A twist Of Lennon я была женой Леннона Глава первая. Дитя войны
Скачать 2.09 Mb.
|
A Twist Of LennonЯ была женой ЛеннонаГлава первая. ДИТЯ ВОЙНЫВы, наверное, помните, как начиналась реприза одного знаменитого комика: «В тот день, когда началась война, моя дама сказала мне...» Так вот, в тот день, когда началась война, моя мама ожидала третьего и определённо последнего ребёнка — меня! Но ожидаемое прибавление семейства не очень радовало её. Она думала, что уже давно видела последние в своей жизни пелёнки. К тому же, это совпало с объявленными правительством Его Величества срочными эвакуационными мерами, и потому ей было совсем не до смеха. Для моих двух братьев, Тони и Чарльза, эвакуация означала транспортировку со всеми их пожитками из густо населённой части Ливерпуля в отдалённее районы Северного Уэльса. Для них эти места были всё равно, что степи Монголии. Но в приютивших их семьях они устроились лучше, чем мама, которую, как и сотни других беременных мамаш, отвезли в Блэкпул, в Ланкашире. Представьте всю эту картину: осень 1939 года; серые дни во всех смыслах; место действия — Блэкпул у моря; десятки печально знаменитой теперь породы приморских квартирных хозяек сидят у своих окон за разноцветным занавесками и хорошо политыми аспидистрами и с нетерпением ждут новых квартирантов. С таким же нетерпением хозяева отелей занимаются подготовкой номеров для своих не менее нетерпеливых гостей. Наконец, из вагонов высыпают беременные мамаши всех мастей, форм и вероисповеданий и начинают вторжение. Эти женщины, разлучённые со своими семьями в период национального и личного кризиса, находились в состоянии сильного стресса. Моя мама стояла у входа в отведённой для них «Холидэй-отель» («Отель отпускников») в окружении своих измученных, плачущих, потерянных подруг по несчастью. Местный правительственный чиновник провёл их во временное жилище и представил даме, от которой зависела теперь их судьба — хозяйке гостиницы. Выяснилось, что она 6ыла только рада представившейся возможности лишить правительство его денег за предоставление жилья, но сочла слишком обременительным обеспечить новых постояльцев кроватями! Счастливое событие, которого ждала моя мама, должно было произойти через три дня, но условия были ужасными. Шла только первая неделя войны, а рацион продуктов питания уже урезали до минимума. Из-за этого, а так же по причине отсутствия тёплого, доброжелательного отношения, да ещё после хозяйкиного ультиматума («одна постель на двоих!») действительно началась настоящая война. Обалдевшие женщины начали проявлять свой ливерпульский темперамент. Зная свои права, гостьи-чужестранки заявили, что не желают тут оставаться и отправляются на поиски жилья, более подходящего к их положению. Разношёрстная команда вновь пустилась в путешествие «в незнаемое». На этот раз уже без официального предводителя. Оказавшиеся в незнакомой части страны, эти измотанные, но несгибаемые матери вели свои поиски в мире, который, казалось, обезумел. Всё население Блэкпула состояло из военных, домохозяек, беременных женщин и вопящих младенцев. Найти комнату «с видом» было не просто, но бог услышал их молитвы. У входа в один довольно красивый отель усталых путников приветливо встретил молодой человек и провёл в вестибюль, а оттуда — в столовую, где столы ужe ломились от яств. Молодой человек объяснил, что ожидавшаяся партия дам так и не прибыла, поэтому ковёр радушной встречи был расстелен для моей матери и её группы — впервые после их отъезда из родных мест. Их накормили, напоили и уложили спать. На другой день, после беспокойного сна в незнакомой постели, у мамы начались первые родовые схватки, и её тут же перевели в «Дом временных родов» — ещё одно заведение, пользовавшееся дурном славой! Её устроили в комнате, имевшей мизерные размеры и такие же мизерные удобства: кровать, судно и латунное изголовье, за которое можно было держаться. И всё. После этого её оставили одну на весь день и всю ночь. На утро в «камеру» вошла акушерка, сообразившая, что пора что-нибудь сделать для мамы и помочь ей произвести меня на свет. Это была добрая женщина. Она сразу поняла, что нужны решительнее меры, иначе мы с мамой просто не выдержим. В довершение всех бед, она была без всяких инструментов, которое обычно нужны при трудных родах. Условия были ужасные. В это сырое, мрачное воскресенье, 10 сентября 939 года, поездом из Ливерпуля приехал мои отец, ничего не знавший о мучениях мамы. Он только раз взглянул на неё и расплакался. Акушерка быстренько выпроводила его гулять под дождем, пообещав, что не пройдёт и часа, как родится ребёнок. Она сдержала своё обещание. Закрыв на замок дверь в грязную, мрачную комнату, она заставила маму дать клятву хранить в тайне всё, что сейчас произойдёт, и буквально вытащила меня на свет божий за волосы, уши, нос — всё, за что только могла уцепиться. Эта акушерка пошла против всех правил, изложенных в медицинских учебниках, но сейчас я благодарна ей за это. Она сохранила мне жизнь, а маме — здравый рассудок. Затем последовал наш поспешный Исход. Как только мама достаточно окрепла, она решительно отказалась остаться в Блэкпуле, упаковала чемоданы и уехала, не взирая на советы врачей. Оказалось, что уезжать из Ливерпуля и не надо было. За время нашего отсутствия там не было ни бомбардировок, ни катастроф, ничего необычного. Зато после перенесённых испытаний она чувствовала себя мудрее и благодарила Господа за то, что я появилась на свет целой и невредимой. Говорят, что школьные годы — самые счастливые у человека. На самом деле это вопрос личного опыта и, чаще всего, своего рода лотерея. Но в моём случае все мои счастливые мечты сбылись, несмотря на скромное начало, когда мне исполнилось 12 лет. Я всегда была робким ребёнком. «Сознательная, но очень неуверенная» — вот суть всех моих школьных характеристик, и этот приговор я хорошо усвоила уже в ранние годы. Я блистала только по одному предмету — искусству. Экзамен «II плюс» я провалила, и меня отправили учиться дальше в местную общеобразовательную школу. Я считала это провалом, потому как все мои близкие подруги успешно преодолели этот барьер. Всю свою любовь я отдавала рисованию и живописи, и несколько раз «Ливерпульское эхо» печатала мои работы на своей детской странице. Ох, как это радовало, как возбуждало! Богатство и слава... Местная девушка проявляет яркий талант... Моё богатство составило целый фунт стерлингов — по тем временам немалые деньги, тем более для маленькой девочки. Но меня возбуждали не деньги, а осознание того, что у меня хоть на что-то есть заметный талант. Вскоре мне предложили попробовать держать экзамен в Ливерпульскую Начальную Школу Искусств. Я не верила своему счастью. Наконец-то мне дали возможность доказать свои способности по предмету, который я обожала и который понимала. Экзамен я выдержала и впервые уже могла представить себе открывающееся передо мной будущее. Я просто млела от восторга при мыcли о том, что каждый день буду ездить на поезде в Ливерпуль, вместе с бизнесменами и солидными дамами. Я вдруг почувствовала себя светской дамой, хотя ходила ещё в носочках и носила школьную форму. Дополнительным вознаграждением за сдачу экзамена был тот факт, что в 18 лет я смогу поступить в настоящий Художественней Колледж. Ливерпуль — это город с характером, в котором живут интересные люди, тоже с характером, и теперь я стану частью всего этого! Школа искусств оправдала все мои ожидания. Учителя были прекрасные, их энтузиазм безграничен, поэтому и дети учились охотно, в духе здорового соперничества, а главное — они были счастливы. Качество ученических работ в те годы было просто поразительным. Я получила прекрасную подготовку, которая, я была уверена, поможет мне поступить потом в колледж. Но случилась беда. Когда мне было 17 лет, умер от рака мой любимый отец. Последние полгода он тяжело болел, и за три месяца до его кончины маме сказали всю горькую правду. Я усердно готовилась к экзаменам на аттестат зрелости, а в это время в муках умирал мой отец. Он таял у нас на глазах. Несмотря на вводимые наркотики, он понимал, что страшный конец не за горами и напоследок внушал мне, что после школы я должна найти какую-нибудь работу, чтобы зарабатывать деньги. Он понимал, что каждый лишний пенс нам пригодится. Конечно, я знала, что отец тяжело болен, но никак не думала, что он умрет. Мои мечты о поступлении в колледж, которые я так долго и любовно вынашивала, вдруг оказались под угрозой. В то время я не могла и не хотела понять, почему жизнь бывает так жестока. Дети бывают очень эгоистичными, когда чего-то не понимают, и я не была исключением. Кончина отца в июне 1956 года была тяжким ударом для всей нашей семьи, но мы держались стойко, как и положено при таких трагических обстоятельствах. Я продолжала заниматься, приобрела постоянного дружка-ухажёра и, в конце концов, сдала экзамены на аттестат — сначала обычный, затем с отличием. И тут мама пришла мне на помощь. После смерти отца она получила кое-какую страховку и вернула мне надежду, сказав: «Иди в колледж, родная, мы как-нибудь протянем». Она знала, как много это для меня значит, и сделала всё, чтобы помочь. И вот осенью 1957 года я начала заниматься в ливерпульском Художественном Колледже. Мне только что исполнилось 18 лет. В первый семестр я испытывала восхитительное ощущение свободы и независимости. Наконец-то я сменила школьную форму на стильные студенческие шмотки. Теперь я сама выбирала, что надеть. Мы все старались выглядеть как можно «богемнее». Я наслаждалась «имиджем» школы искусств, но, конечно, прошло какое-то время, прежде чем я целиком освоилась с новым образом жизни. В первое время, когда сокурсники спрашивали, откуда я, я отвечала: «Из Хойлэйка на Вирроле». Скаузеры (коренные ливерпульцы) смотрели на меня так, как смотрят на какую-нибудь пакость, которую кошка приволокла со двора и говорили: «Ах, вот как! (долгая пауза) Значит, ты с того берега [реки Мерси]?» После чего они переходили к кому-нибудь другому, с кем им легче было общаться, то есть к другому скаузеру. С ливерпульцами всегда так; они думают, что если ты живёшь «на том берегу», то считаешь себя выше их. У тебя есть пони или два, или даже три автомобиля — один для себя и по одному для каждой ноги. Что касается нашего конкретного случая, то нашим семейным «особняком» был маленький домик с террасой в приморском посёлке, а неким подобием гаража был навес для угля. Те из нас, кто имел несчастье жить «на том берегу», говорили «по-другому», и в этом было всё дело. «Пo-другому» для скаузера значит «по-аристократически», а это в Ливерпуле не очень-то «катит». Никаких изысканных манер, если хочешь, чтобы тебя признали «своим», а я этого как раз и добивалась. Учёбу в колледже я начала со своим «заречным имиджем», костюмом-двойкой и твидовой юбкoй, коротко завитыми волосами и, что хуже всего, с очками. Какой уж тут «богемный имидж»! Он начисто отсутствовал. Да ещё и такое имя — Синтия. В популярных журналах для девочек так обычно звали сопливых классных старост. Прямо жуть! Я была и до сих пор остаюсь очень стеснительной, и это ещё больше усугубляло моё положение. Моя застенчивость и неумение вести непринужденный разговор создавали ложное впечатление отчуждённости. Кто бы знал, как всё это меня мучило тогда! Но я, стиснув зубы, терпела и вбирала всё в себя. В то же время я целиком окунулась в своё любимое искусство, ради которого, собственно, я и была там. А для компании у меня была хорошая подружка Филлис. Фил раньше училась вместе со мной, так что дружили мы ужe давно. Мы с ней были страшно сознательные. Сюда мы поступили, чтобы трудиться, и сторонились праздных шалопаев. На первых двух курсах мы изучали многочисленные и такие разные искусствоведческие предметы, как гончарное дело, литьё из серебра, архитектуру, шрифты и массу другого. Предполагалось, что к концу второго курса мы будем твёрдо знать, по какому предмету будем специализироваться для получения диплома. Но сначала надо было выбрать предмет специализации для промежуточного экзамена. Я выбрала шрифты. Моя эмоциональная жизнь в то время была сфокусирована на одном местном парне. Это было моё первое серьёзное увлечение, и я полагала, что это как раз «то самое». Он даже откладывал каждую неделю сбережения на будущую нашу совместную жизнь. В общем, перспективы представлялись мне довольно чётко, и я очень этому радовалась. Я ж не подозревала, ЧТО меня ждёт «за углом». Шрифты у нас были, по-моему, раза два в неделю. Всего нас было человек 12, и все мы выбрали этот предмет добровольно. Но среди нас был один студент, который как-то не очень вписывался в наш аккуратный маленький круг. Его звали Джон Винстон Леннон. А не вписывался он потому, что... никто не хотел его. Его особые таланты не прошли незамеченными, но к искусству они не имели никакого отношения. Он выделялся талантом вызывать у однокурсников дикий, неудержимый смех своими злыми, непочтительными остротами. Его умение прервать лекцию было поразительным. Это трудно описать, это надо было видеть. А вид Джона, его внешность были ещё хуже, чем его юмор. Я думаю, он был последней надеждой тедди-боев — агрессивный донельзя и нонконформист на все 100%. Моё первое воспоминание о Джоне — как он ленивой походкой входит в класс, и чувство страха, которое я при этом испытываю! Я сразу почувствовала, что с этим типом у меня нет ничего общего и, наверно, никогда не будет. Он пугал меня, страшно пугал. Нас связывала только одна-единственная особенность: без очков мы оба были слепы, как ночные мыши. Тем не менее, с того момента, как Джон Винстон Леннон заявил о своём присутствии в моём наивном мирке, всё в моей жизни стало переворачиваться вверх тормашками. Я сталкивалась с ним только в те дни, когда у нас были шрифты, потому что в остальные дни он был в другой группе. Как правило, он опаздывал, садился позади меня и весь день надоедал просьбами одолжить ему то один, то другой предмет из моего драгоценного оборудования (я была примерной ученицей и всегда имела под рукой то, что было нужно для работы). В общем, каждую неделю я приезжала домой то без линейки, то без любимой кисточки. Это стало привычным и, конечно, не могло возвысить в моих глазах этого бесцеремонного типа, вторгшегося в мою спокойную, размеренную жизнь. Когда я говорю «спокойную, размеренную», я имею в виду — в колледже, потому что на эмоциональном фронте у меня начался полный развал. Мой роман оказался неудачным: ухажёр положил глаз на другую. Я не хотела в это верить... Для меня это было концом света. Он жил совсем рядом со мной, но соперница жила ещё ближе. Я чувствовала себя униженной и оскорблённой и ужасно страдала. Полгода я играла роль несчастной, отвергнутой принцессы, совершая бесчисленные прогулки с собакой около его дома и днём, и ночью. Наконец, я всё поняла и перестала о нём даже думать. После беззаботного периода в колледже (включая маленькие невинные романчики со знакомыми мне студентами) моя первая любовь решила ко мне вернуться: «Я не могу жить без тебя, я не понимал, как много ты для меня значишь» и т.д. и т.п. Я вдруг поняла, что он мне всё ещё дорог, ...и простила его. Я снова почувствовала себя не одинокой, и это меня радовало. Но, несмотря на вновь обретённое душевное равновесие, какое-то новое, смутное чувство не давало мне покоя. Уроки по шрифтам вдруг стали значить для меня с каждым днём всё больше и больше. Джон Леннон, которого я старалась избегать в первые дни нашего знакомства, стал, как у нас говорят, проникать мне под кожу. Я восхищалась им всё больше и больше. Настоящий мужской характер, бунтарь. Забавный до умопомрачения, язвительный юморист, но всё равно восхитительный. Рисунки и карикатуры Джона были, если можно так выразиться, отталкивающе забавны. Я стала ловить себя на мысли, что мне безумно хочется выяснить, почему он такой. Конечно, я понимала, что это всё не для меня, но ничего с собой поделать уже не могла. Моё чувство к Джонy впервые вылилось наружу как-то очень странно. Это случилось однажды во время лекции, за которой сразу должен был начаться семинар. Как обычно, мы разношёрстной толпой ввалились в лекционный зал. В атмосфере общего шума и гама я вдруг заметила, что сижу прямо за спиной Джона и дружков из его команды. Началась лекция, то и дело прерываемая, как обычно, отдельными «леннонизмами», за которыми следовали смешки и выкрики. Я откровенно наслаждалась этим «выступлением» — до того момента, когда сидевшая рядом с Джоном моя подружка вдруг стала поглаживать его волосы. Господи, и какой же порыв ревности тут меня обуял! Я и сама удивилась. С этого момента Джон захватил меня целиком. Честно говоря, никогда раньше мои чувства не подвергались такому испытанию, и я растерялась. В течение следующих нескольких недель Джон не выходил у меня из головы. Я не могла понять, как и почему меня так тянет к нему. Ведь он ни в чём не соответствовал моему представлению об идеальном мужчине. Даже мысль о том, что он может стать моим любовником, пугала до смерти. Впрочем, не думаю, чтобы он в то время обращал свое внимание на меня. Я была для него простушкой, у которой всегда можно занять что-нибудь из инструментов художника и над которой можно иногда подшутить. Он жил совсем в ином мире. Уроки шрифтов стали моей навязчивой идеей. Только в эти дни я встречалась с ним достаточно близко. Я приходила раньше всех и садилась поближе к тому месту, где он сидел на прошлой неделе. Для чего? Я и сама не знала. Нерешительность всегда была моим врагом №1. Мне просто надо было получше рассмотреть предмет моего увлечения. Джон частенько приходил на занятия с какой-то старой, задрипанной гитарой, перекинутой через плечо, в чёрных брюках-дудочках. Тщательно смазанные бриолином волосы были зачёсаны назад, а бакенбарды свисали — дальше некуда. В выражении его лица неизменно читался вызов, и это шло ко всему его облику. Жёсткий тип. Сердитый молодой человек. Настоящей страстью Джона была, конечно, музыка. Раз или два я видела, как он, неловко взгромоздившись на стол, тихо наигрывал и пел себе под нос, уносясь из ненавистного мира шрифтов в страну своих фантазий. Именно тогда я заметила на лице Джона совсем другое выражение. Оно смягчилось, агрессивность исчезла напрочь. Наконец-то я увидела в Джoнe то, что мне было понятно. Пообвыкнув в новой для меня колледжской жизни, я решила, что пора показать себя в наилучшем виде. Я начала отращивать волосы. Они у меня довольно неопределённого цвета, но я внушила себе, что на солнце они переливаются великолепными золотистыми оттенками. Во всяком случае, так мне всегда говорила мама. Вслед за волосами объектом моей яростной атаки стал гардероб. Долой всё прежнее барахло! Даёшь чёрные вельветовые брюки и модный жакет! Хорошо! Теперь моё внимание переключилось на эти ужасные очки. Я решила: всё, больше никогда не надену их. Конечно, это решение было равносильно катастрофе. Мои художественные работы стали... как бы это помягче сказать... импрессионистскими. А ежедневные автобусные поездки от центрального вокзала к колледжу частенько уносили меня в сторону, и я оказывалась где-нибудь в пригороде Ливерпуля. Впрочем, были и положительные моменты. Я, например, выучилась читать по губам и распознавать своих знакомых по звуку их шагов. В общем, мне пришлось насиловать все мои остальные способности. В конце концов, я сдалась. Когда работала, надевала очки, сразу приобретая вид серьёзной учёной дамы, а в остальное время то сдёргивала их с носа, то опять цепляла их туда. Во всей этой очкомании самое интересное то, что, благодаря одной дискуссии по поводу очков, Джон впервые обратил на меня внимание. Однажды утром сокурсники стали проверять, у кого какое зрение, и обнаружили, что у меня и у Джона почти одинаково плохое зрение. Это поразительное открытие стало для нас новой важной точкой общения и сближения. Впервые в моей жизни я благодарила судьбу за этот недостаток. Вспоминая разные смешные случаи, связанные с нашей почти слепотой, мы оба хохотали до упаду. Лёд был, наконец, сломан. Лёд-то был сломан, но никто из нас не решался первым броситься в воду. Это было мучительно. Я стала рассеянной, не могла сосредоточиться на работе. Все мои движения были намертво привязаны к одной мысли: «Придёт он или не придёт? А если придёт — что я сделаю, что скажу?» Я мучилась ужасно и не знала, где найти выход. Моя мама была уверена, что я подхватила какой-то недуг. Я стала плохо есть и таяла на глазах. Уходила раньше, возвращалась позже. Выдумывала нелепые отговорки: «Знаешь, ма, утром меня просили прийти пораньше, надо помочь установить оборудование... а вечером у меня дополнительные занятия». А на самом деле я проводила томительнее часы, бродя по продуваемым сквозняками коридорам колледжа в надежде увидеть Джона хотя бы мельком. Филлис решила, что я сошла с ума. Конечно, так оно и было, но в основе этого, такого необычного для меня поведения, лежало настоящее возбуждение от любви к человеку, которого я считала недосягаемым. Я как будто жила на краю пропасти, и ощущение этого было восхитительным. Я наслаждалась каждым его мгновением, хотя ж понимала, что в этом есть что-то ненормальное. Все эти любовные томления происходили на втором курсе. Я потратила впустую массу времени, но вскоре случилось нечто, благодаря чему я поняла, что объект моего внимания меня тоже заметил. Приближались летние каникулы, и у всех нас было приподнятое настроение. Настолько приподнятое, что один из студентов предложил устроить «отвальную» перед роспуском на каникулы. Все согласились, что для доброй вечеринки любой предлог хорош. На том и порешили. Для сборища нам разрешили использовать самую маленькую аудиторию колледжа. Но размеры не имели для нас значения, главное — собраться и «погудеть». Кто-то взялся принести проигрыватель и новейшие диски. Выпивку решили приобрести в складчину. Наконец, назначили дату. Должна признаться, я очень ждала эту вечеринку. Я думала, что она поможет мне хотя бы на время отвлечься от мыслей о Джоне Ленноне. Я была уверена, что он не снизойдёт до какой-то там робкой студенческой пирушки. Мы с Фил решили, что будет совсем неплохо сходить туда, чтобы развеяться и немного повеселиться под конец семестра. Что ж, я и в самом деле повеселилась на славу. Я так веселилась, что чуть не умерла со смеху. Он был там! Я не могла спокойно переносить это. Я чувствовала жуткую слабость в ногах, моё лицо приобрело цвет переспелой сливы. И спрятаться было негде! То, о чём я так долго мечтала, превратилось в какой-то кошмар. Я просто растерялась от всей этой тесноты и физической близости к Джону. Я была уверена, что все, буквально все читали по моему лицу, что творятся у меня в душе. Конечно же, никому не было дела до моего эмоционального состояния. Все хотели одного — как следует повеселиться и взять от вечеринки всё, что можно и пока можно. Наконец, мне удалось справиться с собой и включиться в общее веселье. С каждым бокалом я чувствовала себя раскованнее. В то время я ещё не была опытной выпивохой, поэтому эффект принятого спиртного не замедлил сказаться. Солнце ещё светило, музыка была чудесной, и то, о чём я втайне мечтала, случилось. Джон пригласил меня на танец. Я прямо умирала от счастья, но виду не подала и сама удивилась своему внешнему спокойствию и собранности. Танец был медленный и тягуче-слащавый. Я старалась казаться равнодушной, а Джон, по-моему, был этим немножко смущён. Всё это было одновременно мучительно и сладостно. Те, кто не танцевал, глядели на нас с недоумением. Уж больно неподходящей парой друг другу мы им казались. Компания начала расходиться. Пора было возвращаться к карандашам и мольбертам. И вдруг Джон отвёл меня в сторонку: «Давай будем дружить, а?» Вопрос застал меня врасплох, и от неожиданности я выпалила: «Мне очень жаль, но я помолвлена с одним парнем из Хойлейка». Лицо Джона сразу помрачнело. Но, не привыкший оставлять за кем-то последнее слово, он сказал: «Я ведь не сказал; давай поженимся, а?» «Вот дура! — подумала я про себя, — упустила свой шанс». Но нет: Джон и его приятели начали звать меня и Фил «бухнуть» в местном кабачке. Всё вроде шло хорошо, и все-таки я с ужасом спрашивала себя: «Господи! Во что я позволяю себя вовлечь?!» У меня было такое ощущение, словно мне угрожает что-то страшное. Но я была уже по уши влюблена в Джона и решила положиться на судьбу. Буду плыть по течению и надеяться на то, что прилив вынесет меня на берег целой и невредимой. В пабе было столько народу, что он, казалось, вот-вот лопнет по швам. Наверное, у всех было такое же чувство обречённости, как у меня. И каждый хоть немного наблюдательный посетитель наверняка заметил, что между этим безумцем Ленноном и этой... как там её? — образцовой девочкой Синтией «с того берега» что-то есть. Я чувствовала себя очень неловко. Язык словно омертвел. Но нам с Фил очень нравилось, что мы очутились вне нашей привычной обстановки и нас окружают горластые пьяные личности. Двигаться не было никакой возможности, мы совсем не слышали друг друга, но всё равно это было здорово. Так вот чем люди занимаются после работы! До нас начало доходить, какая жизнь проходит мимо нас. Работа, работа и никаких развлечений — так действительно можно отупеть. Мне заказали, а потом я сама купила изрядное количество спиртного и начала чувствовать себя навеселе, тем более, что с раннего утра во рту у меня не было ни крошки. Джон и его поклонники сбились в тесную кучку, и мне начало казаться, что меня взяли просто ради забавы. Сердце моё упало. Если надо мной просто хотели подшутить, то — подумала я — лучше как-нибудь незаметно смыться. Только мы хотели исполнить это намерение, как вдруг раздался громкий голос Леннона: «Разве вы не знаете, что мисс Пауэлл была раньше монашкой?» Его голос на время перекрыл стоявший в кабаке галдёж, я снова оказалась в центре внимания, и меня уговорили остаться. Могла ли я сопротивляться? Вот так, друзья мои, началась невероятная глава в книге моей жизни. Невероятное начало космического взлёта, который кончился восемь лет спустя, когда я снова плюхнулась на грешную землю. Всего восемь лет, но, боже мой, какие это были годы! |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 | Реферат Битва под Москвой: крах германского плана молниеносной войны... Разгром фашистских войск под Москвой явился началом коренного поворота в ходе войны. Окончательно был похоронен гитлеровский план... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... При работе над пособием использованы тексты и научно-методические материалы: Братченко С. Л. (глава 3), Галактионовой Т. Г. (глава... |
| «Какой была самая первая мягкая игрушка?» Мы занимаемся в Доме детского творчества в объединении «Мягкая игрушка», поэтому нам важно знать, как выглядела первая мягкая игрушка,... | | С. А. Нефедов Февраль 1917 года Россия должна была стать участником большой войны. Д. Джолл, посвятивший специальное исследование вопросу о возникновении Первой... |
 | Почему происходили международные кон фликты? Тридцатилетняя война — первая общеевропейская война и последняя из рели гиозных войн. Ход войны. Состояние воору жения. Военная система.... | | Впервые был сорван гитлеровский план «молниеносной войны» Начался... А какое событие произошло во время Великой Отечественной войны в ходе операции «Уран»? |
| Реферат Тема предстоящей дипломной работы сформулирована как «Совершенствование... Ав, заключения, списка литературы и приложений. Первая глава работы – теоретическая. В ней рассмотрены вырезанооспособность его заемщиков.... | | Рассказ второго экскурсовода [2], [3], [5], [6], [9], [10] История развития радио До конца XIX Первая такая линия прошла от Парижа до Ллиля. Самая длинная линия была построена в России от Москвы до Санкт-Петербурга и была длиной... |
| Войны в лирике К. Симонова Тема войны всегда была значимой для писателей и поэтов ХХ века. Особенно она волновала современником, живших и творивших в нелегкие... | | Решение на строительство этой лаборатории он смог получить только... М. В. Ломоносов в 1752—1753 годах впервые за всю историю науки читал курс физической химии студентам академического университета.... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Уроки 18-21. Глава Первая медицинская помощь при поражении сильнодействующими ядовитыми веществами | | Реферат на тему: В. В. Терешкова первая женщина-космонавт Наша страна всегда была первой в освоении космоса: первый запущенный искусственный спутник Земли, Ю. А. Гагарин – первый человек... |
| Иммунологии амн ссср, профессоре 1981 г Защитил одну из первых канд... Вишневского; иммунологии амн ссср, профессоре 1981 г Защитил одну из первых канд дис. "Артериальная система надпочечников" (удостоена... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Сегодня на уроке мы рассмотрим самую актуальную тему на земле – это тема «Мать и дитя». И назовём тему урока «Вечная тема – мать... |
| Положение о региональной научно-практической конференции России. Выдержала ли она это испытание, готова ли была к этой войне? Какие уроки необходимо извлечь из итогов Первой мировой войны... | | Содержание В рамках работ была создана первая очередь обработки и хранения метаданных (справочника) по направлению нанобиомедицина (онкология),... |
