Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 1.45 Mb.
|
| черный (!) диск солнца». А в «Слове о полку Игореве» "ночь меркнет", тьма потухает. И вы хотите оставить у Спинозы "мыслящий дух"? В самом этом сочетании двух слов "мыслящее тело" сидит проблема. Как же так, вещь, а мыслит? Только если "вещь" это - "тело", спинозовское выражение чего-то стоит. А если "бестелесное тело", то цена ему грош! Вот и скажите, должен был Эвальд заменить двусмысленную в этом контексте "вещь" абсолютно четким "телом"? "Отретушировал" он Спинозу? - Разумеется. Нанес ли ущерб Спинозе и истине - нет, категорически нет. Так что бог с вами, ребята, читайте "вещь", имея в виду "дух", читайте буквально точно и… закапывайте Спинозу поглубже и навсегда. Ну а если поближе к родным осинам, то вопрос-то еще проще. Слепоглухими занимались и монахи - иезуиты. Иногда и кое-что у них получалось. Но в начале "эксперимента" они, как и И.А.Соколянский (учитель Мещерякова и зачинатель эксперимента), как и Мещеряков имели дело именно с телами, совсем не одухотворенными и вовсе не мыслящими. (Я видел некоторых из тех, с кого начинал Мещеряков. Он сам так и говорил, что это даже не животные - растения, ибо у них нет поведения, не владеют своим телом, не действуют среди других вещей. Это просто тела). По прошествии времени некоторые из воспитанников монахов действительно становились "мыслящими телами", т.е. разумными людьми, "гомо сапиенс". Когда у монахов спрашивали, как это получилось, те отвечали: ''Господь вдохнул душу". А дальше – молчок. Ибо на "Священное писание", уроки Закона Божьего, проповеди не сошлешься: не слышат, не видят, языка для них нет. Как подступиться, если перед тобой только тело и ничего более, самая настоящая "рес", вещь, предмет? В начале 60-х гг. я видел в Загорске: семи-восьмилетняя девочка, в «косыночке с горошками», сидит на стуле и монотонно качается в одну сторону, как маятник – туда-сюда. А.И.Мещеряков: «Вы думаете она больна? Вовсе нет. «Смотрите» - Александр Иванович легонько толкает ее и она снова качается, но уже в другую сторону. Нет психики как «отношения к себе», нет «управляющего Я». Теперь спрашивается, зачем вот такой Спиноза Эвальду? Если бы в Спинозе не было ничего, кроме этого, он спокойно оставил бы его историкам философии. Но в Спинозе было и другое, то самое, что помогло Эвальду, а через него и Мещерякову, понять, как эту неодухотворенную вещь сделать мыслящей, одухотворенной. Вот тут и пригодилась идея движения тела по контурам других тел, природой данная способность человеческого тела действовать по логике любой другой вещи, отличной от него самого, неспецифичность, незапрограммированность человеческого существа: среди волков дитя человеческое будет волком, среди людей - человеком. Это существо, не имея никакой врожденной программы, способно действовать по программе любого другого вида, "по меркам всех вещей". А мерки эти – вот они, пожалуйста, даны в культуре, в той самой чашке, в которой подали мальчику чай. По меркам всех вещей во Вселенной. Не с духом, пусть и самым убогим, а именно с телом возился "шестикрылый Серафим" в пушкинском "Пророке": сердце, язык, уши… "И внял я неба содроганье…". Способность к мышлению - способность к перевоплощению, к состраданию, способность чувствовать свою, а переживать чужую боль. Чтобы видеть "умными очами" треугольник, надо иметь идею его. Чтобы понимать Спинозу, надо иметь идею Спинозы. А иметь идею Спинозы - это видеть его во всем историческом контексте, от Сократа до Мещерякова. Когда Эвальд или тот же Гегель говорят о мышлении, о способности "самозабвенно" двигаться по логике сути дела, они имеют в виду нечто особое, скажем так, - мышление гения. Редкий случай, редчайшее качество, способность пушкинского Пророка, дар Рафаэля, Толстого, Шекспира, Станиславского, Шаляпина. Но без этого не поймешь и самого простого акта мысли. Вот этого-то часто не понимают или не хотят понять. А суть дела опять не мудрена. Мистики тут нет никакой. Станиславский даже построил на этом целую систему и она работала, да как работала! Посмотрите как Москвин (на старой ленте) играет Поликушку. Однако вернемся к пресловутой гениальности. Не хотите Алешу, вот вам Шаляпин и то, о чем было сказано выше. Шаляпин-то буквально становился Борисом, не сходя при этом с ума, т.е. не превращаясь в «тело». А Флобер даже превращался, падал в обморок, но уже когда закончил трагическую повесть о мадам Бовари. Как-то раз мы с Эвальдом приехали к Алексею Николаевичу Леонтьеву, выдающемуся советскому психологу, в "Узкое" (дом отдыха для академической элиты) и он, в частности, рассказал нам следующее. Где-то в двадцатых - тридцатых годах в Москве был славен один "король биллиарда" (не помню имя), истинный виртуоз. Молодые психологи заинтересовались феноменом и взялись за него в эксперименте. "Гений" клал в лузу шары и тогда, когда угол между истинной и ошибочной траекториями глаз не улавливал и не мог уловить! Разрешающая способность глаза была ниже. Словом он не мог, не должен был класть шар за шаром, разве что случайно. А он клал. Спросили: "Как Вам это удается?" - Хохотнул и ответил: "Надо иметь кураж. Прежде чем ударить кием по шару, я этот шар уже положил". Положил… На какое-то мгновение он стал шаром и покатился в лузу. Как и в случае с Алешей, Эвальд и здесь не мог бы сказать, как конкретно такие вещи происходят, как мы еще не можем сказать, что такое интуиция, как приходит внезапное озарение, новая идея и т.д. Но вот что интересно. Сравните две логики или две схемы действия. Одна - прицеливание, выверка, пробы и ошибки и в результате находите истинную траекторию. Так действует ученый – эмпирик. А вот другая схема, обратная: вот истинная траектория, а вот отклонения, ошибки, я избегаю их (этого Леонтьев не говорил и Эвальд тоже, - мой домысел). Как может знать биллиардист априори истинную траекторию - не ведаю. Но он знал ее! Здесь она не результат, а предпосылка. А в общем-то случае так и действует любой математик, и если надо измерить площадь какой-то фигуры, он будет "танцевать от печки", от идеального треугольника, окружности, шара и т.д. Их-то площадь он знает заранее и совершенно точно. А что касается этой эмпирической фигуры, то это уж дело техники. Так что Спиноза у Ильенкова, конечно, идеален, как идеален треугольник у Евклида. И подобно тому, как ни одну физическую фигуру вы не опишите, не "поправив" ее, не уподобив идеальной, так и Эвальд Ильенков "идеализировал" Спинозу, держа в голове всю тенденцию развития философии и науки. Выше я уже затронул тему "гробокопательства" в связи со Спинозой. Посмотрим на дело шире. Известна карикатура А. Зиновьева: ночь, луна, мрачноядовитая кладбищенская зелень, кресты, надгробия… И Эвальд - кощей с лопатой, вскрывает могилу Гегеля. Философская некрофилия? И мы тоже? Прошло уже три десятилетия после его смерти, а мы еще ищем там что-то. А может свое что-то ищем, что забыли в себе, потеряли? А может быть так? - Недавно прочел в хорошей книжке о хорошем человеке, уже ушедшем (тоже ученик Эвальда). Вот, де, тогда все записались в гносеологи, методологи, все стали "восходить" (от абстрактного к конкретному), двигаться по историческому логически - гносеология на дворе. Увлечение, мода. А дальше про то, что время это было и прошло, и "нынче такое уже не носят". Другое дело о жизни и смерти, о смысле их. Вот философия! И каждому близко, и традиция солидная. Просто как "медицина для всех". Кто нынче не интересуется? Нет, ничего не хочу сказать худого ни об авторе предисловия, ни об авторе книги, ни о теме. Только вот это слегка пренебрежительное движение, плечом легонько оттолкнуть. "Боже, какими мы были наивными, как же мы молоды были тогда". Это в романсе. А в жизни? Мы что же, в который раз тужимся стать мудрее Аристотелей, Платонов, Гегелей (только потому, что у нас в карманах мобильники и про дезоксирибонуклеиновую кислоту слышали, а спид и порнуха совсем заели)? Старые проблемы и старые истины в очередной раз обесценились? Что же тогда тянет нас в Гималаи, в Шамбалу? Посвежее? Или потухлее? Думаете Эвальд не размышлял о жизни и смерти? - Размышлял. Помню, взъерошенный, он сунул мне письмо Саши Суворова: "Читай". А там: "Стоит мне жить?" Саша тогда уехал домой, далеко, во Фрунзе, где ни друзей-товарищей по интернату, ни Мещерякова, ни Ильенкова. Один, абсолютно один во тьме и мертвой тишине. В тюрьме, в одиночке лучше. Кому нужен-то? Это он спрашивал о смысле жизни. Как вы думаете, что мог и должен был ответить Эвальд? А он ответил: "Саша, прочти Экклезиаста". Все! У меня не хватило духу попросить разъяснения. А Саша понял. Вернулся в Москву веселый, энергичный. Как же не думать о смысле жизни и смерти? Только спрашивают о нем, когда эта жизнь уже подошла к черте или обесценилась. А когда она полноводна? Размышлял Эвальд, только вот "формат" размышлений космический, Экклезиастов. Вспомните "Космологию духа". А если формат помельче, если о личном, тогда другого адреса нет - к батюшке, в церковь. Размышлял, только вот писать об этом, докладывать "городу и миру" - это не для Эвальда. (Вообразите, на лестничной площадке в Институте философии, в "курилке" стоят "мэтры" – А. Зиновьев, М. Мамардашвили, Э. Ильенков и спорят о смысле жизни. Нет, это темы совсем из другого прейскуранта). А вот еще об одной «тонкости» - страшненькой. Утром звонит: «Лёф, Саша умер». Я не сразу и сообразил, какой Саша. – «Мещеряков». Я: «Еду!». Пока ехали в моей «копейке», молчал вначале. А не укладывалось, не верилось, что реальность. Потом заговорил. Как Саша недавно, только что получив в издательстве свою книжку, нес авторские экземпляры, перевязанные веревочкой, на четвертый этаж своего института, останавливаясь через каждые две-три ступеньки: отдышаться – сердце. Эвальд заговорил: «Просили, ведь, это «руководство», найдите комнату на первом этаже»… Заговорил, словно отодвигая эту реальность, отталкивая беду, словно этот факт еще не свершился, так, будто можно еще остановить… Не верилось. А когда подъезжали к дому, замолк. И только когда вошли и увидели Александра Ивановича уже на столе(!), в костюме, обращенного к нам ногами, когда увидел эти ноги в туфлях, большие ступни, связанные веревочкой… Саша, живой, улыбчивый, умный, добрый…И эта веревочка! Тогда и понял: это смерть. Вечером, накануне эвальдова последнего дня я звонил ему, хотел порадовать: пришла верстка его статьи (я готовил ее в "Коммунисте"), "чистые листы": "Эвальд Васильевич, я приеду сейчас (дело было часов в 11 вечера), покажу". Отказался, не пригласил. "Ну давайте к нам, я мигом прикачу". Еще решительнее: "Нет". Что-то еще отвечал на мои домогательства, но суть эта. Такого еще не бывало. И голос какой-то шелестящий, угасший: ему уже не интересен ни я, ни "чистые листы". Мне бы встревожиться, поехать, попробовать растормошить. Не догадался! А утром звоню, отвечает Леночка: «Лев Константинович, а папа умер»… Думаю, что решение ему пришло не сразу. Не остановили бы, только добавили бы боли в его истерзанную душу. Предчувствовал, наверное, что в этом наступающем мире становится не нужен. "Позитивисты" розовенькие, чмокающие, поросячеумненькие уже надвигались. Тогда ведь тоже был "бизнес", только делали его по другому и на другом. Тогда - на Марксе, потом – на «Антимарксе». Зачем им этот тощий и больной Дон Кихот? С содроганием вспоминаю этот сапожный (для него переплетный) нож - заточку, сделанный из обломка пилы. Показывал когда-то – бритва. (Утром же врач, осмотрев покойного, спросил у родных: «Он что – знал анатомию? – Да знал, знал конечно! Он же Эвальд!). Кто-нибудь решился бы лепетать ему о смысле жизни? Я и говорю: такие вопросы задают «на краю, на краю». Это говорливый Сократ до конца своего "эпатировал" публику, а в принципе-то он, как и Эвальд, толковал все о том же - о разуме, о духе. Никогда это не устареет. Наскучит скотство, вспомнят и Сократа, и Эвальда. Да и есть ли на земле или на небе что-либо более достойное размышлений? Нет, в могиле Гегеля он откапывал разумное, доброе, вечное. Нам-то ведь только кажется, что волна современности все несет и несет нас вперед: вот что-то ушло, кануло, устарело. Вспомнишь - улыбнешься, немного смешно, немного и грустно: родительский дом, потолки низкие, вещи, вышедшие из моды... Вот и Эвальд Ильенков, последний из могикан, последняя вешка на пути классической философии. Но не надо спешить. Подумаем: волна-то бежит, конечно (то ли к новым берегам, то ли в никуда), но каждая ее частичка, а это мы с вами, остается на месте, только колеблется вверх - вниз, вверх - вниз, "я поднимаюсь, я опускаюсь (в "волнах бытия"). И своим существованием и бегом волна-то как раз и обязана этим колебаниям. А колеблются частички вокруг одной средней точки: вверх- вниз, вверх- вниз. Вот о ней, об этой средней точке, Гете и Сократ, Спиноза и Гегель, Толстой и ... Эвальд. Где мы сейчас, вверху или внизу? Думается, внизу. И чем беднее и ничтожнее будет наша жизнь, чем глубже будем увязать в дерьме нынешних "дебилшоу" (от юмористических до политических), чем ниже будет наше падение, тем необходимее станут эти вышедшие из моды старики. Все, что травило Эвальда, что довело, дотащило его до трагического конца, заявилось уже тогда, в его время. Случается, спрашивают: а как бы воспринимал Ильенков сегодняшний день, как бы смотрелся на нынешнем фоне? Я отвечаю сам себе: он не протянул бы и месяца. Такая жизнь для него не имела бы смысла. Дело вовсе не в социализме (реальном) или капитализме (диком),не в диктатуре или демократии. Было и в прошлом хорошее, есть и в нынешнем (вот так писать об Эвалъде было бы невозможно). Разница между вчерашней мерзостью и нынешней не так уж и велика. Внутри яичка уже тогда сформировалась кровососущая гадина (а может и всегда жила среди нас и в нас самих). Правда, тогда мародеры хоть прятали хищную мордочку. А сейчас заголились: чего стесняться-то, если демократия. А "се ля ви" - она и при демократии, и при отсутствии оной одна и та же. Мерзость тоже "вечная истина". Если прав Байрон, что демократия - это аристократия негодяев, то аристократия негодяев - это конечно аристократия брюха, а не духа. Да и демократия тут вовсе не причем. Просто "при" демократии, т.е. поближе к "кратии" и подальше от "демо", удобнее, комфортнее рвать, жрать, паскудничать. Подсчитывал же публично один из этих "аристократов брюха" количество лишних миллионов (людей, конечно) в нашей стране. Сколько насчитал - 30, 40? А Эвальд всю жизнь о разуме. Предупреждал ведь, теребил: "Сон разума рождает чудовищ". А вы спрашиваете, как бы он чувствовал себя сейчас. Кто такой Э.В. Ильенков, если исходить из обычных критериев классификации? Часто достаточно назвать мыслителя марксистом, экзистенциалистом, позитивистом и главное будет уже ясно. Так в большинстве случаев, но не во всех. Ильенков конечно был марксистом, последовательным марксистом. Да марксисты-то бывают разные, очень разные. М.Б. Митин марксист и М.А. Лифшиц марксист, Г. Лукач марксист и П.Н. Федосеев марксист. (Не забыли мы еще как шустренькие пигмеи, искавшие место под новым, демократическим солнцем, ерничали по поводу Маркса, хихикали, цитируя и перевирая. Чем лучше старых-то? Правда, у тех были хоть пудовые кулаки, а у этих только булавки). Эвальда можно было бы назвать и спинозистом, и гегельянцем. Однако, и среди тех и других, как и среди марксистов у него найдется не много единомышленников. Ни один из "правоверных" марксистов-ленинцев не вызывал у него симпатии и, напротив, совсем не обязательно быть марксистом, чтобы заслужить его уважение. Лосев, к примеру, или И. Ильин. Но были среди марксистов люди принципиальные, марксисты твердокаменные. Эвальд о них не сказал ни одного обидного слова, хотя интересны они ему не были. Но в большинстве-то своем они были "прохиндеями" - хорошее лесковское словечко, которым охотно пользовались в 60-х Э. Ильенков и В. Коровиков. Очень точное словечко. Лукавые пастыри больше были озабочены карьерой, чем чистотой учения, «поглядывали в сторону египетских горшков с мясом». И история очень хорошо все доказала. Как охотно подались они в перестройщики, демократы, рыночники, капиталисты. Как легко и быстро лавочник стал для них и идолом и идеалом! А потому и крушение нашего «социализма» он воспринял бы как подтверждение того, что победили прохиндеи и всемирное прохиндейство. |
