В. Н. Сагатовский пояснения к заглавию





НазваниеВ. Н. Сагатовский пояснения к заглавию
страница1/9
Дата публикации21.11.2014
Размер1.92 Mb.
ТипДокументы
100-bal.ru > Философия > Документы
  1   2   3   4   5   6   7   8   9
MEMUARI

В.Н.Сагатовский


ПОЯСНЕНИЯ К ЗАГЛАВИЮ

Мне 75 лет и, кажется, я расстаюсь с преподавательской деятельностью. Стремление подвести жизненные итоги вполне естественно. И я намерен сделать это в двух направлениях: так сказать, внутреннем и внешнем. Одновременно с данными мемуарами я работаю над самоисследованием «Познать себя». Для себя хочу понять, насколько это вообще возможно, собственную психологию, мотивы и внутренние механизмы своих поступков. В этих же воспоминаниях, напротив, психология, «копание» в своем внутреннем мире будут сведены к минимуму. Здесь все внимание внешнему миру, как я его видел и воспринимал. Не самоанализ, но сводка «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет». Ума и сердца человека, занимавшего достаточно среднее положение в социальной структуре и не принимавшего сколько-нибудь активное участие в сколько-нибудь ярких событиях. И в тоже время никогда и нигде не бывшего «своим». Внешне мое положение было стабильно средним, и многие полагали, что жизнь моя шла довольно гладко. Сам же я себя всегда ощущал аутсайдером. И это позволит мне совершенно по особому взглянуть на разворачивавшиеся передо мной события.

Боюсь, что знающие меня могут счесть эту самоидентификацию в качестве аутсайдера за позу. Но это не игровая позиция, это – правда. Хотя внешне, повторяю, все благополучно. В 22 года я окончил философский факультет Ленинградского университета. В 36 лет стал одним из самых молодых в стране докторов наук. Почти четверть века заведовал кафедрами, последние 15 лет – профессор Санкт-Петербургского университета. В течение 30 лет был членом КПСС. Вступил туда молодым ассистентом, ибо это было условием работы по специальности. И не вышел плоть до её закрытия, так как не считал возможным бежать с тонущего корабля. Был членом партбюро, заместителем по идеологии секретаря парткома. В диссидентстве не замечен. У меня около 350 публикаций, больше десятка монографий, многие из них достаточно известны. Опубликовал 2 сборника стихов. В Интернете около тысячи ссылок с моей фамилией. В 75 лет даже удостоился звания заслуженного деятеля наук РФ. 47 лет прожил с ныне покойной первой женой. У меня уже есть правнучка. Везде, где я жил, имел дачные участки, много сделал своими руками, в том числе немало деревьев посадил. Последний дом построил на Карельском перешейке в 1996 году, сейчас продал его, чтобы помочь внучке решить жилищную проблему. До сих пор хожу на лыжах, плаваю, в свое время бегал марафон. Счастлив во втором браке. Живу вдвоем с женой в скромной уютной двухкомнатной квартирке в пригороде Санкт-Петербурга, а лето проводим на её участке в Украине, где продолжаю копать, сажать и строить.

Ну, расхвастался! Какой же я аутсайдер? Дословно аутсайдер значит посторонний. Да, я и мир человеческий всегда были посторонними друг другу. То, к чему официально и неофициально стремятся люди, идеалы, провозглашаемые пропагандой или заявляющие о себе в анекдотах, все это и всегда (за исключением кратковременных романтических затмений) было мне чуждым. Я не мог не видеть несовместимости обыденности с громкими декларациями о намерениях. Мое неприятие социальной реальности можно сравнить с тем отношением, которое Бердяев испытывал к этому «падшему миру» в целом. В то же время и циничное согласие с этой обыденностью представлялось мне неприемлемым. Не случайно на моем пути обязательно оказывались субъекты с особым собачьим нюхом, которые чуяли во мне чужого, в какие бы обычные одежды я ни рядился. И подлинные мои устремления и полученные мной результаты никогда не встречали должного – по моим меркам – понимания.

На последнем следует остановиться. Когда кто-то проникал в то, что я претендую на нечто большее, чем защита докторской, известность, карьерный рост и т.п., что я истину ищу, да ещё верю в то, что её нашел, что я изменить этот мир хочу с помощью своих идей, - сразу же начинал тлеть слушок о моей «шизоидности», в лучшем случае - о «смехотворных» и «несовременных» претензиях. Отдельные мои результаты, конечно, получили признание со стороны педагогов, психологов, проектировщиков, людей, нуждающихся в реальной системной методологии, просто мыслящих личностей. Но моя философия в целом осталась непонятой и невостребованной. Любой мой философский результат будет восприниматься лишь как «одна из возможных точек зрения», а не доказанная и готовая к плодотворному использованию истина, если рассматривать его вне контекста моей концепции в целом. А кто же это будет делать в наш век перепроизводства информации и эрудитского цитирования всяких уже признанных «авторитетов»? И потому «над родной страной я прошел стороной, как проходит весенний дождь» (В.Маяковский)… В общем, моя претензия на то, что я проложил путь к созданию научно обоснованной философии, которая явится основой для мировоззренческой стратегии, способной дать Ответ на Вызов современной эпохи, осталась по ту сторону реального развития современной философии и культуры (тем более, политики).

Итак, я нормальный «рядовой профессор» по обычным меркам, накладываемым извне, и явный аутсайдер по моим собственным внутренним меркам. Вот я и хочу рассказать, как я видел этот мир именно с этих не афишируемых мной внутренних позиций взаимного неприятия.

Но, может быть, я просто зазнавшийся и потому завистливый зазнайка? Неприятие этого мира сопутствовало мне всегда, но завистью никогда не страдал. «Мне мало надо: краюху хлеба / Да каплю молока. / Да это небо, / Да эти облака» (В.Хлебников)… Мир, не испорченный человечьей суетой, прекрасен. В одном из фильмов А.Кончаловского (который умеет и любит всячески выворачивать людскую грязь) есть такой эпизод: прекрасный закат над теплым морем, на яхте олигарх выплясывает с пьяными проститутками, а потом режет себе вены… И этим «успехам» завидовать?! Для меня: на яхте ли, на весельной ли лодке, или просто пешком по берегу – и впивать душой эту вечную красоту и приумножать её в меру своих сил и талантов… Как я могу завидовать тем, кому не доступна эта простая правда, и как я могу принимать ими созданный ужасный бедлам?!

Знаю, что я уже ничего не изменю, что, скорей всего, созданное мной затеряется в завалах информации и будет открыто кем-то заново (если человечество к тому времени ещё уцелеет). Уже спокойно сознаю это… Остается подвести итоги и привести в порядок свой архив.

Чтобы избежать излишней нервотрепки и унижений, не стану искать ни спонсоров, ни издателей (связи мои на нулевом уровне). Помещу мемуары на свой сайт, который намерен открыть в ближайшее время.

ОДИНОКАЯ ЮНОСТЬ

Я родился 11 января 1933 года в интеллигентной семье (отец и мать окончили соответственно юридический и химический факультеты Ленинградского университета) в самом центре Ленинграда – на пересечении улиц Казанской, Гороховой и канала Грибоедова. Во мне смешалась русская, польская, украинская и кавказская (по всей вероятности, осетинская) кровь. Предки по отцу были лицами духовного звания, В Х1Х веке они жили в Поволжье, как и когда попали в Россию – не знаю, но фамилия «Сагатовские» распространена в Польше и в Украине. Предки по матери – петербургские дворяне; прадед похитил мою прабабушку на Кавказе, женившись на ней вопреки воле её родителей.

О довоенном детстве в целом у меня неплохие воспоминания. В блокадную зиму остался последним живым ребенком в нашем доме и был в конце марта 1942 года вместе с мамой вывезен отцом по Дороге жизни, с тем чтобы два с лишним года провести недалеко от Волховского моста, связывавшего осажденный город с Большой землей и охраняемого зенитной бригадой, в которой служил мой отец. Весной 1944 года мы вернулись обратно, и, пожалуй, до 15-16 летнего возраста у меня не было каких-либо отчетливо отрефлектированных впечатлений об окружающей жизни, заслуживающих внимания.

Поэтому, говоря о детстве, я ограничусь только упоминанием некоторых своих особенностей, должно быть, повлиявших на формирование моей последующей жизненной позиции. Во-первых, я был склонен либо к одиноким созидательным играм (что-то строил, рисовал, фантазировал), либо к подвижным коллективным играм с четко реализуемым сюжетом. Терпеть не мог пустого времяпрепровождения, всяческого «трепа», кривлянья и выяснения отношений. Если споры о характере игры и распределении ролей затягивались, я заявлял «не играю» и уходил в сторону. Сам я никогда не разрушал сделанного другими и искренне недоумевал, почему кто-то находит удовольствие в таком разрушении. Во-вторых, несмотря на свой индивидуализм, уже в младших классах пытался сагитировать ребят-отличников на создание чего-то вроде «тимуровского отряда» для противостояния шпане. Но поддержки и понимания не нашел: каждый предпочитал спасаться в одиночку. Как говорил мне один умненький юный шахматист: «Надо уметь с ними обращаться». Я же предпочитал быть обиженным, чем унижаться до заигрывания и подлаживания к тем, кто вызывал у меня лишь отвращение. И во взрослом состоянии морщился, когда иные профессора или поэты хвастались своим «блатным прошлым».

Перейду к тем годам, когда у меня уже появились вполне осознанные оценки окружающего. Резкий перелом произошел в 15-16 лет, в 8-м - 9-м классах. Я очень изменился внешне: кругленькое наивное личико на фотографии в конце 7-го класса и напряженная худая физиономия меньше чем через год. В школе мне стало не просто неинтересно, но невыносимо. Я изнывал на уроках, не знал, куда себя деть на переменках. Завидую тем, кто может с благодарностью вспомнить хороших учителей. Мне вспоминается либо тупая несправедливость, либо нечто комическое и грустное. Где-то в шестом классе в работе по ботанике я сделал три «ошибки». Почерк мой никогда не был красивым, и букву «к» я написал так, что её можно было спутать с «с», хотя из контекста смысл слов был ясен. Тем не менее, красное подчеркивание и тройка. Попытка что-то объяснить успеха не имела. А вот из области смешного. Математику преподавал маленький человечек по фамилии Метрик. Разозлившись, он кричал: «Я вам не кто-нибудь другой, я вас живо в угол стой!».

Гуманитарные интересы у меня явно преобладали над естественнонаучными. Учебники по истории, литературе, географии я прочитывал на несколько лет вперед. А вот понимать физику, геометрию и решать математические задачки было для меня сущим мученьем. К урокам по гуманитарным дисциплинам практически не готовился. Однажды учительница задала мне вопрос: «Что явилось основной идеологией Возрождения?». Учебник я к уроку не открывал, но произнес громко и торжественно, выражая собственную идеологию: «Свободный индивидуализм!». «Правильно» - одобрила преподавательница, совершенно не уловив моей эскапады. «Как вы понимаете, мальчики (тогда обучение было раздельным) слова Лермонтова «Прощай, немытая Россия?» «Антисанитарная» - брякнул я под общий смех. Учительница стала всерьез разъяснять, что это не так. В 8-м классе к нам пришла молодая и симпатичная физичка. По этому предмету у меня чередовались четверки и тройки. Но – о, иллюзии романтизма – мне казалось, что красивая женщина не может не понять меня. И как-то в прекрасный весенний день я, оставшись на консультации, разоткровенничался с ней: «Взгляните в окно, ну как вы не понимаете антижизненность ваших физических задачек». Её удивленный взгляд мне очень скоро аукнулся тем, что на экзамене она поставила мне четверку, хотя я был абсолютно уверен, что отвечал на отлично (мобилизоваться к экзамену я умел), а в году – тройку.

С ребятами мне тоже стало неинтересно. Беготня на переменках, собирание марок, поддразнивание друг друга осталось в прошлом. Единственным, с кем я сблизился, был Боря Виленчик. Способный математик, шахматист первого разряда, талантливый поэт. Меня в то время тоже больше всего увлекало писание и чтение стихов, все остальное казалось докучным и ненужным. А для недовольства окружающим у него было больше оснований, чем у меня. Отец – выдающийся арабист – умер, а мать вышла замуж за инструктора райкома Жеребцова, вполне отвечавшего своей фамилии. Мы вместе читали Ницше и стихи русских и французских символистов. Дощатые стены моей комнаты содрогались от наших гневных филиппик против мещанства:

Да, слишком много и красиво

Писали, говорили, пили,

И вдохновенно и спесиво

Мещанский здравый смысл клеймили.

Жизнь его сложилась трагически. После окончания школы ему поставили диагноз «шизофрения», всю жизнь он проработал грузчиком и умер от инсульта где-то в 50 лет с небольшим. И все же ему удавалось иногда печатать в филологических журналах небольшие и очень емкие статьи о поэзии и истории литературы. Его стихи, как и мои, в то время, естественно, остались неопубликованными.

Некоторое время мы посещали литературное объединение при газете «Смена», которым руководил Левоневский. Я не мог понять, что заставляет молодых поэтов давать рифмованные описания «трудовых будней». Что ж, ребята делали карьеру или просто плыли в русле общепринятого в те времена. Однажды я решился прочитать два своих стихотворения. Это было в мае 1950 года. Одно из них было вполне в тютчевском духе (Тютчев всегда был и остается моим любимым поэтом). Первая его строка «Хорошо бродить в просторе предвесенних вечеров», а завершающая «Сумрак легкий, вдохновенный, воскрешающий меня». Второе представляло собой мистически-фантастическую зарисовку: «Сквозь мертвые болота, через кочки \ Пойду вперед, вливаясь в неизвестность. \ Мрак ширится. Вдали хохочут \ Воображеньем созданные бесы». Последовало гробовое молчание. А затем возглас «Да это Бальмонт!» (?). Левоневский сначала, как и полагалось, разнес меня, делая акцент на вопросе «Это от чего вам понадобилось воскресать?!», но в конце, к его чести, дал мне совет: «Вы талантливый человек, но вам, подобно змее, надо сбросить старую кожу».

Это обсуждение отбило у меня охоту публично читать свои стихи ровно на 50 лет. Вообще я начал писать стихи в 13 лет – вполне хрестоматийное описание природы и выражение своих восторгов перед ней. В 15-16 лет стали господствовать уже совсем другие мотивы: неприятие окружающей жизни, протест против будней.

Как глупо, как противно,

Какой идиотизм.

Приемник визжит надрывно:

«Мы строим коммунизм».
Когда-то давно я верил

В радость этой стройки –

Когда всю жизнь я мерил

Пятеркой или двойкой. (1948)

Или:

Противны мне все ваши ухищренья,
Делишек ваших мелочная сеть.

Лишь лицемер, не знавший вдохновенья,

Мог ваше б прозябание воспеть. (1948).

Где-то в 16 лет родилась у меня одна из основных мировоззренческих идей, которую я развивал всю жизнь. Уже тогда я был убежден, что гораздо важнее делить людей не по национальным, классовым или профессиональным признакам, но по их общему отношению к жизни. Всех людей я поделил на три типа: творцы, дельцы и масса. Конечно, я ничего не знал о классификации, предложенной А.Тойнби: творческое меньшинство, правящее меньшинство и масса. Причем подлинные творцы – сверхлюди представлялись мне делом будущего. Себя и друга своего Борю я считал «людьми переходного типа»:

Может, я родился слишком рано

И погибну как зарница я.

Как зарница непонятно-странным.

Только знай: придет и к нам заря. (1949).

Кое-как вытерпел я первую четверть 9-го класса. И поставил перед родителями вопрос ребром: «Больше не могу и не хочу». Пригласили психиатра, но кроме юношеского максимализма и невроза, более серьезных отклонений не нашли. Ушел я в заочную школу и за год кончил два класса. Переутомился страшно. И, не знаю, по этой ли причине, прекратился мой рост; отца я обогнал на 2 см, «вымахав» до 166. Маленький рост, худощавое (хотя, отнюдь не хилое) телосложение и то, что я выглядел младше своих лет, принесло мне в жизни немало огорчений. От этого комплекса я избавился, пожалуй, только тогда, когда моя маленькая вторая жена приняла и полюбила меня таким как есть. Теперь то я понимаю, что лучше бы мне было остаться на второй год…

В августе 1950 года поступил на философский факультет Ленинградского университета. Колебался я между тремя факультетами: филологическим (ибо основное время посвящал поэзии), географическим (ибо мечтал о путешествиях) и философским (думал где-нибудь за полгода выработать собственное мировоззрение). Меня определили в группу логиков, так там был недобор. Я не хотел, говорил, что мне куда ближе эстетика. Но зам. декана, суровая женщина отрезала: «У нас такого направления нет». Прохождение через жесткие требования логики оказались очень полезным для моей поэтической натуры, дисциплинировало меня; без этого я не выработал бы свой философский стиль. Уровень преподавания не радовал, лекции ничего не добавляли к скучным учебникам. А я ещё в школьные годы увлеченно читал «Диалектику природы» Энгельса, подаренную мне отцом книгу Тодора Павлова «Теория отражения» и дореволюционный курс лекций по истории философии. Теперь я пропадал в студенческом научном зале Публичной (ныне Национальная) библиотеки, что на Фонтанке, и штурмовал Гегеля. Группа наша состояла из 8 человек, пополам мальчики и девочки. Отношения сложились так, что все мальчики получили строгие выговора, а девчонок мы иначе и не называли как шавки. Здорово они допекали меня, когда, забравшись на задние скамейки, я пытался на лекциях читать Джека Лондона: не положено! Пришлось переключиться на сочинение эпиграмм…

Более общительным я не стал и в студенческие годы. Противоречивые отношения сложились у меня с Мишей Розовым (ныне работает в Москве), учившимся также в группе логиков. Он высмеивал мой «психологизм» и, как теперь бы сказали, «экзистенциальность». «Твоя докторская диссертация, - посмеивался он, - наверное, будет называться «Психологические основания философии Гегеля». Да, я с самого начала готов был согласиться с идеей Ницше (тогда она была мне неизвестна), что, говоря современным языком, всякая философия есть рационализированная психология. Спорили мы до хрипоты, сочиняли друг на друга злые эпиграммы. «Юноша тощий с взором невзрачным» - это я; «Юноша толстый со взором нахальным» - это он. Однажды мы шли по Невскому около Казанского собора, возвращаясь из Публички. Я излагал какие-то очень радикальные соображения. Он остановился, прищурился и процедил с высоты своего роста: «Смешно, когда такое несолидное создание пытается решать мировые проблемы». – «Разве моя форма должна заслонять то содержание, которое я излагаю?» - возразил ему я. Увы, в реальной жизни заслоняет, и даже очень…

Внешняя жизнь как бы обтекала меня, внутренне не затрагивая. Я бродил по советскому Ленинграду и воображал себя в блоковском Петербурге. И меня окружающие, видимо, не особенно замечали. Как-то я никуда не вписывался. Уже после окончания университета узнал, что на следующем за нашим курсе существовала подпольная группа. С одним из её участников – М.Молоствовым – я работал в факультетской стенгазете. Он рисовал, я сочинял стихи. Он был арестован, потом работал почтальоном, затем стал демократическим депутатом. Но все это прошло мимо меня. Да я, скорей всего, бы и не откликнулся. Изменение неприемлемой для меня действительности должно, на мой взгляд, быть столь радикальным, что какая-то «мелкая фронда» оставила бы меня равнодушным. Не в социально-политических категориях представлял я «революцию духа».

Мое отношение к марксистской философии и коммунистическому мировоззрению было в те годы весьма противоречивым. Я принимал материализм и был убежден, что это действительно самая передовая философия. Я принимал понимание философии как средства преображения мира. Мне нравились ленинские слова: «Мир не удовлетворяет человека и человек хочет изменить его». Но в какую сторону и как? Тут начинались серьезные расхождения. Критику убожества капиталистического общества я признавал. Но идеал коммунистического бытия отталкивал меня своей неэкзистенциальностью, невниманием к неповторимости и самоценности внутренней душевной жизни индивидуальности. И в ответ на известные слова «Нечего копаться в своей мелкой душонке» (если не ошибаюсь, они принадлежали А.А.Жданову) мне хотелось возразить: «А если она не мелкая?». А, главное, я не разделял надежд на «ведущую роль рабочего класса» (уж больно эта надежда не соответствовала реальным впечатлениям от реальной жизни) и вообще не считал деление на классы основополагающим:

Век социальных революций,

Пролетариата, буржуа,

Увы, все это тоже куце

И тоже позабыть пора.

(1952)

Ну, не верил я, что окружающие меня люди построят коммунизм! Конечно, не было ещё у меня четких представлений об идеальном обществе. Одно я чувствовал глубоко: не удовлетворение «постоянно возрастающих потребностей» и не социальное равенство («Кто был ничем, тот станет всем») грело мою душу, но мечта о царстве духа и творчества:

Не для них, забывших Солнце,

Я слагаю песни эти

О грядущем незнакомце –

Победителе-поэте. (1951).


Дух этот был, понятно, не религиозным. Атеизм мне казался тогда азбучной истиной: «Бога нет, это медицинский факт», как говаривал Остап Бендер. Это был, скорее, эстетический дух, то, что я называл «чувством безбрежности»: «Все во мне и я во всем». Если бы я знал русскую философию (а она была от нас наглухо закрыта), то, наверное, сказал бы так: жизнь должна быть не идиотскими буднями, но постоянной «внехрамовой литургией» (Н.Федоров). Литургией не в прямом смысле торжественного богослужения, но как постоянным ощущением и переживанием единства с этим прекрасным миром: созерцать «звездное небо над нами», а не барахтаться в будничных мелочах, искусственно и противоестественно созданных людьми.

У каждого свои заскоки

И свой предел.

И все плывут в одном потоке

Забот и дел.
Забот ненужных, глупых, нудных,

Людьми навязанных забот.

Когда ж прощусь с уделом скудным,

В свободный устремлюсь полет?!

(1952).

Полет – куда и как - это я представлял туманно. Но мириться с якобы неизбежностью «объективной необходимости» не хотел. Помню, как на первом курсе при изучении работы Ленина «Что такое друзья народа и как они воюют против социал-демократов» я (про себя, разумеется) был на стороне народников. Ну почему мы должны принимать этот капитализм как абсолютную неизбежность и видеть свою свободу в осознании его необходимости, и строить свои действия на основе этого осознания?! Разве нельзя спроектировать разумное общество и искать пути для его построения?!

В общем, если бы я был диссидентом (в те времена говорили «античным», от слова «анти»), то не потому, что меня – «элиту» - не ценят, и я живу не так, как интеллектуалы на Западе. Бедность быта меня не трогала. Угнетала его неэстетичная бессмысленность. Мой внутренний протест был эстетически-романтическим.

Но диссидентом я не стал. Не занял я и сколько-нибудь определенной прагматической позиции («устроиться в жизни»). Удалось избежать и сотрудничества с властями. Где-то на четвертом курсе меня пригласили на беседу, предложив стать осведомителем. А в это время на здоровье моем сказалось нерегулярное питание в сухомятку; диагностировали гастрит и холецистит. И вид был у меня бледный, а моя выразительная (хотя на первый взгляд и незаметная) физиономия могла, если это требовалось, изображать любые чувства и состояния. И откуда только взялась актерская активность, но я сумел отбрыкаться, продемонстрировав явную «профнепригодность». Это был, пожалуй, единственный раз, когда я оказался благодарным судьбе за свою «несолидность».

Когда я сейчас перечитываю то, что написал о себе в юношеском возрасте, то с нынешних моих позиций такой человек мне точно бы не понравился. Откуда берется такая инфантильность и безответственность? В наше время она приняла уже совершенно бессовестные формы: как хочу, так и играю. Современные «инфанты» вполне принимают современную жизнь и хотят взять от неё по максимуму. В те времена не принимавшие обыденность, либо уходили от неё в свою особую среду (науку, поэзию и т.д.), либо предъявляли к обществу вполне конкретные претензии (допустим, с «демократических» или националистических позиций). Я не видел конкретного выхода и не был готов к конкретным действиям. Но и принять все как должное, только бы мне найти свою «интересную» нишу, тоже не мог. Мир должен быть переделан радикально и проект этой переделки ещё должен быть создан. Но я – разболтанный поэт – как-то не спешил начать серьезную работу в этом направлении. Хотя общий настрой вызревал, отдельные мысли появлялись. Однако в целом все откладывалось на потом.

Итак, студенческие годы я действительно провел как посторонний. И друзей за эти годы у меня не появилось. Жалею, что мало работал. Но, может быть, мне и было суждено, пусть не 33 года, но до поры до времени «сидеть на печи»? На четвертом курсе увлекся я вопросом о соотношении чувственного и логического познания и написал диплом о представлении как форме познания. Две идеи там были, во всяком случае, неплохие. Во-первых, отстаивание существования общих представлений. Когда мы узнаем лошадь и в тяжеловозе и в конях Клодта, в сознании у нас есть общая схема лошади. Эту схему можно уподобить, допустим, топографическим знакам хвойного и лиственного дерева. Во-вторых, стремление увидеть в чувственном знании опосредующую с реальностью основу знания логического. Но в целом диплом получился явно не в полную силу.

Ещё на втором курсе возникла у меня интуиция коррелята – соотносительности любого существования, ставшая в середине 60-х годов основой моей онтологической концепции. Но тогда я не удосужился сколько-нибудь проработать эту догадку, в гениальности которой я, между прочим, не сомневался.
В аспирантуру от нашей группы рекомендовали Розова, что было вполне справедливо. В партгруппе нашего курса имелось пять коммунистов, и, естественно, партгруппа рекомендовала себя в аспирантуру в полном составе. А, вот, несговорчивый В.В. Орлов в аспирантуру не попал. На свою участь я не жалуюсь. В конце сентября 1954 года (на пятом курсе) я женился на Лиде Саньковой, учившейся в группе психологов. В аспирантуру её сначала не рекомендовали, но она сотрудничала с проф. Н.Н. Трауготт, и та согласилась стать её руководителем; в результате супруга моя была допущена к экзаменам в аспирантуру. Её подруга Лера, которая раньше всех на курсе вышла замуж (ещё на втором курсе) сразу получила рекомендацию в аспирантуру. Этим воспользовался её муж Г.Б.: он пошел в деканат и настоял на своем праве (именно так он формулировал мне в поучение) тоже поступить в аспирантуру. А я получил назначение литсотрудником в районную газету г. Алейска, что в степном Алтае. Тогда философию ещё не преподавали во всех вузах, и почти ни у кого не было распределения в качестве преподавателя философии.

В августе 1955 года я покинул Ленинград и отправился в Алейск. Так закончилась моя туманная, одинокая и, в общем-то, непутевая юность.
  1   2   3   4   5   6   7   8   9

Добавить документ в свой блог или на сайт

Похожие:

В. Н. Сагатовский пояснения к заглавию iconПояснения к презентации: «Основные точки и линии небесной сферы»
«Общая астрономия» в виде 6 компьютерных презентаций. Данный материал характерен доступностью и наглядностью, рассчитанный на школьников...
В. Н. Сагатовский пояснения к заглавию iconОглавление
Во избежание неверного результата поиска следует предпочесть поиск по ключевым словам из заглавия поиску по заглавию
В. Н. Сагатовский пояснения к заглавию iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
Развитие умений предполагать, предвосхищать содержание текста по заглавию, иллюстрации
В. Н. Сагатовский пояснения к заглавию iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
Воспроизводить алфавит. Восстанавливать алфавитный порядок слов. Совершенствовать навыки чтения, умения работать с текстом (прогнозировать...
В. Н. Сагатовский пояснения к заглавию iconМетодические пояснения к занятиям по программе «Разговор о правильном...

В. Н. Сагатовский пояснения к заглавию iconРабочая программа Календарно-тематическое планирование
Пояснения к реализации образовательных программ, адаптированных к особенностям детей с ограниченными возможностями здоровья
В. Н. Сагатовский пояснения к заглавию iconМетодологические пояснения
Показатели внутриглазного давления новорождённого ребёнка, обусловленные морфологическими особенностями дренажной системы глаза в...
В. Н. Сагатовский пояснения к заглавию iconПарадигма философско-культурологический альманах
В. Голик; д-р филос наук П. М. Колычев; д-р филос наук Б. В. Марков; д-р филос наук В. Н. Сагатовский; д-р филос наук Е. Г. Соколов;...
В. Н. Сагатовский пояснения к заглавию iconПарадигма философско-культурологический альманах
В. Голик; д-р филос наук П. М. Колычев; д-р филос наук Б. В. Марков; д-р филос наук В. Н. Сагатовский; д-р филос наук Е. Г. Соколов;...
В. Н. Сагатовский пояснения к заглавию iconТолько один раз. В задании есть одно лишнее утверждение
Общие пояснения к предлагаемым вариантам экзаменационной работы и инструкция по их выполнению изложены в предыдущей статье
В. Н. Сагатовский пояснения к заглавию iconМетодологические пояснения Транспорт
Транспорт как вид хозяйственной деятельности подразделяется на транспорт общего и необщего пользования
В. Н. Сагатовский пояснения к заглавию iconУрок физики 7 класс Обобщение и систематизация знаний по теме «Механическая работа и мощность»
Во время пояснения учащимися хода решения задач продолжать формировать устную монологическую речь
В. Н. Сагатовский пояснения к заглавию iconОбъяснение
В виду труднопостижимости рассматриваемых предметов, настоящая статья начнется с пояснения некоторых пунктов, которые остались неясными...
В. Н. Сагатовский пояснения к заглавию iconРеферат Отчет 175 стр., 4 приложений, 6 табл., 65 источников правила...
Правил, пояснения к ответам гу «гги» на замечания и предложения гу «вниигми-мцд»
В. Н. Сагатовский пояснения к заглавию iconИнструкция по выполнению работы На выполнение экзаменационной работы...
Демонстрационный вариант Пояснения к демонстрационному варианту экзаменационной работы
В. Н. Сагатовский пояснения к заглавию iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
На уроке присутствовал священнослужитель, закрепленный за общеобразовательным учреждением. Протоиерей Игорь дал некоторые пояснения...


Школьные материалы


При копировании материала укажите ссылку © 2013
контакты
100-bal.ru
Поиск