Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 7.54 Mb.
|
| 96 отдельная наука представляется неопытной «Ка*Д сказатЬ) водном плане: раз наука естьдостовер ные-411' '.,нСннос знание, то все в ней должно быть досто- ио£- нС. iCC ее содержание должно добываться и всрн°' гьСл одним и тем же методом, дающим доетовер- доказь Между тем на самом деле это вовсе не так: во н ■ науке есть с несомненностью констатированные от-вСЯК°ые факты (и группы сходных фактов), неопровержи-дель новлеиные общие положения и законы, но есть и "° ^положения, гипотезы, иногда имеющие временный, пРед горний характер, иногда же отмечающие последние °Р neJlbi нашего знания (в данную эпоху, по крайней мере); "?L то более, то менее несомненные выводы из незыблемо й-тановленных положений; есть построения, то расширяю-Ус пределы нашего знания, то имеющие значение созна-Амьяо вводимых "фикций"; есть аналогии, приблизительные обобщения и т.д., и т.д. Наука разносоставна, и понимание этого факта имеет самое существенное значение для научной культуры человека. Каждое отдельное научное положение имеет свою собственную, ему только присущую и зависящую от способа и степени его методологической обоснованности степень достоверности, и наука в методологическом освещении — представляет собой не одну сплошную однородную поверхность, а мозаику положений различных степеней достоверности». Вот 1) смешение метода всех наук (Эйнштейн, Павлов, О.Конт, Маркс), 2) сведение всего разнородного состава научной системы в одну плоскость, «в одну сплошную однородную поверхность» и составляют основные ошибки второго способа сращивания систем. Сведение личности к деньгам, чистоплотности, упрямству и еще 1000 разнообразных вещей к анальной эротике еще не есть монизм; а по природе и степени достоверности смешивать это положение с принципами материализма есть величайшее заблуждение. Принцип, вытекающий из этого положения, обшая идея, стоящая за ним, методологическое его значение, метод исследования, предписываемый им, глубоко консерва-ивны: как каторжник к тачке, характер в психоанализе рйкован к детской эротике, человеческая жизнь в самом щественном предопределена детскими конфликтами, она -и есть изживание эдипова комплекса и т.п., культура и ти Вь„чс%повечества опять вплотную приближены к прими-Мг),НОИ Жиз'1И- Вот это умение отделить ближайшее види-йачение факта от его истинного значения есть первое Л-С. Еы1Ъ,ский 97  необходимое условие анализа. Я отнюдь не хочу C]f] Iчто все в психоанализе противоречит марксизму яТь< сказать только, что этим вопросом по существу я и'нр Ч] . маюсь здесь вовсе. Я указываю только на то, как ™ ""' (методологичечкп) лкакнельзя 'некритически)срац '*"' две системы идей. " ■'-. При некритическом подходе каждый видит то хочет видеть, а не то. что есть: марксист находит в'пс! " нализе монизм, материализм, диалектику, которы* ' нет; физиолог, как А.К.Ленц, полагает, что «психоан *iv — систем;!, лишь по названию психолотческая; всам(Я ' деле он объективен, физиологичен» А методолог Бинсв-*; гер, кажется, единственный среди психоаиалитиков,по^г' щая свою работу Фрейду, отмечает, что и'мев" психологическое и его понимании, i.e. ^нтифизиологвь-" скос, составляет заслугу Фрейда в психиатрии. «Но, [^ бавляет он,— это»знание не знает ешс само себя, т.е. ощ»! обладает пониманием своих основных понятий, своего -^ госа». Поэтому особенно трудно изучать знание, которое ка не осознало себя и своего логоса. Это, конечно, отнюдь в? значит, что бессознательное не следует изучать марксистам, так как основные концепции Фрейда противорииг диалектическому материализму, напротив, именно потому, что разрабатываемая психоанализом области разрабатывается негодными средствами, надо ее отвоевать д.-; марксизма, надо се разрабатывать средствами истиннойиг-тодологии, ибо иначе, если бы в психоанализе все совпадав; с марксизмом, то в нем нечего было бы менять, психолог* могли бы его рнзвикап, именно н качестве психоаналитиков, а не марксистов. А для разработки надо прежде в-^ае отдать себе отчет в методологической природе каждой явя-каждого положения. И тогда при этом условии самвкИета-психологические идеи могут быть интересны и поучитат:-мы, например учение Фрейда о влечении к смерти, В предисловии, которое я предпослал переводу * |Н"! Фрейда на эту гему, я пытался показать, что пРШЕС*г спекулятивной природе этого положения, при малой у»j ^ тельности его фактических подкреплений (травматии • ■_■ невроз и повторение в детской игре неприятных пеЩ" ' , ний), при всей головокружительной парадоксальное -^ противоречии с общепринятыми биологическими * ' J при явном совпадении в выводах l философией нирв^ ; при всем том, несмотры на все его конструктивное по* 9S -■ построение влечения к смерти отвечает потреб- Ликтивн°е, ,.|1НОй биологии в овладении идеей смерти, как нос'г>1СОбРТн у ждалась в свое время в понятии отрицатель- м<птсМЯТИ,К я выставил тезис, что понятие жизни в биологии вогочИ°1ао большой ясности, наука им овладела, она знает, довеДсНОДоа5отать, как исследовать и понимать живое, но как с ниМ , Смсрти она не справилась, на месте этого поня- спонятис ^ пустое место, она понимается только как тия эиЯ1^кт£)рНая противоположность жизни, как нежизнь, контрад^ >lcgblTne. Но смерть есть факт, имеющий и свой КоР°че Л1)НЫй смысл, она есть особый вид бытия, а не поло* egbITHe; она есть некоторое нечто, а не; круглое гольк ^^ этого положительного смысла смерти биология .а'ет В самом деле, смерть есть всеобщий закон живого; южно себс вообразить, чтобы это явление не было чем представлено в организме, т.е. в процессах жизни. Тоудно поверить, чтобы смерть не имела смысла или имела только отрицательный смысл. Сходное мнение высказывает Энгельс. Он ссылается на мнение Гегеля, что научна та физиология, которая не рассматривает смерть как существенный момент жизни, и не понимает, что отрицание жизни по существу содержится в самой жизни, так что жизнь всегда мыслится в соотношении со своим необходимым результатом, заключающимся в ней постоянно в зародыше, а смертью объявляет, что диалектическое понимание жизни именно к этому неводится. «Жить значит умирать». Именно эту мысль защищал я в упомянутом предисловии к книге Фрейда: необходимость с принципиальной точки зрения овладеть понятием смерти в биологии и , обозначить — пусть пока алгебраическим «х» илвнарадок-ильным «влечением к смерти» — то неизвестное еще. что есомненно существует, чем тенденция к смерти представ-(ена в процессах, организма. При всем том найденное Фрей-* решение этого уравнения я не объявил большим iktqm в науке или дорогой для всех, но альпийской тро-инкой над пропастями для свободных от головокружения. , '„ил' что науке нужны и такие книги: не открывающие Ятам' а Учашис исканию истины \отя бы и не найденной. книгиЖе.С°8':С'' РСШИТ1;льн0с'гьюз;1явил! что значение этой сти. jj нс зависит от фактической проверки се достоверно-вовкит"НЦИПИа%7!ЬН0 Она веРН0 стявчт вопрос. И для поста-чемлля''КИХиОПросов' ГОВОРИЛ sl. НУЖН1^ больше творчества. в -"юбой1 ^СреднОг° наблюдения по установленному ойразу 4* 99  И глубоким непониманием методологической проблеиЯ заключенной в этой оценке, полным доверием к внещнЗг признакам идей, наивным и некритическим страхом пеы' физиологией пессимизма было суждение об этой книге q." ного из рецензентов, решившего с. плеча: раз ШопенгауЗ — значит пессимизм. Он не понял, что есть проблемы 7-которых нельзя долететь, но надо дойти, хромая, и что! этих случаях не грех хромать, как откровенно говор»! Фрейд. Но кто увидит в этом только хромоту, тот методЛ логически слеп. Нетрудно ведь было бы указать, что Гегель идеалист, об этом воробьи кричат с крыш; нужна была гей ниадьность, чтобы увидеть в этой системе идеализм, стоящий на голове материализма, т.е. методологически!-, правду (диалектику) отделить от фактической лжи, увиЗ деть, что Гегель, хромая, шел к. правде.Таков — на единичном примере — путь к овладению на^-. учными идеями; надо подняться над их фактическим содеш жавяем и испытатьшх принципиальную природу. Но. для этого нужна иметь точку опоры вне этих идей. Стоя на почве этих же идей обеими ногами, оперируя добытыми при их помощи понятиями, невозможно стать вне их. Чтоб» критически отнестись к чужой системе, надо прежде всего иметь собственную психологическую систему принципов]] Судить Фрейда в свете принципов, добытых у Фрейда же,-1 значит заранее оправдать его. И вот такой способ овладения чужими идеями образует третий тип: соединения идей, к которому мы и переходим. Опять на единичном примере легче всего ьскрыть и п<н казать характер нового методологического подхода. В лабо-i ратории Павлова был поставлен для экспериментального разрешения вопрос о перероде следовых условных раздрай жителей и следовых условных тормозов в наличные услов-j ные раздражители. Для этого надо «изгнать торможение*^ выработанное при следовом рефлексе. Как это сделать? Дли достижения этой цели Ю.П.Фролов прибегнул к аналогии' с некоторыми приемами школы Фрейда. При разрушений тормозных устойчивых комплексов он воссоздавал именно ту обстановку, в которой эти комплексы были ранее шрЗ~* ботаны, Иопыт удался. Методологический прием, лежав-i ший в основе этого опыта, я и считаю образцом правильного подхода к теме Фрейда и вообше к чужим положениям»; Попытаемся описать этот прием. Прежде всего: проблем^ была выдвинута в ходе собственных исследован и U природ^ внутреннего торможения; задача поставлена. сформулиро* 100 осознана в свете собственных принципов; теорети-Еава, тема экспериментальной работы и ее значение были "еСКаслсны в понятиях школы Павлова. Что такое следовой оС!£Ыекс — мы знаем' что такое наличный — тоже знаем; ^ Лвести один в другой — значит изгнать торможение и п£Ре е весь механизм процесса мыслим в совершенно T'S еде'ленных и однородных категориях. Аналогия с катар-оПР имела чисто эвристическое значение: она укоротила СИ ь собственных поисков и привела кратчайшим путем к "^тй Но она принята только как допущение, которое не-^пчснно было проверено опытом. И после решения собственной за дачи автор делает третий и последний вывод о том. что явления, описываемые Фрейдом, допускают экспериментальную проверку на животных и ждут дальнейшей детализации, по методу условных слюнных рефлексов. Проверить Фрейда идеями Павлова — это совсем не то, что его же собственными идеями; но и эта возможность установлена не путем анализа, а путем эксперимента. Самое главное заключается в том, что, натолкнувшись в ходе собственных исследований на явления, аналогичные описанным школой Фрейда, автор ни на минуту не перешел на чужую почву, не положился на чужие данные, но продвинул, использовав их, вперед свое исследование. Его открытие имеет смысл, свою цену, своих место, свое значение в системе Павлова, а не Фрейда. В точке пересечения обеих систем, и точке их встречи, оба круга касаются — и одна их точка принадлежит сразу обеим, по ее место, смысл и цена определяются ее положением в первой системе. Этим исследованием сделано новое открытие, добыт новый факт, изучена новая черта — все в учении об условных рефлексах, а не в психоанализе. Так исчезло всякое «почти чудесное» совпадение! Стоит только сравнить, как ту же оценку идей катарсиса для системы рефлексологии путем открытия словесного совпадения делает Бехтерев, чтобы увидеть всю глубину различия этих двух способов. Здесь соотношение двух систем тоже прежде всего устанавливается на катарсисе — ущемленном аффекте заторможенного мимико-соматиче-ского порыва. Разве это не разряд того рефлекса, который, "Удучи задержан, отягощал личность, делал ее самое «связанною», больною, тогда как с разрядом в форме рефлекса катарсиса происходит естественное разрешение болезнен-Wro состояния? «Разве выплаканное горе — не разряд за-лержанного рефлекса?». 10!  Здесь что ни слово — то перл. Мимико-соматическиИ^Л Iрыв — что может быть яснее и точнее? Избегая языка cv6w I сктивной психологии. Бехтерев не побрезгал языком! обывательским, отчего термин Фрейда едва ли стал яснеЛ Как это задержанный рефлекс «отягощал» личность. дслалЛ се связанной? Почему выплаканное горе — разряд .(ftdenlij жанного рефлекса; как быть, если человек плачет в самуйд минуту горя? Наконец, рядом утверждается ведь, что мыслУ есть заторможенный рефлекс, что сосредоточение, связан.^ ное с задержкой нервного тока, сопровождается сознателЛ ными явлениями. О спасительное торможение! Оной объясняет сознательные явления в одной главе и бессозна-ч! I тельные — " следующей! I Все это ясно указывает на то, что в проблеме бессознач} тельного надо различать методологическую и эмпиричД скую проблему, т.е. психологический вопроси вопрос самой! психологии,— то, с чего мы начали этот раздел. Некрити-3 ческое соединение того и другого приводит к грубому иска«т] жению всего вопроса. Симпозиум о бессознательном (1912)4 показывает, что принципиальное решение этого попроси выходит из границ эмпирической психологии и непременно1 бывает связано с общими философскими убеждениями Примем ли мы вместе с Ф.Брентано, что бессознательного нет, или вместе с Мюнстербсргом. что оно есть просто фи-j зиологическое, или с Шуберт — Зольдерном, что оно гно-% сеологически необходимая категория, или с Фрейдом, чт| □ но есть сексуальное — по всех этих случаях мы лсресту- ■ пим в аргументации'и выводах границы эмпирического ис-, следования. Из русских авторов Э.Далс оттеняет гносеологическиеJ мотивы, приведшие к образованию понятия бессозЕштельЯ ного. Именно стремление отстоять самостоятельность псч-Я хологии как объясняющей науки, против узурпации 1 физиологических методов и принципов лежит, по его мне-jj нию, в основе этого понятия. Требование, чтобы исихичем :кое объяснялось из психического, а не из физиологического, чтобы психология в анализе и описании фактов оставалась сама собой, в своих собственных пределах, хотя бы.для этого пришлось вступить и я путь широких-гипотез,—'Вот что породило понятие бессознательного. Да* 1еотмечг1ет, что психологические построения, пли снпотеА 1ы, представляют собой только мысленное продолжение описании однородных явлении в одной и той же ашостоя-гельной системе действительности. Задачи психологии &Ц познавательные требования предписывают ей теоРе™К11 ■ прт'нв узурпационных попыток физиологии при бор°тьСЯ,- .[-сознательного. Психическая жизнь протекает с поМ°1ЦИ ,1C'VI она полна пробелов. Что становится с созна-реРеРьТВ' цсмя сна. с воспоминаниями, которые мы сейчас виеМ в0 в ,1аСм. с представлениями, которые мы сейчас не це всП°\ Цтобы объяснить психическое из психического, соэяае^ перейти Б другую область явлений — в физиоло-чтобы gb| вослолнить перерывы, пробелы, пропуски в гиЮ' Ч психического, мы должны предположить, что они жЯЗНЙ?гжают существовать в особом виде — бессознатель-дродо ческога Такое понимание бессознательного как Н°'''ходимого предположения и гипотетического продол-J n u носполнения психического опыта развивает и В Штерн 0.924). ч Дале различает в проблеме две стороны: фактическую г11потетическую, или методологическую, которая опреде-1Яет познавательную, или методологическую, ценность категории подсознательного для психологии. Задача се — выяснить смысл этого понятия, сферу обнимаемых им явлений и роль его для психологии как объясняющей науки. Вслед за Иерузалемом для автора ото есть прежде всего категория, или прием мысли, без которого нельзя обойтись в объяснении душевной жизни, и потом уже — особая область явлений. Он совершенно правильно формулирует, что бессознательное есть понятие, создаваемое из данных несомненного психического опыта и на основе необходимого его гипотетического восполнения. Отсюда очень сложная природа каждого положения, оперирующего с этим понятием: в каждом положении надо различать, что в нем есть от данных несомненного психического опыта и что — от гипотетического восполнения и какова степень достоверности того и другого. В рассмотренных выше критических работах то и другое, обе стороны проблемы смешиваются: гипотеза и факт, принцип и эмпирическое наблюдение, фикция и закон, построение и обобщение — все смешано и oflHV об-!цуюкашу. Самос важное — не рассмотрен основной вопрос: Ленц и скаРИЯ уверяют Фрейда, что психоанализ — физиологиче-камЯ.АИСтеш: но Be#b CSM Фр^йД принадлежит к противни-совеп и^И0Л0ГИческ°й концепции бессознательного. Дале Ской аенно nP;iit. говоря, что этот вопрос о психологиче-Перва ЛИ <^изирлогической природе бессознательного есть я' важнейшая фаза всей проблемы. Прежде чем опи- 103   сывать и классифицировать явления подсознатель Мимя психологических задач, мы должны знать, опР ° %- I ли мы при этом чем-то физиологи mi. к пч или психиц*""1'^ I необходимодоказать, что бессознательное есть вооб/ м* I хическая реальность. Иначе говоря, прежде чем п '■" I проблему бессознательного как п си хол о га-чески й n "*"'- надо решить ее как вопрос самой психологии. ~':'\ 8 Еще ярче сказывается необходимость принципиа. разраоотки понятии в общей науке — в этой алгебре 5 ' ных наук — и ее роль для частных дисциплин на заимЦ" ваниях из области других наук. Здесь, с одной стороны) имеем как будто лучшие условии для перенесения pesv-"1 татов одной науки в систему другой, потому что степ-1 I достоверности, ясности,"принципиальной разработанной заимствуемого положения или закона обычно много виу-' чем в описанных нами случаях. Например, мы вводим\ систему психологического объяснения закон, установлен ный в физиологии, эмбриологии, биологический принца" анатомическую гипотезу, этнологический пример, историческую классификацию и т.п. Положения и конструкщ* Этих широко развитых, принципиально обоснованныхЖ-ук, конечно, неизмеримо точнее разработаны методологически, чем положения психологической школь разрабатывающей при помощи «нош. созданных понята! не приведенных в систему, совершенно новые области, например, школы Фрейда, не осознавшей еще себя. Мы заимствуем в этом случае более выработанный продуг оперируем с более определенными, точными и ясными величинами; опасности ошибки уменьшаются, вероятное^ успеха растет. С другой стороны, так как привнесение здесь совершай ся из других наук, то материал оказываемся более чужерол- ным, методологически разнородным и условия усвоения- становятся более затруднительными. Это облегчение и а- трудненис условий по сравнению с рассмотренными ■ -• и составляют тот необходимый прием варьирования 1аи лизс. который в теоретическом анализе заменяет рез варьирование в эксперименте. ,ч Остановимся на факте в высшей степени парадокса с первого взгляда, а потому очень \добном для ан Рефлексология, которая устанавливает во всех обл 1С совпадения своих данных с данными еубъ-«голь чУдеСцт1Из;1 и которая хочет построить свою систему "к-гив"°г°а "т"е точного естествознания, удивительным об-,, фуИД;1 ^''зцдена протестовать именно против перенесения р3зом Bif ^научных законов в психологию. Вя:ес'гв1п ,лов'анов. исследуя методы генетической рефлек-Н-^'- <еЭусловной и неожиданной для его школы осно-сол"г"и' ^тьЮ"отвергает подражание естественным наукам взтедьн0 нссения в субъективную психологию основных вфоРмеПприменент; которых в естествознании дало огром-мстодов, ьтатьи но мало пригодные для разработки про-аыеРе ^ъеКТивной психологии. И.Гербарт и Г.Фсхнер блем ^ескИ псренесли математический анадяз, а В.Вундт MC^f иологический эксперимент в психологию, В.Прейер ' Жул проблему психогенеза по аналогии с биологией, вЫ^Вгм'С.Холлом и другими был заимствован в биологии а Зигшип Мюллера — Гекксля и бесконтрольно применен 'етолько как методологический принцип, но и как принцип объяснения «душевного развития» ребенка. Казалось бы, говорит автор, что можно возразить против применения испытанных и плодотворных методов? Но использование их возможно лишь в том случае, если проблема поставлена верно и метод отвечает природе изучаемого объекта. Иначе получается иллюзия научности (се характерный пример — русская рефлексология). Естесвеннонаучное покрывало, которое, по выражению И.Петцольда, набрасывается на самую отсталую метафизику, не спасло ни Гсрбарта, ни Вундта: ни математические формулы, ни точная аппаратура не спасли неточно поставленную проблему от неудачи. Вспомним Мюнстерберга и его замечание о последнем десятичном знаке, выводимом в ответе на ложный вопрос. Биогенетический закон, разъясняет автор, в биологии является теоретическим обобщением массы фактов, а применение его в психологии есть результат поверхностной спекуляции, основанной исключительно на аналогии меж-У различными областями фактов. (Не так ли рефлексоло-- без собственного исследования — путем 1 ■ югичнпй спекуляции берет с живого и мертвого — с Иий^Тм^На И С Фр™да готовые модели для своих построе-riini затем применение принципа не в качестве рабочей ДаннггЗЫг Я ГПТ0Н(1И- ^упто бы научно установленной для принц" ° асти Фактов теории в качестве объяснительного ■ дана увенчивает эту пирамиду ошибок. 105  Не будем входить, как и автор этого мнения, в рассмЗ I рении вопроса по существу; он имеет богат\ ю ;iиторатугй I и русскую в том числе;; рассмотрим его а качестве иллрп!!? I рации того, как многие ложно поставленные психолорЗ I вопросы приобретают видимость научности благодаря 1' имствованиям из естественных наук. Н.М.Щелованов вп зультатс методологического анализа приводит заключению, что генетический метод принципиальной возможен в Эмпирической психологии и что из-за этсмЗ меняются соотношения между психологией и биологией, V почему в детской психологии проблема развития получила ложную постановку, которая привела к колоссальной бес полезной затрате труда? По мнению Щелованова, психолся гия детства не может дать ничего, кроме того, что уж. содержится в общей психологии. Но общей психологии км единой системы Нет, и эти теоретические противоречия де! лают невозможной детскую психологию. Теоретически* предпосылки в очень замаскированной форме и незаметна для самого исследователя вполне предопределяют иесьспо-Ч соб обработки эмпирических данных, истолкование пол-J учаемыхпри наблюдении фактов в соответствии с теорией, которой придерживается тот или иной автор. Вот лучшее! опровержение мнимого эмпиризма естественных наука Благодаря этому, оказывается, нельзя переносит], и факты из одной теории в другую: казалось бы, что факт есть всегда факт, что один и тот же объект ™ ребенок ■— и один и тот же метод — объективное наблюдение — только при разныха конечных целях и исходных предпосылках позволяют пе-я ренесение фактов из психологии в рефлексологию. Ошиба- I ется автор только в двух положениях.Первая его ошибка заключается в том, что положительные результаты детская психология получала только при применении общебиологических, но не психологическим принципов, как при развитой К.Гроосом теории игры, па самом деле это один из лучших образцов не заимствовании а чисто психологического, сравнительно-объективного изучения — методологически безукоризненного и про( зрачного, внутренне последовательного — от первичноге собирания и описания фактов до последних теоретических обобщений. Гроос дал биологии теорию игры, созданную психологическим методом, а не взял ее у биологии; он Я-решил свою проблему в биологическом свете, т.е. ставя се& и общепсихологические задачи. Верно, значит, как раз of ратное: ценных результатов г. теории детская психологи* 106 еннотогда, когда не заимствовала, а шла своим стигалай"плотив заимствований говорит все время автор. lOrT^M^ $£i>h мСТвовавижй у Э.Геккеля, дал психологии ряд р'УоЛ-"' заИ.ятянутых бессмысленных аналогий, а Гроос, -vpb^30,8 " им путем, дал много той же биологии не меньше ,веЯ1иИЙгСЕ'келя. Вспомним еще теорию языка Штерна, те-1акона 1 ск мышления Бюлера и Коффки, теорию ступс-орШОдсТС*иЯ Бюлера, теорию дрессировки Торндайка: все вей РазВИ:ШГия чистейшего стиля. Отсюда и неверное елсд-этопсИ*°ль психологии детства, конечно, не сводится к ст-аис: Р фактических данных и к их предварительной нак°пЛ?"|кации. т.е. к подготовительной работе. Как раз к идасси " 'т и дОЛжна неизбежно свестись роль логических этомУ'д ^ которые развиты Щеловановым совместно с Пр"НеоСБЫМ. Ведь у новой дисциплины нет идеи детства, -онцепци" развития, нет цели исследования, т.е. про--СТ ы детского поведения и личности, но только принцип 0Лъсктивного наблюдения, т.е. хорошее техническое пра-. однако этим оружием никто не открыл большой истины. С этим связана и вторая ошибка автора; само непонимание положительного значения психологии и недооценка ее ооли вытекает из наиважнейшего методологически-младенческого представления, будто изучать можно только то, но нам дано в непосредственном опыте. Вся его «методологическая» теория построена на одном силлогизме: 1) психо-юшя изучает сознание, 2) в непосредственном опыте нам 4ано сознание взрослого; «эмпирическое изучение филогенетического и онтогенетического развития сознания невозможно»: 3) следовательно, детская психология невозможна. Но это глубочайшее заблуждение, будто наук;] может "учать только то, что данов непосредственном опыте. Как 1 кологизучает бессознательное, историк и геолог — про- ■л°е, физик-оптик — невидимые лучи, филолог — древ- ■ языки.' Изучением по следам, по влияниям, методом ерпрстации и реконструкции, методом критики и на- рМязначения создано не менее, чем методом прямого это лоеИЧ-еСК°ГО>> на5л1°дения. 8.Н. Ивановский разъяснил *ологи P*t"Ki1 г' чстодологии наук именно на примере пси- "енный1" й н*'уках экспериментальных непосредст- т играет все меньшую ролью. М.Планк говорит: етсябл^еНИ.1 l!Ct'" сис'гемы теоретической физики достига- Юря освобождению от антропоморфных элемен- !07 тов, в частности от специфических чувственных omvJ ний. В учении о свете, замечает Планк, и вообще о лучцЗ1-энергии физика работает такими методами, что *че"лове!!?' ский глаз является при этом совершенно выключенным *' выступает только в качестве случайного, правда, очень ч'ч* ствительного прибора, так как он воспринимает лучи в»ч ри небольшой области спектра, едва достигающей Ширил! октавы. Для остального спектра выступают на месте гла-а другие воспринимающие и измеряющие приборы, как, Е? пример, волновой детектор, термоэлемент, барометр, n'anj ометр, фотографическая пластинка, ионизационн*!-камера. Таким образом, отделение основного фнзичеекп** понятия от специфического чувственного ощущения пм. изошло в оптике так же, как в механике, где понятие сидв уже давно потеряло свою первоначальную связь с муску^Т ными ощущениями».Таким образом, физика изучает именно не видимое гла-i зом; ведь, если согласиться вслед за автором (Н.М.ЩелоаЭ новым.— Ред.) со Штерном, будто детство для нас навеки потерянный рай, будто вникнуть вполне и без остатка! особые свойства и структуру детской души нам, взрослым, уже невозможно, потому что она не дана нам в непосредся венном переживании, то необходимо признать, что непосредственно недоступные нашему глазу лучи тоже навеки потерянный рай, испанская инквизиция — навеки потерянный ад и пр., и пр. Но в том-то и дело, что научное., познание и непосредственное восприятие нимало не совпадают. Пережить детское впечатление мы так же не можем, как увидеть французскую революцию, но ведь ребенок* который переживает свой рай со всей непосредственностью, -и современник, который своим глазом видел важнейшие' эпизоды революции, несмотря на это, дальше нас от научного познания этих фактов. Не только науки о культуре, но и науки о природе строят свои понятия принципиальна независимо от непосредственного опыта; вспомним слови Энгельса о муравьях и о границах нашего глаза. Как поступают науки при изучении того, что не дано нам непосредственно? Говоря общо, они его конструируют, воа создают предмет изучения методом истолкования или и» терпретации его следов или влияний, т.е. косвенно. Таь историк истолковывает следы — документы, мемуары, Г! -зеты и пр., и все же история есть наука именно о прошло» реконструированном по его следам, но не о следах прошЛ<^ го, о революции, а не о ее документах, Так же и в детекда 108  от антропоморфных элементов, т.е. от специфических 4vJ ' ственных ощущений, и работает так, что глаз оказывает совершенно выключенным, так же психология должна па! ботать с понятием психического, чтобы непосредственно; самонаблюдение было выключено, как выключено yv кульное ощущение и механике в зрительное и оптик* Субъективисты полагают, что опровергли объективный ме тод, когда показали, что в понятиях поведения генетичеси содержатся зерна самонаблюдения — Г.И.Челпано* (1925), С.В.Кравков (1922), Ю.В.Португалов (1925). Щ генетическое происхождение понятия ничего не говорит п его логической природе: и понятие силы в механике восходит генетически к мускульному ощущению. Вопрос о само-наблюдении есть технический вопрос, а не принципиальный: оно есть инструмент а ряду других инструментов, как глаз у физиков. Использовать его нужно в меру его полезности, но никаких принципиальных приговоров над ним — о границах познания, или достоверности или природе знания, определяемых им,— выносить нельзя! Энгельс показал, как мало естественное устройство глаза определяет пределы познания световых олений; Планк говорит то же от имени современной физики. Отделение основного психологического понятия от специфического чувственного ощущения — очередная задача психологии. При этом само это ощущение, само самонаблюдение должно быть объяснено (как и глаз) из постулата, метода и всеобщего принципа психодогии, оно должно превратиться в частную проблему психологии.Если так, возникает вопрос о природе истолкования, т.ел косвенного метода. Обычно говорят: история толкует следи I прошлого, но физика наблюдает при помощи инструментов столь же непосредственно, как и глазом, ненидимое. Инст-1 рументы суть удлиненные органы ученого: микроскоп, та| лескоп,телефон и пр. в конце концов делают предметом непосредственного опыта и видимым невидимое; физика не толкует, а видит. Но это мнение ложно. Методология научд ного аппарата давно выяснила принципиально новую рол>| инструмента, которая не везде видна. Уже термометр мО" жет служить примером того принципиально нового, чта вносит в метод науки пользование инструментом: на терм<я метре мы читаем температуру; он не усиливает и не удлиняет ощущение теплоты, как микроскоп продолжает глаЭ| а эмансипирует нас вовсе от ощуш.с*&ии при изучении те(Я лоты; термометром может пользоваться и лишенный dtoO, I 10 слепой не может пользоваться микроскопом. чУнС ',т'рцрование есть чистый образец косвенного мсто-■j-epMOftU- ,часм всдь не то, что мы видели (как в микроскоп). Й3'мЫ ,i ртути, не расширение спирта, а теплоту и се не П°'<\ния, обозначенные ртутью или спиртом; мы истол-»зме1 м показания термометра, мы реконструируем изу-к°вь" вление но его следам, по его влиянию на чаемо' ие тела. Так же устроены и все инструменты, о раСШпых говорит Планк как о средстве изучения невидимо-К°ТТолковать, следовательно,— значит воссоздавать явлс-Т°' по его следам и влияниям, основываясь на прежде НИС оиленныхзакономерностях (в данном случае — наза- уСн'е расширения тел от нагревания). Никакой принципи-■' ой разницы между пользованием термометром в толкованием в истории, психологии и т.д. нет. То же относится и ко всякой науке: она независима от чувственного восприятия. К.Штумпф говорит о слепом математике Соудерсоне, написавшем учебник геометрии; A.M. Щербина рассказывает что его слепота не мешала ему объяснять зрячим оптику (1908). И разве все инструменты, упоминаемые Планком, не могут быть приспособлены для слепого, как уже есть часы, и термометры, и книги для слепых, так что оптикой мог бы заниматься а слепой: это вопрос техники, но не принципа. К.Н.Корнилов (1922) прекрасно показал: 1) расхождение в воззрениях на методическую сторону постановки эксперимента в значительной степени способствует возникноиснию конфликтов, которые ведут к образованию различных направлений в психологии, так же как различная философия хроноскопа из вопроса о том, в какой комнате помещать этот аппарат при опытах, сделала вопрос обо всем методе и обо всей системе психологии, разделившей школу В.Вундта от школы О.Кюльпе; 2) экспериментальный метод не внес ничего нового в психологию: для Вундта — он корректив самонаблюдения; для Н.Аха — данные самонаблюдения можно контролировать только другими данными самонаблюдения, будто ощущение теплоты можно контроли ровать только другими ощущениям и; для Дейхлс-ра в численных оценках заключена мера правильности ■этроспекции,— одним слором, эксперимент не расширяет ^знания, а контролирует его. Психология еще не имеет югии своей аппаратуры и не поставила еще вопроса чпарате. который освободил бы нас от интроспекции, 1 И   как термометр, а не контролировал и усиливал бы w ф лософия хроноскопа есть более трудная пещь, чем его T Ч ника. Но о косвенном методе в психологии мы еще будем ' раз говорить.Г.П.Зеленый правильно указывает, что под словом «м тод» у нас понимают две различные вещи: I) метода! исследования, технический прием и 2) метод Познани определяющий цель исследования, место науки и ее прип' ду. В психологии метод субъективен, хотя методика мо»р быть частично объективна: в физиологии метод объективен хотя методика может быть частично субъективна, напри, мер в физиологии органов чувств. Эксперимент, прибавим" реформировал методику, но не метод. Отсюда за психологическим методом в естествознании он признает лишь зна-ченис диагностического приема. В этом вопросе завязан узел всех методологических и собственных проблем психологии. Необходимость принод-1 пиально выйти за пределы непосредственного опыта есть 2 вопрос жизни и смерти для психологии. Разграничить, разделить научное понятие от специфического восприятия i можно только на почве косвенного метода. Возражение 3 будто косвенный метод уступает непосредственному, глубоко неверно в научном смысле. Именно потому что он 1 освещает не полноту переживания, а лишь одну сторону, он совершает научную работу: изолирует, анализирует, выделяет, абстрагирует одну черту; ведь и в непосредственном опыте мы выделяем часть, подлежащую наблюдению. Кто огорчается там, что мы не разделяем с муравьями непосред-J ственного переживания химических лучей, тому ничем нельзя помочь, говорит Энгельс, зато мы лучше муравьев ■ знаем природу этих лучей. Но не задача науки — вести Л переживанию: иначе вместо науки достаточна была бы регистрация наших восприятий. Собственная же проблема психологии заключена тоже в ограниченности нашего ащ посредственного опыта, потому что вся психика построена по типу инструмента, который выбирает, изолирует отдел** ные черты явлений; глаз, который видел бы все, имений) поэтому не видел бы ничего; сознание, которое сознаваЯв бы все, ничего бы не сознавало, и самосознание, если Щ* сознавало все, не сознавало бы ничего. Наш опыт заключен между двумя порогами, мы видим лишь маленький отреза» мира; наши чувства дают нам мир в выдержках, извле* ниях, важных для нас. Внутри порогов они опять отмечав не все многообразие применений, а переводят их опять 41 1 12 ги Сознание как бы прыжками следует за .., йОвЫс п°' ПУСками, пробелами. Психика выбираетус- ойРодОЙ< С к» действительности среди всеобщего движе- ой«ивыет"чть островки безопасности в гераклитовом кия- °НД C,Ll-cti. орган отбора, решето, процеживающее йОТ°ке' як)шсс его так, чтобы можно было действовать, мир и вЗМ„о южитсльная роль — не в отражении (отражает g3T0Meefl -,СКое: термометр точнее, чем ощущение), а в в непСИ^и"^|(, вСегда верно отрах^ать, т.е. субъективно ВС- том, чТ0 Ьйсл.„итсльность в пользу организма. ка»атьДс ^ вИДели все (без порогов абсолютных) и все ^СЛ" не приостанавливающиеся ни на минуту (без изменен н0СИТСЛЬНЫХ), перед нами был бы хаос (всиом- „орогов предметов открывает нам микроскоп в капле ним, скЧем 5ыл бы тогда стакан воды? а река? Пруд отра-в0ДЫ вес камень, в сущности, реагирует на все. Но его Жае*Тпия равна раздражению: causa alguat effectum. Реакция ганизма «дороже» — она не равна эффекту, она тратит потенциальные силы, она отбирает стимулы. Психика есть высшая форма отбора. Красное, синее, громкое, кислое — это мир, нарезанный на порции. Задача психологии — выяснить, в чем польза того, что глаз не видит многого из известного в оптике. От низших форм реакции к высшим ведет как бы суживающееся отверстие воронки. Было бы ошибкой думать, будто мы не видим того, что для нас биологи чески бесполезно. Раз вс бесполезно было бы нам видеть микробов? Органы чувств явно носят следы того, ЧТО они суть органы отбора в первую очередь. Вкус явно есть орган отбора при пищеварении, обоняние— часть дыхательного процесса: пограничные таможенные пункты для опробования входящих извне раздражений. Каждый орган берет мир cum grano salis — со своим коэффициентом спецификации, о котором говорил Гегель, как и показателем отношения, когда качество одного предмета определяет интенсивность и характер количественного воздействия другого качества. Поэтому есть полная аналогия между отбором глаза и дальнейшим отбором инструмента: и тот и друг°" суть органы отбора (то, что мы делаем в эксперимен-'■ ~ак что выход научного познания за пределы восприя-я коренится в самой психологической сущности ""знания. , ГСЮда гш;1Н°с принципиальное тождество непосредст- Havu°H-"4eHliaHOCTH и аналогии как методов усмотрения - нои истины: и то и другое нужно подвергнуть критиче- 113 скому рассмотрению; и то и другое может обмануть о ' зать правду. Очевидность вращения Солнца вокруг -з с обманывает нас; аналогия, на которой построен спектп' вый анализ, ведет к истине. На атом основании некотоп справедливо защищалась законность аналогии как or ного метода зоопсихологии. Это вполне допустимо i только указать условия, при соблюдении которых анал будет верна, до сих пор аналогия в зоопсихологии лривп : ла к анекдотам и курьезам, потому что се усматривали т' где се по самому существу дйпа не может быть; однако может привести и к спектральному анализу. Поэтому ПЛ * жение в физике и в психологии принципиально одно и же — методологически, разница в степени. Психический ряд дан нам как отрывок: куда исчезаю^ откуда появляются вес элементы психической жизни? {! вынуждены продолжить известный нам ряд предполагав мым. Именно в этом смысле вводит Г.Геффдинг это пов^ тис, соответствующее понятию потенциальной энергии физике; поэтому Лейбниц ввел бесконечно малые элемент! сознания. «.Мы вынуждены продолжить в бессознательно» жизнь сознания, чтобы не впастьв нелепость». Однако jjj ' Гсффдинга «бессознательное есть предельное понятие над! ки», у этого предела мы можем «взвесить возможной*, путем гипотезы, но «значительное расширение фактиче» ского знания здесь невозможно... Духовный мир в сравне) нии с физическим является нам отрывком: только путей гипотезы есть возможность его дополнить». Но и это уважение перед пределом иа\ к и кажется други» авторам недостаточным. О бессознательном дозволено утч верждать только то, что оно существует: по самому опреде^ лению оно не есть предмет опыта; доказывать его фактами наблюдения, как пытается Геффдинг, незаконно. У этом1 слова есть два сорта бессознательного, которые не наш смешивать,— спор идет о двойном объекте: о гипотезе Е фактах, которые можно наблюдать. Еще шаг в этом направлении — и мы вернемся к томн: чего начали: к затруднению, которое заставило нас предположить бессознательное. Окажется, что психология здесь поставлена в трагиком ческое положение: кочу, но не могу. Она вынуждена при~ нять бессознательное, чтобы не впасть в нелепость; | принимая его, она впадает еще а большую нелепость 1|' ужасом бежит назад. Так человек, бегущим oi зверяивстГ-' чающий еще большую опасность, бежит назад — к меЯ |
