«Все, что вы написали, пишете или когда-нибудь напишете, уже напечатала Ольга Шапир в киевской синодальной типографии»,- заметил Илья Ильф в своих записных
Скачать 2.32 Mb.
|
| АВТОР — ЧИТАТЕЛЮ «Все, что вы написали, пишете или когда-нибудь напишете, уже напечатала Ольга Шапир в киевской синодальной типографии»,— заметил Илья Ильф в своих записных книжках. Так стоит ли браться за перо? — такой вопрос долго мучил автора этих строк. Тем более что сам он за свою долгую журналистскую и научную жизнь исписал множество страниц, сброшюрованных в книги, составивших статьи, запечатленные на пленке многих фильмов. А уж о теле- и радиопередачах и говорить не приходится. И все-таки решил, что стоит. Говоря серьезно, — даже необходимо! Непозволительно оставлять втуне, во тьме пылящихся записных книжек то, чему был свидетелем, иногда единственным из ныне здравствующих, а подчас и просто единственным. Записки эти — не мемуары. Те всегда чрезмерно субъективны и не столько о событиях, сколько о самом мемуаристе. Жанр этой книги можно обозначить как «политическая новелла». Гёте говорил, что новелла — это «небольшое, насыщенное событиями, экономно о них рассказывающее повествование». О новеллах политических великий классик не говорил ничего, но, думается, сюжеты из области политики чистоту жанра не нарушают. Жизнь сложилась так, что дала возможность быть непосредственным свидетелем событий, в то время казавшихся повседневной текучкой, а позже обнаруживших себя как факты истории. Нет, это не такие факты, которые позволяют историю переписывать, переиначивать, или, следуя моде последних лет, выворачивать ее наизнанку, выдавая черное за белое, а белое за серо-буро-малиновое в крапинку. Значительные события часто сопровождаются обстоятельствами, подробностями, просто деталями, иногда интересными сами по себе, иногда добавляющими что-то к общей картине, а подчас и способными прояснить ход этого события, его неприметные для постороннего глаза пружины и пружинки. Вот здесь-то и обретают интерес и ценность обстоятельства и частности, проясняющие общее. Таких обстоятельств и деталей автору довелось повидать великое множество. Они, как отдельные камешки, могут лечь в большую политическую мозаику второй половины XX века, помочь современникам разглядеть дополнительные краски, а историкам более полно, опираясь на свидетельства очевидца, реконструировать картину прошлого. Во всяком случае, автор избавится от угрызений совести по поводу того, что нечто утаил, видел, знал, но то ли ввиду недосуга и повседневной суеты, то ли по легкомыслию ни с кем увиденным и узнанным не поделился. Итак, перед читателем не картина политической жизни нескольких десятилетий ушедшего века, а лишь штрихи и штришки, обращенные к публике, к теме этой интерес имеющей, полезные или хотя бы любопытные. На большее автор не претендует. Валентин Зорин НЕВЫДУМАННЫЕ ИСТОРИИ О ПОЛИТИКЕ И ПОЛИТИКАХ Необычный визит Вояж высших советских руководителей за рубеж, с рассказа о котором я хочу начать, был необычным. Хотя бы потому, что ничего похожего за все десятилетия советской власти не бывало. Правда, если не считать одного единственного случая — тайной, обставленной всеми мыслимыми и немыслимыми предосторожностями поездки Сталина в Тегеран поздней осенью 1943года. Да и то эту поездку, о которой миру стало известно уже после того, как она состоялась, можно считать зарубежной весьма относительно - Иран в то время находился под плотным контролем советских сил безопасности, а на его территории располагались части Красной Армии. В дореволюционный период и в годы Гражданской войны Сталин в трусости замечен не был. Но впоследствии повышенная озабоченность своей безопасностью, перейдя в последние годы жизни в манию преследования, не давала ему возможности выбраться из-под колпака, который он с особой тщательностью над собой соорудил. Легендой являются рассказы о его посещении фронта в годы Великой Отечественной войны и безвылазное нахождение в Москве в дни, когда гитлеровские полчища вплотную подошли к столице. Ничего этого в действительности не было. Когда возникла необходимость встречи «большой тройки» для определения послевоенного миропорядка, Сталин в начале февраля 1945 года вынудил престарелого Черчилля и передвигавшегося из-за парализованных ног на коляске Рузвельта совершить многочасовые перелеты и встретиться в освобожденной Красной Армией Ялте. А поездку в оккупированный советскими войсками Берлин и знаменитую встречу в Потсдаме в июле-августе того же года никак нельзя отнести к разряду зарубежных. Даже своих приближенных вождь выпускал за пределы страны крайне неохотно, в исключительных случаях, которые можно пересчитать по пальцам. Одним словом, визит в Англию в апреле 1956 года тогдашних руководителей советского государства Н.С. Хрущева и Н.А. Булганина был первым в своем роде и исключительным по своему значению. То, что этот визит совершили двое, отражало существовавшую тогда в Кремле расстановку сил — Хрущев еще не занял положения полновластного и единоличного лидера, это произошло несколько позднее. В Великобританию они прибыли на борту самого современного по тем временам корабля советского Военно-Морского Флота — крейсера «Орджоникидзе». Мне довелось вместе с небольшой группой сопровождавших лиц находиться на борту этого корабля. И все дальнейшее наблюдать собственными глазами. История того, как начинающий журналист оказался в столь высокой компании, заслуживает особого упоминания. В те времена радиожурналисты не имели доступа к микрофону. Телевидения еще в нашей стране практически не было, а новости народ узнавал из уст дикторов, исправно читавших написанные для них тексты. Читавших, надо сказать, мастерски. Не преувеличу, если скажу, что диктор Всесоюзного радио Юрий Левитан был в те времена самым популярным человеком в стране. От него советские люди узнали о начале войны, следили за поражениями и успехами Красной Армии на фронтах в знаменитых сводках Совинформбюро, и утром 9 мая 1945 г. услышали о победоносном завершении войны. Во многом, к сожалению, сегодня утерянное мастерство радиодикторов того времени основывалось не только на замечательном таланте Юрия Левитана, Ольги Высоцкой, Владимира Герцика, Николая Дубравина, но и на замечательной школе. Еженедельно помногу часов они занимались с высокопрофессиональными специалистами техникой речи, постановкой дыхания, постигали тайны русского литературного языка. Случилось так, что Юрий Борисович Левитан привлек меня к занятиям дикторской группы. — Тебе это пригодится, — говорил он. — Придет время и вашему брату журналисту, а не только нам доведется выступать у микрофона. Сколько раз впоследствии я мысленно благодарил моего старшего друга за его прозорливость. Но так или иначе, когда руководителям Радио пришла мысль о необходимости организации прямых радиорепортажей о визите советских руководителей в Англию, выяснилось, что работу, которую сегодня как повседневную и почти рутинную могут выполнять десятки и сотни теле- и радиожурналистов, поручить, кроме юного радиорепортера, оказалось некому. Главным моим преимуществом на тот момент было хотя и не такое уж большое, но все-таки умение обращаться с микрофоном. Подробности этого первого в своем роде государственного визита неоднократно описаны, исследованы и оценены историками. Поэтому, не беря на себя задачу повторять известное, поделюсь с читателями некоторыми подробностями, долгие годы мертвым грузом лежавшие в моих записных книжках. О, эти журналистские записные книжки! Цены им нет. И настоящей журналистской работы без них тоже нет. 18 апреля 1956 г. в портсмутскую гавань на полном ходу прямо-таки ворвался — чудо техники того времени — крейсер «Орджоникидзе» и, к восхищению знающих толк в морском искусстве англичан, лихо пришвартовался к причальной стенке. Высоких гостей встречал премьер-министр Англии, правая рука лидера военных лет Уинстона Черчилля Антони Иден, произнесший приличествующие случаю официальные слова. Сам Черчилль тогда уже находился в отставке. За 10 лет до того, в марте 1946 года он произнес печально известную фултоновскую речь, где впервые пустил в оборот термин «железный занавес». Наступив на горло собственной песне, Черчилль пожелал в печати успеха визиту, который, как он написал, «должен способствовать более плодотворным отношениям между нашими странами». Государственный визит советских руководителей шел своим чередом: приемы, речи, возложения венков, переговоры, — одним словом, все, что полагается в подобных случаях. Обо всем этом сообщалось в печати, рассказывалось по радио. Обо всем, да не обо всем. Вошедшая в силу к тому времени «холодная война» диктовала свои порядки. Случай, о котором хочу рассказать, был тогда, дабы не портить общей атмосферы, обойден полным молчанием как в английской, так и в советской печати. Нам строго-настрого было велено о нем не упоминать. На второй день стоянки крейсера «Орджоникидзе» в портсмутском порту советские моряки обнаружили подозрительные шумы под днищем корабля. Выяснилось, что там шустрит таинственный водолаз. Последовало негласное, но решительное представление английским властям. В ответ было заявлено, что русские ошибаются и никаких водолазов в районе корабля нет. Однако на следующий день случай повторился, и снова последовало категорическое отрицание. Нет — так нет. И советские моряки приняли свои меры. Через несколько дней, когда советская делегация находилась еще в Англии, к берегу прибило обезглавленный труп неизвестного водолаза. Вскоре вездесущие газетчики прознали истину и даже имя этого водолаза — английского военнослужащего Крэбба. По их словам, военно-морские начальники проявили повышенный интерес к конструкции подводной части нового советского крейсера, результатом чего и стала отрезанная подводным автогеном голова шпиона. На сей раз никаких протестов не последовало, и концы происшедшего в буквальном смысле оказались погруженными в воду. А государственный визит шел своим ходом. И Хрущеву, и Булганину приходилось сталкиваться с неудобствами и трудностями для них непривычными. На официальные приемы в Букингемский дворец иностранным гостям полагалось являться во фраках, с чем советские гости решили не соглашаться. На прием к королеве они пришли в строгих черных костюмах. Выхоленный Булганин, от которого за версту разило духами, выглядел еще более или менее пристойно. Никита Сергеевич в столь непривычном для него одеянии чувствовал себя неуютно. Без помощи вышколенной прислуги не мог разобраться в предназначении многочисленных бокалов, ножей и вилок, расставленных перед ним. Высокомерным завсегдатаям королевских приемов хваленая английская выдержка помогала сдерживать улыбки. Впрочем, Никита Сергеевич нимало не смущался этим обстоятельством. Вел оживленный разговор, искусно и нарочито играя роль простого русского мужика, попавшего в компанию не слишком им почитаемых аристократов. Но самый запомнившийся в ходе этого визита случай, который добавляет штрихи к портрету Хрущева, произошел в дни его поездки в столицу Шотландии — древний Эдинбург. В старинной резиденции шотландских королей — замке Холидрухауз, дворце со средневековой крепостной стеной, для встречи с советским руководителем собрался весь тогдашний цвет английского делового мира. Планировалось, что в ходе этой встречи состоится серьезный разговор на тему об экономическом сотрудничестве наших стран. На сей раз не аристократы из королевского окружения, а элита английского делового мира хотела послушать посланца Москвы. В Эдинбург вместе с Хрущевым направилась маленькая группа сопровождающих. Несколько дипломатов, охранники, врач, переводчик и единственный из журналистов — автор этих строк. О переводчике Н.С. Хрущева Олеге Александровиче Трояновском здесь следует сказать особо. Ибо он стал основным героем истории, о которой хочу рассказать. Тогда еще рядовой сотрудник МИД, он был представителем второго поколения советских дипломатов. Его отец, Александр Антонович Трояновский, видный революционер, занимал после Октября высокие посты на дипломатической службе, а в 1927-1933 гг. был первым полпредом (полномочным представителем) — звания посла в то время еще в советской дипломатии не существовало — в Японии. Именно ему принадлежит честь прорыва дипломатии молодой советской республики в Страну восходящего солнца. Не могу не рассказать здесь о забавном эпизоде, случившемся много позже описываемых событий. Сделавший блестящую дипломатическую карьеру его сын Олег Александрович Трояновский почти десять лет (с 1967 по 1976 год) был послом Советского Союза в Японии. Оказавшись в этой стране, я пришел в гости домой к моему доброму другу и его жене Татьяне. Сидели за столом достаточно скромной для посла квартиры, беседовали. И вдруг меня осенила мысль: — Олег, а не та ли это квартира, в которой в качестве полпреда жил твой отец? — Как же не та? Та самая. Вот в этом углу комнаты стояла игрушечная железная дорога, которую мне, мальчишке, ко дню рождения подарил папа. Согласитесь, впечатляющее обстоятельство, когда мальчик, игравший здесь в паровозики, оказывается в тех же апартаментах, но уже в роли хозяина — чрезвычайного и полномочного посла Советского Союза. Добрая преемственность, причем основанная не на семейных связях, а на собственном таланте и заслугах. А теперь вернемся к торжественному обеду в эдинбургском замке. Во время этого обеда Никита Сергеевич, не чуравшийся тогда чарки, что называется, несколько перебрал. Когда подали кофе, ему надлежало выступить с важной речью, заранее заготовленный и выверенный текст которой лежал у него в кармане. Нынешнему читателю трудно понять весь драматизм происшедшего дальше. Напомню, что было начало 1956 года. Черная тень сталинских репрессий, нависавшая десятилетиями над страной, еще не развеялась. По существовавшим многие годы порядкам выступление вождя было «священным текстом». Приводя цитату такого выступления, редактор должен был на полях начертать «сверено с текстом» и расписаться. Любое отступление грозило неприятностями самыми серьезными. И вот Хрущев встал со своего стула и начал выступление. Однако, находясь под винными парами, он запамятовал о лежавшем у него в кармане тексте и принялся импровизировать. Говорил он, забыв, видимо, кто перед ним находится, в ставшем для него привычным и впоследствии выраженном словами стиле «мы вас закопаем», разоблачая мировой империализм и его прихвостней. Произнесен первый пассаж импровизации. Воцаряется мучительная пауза. Трояновский должен переводить, но он молчит. Я вижу, как он побледнел, по лбу его покатились капли пота. Пауза затягивается, Хрущев толкает переводчика в бок: «Переводи». И Олег Александрович начинает переводить. Но говорит он не то, что только что произнес Хрущев, а фразу из официального текста. Хрущев говорит дальше. Трояновский продолжает в том же духе. Эскапады Хрущева, «переводимые» Трояновским, встречают явное одобрение зала, который вполне удовлетворен призывами к налаживанию сотрудничества, произносимыми официальным переводчиком. Некоторые фразы даже встречают аплодисменты зала, а Хрущев, вошедший в раж, не может соотнести свои разоблачительные по отношению к присутствующим пассажы с их доброжелательной, почти восторженной реакцией. Я сижу ни жив ни мертв, и меня сверлит только одна мысль: а что, если здесь окажется хотя бы один человек, знающий русский язык, и последует реплика, что переводится совсем не то, что говорит Хрущев. На счастье, такого человека не нашлось. Закончив свой темпераментный спич, довольный собой Никита Сергеевич под бурные аплодисменты присутствующих покидает зал. За кулисами помощники, подхватив под руки, отвели его в комнату отдыха. А мы с Олегом Александровичем остались в мучительном ожидании того, что произойдет дальше. Дело было нешуточное. По тем временам все могло закончиться и Колымой. Как же, технический работник — переводчик — осмелился исказить смысл выступления лидера государства. В томительном ожидании — он как виновник, а я как свидетель происшедшего — провели два часа. Смею заверить, не самые лучшие два часа в нашей жизни. Поспав, Хрущев вошел в комнату, где мы сидели, и несколько смущенно спросил: — Кажется, я наговорил что-то не то? — Да, Никита Сергеевич, — сказал Трояновский, — вы отошли от заготовленного текста. — Не виляйте, расскажите мне в точности, что я им говорил. Пришлось рассказать. — И ты все это им переводил? — обратился он к Трояновскому. — Никита Сергеевич, я шел по заранее утвержденному тексту, — сказал Трояновский упавшим голосом. — Какая же ты умница! — вскричал Никита Сергеевич, обнял и крепко расцеловал Олега. В газетах речь Н.С. Хрущева была воспроизведена точно по официальному тексту, а с этого момента началось восхождение Олега Трояновского по дипломатической карьерной лестнице. И заслуженно! Он проявил не только ответственность и заботу не о карьере, а об интересах страны, но и незаурядное политическое мужество. По тем временам это был Поступок. И еще об одном случае тех дней, не получившем широкой известности или, точнее, получившем ее не сразу и в узко научных кругах, мне хотелось бы рассказать. Неожиданным для многих оказалось включение в советскую делегацию, направлявшуюся в Англию, академика Игоря Васильевича Курчатова. Не было, пожалуй, в те времена в Советском Союзе фигуры более засекреченной, чем один из отцов советской атомной бомбы. Имя этого замечательного ученого не упоминалось в печати, и даже его передвижения по Москве сопровождались мерами предосторожности более строгими, чем в отношении членов Политбюро. И вдруг — публичное явление Курчатова народу и не просто явление, а предъявление этого высокого, импозантного, украшенного окладистой бородой человека внешнему миру. Оценивая происшедшее задним числом, можно сказать, что создателю первой советской атомной бомбы была отведена в тот раз роль бомбы политической. И то, что он сделал, превышало эффект всех политических речей, светских раутов, протокольных мероприятий и даже переговоров того визита вместе взятых. Во время визита Игорь Васильевич держался в тени, публично почти не появлялся, а миссия, которую он на четвертый день пребывания осуществил, поначалу замалчивалась. 22 апреля несколько машин, в одной из которых находился академик, направились в небольшой городок Харуэлл в шестидесяти милях к западу от Лондона, где расположился строго засекреченный комплекс лабораторий с шестью атомными реакторами. Это был главный английский научно-исследовательский центр, в котором велись работы по атомной энергии. Случилось так, что еще в Москве мне довелось познакомиться с Игорем Васильевичем. Моим однокашником и близким товарищем был Юра Семенов — сын его учителя и друга — великого русского ученого, Нобелевского лауреата, Николая Николаевича Семенова. В доме Н.Н. Семенова собирались его друзья и сотрудники, тогда еще мало кому знакомые ученые, имена которых вскоре станут известны всему миру, — Юлий Борисович Харитон, Лев Давыдович Ландау, Лев Андреевич Арцимович, Игорь Евгеньевич Тамм. Завсегдатаем этих веселых посиделок, меньше всего напоминавших собрание высоко мудрых деятелей, был Игорь Васильевич Курчатов — душа компании, знаток бесчисленного числа анекдотов и любитель веселых розыгрышей. С нами — сопливыми юнцами — они общались на равных, часто делая предметом своих шуток и розыгрышей. По-видимому запомнивший меня с той поры Игорь Васильевич пригласил в свою поездку в Харуэлл. Встретили его английские коллеги не просто любезно, но с почтением, показали все, что им показать было по условиям того времени дозволено. А затем произошло то, ради чего в самых высоких московских кругах и была задумана поездка Курчатова в Англию. Внешне все происходило более чем буднично. Небольшой конференц-зал с рядами кресел, расположенными амфитеатром, заполнили ученые с мировыми именами. Курчатов вышел к большой грифельной доске, довольно коротко рассказал о работе своей и своих коллег над проблемами управляемой термоядерной реакции, затем принялся выводить мелом на доске формулы, сопровождая краткими пояснениями. Через несколько минут присутствовавшим в зале маститым ученым изменила их традиционная английская сдержанность. Зал напоминал трибуну стадиона в острый момент футбольного матча. Присутствовавшие вскакивали на сиденья, размахивали руками, оглашая помещение криками удивления и восхищения. Разумеется, я ничего не понимал в происходившем. Формулы, которые выводил Курчатов, мне, непосвященному, ни о чем не говорили, и я никак не мог разделить эмоции присутствовавших. Когда Курчатов закончил, стряхивая с рук мел, в зале гремела овация. Газета «Дейли мейл», узнавшая об этом со слов побывавших на лекции, написала: «Работы, о которых рассказал Курчатов, находятся в Англии на самой начальной стадии. Очевидно, что Советский Союз в этой области ушел далеко вперед по сравнению с Западом. Детали русских исследований должны иметь огромную ценность для мировой науки». Таких высказываний в те дни было немало. Жаль, что нынешние любители порассуждать о «секретах атомной бомбы», украденных русскими, а сами, что называется, лаптем щи хлебавшими, напрочь запамятовали об исторической лекции Курчатова в Харуэлле. Тогда у любителей мазохистски посыпать голову пеплом поубавилось бы пыла. Лекция в Харуэлле была тонко рассчитанными политическим и научным ходом. Как он сам мне потом объяснил, никаких сведений, важных для безопасности страны, он в той лекции не выдал и выдать не мог. Одной из его целей было сбить спесь с самоуверенных зарубежных коллеги их политических патронов, показав высокий уровень нашей науки. А другой — продемонстрировать искреннее стремление к сотрудничеству ученых, без которого невозможен никакой научный прогресс. — Я рассказал коллегам об одном из направлений наших научных работ в области термоядерного синтеза, которое оказалось неудачным и вело в тупик. Они тогда шли по тому же пути, но находились в его начальной стадии. Я показал им результаты, к которым они в конце концов придут, сэкономив таким образом западным коллегам время, силы и деньги. О новом же направлении, в котором мы в тот момент вели исследования, я, разумеется, не рассказывал. Так что интересы национальной безопасности нарушены не были. Так происходит и должно происходить тогда, когда серьезным делом занимаются не политиканы и дилетанты, а люди серьезные. Убедительный урок и не только для тех дней. Эти воспоминания могут дополнить то, о чем уже было написано, что было пережито и, боюсь, незаслуженно забыто. |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 | Илья Ильф записные книжки (1925—1937) «Илья Ильф и Евгений Петров. Собрание сочинений в 5 томах. Том 5»: Художественная литература; Москва; 1961 | | Оглавление часть первая Раковый корпус носил и номер тринадцать. Павел Николаевич Русанов никогда не был и не мог быть суеверен, но что-то опустилось в нём,... |
| Проект «Фразеологизмы или попади в цель» Вводный урок «В гостях у слова» Задумывались ли вы когда-нибудь над тем, почему всё вокруг называется так, а не иначе? Как рождаются слова, когда и кем создаются?... |  | Когда происходят драки Попросят машинку даст". Муж смотрел на это, смотрел, а потом начал его учить: "Если у тебя что-нибудь отбирают, ты не церемонься.... |
| Школа выживания, или 56 способов защитить ребенка от преступления. Ольга Богачева, Юрий Дубягин Ну, что нового?… Задав вопрос, мы тут же о нем забываем и уже не слышим, что нам говорит ребенок. А он, пусть даже еще маленький,... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Когда я входил в сообщество методологов и игротехников, мой интерес был прежде всего связан с образовательной проблематикой. Сейчас... |
| О каком же временном периоде нашей литературы мы говорим уже четвертый месяц? К серебряному веку относится все, что было написано в те 20 с небольшим лет? Если бы мы с вами тогда жили и написали бы пару-тройку... | | Уильям Тейлор. Радикально лучше: Как преобразовать компанию, совершить... ... |
| Что значит быть патриотом? Патриот – человек, одушевлённый патриотизмом, или человек, преданный интересам какого-нибудь дела, горячо любящий что-нибудь” | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Княгиня Ольга (890-969) была незаурядной правительницей. Она с успехом управляла Киевской Русью после кончины в 945 году князя Игоря... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Тие это весьма символическое. Я не раз уже шутил по поводу «даров волхвов» в своих текстах, в том смысле, что жду их с нетерпением.... | | Степа с детьми играл неплохо, но нам с мужем не нравилось, что он... Попросят машинку даст". Муж смотрел на это, смотрел, а потом начал его учить: "Если у тебя что-нибудь отбирают, ты не церемонься.... |
| Занимайтесь физкультурой, будете здоровы! Юрист Гай определял, что личный иск бывает тогда, когда ответчик должен передать или сделать или предоставить что-либо. Вещный иск... | | По дисциплине «Теория и организация афк» Юрист Гай определял, что личный иск бывает тогда, когда ответчик должен передать или сделать или предоставить что-либо. Вещный иск... |
| Дальневосточный государственный университет одобрено методической «утверждаю» Юрист Гай определял, что личный иск бывает тогда, когда ответчик должен передать или сделать или предоставить что-либо. Вещный иск... | | Учебные, учебно-методические и библиотечно-информационные ресурсы Юрист Гай определял, что личный иск бывает тогда, когда ответчик должен передать или сделать или предоставить что-либо. Вещный иск... |
