосты... Тогда фарси стал государственным языком, как и возобладал шиизм. Правда, обласканный государством, он потерял свою вольнодумную прелесть, стал догматичнее, а шиитское духовенство -нетерпимее.
Через сто лет тюрок шах Надир уже преследовал шиитов, уничтожал целые города за неприятие суннизма, покорил Бухару, Хиву и Индию, откуда привез знаменитый "Павлиний трон" великих Моголов, который усыпан драгоценными камнями, но, на мой взгляд, совершенно безвкусен, что не помешало короноваться на нем последним шахам Ирана во дворце Гулистан (Розовый сад), сплошь отделанном неровными кусочками зеркал, нарядно глядящихся и в старинных мечетях. Но личная резиденция самого последнего шаха Мухаммеда Резы на севере Тегерана забита эклектическим смешением подаренной европейцами мебели, и запоминается лишь революционный юмор - отрезанные от большой статуи шаха бронзовые сапоги в человеческий рост у входа во дворец, на которые можно взбираться и фотографироваться.
Однако пора приступать к династии Каджаров, которую основал жестокий скопец Ага Мухаммед, перенесший столицу из Исфахана в Тегеран в конце XVIII века, счастливо воевавший с Россией, приказавший раздать в рабство 20 тысяч женщин города Кермана, а мужчин ослепить. Ему было доставлено 7 тысяч глаз, и он сам считал и взвешивал их. Ему наследовал племянник Баба-хан, который правил Персией под именем шаха Фетх Али, вел две неудачные войны с Россией из-за Закавказья, и едва не случилась третья война из-за расправы над Грибоедовым.
Вот при Каджарах - то и пришла Персия в полнейший упадок, отстав в промышленном отношении от многих стран и к XX веку оказавшись в зависимости от двух крупнейших империй, Британской и Российской, которые поделили страну на сферы влияния, помыкали шахским двором, меняя по своему усмотрению министров и военачальников. Впрочем, в стране не было никакого порядка и даже регулярной армии.
Первую конную бригаду, соответствующую требованиям своего времени, сформировали русские по образцу казачьих войск в 1879 г., поставив во главе ее русского полковника, офицеров и урядников и вооружив берданками. Практичные англичане прибирали к рукам добычу нефти.
Шах Музаффараддин, правивший, когда имам Хомейни был еще ребенком, дважды брал деньги в долг у русских для поездок в Европу, уступая им за это таможенные доходы на севере и рыбные ловли. Англичане пользовались таможенным правом на юге. Банкротство было полное.
Все это не могло не унижать гордый иранский народ и не сказаться на настроениях шиитского духовенства, которое старалось напоминать о былой славе и культурной уникальности. Взгляды имама Хомейни на необходимость вмешательства улемов в политику взросли не на голом месте. Когда одна английская компания в конце XIX века монополизировала производство и сбыт табака, вызвав возмущение народа, аятолла Ширази издал фетву, в которой проклял англичан и объявил бойкот товару фирмы. Во время иранской Конституционной революции 1905-1911 года, добившись ограничения прав монарха, аятоллы обратились к народу с коллективным декретом, утверждая, что "принятие конституции угодно сокрытому имаму и не противоречит Корану".
|
