Скачать 7.54 Mb.
|
I ческими понятиями и кла<_сифик.! . ■ ■ ■ ■ i ... ■■-, ч m naJm ' исходиi случайно! п. и с^ш;-- -.-■. ■ ■ * . ■.. ш "ЧсскиЯ при( мои и всегда отрывочность, бессистемное: "\ чпчч-пи ) ала, остающегося без планомерного ф. ■. !_:: ... ЯснеД нельзя выразить рол ьи фу нкщно я:!1* k j : ■ ;;, '-'tvia ' вании. И всем успехом Павлои обязан oj ю .;..■ . ч< т^долЯ гической последовательное in прежде вич- , .,ьч,с. "и* ] главы о работе слюнных же.им у собак uv: . .. :/10в;щияЯ превратились н учение о иыи.к-ii нериной дещ-сльностая ПОВеДС'НИИ ЖИВОТНЫХ ИСКЛЮЧИТСЛЬНО ПОТОМ>. "го ОН ИОДнялЗ изучение слюнной секреции на огромную !'■■ '"пческую высоту и создал прозрачную систему пои ■-■■'■ и.-,. и'пиую в основу науки. Принципиальности 11аилона ъ м.- . итоги че-ских вопросах надо удивляться, его книга niui.ii! г нас в лабораторию его исследований и учит созид,!нто научного языка. Вначале — какая важность, как назын.г \, явление? Но постепенно каждый шаг вперед закрепляет, я новым словом, каждая новая закономерность требует термина. Он выясняет смысл, значение употребления новых терминов. Выбор терминов и понятий прсдопределче'1 исход исследо- ■ вания: «...как было бы можно систему беспространственных понятий современной психологии наложить нал материальную конструкцию мозга». Когда Э.Торндайк говорит о реакции настроения и изучает ее, он создает понятия и законы, уводящие нас гуд мозга. Обращение к этому методу Павлов называет трусо-1 стью. Частью по привычке, частью вследствие некоторого «умственного устранения» он прибегал к психологическим объяснениям. «Но вскоре я понял, в чем состоит плохая услуга. Я был в затруднении тогда, когда tic видел естественной связи явлений. Помощь психологии заключалась в словах: "животное вспомнило", "животное за хотело "Д "животное догадалось", т.е. это было только приемом аде-терминистического думания, обходящегося ucj настоя-* щей причины» (курсив мой.— Л.В.). В способе выражения психологов он видит силу серьезного мышления. И когда Павлов ввел в лабораториях штраф за употребление психологических терминов, то для истории теории науки это факт не меньшего значения и показательности, чем спор о символе веры для истории религии. Только Чел-панов может над этим посмеяться; учений не в учебнике* не в изложении предмета, а в лаборатории — в процессе исследования — штрафует за неверный термин. Очевидно, штраф налагался за беспричинное, беспросчранствснное, !32 ,. |. теннпе, мифологическое мышление, которое вры->■! им словом в ход исследования и грозило взорвать i;Ul '1: - ;_,:. у американцев — внести отрывочность, бес ^Wuiucin, вырвать фундамент. Челпанов вообще не подозревает, что новые слова rvi быть нужны в лаборатории, при исследовании, что **мы'с'|. значение исследования определяются употребляе- ыми словами. Он критикует Павлова, говоря, что «тормо- ^en^L слъ выражение неясное, гипотетическое и что то же мог следует сказать и относительно термина "расторыо-жение"«. Верно, мы не знаем, что происходит в мозгу при торможении — и все же это прекрасное, прозрачное понятие' прежде всего оно терминировано, т.е. точно определено своем значении и границах; во-вторых, оно честно, т.е. говорит столько, сколько само знает; в настоящее время процессы торможения в мозгу не вполне ясны нам, но слово и понятие «торможение» вполне ясны; в-третьих, оно принципиально и научно, т.е. вводит, факт в систему, ставит его на фундамент, объясняет гипотетически, но причинно. Конечно, глаз мы себе представляем яснее, чем анализатор: именно поэтому слово «глаз» ничего не говорит в науке, термин «зрительный анализатор» говорити меньше, и больше слова «глаз». Павлов открыл новую функцию глаза, сопоставил ее с функцией других органов, связал через нес весь сенсорный путь от глаза до коры мозга, указал ее место в системе поведения — и это все выражает новый термин. Что при этих словах мы должны подумать о зрительных ощущениях — верно, но генетическое происхождение слова и терминологическое его значение — две абсолютно разные вещи. Слово не содержит в себе ничего от ощущений; им может вполне пользоваться слепой. Поэтому те, кто вслед за Чслпановым ловят у Павлова обмолвки, осколки психологического языка и уличают в непоследовательности, не понимают смысла дела: если Павлов говорите радости, внимании, об идиоте <собаке). то это только значит, что механизм радости, внимания и прочего еще не изучен, что это еще темные пятна системы, а не принципиальная уступка или противоречие. Но псе это может показаться неверным, если рассуждение не дополнить оборотной стороной. Конечно, терминологическая последовательность может стать педантством, «словесностью», пустым местом {школа Бехтерева). Когда же ото бывает? Иногда слово, как этикетка, наклеивается на готовый товар, а не рождается в процессе исследования. 133 1 огда оно не терминирует, не разграничивает, а вносит \ неясность и кашеобразность в систему понятий. Такая работа есть наклеивание новых ярлычков, ровно ■шчего не объясняющих, ибо нетрудно, конечно, изобрести делый каталог названии; рефлекс цели, рефлекс бога, ре- ] £>лекс права, рефлекс свободы и пр. На все найдется свой эефлекс. Беда только в том, что ничего, кроме игры в би-эюльки, мы здесь не получим. Это, значит, не опровергает ■ю методом от обратного подтверждает общее правило: но-зое слово идет в ногу с новым исследованием. Подведем итоги. Мы видели везде, что слово, как солнце з малой капле воды, целиком отражает процессы и тенденции в развитии науки. В науке откр[>твается некоторое J принципиальное единство знания, идущее от верховней- t них принципов до выбора слова. Что же обеспечивает этоЛ гдинство всей научной системы? Принципиально-мстодо-а тогический скелет. Исследователь, поскольку он не техник, эегистратор и исполнитель, есть всегда философ, который зо время исследования и описания мыслит о явлении, и способ его мышления сказывается в словах, которыми он пользуется. Величайшая дисциплина мысли лежит в основе павловского штрафа: такая же дисциплина духа в основе ручного понимания мира, как монастырская система—i эелигиозного. Тот, кто придет в лабораторию со своим сло-50м, вынужден будет повторить пример Павлова. Слово ;сть философия факта; оно может быть его мифологией и :го научной теорией. Когда Г.К.Лихтенберг сказал: «Es ienkt sollte man sagen, so wie man sagt: es blitzt»,— то он эоролся против мифологии в языке. Сказать cogilo слишком •> иного — раз это переводят:«Я думаю». Разве физиолог со-■ласился бы сказать: «Я провожу возбуждение по нерву»? Сказать «Я думаю» и «Мне думается» — значит дать две"*" тротивоположные теории мышления: вся теория умствен-■шх поз Бинс требует первого, теория Фрейда — второго, а геория Ктольпе — то одного, то другого выражения. Гефф-шнг сочувственно цитирует физиолога Фостера, который -оворит, что впечатления животного, лишенного полуша- 4 зий большого мозга, мы должны или «назвать ошущения-яи... или же мы должны придумать для чих совершенно ювое слово», ибо мы наткнулись на новую категорию фак-гов и должны избрать способ, как мы будем се мыслить -4 й i связи со старой категорией или по-новому. Из русских авторов Н.Н.Ланге понимал значение терми- -ia. Указывая, что в психологии нет общей системы, но I 134 сшатал всю науку, он замечает: «Можно сказать, кризисР'вели 1[ен11Я5 что описание любого психического иеб°я^ получает иной вид, будем ли мы его характеризо-вр°це ' чзть в категориях психологической системы Эб-ваТЬ,И,зч'и1иВунлта,Штумпфа или Авенариуса, Мсйнонга ГБине Джемса или Г.Э.Мюллера. Конечно, чисто фак-иЛИ гкая сторона должна остаться при этом той же; однако тцчес ^ ^ крайней мерс в психологии, разграничить опи-Q Яаяемыв факт от его теории, т.е. от тех научных катего-С- при помощи которых делается это описание, часто Рии' трудно и даже невозможно, ибо в психологии (как, °чеочем и в физике, по мнению Дюгема, всякое описание вПр ВСС1'да уже и некоторая теория... Фактические иссле-Ёпвания. особенно экспериментального характера, кажутся 1Я поверхностного наблюдателя независимыми от этих принципиальных разногласий в основных научных катего-лиях разделяющих разные психологические школы». Но в самой постановке вопросов, и том или ином употреблении психологических терминов содержится всегда то или иное понимание их. соответствующее той или иной теории, а следовательно; и весь фактический результат исследования сохраняется или отпадает вместе с правильностью или ложностью психологической системы. Самые, по-видимому, точные исследования, наблюдения и измерения могут, таким образом, оказаться при изменении смысла основных психологических теорий ложными или во всяком случае утратившими свое значение. Такие кризисы, разрушающие "или обесценивающие целые ряды фактов, не раз бывали в науке. Лангс сравнивает их с землетрясением, возникающим благодаря глубоким деформациям в недрах земли; таково было падение алхимии (1914). Столь развившийся теперь в науке фельдшеризм, т.е. отрыв технической исполнительской функции исследования, главным образом обслуживания аппаратов по известному шаблону, от научного мышления, и сказывается прежде всего в упадке научного языка. В сущности, это прекрасно знают все мыслящие психологи: в методологических исследованиях львиную долю забирает терминологическая проблема, требующая вместо простой справки сложнейшего анализа. Г.Рикксрт видит в создании однозначной терминологии важнейшую задачу психологии, предшествующую всякому исследованию, ибо при примитивных описаниях надо выбирать такие значения слов, которые бы, «обобщая, упроща-ли» необозримое разнообразие и множественность 135 психических явлений (Л.Бинсванг^р. I 922). Исущн0Ст же мысль выразил еще Энгельс на примере химии: «в И>ТЯ нической химии значение какого-нибудь тела, а, еле ^ тельно, также и название его, не зависит уже простоя состава, ;i обусловлено скорее его положением в том п к которому оно принадлежит. Поэтому, если мы h-iv^8^- - ^ОДг*«_ что какое—нибудь тело принадлежит к какому-ниб^Г ; дойному ряду, то его старое название становится прспятг бисм для понимания и должно быть заменено назвевм указывающим этот ряд (парафины и т.л)». То, что зл доведено до строгости химического правила. существуе виде общего принципа во всей области научного языка «Параллелизм.— говори! Ланге,— есть невинное первый взгляд слово, покрывающее, однако, стращщЖ мысль — мысль о побочности и случайности техники в миг физических явлений.» Это невинное слово имеет поуч ■ тельную историю. Введенное Лейбницем, оно стало применяться к тому решению психофизической проблещ, которое идет от Спинозы, меняя свое имя много раз: Гефф! динг называет его гипотезой тождества, считая, что это «единственно меткое и подходящее название». Частоупотч. реблявшееся название монизма этимологически правиль но. но неудобно, потому что к нему прибегало «расплывчатое и непоследовательное мировоззрение». Названия параллелизма и двойственности не подходят, потому что «преувеличивают представление, будто духовноеи телесное надо мыслить как два совершен но отдельных ряда1 развития (почти как пара рельсов на железнодорожном пути); а этого—то гипотеза как раз и не признает». Двойственностью следует назвать не гипотезу Спинозы, а Xр.Вольфа Итак, одну гипотезу называют то 1) монизмом, то 2 двойственностью, то 3) параллелизмом, то 4) тождеством, Прибавим, что возрождающий эту гипотезу круг марка стов (какбудет показано ниже): Плеханов, азанимСарабь янов, Франкфурт и другие — видят и ней именно rneopui единства, но не тождества психического и физичесш Как же это могло произойти? Очевидно, что эта гипоте ■ сама может быть развита на почве тех пли иных еще dojii -общих воззрений и может принять тот или иной смыс зависимости от них: одни подчеркивают в ней двойстве ность, другие — монизм и т.д. Геффдинг замечает, что а ■ не исключает более глубокой метафизической гипотез) частности идеализма (19081. Чтобы войти в состав фЩ софского мировоззрения, гипотезы требуют новой обрао 136 пвая обработка состоит в подчеркивании то одко-KHi вЭта НОцо момента. Очень важна справка Ланге: «Пси-pp,to3P-v Hi, параллелизм мы находим у представителей кофйЭИЧеоцых философских направлений — у дуалистов (ЯМЬ1* Р'1-]Теле11 Декарта), у монистов (Спиноза), у Лейб-(Послс,д0-,тафи3йчсский идеализм), у позитивистов-агно-ацца ( , Вундта и Паульсена (волюнтаристическая иетаФ" ^|НГ гОВОрИТ о бессознательном как о выводе из рзы тождества; «Мы поступаем в этом случае подобно ' ' ion дополняющему, отрывок древнего писателя по-Ф"-1^ ,;,' конъюнктурной критики. Духовный мир в срав-": К физическим является нам отрывком; только путем иеНотСЗы есть возможность его дополнить...». Это неизбежна вывод из параллелизма. Поэтому не так уже не прав Челпанов, когда говорит, д0 1922г. он называл эту доктрину параллелизмом, а с ,Q22r.~ материализмом. Он был бы вполне прав, если бы его философия не была приноровлена к сезону несколько механически. 'Гак же обстоит дело со словом «функция» (имею ь виду функцию в математическом смысле): перед нами в формуле «сознание есть функция мозга» —■ теория параллелизма, «физиологический смысл» — и перед нами материализм. Гак что, когда Корнилов вводит понятие и термин функционального отношения между психикой и телом, хотя и признает параллелизм дуалистической гипотезой, сам не.шметно дли себя вводят эту теорию, ибо понятие функции в физиологическом смысле им отвергнуто и остается второе. Таким образом, мы видим, что, начиная с широчайших гипотез и кпнчая мельчайшими деталями в описании опыта, слово отражает общую болезнь науки. Специфически вовое, что Miii узнаем из анализа слов,— это представление «молекулярном характере процессов в науке. Каждая кле-зчка научного организма обнаруживает процессы инфи-■шрощщия и борьбы. Отсюда мы получаем более высокое 'Представление о характере научного знания: оно раекрыва-■ я как глубочайшим образом единый процесс. Наконец, «Получаем представление о здоровом и больном в процес-d.VKn: го. что верно о слове, верно и о теории. Слово до otro""'3 nP°-mir'lCT науку вперед, пока оно 1) вступает в чаетСй-'НН01" исс'1СДованием место, т.е. поскольку оноотве-р&ьектииному положению вещей, и 2) примыкает к 137 верным исходным принципам, т.е. наиболее °бобщеНн^ формулам этого объективного миру. " г Мы видим, таким образом, что научное изучение &Л одновременно изучение факта и своего способа познаиЗ факта; иначе— что методологическая работа пРоделывД стся в самой науке, поскольку она продвигается вперед иЗ осмысливает свои выводы. Выбор слова есть уже методов гический процесс. Особенно у Павлова легко видеть, ^ методология и эксперимент разрабатываются одновремея но. Итак, наука философична до последних элементов, я слов, так сказать, пропитана методологией. Это совпадае! со взглядом марксистов на философию как «науку о науках», как на синтез, проникающий в науку. В этом смыой-Энгельс говорил: «Какую бы позу ни принимали естестве! испытатели, над ними властвует философия... Лишь когдй естествознание и историческая наука впитают в себя диа-J лсктику, лишь тогда весь философский скарб... станет излишним, исчезнет в положительной науке». Естествоиспытатели воображают, что освобождаются or философии, когда игнорируют се. но они оказываются ра^ бами в плену самой скверной философии, состоящей из* мешанины отрывочных и бессистемных взглядов, так как исследователи без мышления не могут двигаться пина таг|: а мышление требует логических определений. Вопрос о том,"-' как трактовать методологические вопросы — «отдельно от' самих наук» или бродить методологическое исследованием самую науку (курс, исследование), есть вопрос педагогической целесообразности. Прав С.Л. Франк: когда говорит, i что в предисловиях и в заключительных главах все книги) по психологии трактуют проблемы философской психоло^ гии (1917). Одно дело, однако, излагать методологию-fl «вводить в понимание методологии» —это, повторяем, вопрос педагогической техники; другое дело мстодологиче-^ скос исследование. Оно требует особого рассмотрения. В пределе научное слово стремится к математическому знаку, т.е. к чистому термину. Веди математическая фор-i мула есть тоже ряд слов, но слов до конца терм инированных, и потому условных в высшей степени. Поэтому всякое зна, ние в такой мерс научно, в какой математично (Кант). В язык эмпирической психологии есть прямой антипод язык!-математического. Как показали Локк, Лейбниц и все яз! незнание, все слова психологии сути метафоры, взятые ИЭ; пространств мира. обходим к положительным формулировкам. На М^1 п .х анализах отдельных элементов пауки мы нау-ВрЙ*°Ч^деть и ней сложное, динамически и закономерно яи-г"(СЬ «мцееся целое. Какой же этап развития переживает мдоДОЭ ссйчас, какой смысл и какова природа пережи-наша &*' кризиса и каков его исход? Переходим к ответу васм°г оПпосы- При некотором знакомстве с методологией наэти foy наук наука начинает представляться не в виде (иистор закон,,енноГо, неподвижного целого, состоящего меРтв° jx положений, а в виде живой, постоянно развива-нзг°Т и идушсй вперед системы доказанных фактов, за-юще предположений, построений и выводов, непрерывно конО^'нЯСМЫх. критикуемых, проверяемых, частично от-П0П яемых, по-новому истолковываемых и организуемых и В0|) HavKii начинает пониматься диалектически веедвиже-' п со'стороны ее динамики, ее роста, развития, эволюции. С этой же точки зрения следует оценить и осмыслить каждый этап развития. Итак, первое, от чего мы отправляемся — это признание кризиса. В чем его смысл — понимают по-разному. Вот важнейшие типы истолкования этого смысла. Прежде всего, есть психологи, отрицающие наличие кризиса вовсе. Таковы Челпанок и вообще большинство русских психологов старой школы (один Ланге да еще Франк видели, что делается в науке). По мнению таких психологов, все в науке благополучно, как в минералогии. Кризис пришел извне; некоторые лица затеяли реформу науки, официальная идеология потребовала пересмотра науки. Но ни для того, ни для другого нет объективных оснований в самой науке. Правда, в процессе спора пришлось признать, что и в Америке затеяли реформу науки, но от читателя самым тщательным образом, а может быть, и искренне, врывалось, что ни один психолог, оставивший след в вау-', не миновал кризиса. Первое понимание настолько сле-в ' что не представляет для нас интереса. Оно объясняется т J не тем> что психологи этого типа, в сущности, эклек-.ja _ ПОгтУляризаторы чужих идей, не только никогда не Даже кЛИСЬ ИССЛ(:д0Е!анисм и философией своей науки, но вРивим'ИТ"'1еСКи нс 01*енивали всякой новой школы. Они ГуСС(, /'Ли В(Х: вюрцбургскую школу и феноменологию СИзм Сп' экспсРимснтатикУ Вундта — Титчеяера и марк-сера и Платона. Не только теоретически такие 138 139 людивненауки, когда pe-:i> к.и'г ■ ■ ■■ " "■'''снопЯ I не и практически они не , "-Hiii0^1 —■они предали эмпирическую ■ .■■щ-.. *!■ эклектики — ониасспмилировалп ■>,;. ', ■ . ...j''11 6с аебных им идем, iiorii.'i/i^^nui)1;1 ■ ■. .. к or могут быть врагами, они бузу ■■..■■ . i,,.Vr k югию. которая по&сда.. Уж: lvm^ . . ■ ;■ ■что м„ " ся о марксизме; скоро ом будет и.. ■:;:- . ■■;1-;-o;]OrJ*ei- первый учебник победившегои:^1 л1 !■;.■■■ ; .: . ; Г1^витвм1!| но он или его ученик. В целом jto проф1..1.гору и экза^а! торы, организаторы и культур '■ ре, t.pu. но ни 0J исследование сколько-нибудь значи гс^ы-шго характер вышло из их школ. Другие видят кризис, но для них нес. оценивается веси субъективно. Кризис разделил гкых^лопио пи два лагец Граница между ними всегда проходи1! ме;:.,1у автором там го взгляда и всем остальным миром. Но, по выражена» Лотце, даже полураздавленмый чернь противопоставляв свое отражение всему миру. Это официальна я гочка зренщ воинствующего бихевиоризма. Уотсои полагает, что ем две психологии; правильная — его — и неправильная; ста рая умирает от своей половинчатости; самая большая да таль, которую он сидит.— это существование половинчатых психологов; средневековые традиции, с которыми не хотел порвать Вундт, погубили психологию &. души. Как видите, все упрощено до крайности: никаю| особой трудности превращения психологи!: к естественную науку нет — для Уотсона это совпадает с точкой зрекш обыкновенного человека, т.е. методологией здравого смысла. Так же, в общем, оценивает эпохи в психологии Бехт. рев: все до Бехтерева — ошибка, все после Бехтерева* истина. Так же оценивают кризис многие из психологи это, как субъективная, самая легка я и первая наивная тош зрения. Психологи, которых мы рассматривали и глава бессознательном, рассуждают тоже так: есть эмпирически психология, пропитанная метафизическим идеализме! это пережиток; и есть истинная методология эпохи, совот дающая с марксизмом. Все, что не есть первое, есть уже#м самым второе, раз не дано никакого третьего. ПсихоанаЛ^ во многом противоположен эмпирической психологии.Ягодного этого достаточно, чтобы признать его системой МЗЙ ксистской! Для этих психологов кризис совпадает М' борьбой, которую они ведут. Есть союзники и враги, ДРУГ различий нет. 140 .....к ч объективно—эмпирические диагнозы кризи-, | [.длится число школ и выставляется балл кризи-Е'п°''п:ч|! перечисляя течения американской психологии. сз-и; ' . , точку зрения — полсчета школ — школа вСТ''' -•! и школа Титчснсра, бихевиоризм и психоанализ. ДгК'Г1.!'1'о vl перечисляются рядом единицы, участвующие в №' ,"-0-, Kl науки, но ни малейшей попытки проникнуть в Й??ктибнь1й ^мь1СЛ того, что защищает каждая школа, в 0 -(мичсскио отношения между школами, не делается, ^"пшцбкй j t-угубляется, когда в таком положении начинайте г!> принципиальную характеристик у кризиса. Тогда ииастея грань между этим кризисом и всяким другим, с I,, кризисом в психологии и во всякой другой науке, между всяким частным разногласием и спором и кризисом, одним словом, допускается антиисторический и антимето-пологическии подход, приводящий обычно к абсурду. Ю.В.Португалов, желая доказать неокончатсльность и относительность рефлексологии, не только скатывается в чистейший агностицизм и релятивизм, но приходит к прямой нелепости. «По химии, механике, электрофизике и электрофизиологии головного мозга идет сплошная ломка а ничего еще ясного и определенного не доказано». Доверчивые люди верят и естествознание, но «когда мы остаемся вевоей медицинской среде, то действительно ли мы, положа руку на сердце, верим в столь незыблемую и стойкую силу естествознания... и верит ли само естествознание... в свою незыблемость, стойкость и истинность» (там же). Дальше идет перечисление смены теорий в естествознании, причем все свалено в одну кучу; между незыблемостью или нестойкостью отдельной теории и всего естествознания ставится знак равенства, и то, что составляет основу истинности естествознания — смену теорий и взглядов,— выдают за Доказательство его бессилия. Что это агностицизм, совершенно ясно, но дна момента заслуживают быть отмеченными для дальнейшего: 1) при всем хаосе взглядов, которыми рисуется естествознание, не имеющее ни одной устойчивой точки, незыблемой оказывается только... субъективная де-тская психология, основанная на интроспекции, 2) среди '-ех наук, доказывающих несостоятельность естествозна-я, между оптикой и бактериологией приводится геомет-РИя. Оказывается: «Эвклид говорил, что сумма углов вен^°Л^Иика Равняется двум прямым; Лобачевский раз-м чал Эвклида и доказал, что сумма углов треугольника ньше Двух прямых, а Риман развенчал Лобачевского и 141 доказал, что сумма углов треугольник;! больше ащ, 1 f мых». ■ а, I Мы еще не раз встретимся с аналогией между геомр* ' и психологией, и поэтому стоит запомнить этот обТр|!е( ' аметодологичности: 1) геометрия — естественная Hav^ Линней — Кювье — Дарвин так же «развенчивали» ~ друга, как Эвклид — Лобачевский — Г.Ф.Б.Риман) ч№ конец, Лобачевский развенчал Эвклида и доказал " далее элементарная грамотность включает в себя зиан том, что речь идет не о познании реальных треугольни-а идеальных фигур в математических — дедуктивных темах, где три эти положения вытекают из трех раав предпосылок и не противоречат друг другу, как иныеапв'-метические системы счета не противоречат десятична" Они сосуществуют, и в этом весь их смысл и методолш^ ческая природа. Но какую цену может иметь для диагноз кризиса в индуктивной науке точка зрения, которая всяц два имени в последовательном порядке считает кризисов а всякое новое мнение — опровержением истины? Ближе и истине диагноз К.Н.Корнилова (1925), который видит борьбу двух течений — рефлексологии и эмпирической психологии и их синтез — марксистскую психологию, Уже Ю.В.Франкфурт (1926) выставил мнение. что|. флексологию нельзя брать за одни скобки, что в ней ест; противоположные тенденции и напраиления. tine болееэт верно в отношении эмпирической психологии. Единой Э1н лирической психологии не существует новее. Да и вообш. эта упрощенная схема скорее создана как программа боевых действий для критической ориентировки и размежем-ния, чем как анализ кризиса. Для последнего ей недостав" указания на причины, тенденцию, динамику, прогноз кризиса; она есть логическая группировка наличных в СО- ■ точек зрения — только. Итак, во всем рассмотренном до сих пор нет meopt-кризиса, а есть субъективные, с точки зрения воююадС-сторон составленные реляции штабов. Здесь важно шда лить противника, никто не станет тратить время нам чтобы изучить его. Еще ближе и уже в зародыше теорию кризиса предаРв' ляетН.Н.Ланге. Однакоу него больше чувстна кризиса, Чр1 его понимания. Ему нельзя доверять даже в историчес!-'' справках. Для него кризис начался с падения ассоциакдо — ближайший повод он принимает .ш причину. УстаноВ!'*-что в психологии «происходит ныне некоторый общий к 142 .„одолжает: «Он состоит в смене прежнего ассоци-i«c»> °н ' ,;, психологической теорией». Это неверно уже gH"3M ,дному, что ассоцианизм никогда неоыл оощеприз-ротом-'Lf а1ХО"логической системой, составляющей стср-нзи1"-11' И] абыл и до ныне остается одним из борющихся я;еиь и*■ - нЫ'не подкрепленных и последнее время и возрож-je*eS" 'я и рефлексологии и бихевиоризме. Психология даюши- gjHa н Спенсера не была никогда чем-либо боль-^ чём то. что она есть сегодня. Она боролась сама против ШИМ' ноги и способностей (И.Гербарт) так же, как и теперь пСЙ" летен с ней. Это весьма субъективная оценка — видеть сРа*' |анизмс корень кризиса: сам Ланге считает его кор-F^ отрицания сенсуалистической доктрины; ной посегод-,. гештадьттеория формулирует главный грех всей ня,,уОлогии — в том числе и новейшей — как ассоцианизм. Киа самом деле генеральная черта разделяет не сторонников и противников этого принципа, а сложившиеся на го-,)аздо более глубоких основах группировки. Далее, не совсем верно сводить ее к борьбе воззрений отдельных психологов: важно вскрыть то общее и противоречивое, что стонтза отдельными мнениями. Ложная ориентировка Ланге в кризисе погубила его собственную работу: защищая принцип реалистической, биологической психологии, он бьет по Рибо и опирается на Гуссерля и других крайних идеалистов, отрицавших возможность психологии как естественной науки. Но кое—что. а немаловажное; он установил верно. Вот верные тезисы: 1. Отсутствие общепризнанной системы науки. Каждое изложение психологии у виднейших авторов построено по совершенно иной системе. Все основные понятия и катего рии толкуются по-разному. Кризис касается самых основ иауки. 2. Кризис разрушителен, но благотворен: и нем скрыва ется рост науки, обогащение се, сила, а не бессилие или >анкротство. Серьезность кризиса вызнана промежуточно- тью се территории между социологией и биологией, между вторыми Кант хотел разделить психологию. - Никакая психологическая работа невозможна без ус-йгиг8ЛеНИЯ ОС11Овных принципов этой науки. Прежде чем а ^пить к постройке, надо заложить фундамент. „обно iiK0Hca' обшая задача — выработка новой теории — НиМа1 ленно" системы науки». Однако глубоко неяернопо- °Ценк °Н Эт-* задачУ; она состоит для него «в критической вес* современных психологических направлений и 143 попытке их соглашения». Он и пытался согласовать н 1 ласуемое: Гуссерля и биологическую психологию; вме С( Джемсом он нападал на Спенсера и с Д ильтеем отк'азыв^ от биологии. Мысль о возможности соглашения явилась " него выводом из той мысли, что «переворот произоп/ «против ассоцианизма и физиологической психолог»!^ что все новые течения связаны общностью исходной тоъ*^ и цели. Поэтому у него суммарная характеристика кризи' землетрясение, болотистая местность и пр. Для него «^ стал период хаоса» и задача сводится к «критике и логи« ской обработке» разных мнений, порожденных общ( причиной. Это картина кризиса, как она рисовалась уча*-" никам борьбы в 70-х гг. Х!Х'в. Личный опыт Ланге — jrfjj шее свидетельство борьбы реальных сил, действующих определяющих кризис: соединение субъективнойи объе| тивной психологии считает он необходимым постулатах психологии, вместо того чтобы видеть в утом предмет споп;. и проблему. Вслед за тем Off проводит эту двойственное!1! через всю систему. Противополагай снос реалистическое или биологическое понимание психики идеалистической концепции П.Наторпа (1909). он на деле принимает существование двух психологии, как мы увидим ниже. Но самое любопытное заключается в том. чтоЭббингауз, которого Ланге считает ассоцианистом, т.е. докритическим психологом, вернее определяет кризис: по его мнению, сравнительное несовершенство психологии выражается в том, что относительно почти всех наиболее общих ее вопросов споры до сих пор не прекращаются. В других науках есть единодушие по всем последним принципам или основ-, ным воззрениям, которые должны быть положены в основу исследования, а если и происходит изменение, оно не носит' характера кризиса: согласие скоро вновь восстанавливается. Совсем иначе, по мысли Г.Эббингауза (1912), обстоит, дело в психологии. Здесь эти основные воззрения постоянно подвергаются живому сомнению, постоянно оспариваются В несогласии Эббингауз видит хроническое явление-отсутствие ясных, достоверных основ у психологии. И'-Брентано, с имени которого Ланге отсчитывает кризису 1874г. выдвинул требование, чтобы вместо многих псих* ■ логий была создана одна психология. Очевидно, к тоа времени уже было не только много направлений вмест одной системы, но много психологии. Это вернейший Д1 ноз кризиса и сейчас. Методологи и сейчас утверждают, ч мы стоим у того же пункта, который отметил Бренг аг£Р 1922). Это значит, что в психологии проис-(Л'^1!НСВ*йпрьба воззрений, которые можно привести к со-хоД»т не и которые уже объединены общностью врага и глЗц11;НИ ж- не борьба течений или направлений внутри деяи; д' ,Kl)i а борьба разных наук. Есть много психологии одной И'",.1|ИТ: борются различные, взаимно исключающие ___, это зн ]ЛЬБ|ЫСТИПЫ науки. Психоанализ, интернаци-другдр. пСИХОлогия, рефлексология — это все типы раз-дйзльн отдельныс дисциплины, тендируюшие к "ЫХ "шен'ию в общую психологию, т.е. к подчинению и пРсвР еник) других дисциплин. Мы видели и смысл, и объ-иСВЛ1°ные признаки этой тенденции к общей науке. Нет ' 'Etou ошибки, чем принять эту борьбу за борьбу воззре-Бинсваигер начинает с упоминания о требовании ; "(-нтано и замечаний В.Виндельбанда, что психология у тждо'го представителя начинается сначала. Причину этого он видит не в недостатке фактического материала, кото-ый собран в изобилии, и не в отсутствии *влософско-методологических принципов, которых тоже достаточно, а в отсутствии совместной работы между философами и эмпириками в психологии; «Нет ни одной на\-кн, где теория и практика шли бы столь различными путями».(Л.Бинсвангер, 1922, с. 6). Психологии недостает методологии — вот вывод этого автора, и главное в том, что методологию сейчас нельзя создать. Нельзя сказать, чтобы общая психология уже исполнила свои задачи как ветвь методологии. Напротив, куда ни глянь, везде царит несовершенство, неуверенность, сомнения, противоречие. Мы можем говорить только о проблеме общей психологии и даже не о ней. но о введении внес. У психологов Бинсвангер видит «смелость и волю к (созданию новой) психологии». Для этого им надо разорвать со столетними предрассудками, и это показывает одно: общая психология еще и сегодня -создана. Мы не должны спрашивать, как то делает Бергсон, что было бы, если бы Кеплер, Галилей, Ньютон были чВхологами. но что может еще произойти, несмотря на то, что они были математиками. Т'1К' может показаться, что хаос в психологии вполне г ствснный. и смысл кризиса, который осознала психоло-,0 ' таков: существует много психологии, которые име-«ыд-т, ' -"">1"° создать одну психологию путем тает Га""*' !>f~""''''' психологии. Для этой последней не хва-нЫе лил^я, т.е. гения, который создал бы фундаменталь-'ки... Это общее мнение европейской 144 !45 методологии, как оно сложилось к концу Х1Хв. Нек авторы, главным образом, французы, держатся это^Т°'1ь'3 ния и сейчас. В России его защищал ьсечда Вагнер по"1^ чуть ли не единственный психолог, занимавшийся «.,. о же мнение ныеказывает ^^ основании анализа Annes Psychologique, т.е. резюме °В 'а вой литературы. Вот его вывод: итак, мы имеем целы психологических школ, но не имеем единой психолог^ Ря* самостоятельной области психологии. Из того цу, " нет, не следует, что ее не может быть (там же). Отве ' вопрос, где и как ее найти, дает только история науки Вот как развилась биология. В XVIIb. два натурал» положили начало двум областям зоологии: Бюффои — санию животных и их образа жизни и Линней — их кла( ' фикации. Постепенно оба отдела обрастали рядом нош проблем, явились морфология, анатомия и т.д. Исслед! ' ния эти были изолированными и представляли собой как бы отдельные науки, ничем не связанные друг с другом, кре'-'-того, что все они изучали животных. Отдельные наук-" враждовали друг с другом, стремились занять превалить-шее положение, так как соприкосновение между ними росло и они не. могли стоять далее особняком. Гениальному Ла марку удалось интегрировать разрозненные знания в одной книге, которую он назвал «Философией зоологии». С > свои личные исследования объединил с чужими, Бюффона и Линнея в том числе, подвел им итоги, согласовал их межд) собой и создал область науки, которую Трсвиранус назвал общей биологией. Из разрозненных дисциплин создалась единая и абстрактная наука, которая с трудами Дарвина стала на ноги. То, что сделалась с :шсциплинами биологии, до ее объединения в общую биологи ю ил и абстрактную зоологию в начале XIX»., по мнению Вагнера, происходят сейчас в области психологии начала ХХв. Запоздалый си) тез в виде общей психологии должен повторить синтез Л-марка, т.е. основываться на аналогичном принципе. ВапЦ-ввдит в этом не простую аналогию. Для него психологи должна проделать не сходный, но тот же самый |