Ч а с т ь п е р в а я
ПСИХОЛОГИЯ “Я”:
ЛОГИКА КАТЕГОРИАЛЬНОГО СИНТЕЗА
Глава 1
«Индивид» (психофизическое целое)
Традиция, утвердившаяся в российской психологии,– определять «личность», отталкиваясь от понятия «индивид». Но это последнее не является первым в ряду. К нему нужно еще подойти. Существует несколько путей восхождения (см. А. Н. Леонтьев [38]). Мы предлагаем еще один путь – в русле идей «теоретической психологии» (А. В. Петровский,
В. А. Петровский [91]).
Ближайшим к «индивиду» является понятие «живого» («живого существа», «организма»). Но и «живое» логически производно, имея свою предпосылку в понятии: «существо»; а то, в свою очередь, базируется на понятии сущего.
«Сущее». Мы говорим: «нечто сущее», подразумевая под этим постоянство (воспроизводимость) этого нечто в пространстве и времени. «Нечто сущее» – это еще не существо. Оно может рассматриваться просто как вещь. Повторю: «как вещь» – без каких-либо признаков жизни. В семиотике есть обобщающий термин: «актант». Это термин-подножье множества более конкретных, более богатых своими определениями терминов. Нечто, способное быть источником движения или, как минимум, подвергаться воздействию («претерпевать»). Как в том, так и в другом случае оно рассматривается как обладающее относительным постоянством (способное «пребывать», а не только меняться).
Рис. 1
«Существо». В общераспространенном понимании, хотя это понимание и не формулируется эксплицитно, существо есть нечто сущее, вступающее во взаимоотношения с другим сущим (чем-то иным), и тем самым (то есть посредством этих взаимоотношений) обеспечивающее свое постоянство (рис. 2). О существе можно говорить – агент, а об этом «ином» – реагент (среди них – контрагенты, то есть другие существа, и – реагенты среды, = вещи). Все существа обладают запросами и ресурсами, и, вступая во взаимодействия с реагентами, характеризуются тем или иным уровнем состоятельности. Здесь уже намечена, хотя прямо и не выражена, идея живого существа. Когда идея «существа» в значении живого существа формулируется явным образом, оно получает новое имя: «организм», «живое».
Рис. 2
«Живое» («организм»). На вопрос: «Чем живое сущее отличается от неживого?», мы бы, вслед за В. М. Михайловым, ответили так: «оно существует дольше, чем любая из его частей», это – целое, которое сохраняет себя на более длительный срок, чем любая из его частей, даже самых устойчивых во времени. Ту же мысль можно выразить более эмоционально: живое есть целое, сохраняющее свою пространственную организацию и побеждающее время,– такое целое, которое воспроизводит себя ценой смерти того, из чего состоит. Об организме мы не говорим (хотя и не отрицаем возможности этого), что он обладает каким-либо целостным образом себя (избегаем здесь телеологических интерпретаций), и не используем, например, таких определений, как «бытие для себя». Для нас организм есть нечто само по себе и через себя сущее, иначе говоря, нечто дорефлексивно длящееся в мире. Заметим, что в речи сохраняется сочетание «по себе» в значении детерминанты процесса: «не по себе дерево рубишь», суди по себе и т. п.; «по себе» здесь – не образ, а, прежде всего, прообраз действия и его результата. Сказанное настолько важно, что нелишне еще раз подчеркнуть: «само по себе» не предполагает посредничества в виде образа чего-либо, но, наоборот, это «что-то» выступает как прототип производимого (оригинал, диктующий воспроизводство) 3.
Рис. 3
«Индивид». Говоря об индивиде, мы опираемся на такие конструкты, как бытие, физическое и психическое, объективно и субъективно сущее, переживание, чувствования и ощущения и др. Предлагается следующее определение: индивид есть живое существо (организм) как психофизическое целое. «Психическое» и «физическое» здесь трактуются как равноценные определения его бытия (см. рис 1 , вариант б), а не а) ):
Рис. 4
Индивид при этом не отождествляется с организмом как физическим телом, и наряду с этим психическое не рассматривается здесь как некое «отражение» состояний физического тела (образ этих состояний и т. п.), чему бы соответствовал вариант а) на рисунке. Избегая подобных упрощений, столь типичных для многих публикаций, мы исключаем возможность впасть в дурную бесконечность уже на следующем шаге логических построений, связанных с введением понятия «Я». Ведь «Я» предполагает момент отраженности индивида в психике, но если индивид есть носитель психики, а психика есть отражение состояний тела и его окружения, то и отраженность индивида в себе самом должно включать в себя отраженность его бытия как носителя его психики, в которой он, в свою очередь, отражен как носитель психики и т. д. и т. п. до бесконечности.
«Психика» – система процессов и состояний взаимоперехода между объективными и субъективными атрибутами бытия живых существ (организмов). Пояснением этой дефиниции может служить рисунок:
Рис. 5
Под «субъективным» подразумевается внутренняя, то есть неотчуждаемая от живого существа и порождаемая им самим система феноменов, совокупность чувственных проявлений его бытия. «Субъективное» включает в себя образы мира (конфигурации «чувственной ткани», в которых воспроизводятся формы объектов), мысли («усмотрение отношений» как специфическое переживание), цели и побуждения (чувственные прообразы будущего), аффекты, эмоции, чувства, настроения и др. Неотчуждаемость «субъективного», «внутреннего» от индивида может быть осмыслена в соответствии с различением условий порождения и существования этих феноменов. Возникнув однажды, «субъективное» неотделимо от производящих его условий (локус существования того, что возникло, совпадает здесь с локусом возникновения его).
В этом отличие его от физического как объективно сущего. Объективное есть всеобщее достояние, – то, что потенциально «существует для всех».
На фоне многочисленных попыток определить «психику» (психическое), которая часто неправомерно отождествляется с понятием «субъективное» (будь то «сознательное» или «бессознательное»), философы и психологи, трактующие этот предмет, поразительно малое внимание уделяли тому, что представляет собой физическое. Между тем, без этого никакие попытки справиться с первой задачей не могут претендовать на успех. И в этой связи, мы обратим внимание читателя на тот признак существования, который может рассматриваться как определяющий для понимания физического. Оно может быть осмыслено как обладающее свойством транспонируемости: для него выполним перенос. Действительно, физическое тело («вещество») или физическая волна, возникая где-либо, могут быть «перенесены» за пределы места своего возникновения, при этом их свойства сохраняют свою неизменность. Локус существования физического может отличаться от локуса его возникновения.
Психическое и его атрибут – субъективное – возникнув «где-то», остается там, где возникло. По этой причине внутреннее, субъективное невозможно каким-либо способом «увидеть», «подсмотреть» (сфотографировать или каким-либо еще способом воспроизвести) с позиции внешнего наблюдателя: оно не распространяется, подобно волне, и не перемещается, подобно вещи; оно принадлежит исключительно индивиду, составляя его достояние, его имманентное свойство. Ни боль, ни запах, ни переживание «красного», ни ощущение плотности, ни образ объекта передо мной, ни мысль, ни чувство, ни смыслы как формы проявления психического не могут быть «извлечены» из той среды, из того «места» пространства, в котором они возникли,– такой перенос всегда означал бы трансформацию психического (вплоть до его полного уничтожения).
Психические процессы невидимы, беззвучны и неосязаемы; они не имеют ни цвета, ни вкуса, ни запаха. Но без них было бы невозможным появление зрительных, слуховых, кинестетических ощущений, невозможны чувственные переживания. Так же и воля, внимание, сопровождаемые напряжением и усилием, сами по себе сверхчувственны; они не являются чувствами напряжения и усилия как таковыми. Переход объективного в субъективное и субъективного в объективное, свершаемый посредством психики, эмпирически неуловим. Зазор, существующий между этими атрибутами бытия, не может быть «заполнен» физическими или химическими сущностями, представлениями о волне и корпускуле; точно также этот «зазор» не может быть «перекрыт» представлениями об известных или еще неизвестных элементах чувственного.
Психика – это ль не диво творения?
вот доказательство в две строки:
нет никого, кто видел бы зрение
и осязал бы работу руки…
Грань между объективным и субъективным – отнюдь не условна, конечно, если считать, что «психика» – не «конструкт», а особая (третья) реальность. Психическое не только отделяет, но и связывает пространства объективного и субъективного. Если от этой общей посылки перейти к примерам, то вопрос звучит так: «Можно ли обнаружить в реальном физическом мире то, что нельзя не мыслить как психическое?» Мы говорим, что это возможно! Такова, например, форма объектов, отношение между частями, границы, отделяющие одну от другой, динамика вещи, сходство, различия, запись (отпечаток) чего-то одного в чем-то другом и т. д. Я приведу пример «как бы физического» объекта, который, в действительности, к категории физических объектов не относится (если бы он имел статус физического объекта, то его поведение вступало бы в противоречие с законами физики). Так, пятно света, имеющее, положим, форму окружности, может перемещаться со скоростью, значительно превышающей скорость света. Я имею в виду известный парадокс с вращающимся прожектором, угловая скорость которого является, конечно, субсветовой, в отличие от возможной скорости перемещения светового пятна на отдаленном объекте (она-то и может быть существенно больше скорости света). Объяснение парадокса состоит в том, что круглое пятно, движущееся со скоростью v>c, не есть физический объект, и поэтому физические законы ему «не писаны».
Звезда – физический объект, а созвездие, как известно, нет.
То же и отношения, а стало быть, статические и динамические структуры, образуемые физическими сущностями. Говорят, форма воска, несущая на себе отпечаток предмета, не содержит в себе ни грана вещества. Но также – и не грана волны, если бы волна могла быть измерена в гранах.
Формы, «огранивающие» физические сущности, суть психические образования; их носители – физические тела и волны, а они сами – суть носители субъективных явлений (переживания, ощущения, восприятия, представления и т. п.), образуют субстрат и композицию их.
Особый вопрос заключается в том, чтобы осмыслить место «непространственных» ощущений в мире телесных контактов индивида с миром. О каких порожденных или порождающих формах здесь могла бы идти речь? Ведь ощущения, говорят, «просты»… Вспомним тонизирующий эффект черного кофе, и попытаемся перебросить мысленный мостик между этим переживанием, с одной стороны, и особенностями поведения приободренного человека, с другой. О каком структурном соответствии могла бы идти речь при сопоставлении таких, столь непохожих друг на друга явлений? В известных примерах Э. В. Ильенкова, А. Н. Леонтьева, В. В. Давыдова, демонстрировавших переход формы внешнего объекта в форму движения руки, и, далее, формы движения руки в форму субъективного переживания формы объекта, – в таких примерах подобный вопрос не стоит. Ведь тут перед нами наглядный пример переноса формы: форма объекта → форма деятельности → субъективная форма.
Мы полагаем, что место ощущений в системе организации поведения – двоякое. Как ни парадоксально, ощущение, казалось бы, «простое», способно структурировать поведение, и, кроме того, способно направлять его.
В одном случае речь идет об ответе на вопрос «зачем?» (зачем нужны ощущения, если психика, как носитель форм, способна «сама» направлять поведения, не опираясь на параллельный ряд сопутствующих ей переживаний)? Читатель, конечно, узнает в этом посыле знаменитый вопрос об эпифеноменальности психики. Действительно, легко может составиться представление, будто ощущения – эпифеномен работающего (движущегося, воздействующего, действующего) тела индивида. Они будто «не нужны» ему для его собственной жизнедеятельности в мире. И это, должен сказать автор, вполне справедливое недоумение.
Ну, в самом деле! – говорим мы, – телу индивида вообще ничего «не нужно»; ведь именно тело является инструментом «нужды», обслуживая производимые его работой ощущения, а не наоборот (то есть не ощущения обслуживают тело). Иначе говоря, ощущения суть не столько возможный инструмент функционирования, сколько возможный результат, и на этой основе – цель, смысловой вектор существования индивида, само острие этого вектора.
Далее, раскрывая возможное место ощущений в организации поведения, от вопроса «зачем?» мы переходим к вопросу «как?» (то есть как возможно, чтобы «простое» ощущение конфигурировало сложное поведение). Суть возможного ответа состоит в следующем. Нет ощущений, изолированных друг от друга. Любое ощущение соотнесено с ощущением, которое ему непосредственно предшествует и за ним следует, существует на фоне других ощущений или само образует фоновое ощущение по отношению к какому-либо другому. Нет, и не может быть единичных, замкнутых на себя ощущений; в субъективном пространстве-времени они сосуществуют друг с другом. Иными словами, иллюзия полагать, что ощущения бывают «точечными». Они всегда «заполняют» области субъективного опыта, а значит, заключают в себе границу. Так, «синее» отграничено от «красного», «этот запах» от «того» и т. п. Они ограничивают и огранивают друг друга. Длительность и пространственность ощущений неразлучны (интересно, что сказал бы по этому поводу А. Бергсон?). Усилим тезис, «соберем» мысленно ощущения в отдельные «психические состояния», образуем паттерны ощущений. И если нам удастся этот мысленное собирательство, то мы будем готовы сказать, что ощущения способны к образованию форм. А если так, то границы и основанные на них формы сочетания ощущений приобретут в наших глазах искомую функцию. Мы сможем рассматривать их как нечто, способное направлять (структурировать) поведение, – конфигурировать потоки активности. Ибо форма заключает в себе пространственное определение, структуру (так же как перфокарта с отверстиями, образующими определенный рисунок). Такая структура способна опосредствовать активность, сказываясь на ее протекании.
Таким образом, тело – инструментально; душа – самоценна. Организм есть машина, поставляющая ощущения и опирающаяся на них в своем функционировании. Как же это происходит? И какова перспектива динамики?
Предположительно, это происходит так. Сначала, в результате телесных контактов индивида со своим окружением, спонтанно, в его психике появляются ощущения, имеющие определенный гедонистический тон («приятное» – «неприятное» и т. п.). Далее, в психике фиксируется маршрут, приводящий к таким ощущениям (поскольку переживание имеет форму, возможно управление поведением, ведущим к позитивному результату). Там где возможно говорить об управлении со стороны субъективного, мы всегда находим следы наслаждения и страдания; вкрапление опыта притягательных и отталкивающих переживаний. При автоматизации поведения, переживания, производимые психикой, имевшие гедонистический знак, становятся необязательными и покидают субъективную сферу.
«Пограничный» статус психического объясняет феномен перманентного поиска и реинтерпретации психологией своего собственного предмета (время от времени психология как бы утрачивает свой предмет), «исчезновения» фундаментальных психологических категорий и понятий. На протяжении истории психологии встречались случаи отрицания психологами реальности «ощущения», «внимания», «воображения», «мотива», «воли», «деятельности», «субъекта» и др. Примером может служить высказывание Х. Хекхаузена, описывающее онтологический статус «мотива», базовой категории психологии: «Собственно говоря, мотивов не существует» (подразумевается, что это – конструкт нашего мышления). Между тем, предлагаемое здесь понимание психики исходит из признания реальности её бытия: психика, по отношению к объективному и субъективному, есть «нечто третье» – особый род бытия, описываемый понятиями «сопредельное», «переходное», «связующее».
Процессы и состояния, объединяющие внешние и внутренне образующие бытия индивида, объективные и субъективные измерения его жизни, опосредствуют движение «извне во внутрь» и «изнутри во вне». В первом случае имеется в виду «перенос» форм внеположных индивиду объектов во внутренний, субъективный план (познание в широком смысле), во втором – встречное движение (порождение и воплощение во вне внутренних моделей мира).
Это не означает, что содержания субъективного, все без остатка, могут быть сведены к каким-либо внешним воздействиям, имея свой прототип во вне и являясь копиями (отражениями) этого прототипа. Точно также и объективное сохраняет своего рода дистанцию по отношению к психическому: не всё в объективном актуально «переводится» психикой в субъективный план и не всё являет собой воплощение субъективного. Но каждый процесс, каждое состояние или свойство психики представляет собой единство «центростремительной» (ориентировочная активность) и «центробежного» (исполнительная активность) переходов объективного в субъективное и субъективного в объективное.
Когнитивные акты, такие как восприятие, память, воображение реализуют переход «извне во внутрь» (во всех случаях этот переход опосредствуется активностью индивида, направленной во вне).
Акты поведения – импульсивные, произвольные и волевые формы активности – реализуют обратный переход «изнутри во вне» (данный переход опосредствуется процессами, ориентированными противоположным образом – извне во внутрь).
В противоположность «центростремительному» и «центробежному», мышление уравновешивает оба процесса, придавая статус реальности тому, что до этого существовало в субъективном плане (воображение, гипотезы о мире), и в то же время – статус субъективного отношениям, существующим во вне.
Подобно психическим процессам, психические состояния также - переходное звено между субъективными и объективными аспектами жизнедеятельности индивида: они реализуют функцию воспроизводства ситуации и играют регулятивную роль. В некоторых случаях психические состояния способны «порождать» свой объект, то есть являются самоподтверждающимися (так, страх оступиться повышает вероятность падения, ревность «порождает» соперника и т. д. и т. п.).
Отдельные психические процессы и состояния выступают в единстве, образуя целостные системы активности, реализующие взаимопереходы объективного и субъективного. Таковы – «предметная деятельность» (в трактовке А. Н. Леонтьева [38].), установка (в теории Д. Н. Узнадзе [125].), «настроение» (в концепции М. В. Басова), «Я» (как особая идея) и др.
Психика относится к субъективным продуктам собственного творчества (мир субъективных явлений) так же, как и к объективной реальности: копирует нечто в том, что она сама создала, опускает что-то при этом, усиливает подчеркиванием, «группирует» наново. Эффекты восприятия двойственных картинок, «фигура-фон», перестук колес, в котором человек способен по своему произволу слышать то один стихотворный размер, то другой и т. п., всё это – творения психики, результат вторичного психического отражения того, что уже было ранее отражено.
Из определения психики следует, что существуют осознаваемые (присутствующие в субъективном плане) и неосознаваемые ее содержания. Психика – и исторически (в филогенезе и онтогенезе), и логически (в соответствие с приведенной дефиницией) – непосредственно неосознаваемое образование. Осознание основано на отражении (рефлексии) психического в субъективной сфере индивида; сознание – своего рода автопортрет психики вместе с ее предпосылками и результатами.
Мир субъективного объединяет в себе всё, что есть для меня и единственно для меня, включая и мой собственный образ, в котором всё это есть. Вопреки сложившемуся убеждению, моё «Я» ничего не воспринимает, ничего не видит. Есть только картинки, среди которых и картинка того, кто «смотрит», и даже картинка того, будто бы он что-то «видит». Но, разумеется, на этой картине нет зрения как особого процесса превращения нарисованного объекта посредством нарисованного субъекта в картинку образа объекта в голове у нарисованного человечка. «Видимое», «Видящий», «Видение» – суть феномены субъективного, то есть «картинки»; а «зрение» – это просто слово (оно субъективно дано как звучание), обозначающее стрелочку трансформации «видимого» в «видение» «видящим».
Таким образом, мы осмысливаем идею восприятия в терминах «есть» – «нет» «на картинке». При этом, как можно убедиться, мы устраняем лопатинского «человечка в человечке»,– упраздняем саму идею воспринимающего «гомункулуса». Показываем,– рисуя,– что сам гомункулус – это фантом, включенный в структуру картинки, порождаемой мозгом. Иначе говоря, мы налагаем вето на гипостазирование (придание статуса объективно сущего) того, что является не более чем конструктом-картинкой.
Таким образом, глобальный конструкт «психика», в значении посредника между «объективным» и «субъективным», реализует в себе исторически складывающиеся представления о взаимодействии и взаимосоответствии («сосуществовании», «параллелизме») внешнего и внутреннего, телесного и душевного, идею нерасторжимости объективного и субъективного атрибутов бытия индивида 4.
В заключении сформулируем положение, имеющее гипотетический, а с точки зрения кого-нибудь из скептиков, явно фантастический характер. Суть вот в чем. Если мы правы, и психика, – обладая способностью отражать мир,– сама по себе остается неотразимой, то правомерен вопрос об эволюционном смысле психического (в качестве такой невидимой силы, способной производить переживания и направлять поведение). Думаю, что этот вопрос, о психике-невидимке, если только отважиться его поставить, заключает в себе и ответ. Кажется разумным считать, что, располагая такой волшебной способностью (выше мы назвали ее «дивом творения»), индивиды приобретают дополнительные возможности достигать своего, чувствуя защищенность,– особые конкурентные преимущества. Его цели, планы, эмоции, всё это – только внутри индивида, и соглядатаям недоступно. Таким образом, психика-невидимка скрывает от чужих глаз то, что должно быть действительно невидимо, и в этом возможный эволюционный смысл ее потаенности.
|
