Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 1.38 Mb.
|
Следующий день. Конец марта. Утро. Во второй день мне не очень повезло- защищать концепцию предстояло после обеда, а с утра можно было лишь сидеть в зале или слоняться по коридорам, что само по себе не впечатляло из- за туманной перспективы быть или не быть полезным хоть кому- нибудь и чем- нибудь. Иногда приходили мысли, что скоро кончатся каникулы, кончится сказка и я снова нырну в ледяной омут бесконечных уроков, из- за которых некогда будет даже заменить текущий смеситель в общежитии и жена будет ругаться, без особой в общем злобы, на мою отстраненность от семьи. Да и права она- я не приспособлен для жизни, но по- другому уже нельзя и … все. Пора в зал. Происходившие в зале бои между тем произвели на меня весьма неприятное впечатление- на трибуне стояла одна из конкурсанток – Катя, ее я выделял еще на курсах, как потенциальную победительницу. В тот момент она была похожа не на победительницу, а на уставшую от жизни волшебницу- в ее руках был карандаш, похожий на волшебную палочку, но пассы этой палочкой не приводили к ожидаемому волшебству, а наоборот злили комиссию как плащ тореадора злит одуревшего от транквилизаторов быка. Вопросы сыпались градом, без обычной для таких мероприятий тактичности. Что послужило причиной я так и не понял, но понял одно- что главного понять вообще невозможно. А если возможно, то лишь тогда, когда уже поздно. (Также возможно, что понял я это только сейчас, а не тогда и велика вероятность того, что сейчас я тоже понял все это неправильно.) Потом в коридоре пытаясь найти какие- то слова утешения, я нес пустую бредь, а потом и вообще стал помогать рисовать на ватмане тушью разные слова совсем другой конкурсантке. Что тут сказать? Когда рисование закончилось, мы пошли на обед, и никто не подсказал мне, что тушь, оставшаяся на подбородке придавала моему и без того неблагонравному облику уж совсем смешной вид. Когда за окнами начало темнеть, в институт подъехала целая делегация из родной школы- они что- то говорили, серьезно посматривали по сторонам и держались с большим достоинством. Надо полагать индифферентно поддерживали меня перед экзекуцией. Я почти не сомневался, что таковая будет устроена наверняка- несмотря на позднее время члены комиссии были настроены решительно. Однако, когда пробил час и поднялся на трибуну, то разговоры как-то сами собой смолкли и меня никто не прерывал в течение положенных пятнадцати минут. Потом вопросы потекли как мягкое и теплое парное молоко, не было холода в лицах, не было уколов, не было оглушающих пощечин презрения. Я просто отвечал, удивляясь в тайне положению вещей, ибо чувствовал свою слабость в теоретических вопросах. Вечер перешел в эндшпиль и я снова очутился в квартире тетушки с огромным желанием приготовиться к предстоящему мастер- классу. Следующий день предполагал и урок и мастер- класс, но я чувствовал, что урок пройдет как надо и передумывать его замысел поздно. А вот о мастер- классе у меня было весьма расплывчатое представление. Я думал о нем в десять вечера, я думал о нем в одиннадцать вечера, я думал о нем в 00.00, я думал о нем во сне. Последний этап обдумывания оказался самым эффективным- вскочив около четырех утра я начал судорожно рисовать новые карточки, сетуя в тайне на отсутствие компьютера. Факт остается фактом- к шести часам утра я имел полный дидактический комплект и живородящую идею. «Кому сказать спасибо?»- спросила невидимая Жанна Агузарова из динамика эФэМ- радио, и я подумал: «А действительно кому?» Про бога и иже с ним я вроде бы уже рассказывал- не могу поверить или не поверить в его существование. То что миром правят силы нематериальные- совершенно ясно. Но называют эти силы по- разному. От этого на Земле много бед и несчастий, а значит сказать, кто прав не представляется возможным. Проще все объяснить на примере: иногда я приезжаю на ночную рыбалку один, в дурную погоду, но вся природа вроде бы так и шепчет: «Останься!» На следующее утро я с гордым видом везу домой полный садок, а сердце поет гимн победителя. С другой стороны, бывает так, что несмотря на тепло и бездонное голубое небо, внутри вдруг поднимается непонятный ужас, а в сознании возникают архетипические монстры от одного вида которых можно сойти с ума. В такие моменты я сижу у костра, глядя на восток, потому что там обязательно должно взойти солнце, однако часто случается, что ночной ветер приносит облака и вместо рыбалки начинается сплошное мучение, а солнце не показывает себя до самого позднего утра. В такие моменты мне бывает тяжело дышать, дым от костра как назло лезет в глаза, а снасти путаются и цепляются за все, что ни попадя. Нужно ли говорить, что животная часть организма при этом трясется от непонятного холода, а утром я с пустыми руками и тяжелой головой ложусь спать, едва дотащившись до дома. Почему так происходит? Кто дает знаки и воплощает их суровый смысл в случае отказа подчиниться? То- то и оно. Так вот утро следующего дня принесло с собой серенькую, но весьма характерную для этого времени года гримасу тепла. Школа, к которой нас не без дорожных приключений доставил автобус «а-ля пятидесятые», была совсем недурна. Переговорив с местным учителем технологии, я уже точно знал, как нужно себя вести, чтобы не вызвать у детей шока первой встречи. Через сорок минут я уже болтал с ними на темы весьма далекие от кошмарного открытого урока, широко улыбался и подбадривал всех вновь прибывших. Сам урок прошел неплохо- это я потом оценил по записи. Скованность конечно была, но были мысли, была работа и даже был результат- немного смешной, и трогательный. Мой язык был в ударе. Он плел такое, что одна из цитат попала в газету под рубрикой «желтые камни»- в ней высмеивались различные несуразности, изрекаемые конкурсантами. Так вот мой собственный язык вылепил следующую конструкцию: «Будем проектировать разделочные доски для рыбы, для мяса, для бабушки, для мамы…» Даже этот досадный и весьма неоднозначный перл не испортил общего настроения, и самоанализ пролетел быстро и по- деловому. Обсуждались в основном технические детали и подробности от разъяснений которых приходила уверенность в общем успехе. Потом был обед в местной столовой, где за мой столик подсела девушка неопределенного возраста и попросила описать мои переживания- она де собирается участвовать в конкурсе на следующий год. Памятуя о своем опыте общения с конкурсантами, я долго и подробно излагал ей свою точку зрения. Напоследок она спросила: - Вы не жалеете, что приняли решение об участии сейчас, когда позади уже половина, а что если все пойдет не так…- Тут она словно поперхнулась и начала краснеть, видимо мысль едва не сорвавшаяся с губ показалась ей слишком откровенной- Не боитесь проиграть?- Она больше не поднимала глаз и смотрела куда- то в сторону. - Все боятся, ответил я, - но сейчас я больше боюсь мыслей о том, что мог отказаться от участия. Это было то же самое, что отказаться от любви, или возможности другой жизни. (Если конечно вам известно, что существует и то и другое.) Поговорив таким образом, на мастер- класс я ехал совсем в хорошем настроении- если есть счастье под названием «путь домой», то есть и счастье под названием «конец работы». Этот конец приближался- оставались в сущности мало значимые вещи- педагогический ринг, к которому я всегда относился с большим интересом но не пиететом. Подготовки он не требовал, нужно было всего лишь более- менее правильно прожить предыдущую жизнь а там… Да вот как раз и там- мы не смогли подъехать к зданию института и отправились пешком по раскисшим от тепла ледяным коростам, веселя друг друга историями о проваленных минутах прошедших уроков. В зале было малолюдно и даже почти буднично, если бы не видеокамеры и комиссия можно было предположить, что все происходящее не больше чем репетиция. Я с большим энтузиазмом стал участником двух мастер- классов моих коллег и даже продемонстрировал чудеса физики по просьбе как раз той участницы, что понравилась Екатерине Владимировне во время самопрезентаций. Демонстрация «чуда» прошла настолько зрелищно, что по залу пробежал восторженный шумок. Суть опыта состояла в том, что человек должен был встать одной ногой на головку обычной лампочки накаливания, поставленной цоколем вниз в майонезную банку, вторую же ногу нужно было отвести назад и вверх, изображая ласточку для вящего удовольствия публики. Пикантность ситуации состояла в том, что Ольга Вячеславовна, проводившая эксперимент сначала поинтересовалась: -Вы точно весите не более восьмидесяти килограммов? Иначе лампочка может не выдержать. Кроме того подошва ботинка должна быть идеально чистой- одна песчинка и… – она сделала драматическую паузу.- Но надеюсь, до этого не дойдет. Я тоже очень надеялся, так как не был уверен: 1. В величине собственного веса, так как он был очень близок к критическому для данных условий. 2.В физических качествах предоставленной лампочки, поскольку разглядел на ее поверхности надпись «Сделано в КНР» 3. В прочности подошвы своего ботинка, так как он тоже был сделан в КНР. В самый решительный момент, когда одной ногой я уже стоял на лампочке, отыскивая баланс после чего следовало оторвать вторую ногу от пола, в сознании мелькнул небольшой медиаролик о том, как края раздавленной лампочки прорезают подошву и мягкие ткани моей ноги. Вот тут то и пробежал по залу вздох ужаса, заставивший меня раздвинуть плечи и мило улыбнуться. Все прошло как по маслу. Поэтому, когда настала моя очередь показывать мастер- класс помогать бросились сразу человек десять. Как и что происходило, точно сказать не могу, помню только смех вспыхивающий то тут, то там. После окончания ко мне подошла одна из сидевших в жюри представительница науки. Она мило улыбалась, поэтому я не ощутил напряженности, когда она спросила: -Вы сами изобрели эту технологическую карту? (Один из атрибутов моего мастер- класса). Я был весьма удивлен, но ответил несколько развязно:
Она посмотрела на меня несколько недоуменно, но ничего не сказала. Когда я выходил из зала, ко мне подскочила Катя и испуганно прошептала:
Она указала глазами на мою недавнюю собеседницу: -Ты знаешь, кто это? Я продолжал недоуменно улыбаться, а она выпалила:
После этих слов я надолго задумался о том, что природная живость характера в некоторых обстоятельствах может сыграть злую шутку с ее владельцем. Но все это отошло на задний план, когда я вышел на улицу и вдохнул полной грудью весенний воздух свежего разлива. Было чему радоваться: испытания кончились, осталась сладкая мука ожидания результатов и последний штрих – церемония награждения. Следующий день, как я и предполагал, двигался к обеду достаточно просто. После педагогического ринга у нас брали интервью для телевидения, решали организационные вопросы и говорили о сценарии закрытия конкурса. Когда подошло время обеда, нам объявили о том, что на последний конкурс снова нужно приготовить программу выступления, но к этому все отнеслись уже совсем без эмоций: что- то отрепетировали, что- то придумали. По плану, перед обедом нужно было посетить музей истории образования, и вот тут накатила усталость. Никогда в жизни я не чувствовал такой адской тяжести в голове и ногах. Каждый новый зал, по которому мы тащились за экскурсоводом, прибавлял отчаяния, больше всего хотелось прямо сейчас упасть на пол и спать. Слова слышались как из- за пелены тумана, руки висели вдоль туловища, словно цепи на набережной, смотреть на что- либо было так же противно, как и стоять. Оглянувшись, я понял, что нахожусь в таком состоянии не один, и многие конкурсантки уселись на немногочисленные стулья, (включая и раритетные!). Из всех чувств осталась только воля, говорить не было сил, заметив состояние группы, экскурсовод предложила дальнейший осмотр продолжить самостоятельно, после чего большая часть посетителей тут же испарилась. Очнулся я уже в автобусе по пути к предпоследней станции маршрута- банкетному залу кулинарного техникума, но даже мысль о предстоящем пиршестве не радовала- усталость завоевывала все большие директории мозга, между тем настала пора брать гитару в руки и играть… «Все прошло, пройдет и это», - примерно такая надпись была на внешней поверхности кольца царя Соломона. Мудрее не придумаешь. Утро высветило в темных углах моей комнаты веселых солнечных зайчиков и разукрасило потолок разноцветными сполохами от хрустальной люстры. Я быстро ополоснулся, побрился без особой тщательности, и весело насвистывая, вприпрыжку пролетел пять этажей до подъезда. Оставалось последнее испытание- заключительное шоу на сцене Дворца культуры. Я уже совершенно не думал о результате, так как в глубине души был уверен если не в победе, то в призовом месте, а большего и не требовалось. (Потом я часто вспоминал свое настроение и не мог понять откуда бралась пузыристая радость бытия, вопреки логике, по которой предчувствие конца должно было рождать самые сильные и неприятные переживания, но логика логикой, а жизнь- жизнью). В зале было все так же торжественно и официально, как и во время открытия, я здоровался с друзьями, о чем –то спорил, помогал организаторам в перетаскивании разнообразных предметов, словом совсем не волновался. Но вот погас свет и зал замер в ожидании слов жюри. Самым трудным оказался момент начала награждения, поскольку все мы надеялись услышать свое имя как можно позже, то внутри рождалось чувство неловкости за своих товарищей, которые не стали победителями. Чем дольше продолжалась церемония, тем чувство это усиливалось. Ладони вдруг стали влажными и сухость во рту подступала как раз в те моменты, когда было нужно что- нибудь сказать. Перед оглашением тройки победителей был запланирован концертный номер и время остановилось, он тянулся и тянулся, казалось бы целую вечность. Мы переглядывались, делая счастливые лица, но близкие слезы на глазах конкурсанток, вдруг наполнили мое сознание чувством сокрушительной вины, и я постарался отвлечься от всего земного, вспоминая редкие минуты безусловного счастья, о которых нам говорили психологи. Время кончилось, кончилось пространство, я переводил взгляд с одной руки на другую и мне казалось что, за взглядом тянется осязаемый след, как на экране жидкокристаллического монитора, при слишком быстром передвижении объекта. «… третье место присуждается…(НЕ Я!)… для награждения на сцену приглашается…»- все это сознание фильтровало в мыслеобразы, в то время как руки бодро аплодировали, а мимические мышцы растягивали лицо в широкую американо-азиатскую улыбку. Сердце стучало гулко и не ритмично. СЕЙЧАС. Но слова ведущих снова заставили меня погрузиться в матрицу: «…за второе место (СНОВА НЕ Я!)…» И тут все стало понятно. Волнение прошло и вместо бури эмоций получилась какая-то суетливая борьба мыслишек: «Что сказать? Или ничего не говорить? Но ведь сказать что-то нужно, иначе скандал, или что еще хуже- бесчестье. Но кому сказать слова благодарности? Может просто поблагодарить всех или пошутить? А может быть оставить язык в покое- он сам наплетет сообразно случаю, как бывало уже не раз». Для награждения победителя на сцену поднялись патриархи педагогической мысли. Я был собран и спокоен, мысли перестали бороться друг с другом, фальшивая улыбка сползла с лица, щеки побледнели. Я услышал свое имя, услышал и то, как за мгновение до этого зал вздохнул- поскольку фотография победителя выскользнула на экран чуть раньше слов ведущих, но видеть ее я не мог, поскольку поднимался на сцену. Когда хрустальная статуэтка оказалась в моей руке, я поднял ее высоко над головой и держал в таком положении почти целую минуту. Потом я поцеловал ее и обратился к залу с короткой речью, пытаясь найти глазами кого- то родного. Но увы- разглядеть что- либо конкретное не удалось. Увидел я только своих коллег из родной школы с неизбежным чайником в руках. Даже это не смутило, пускай чайник- может оно и к лучшему? (Потом оказалось, что в коробке был кофейник- большая разница!) После пары интервью для местных каналов я пробрался на сцену, чтобы обсудить произошедшее с друзьями, но никого не нашел- в пустоте кулис стоял только главный приз- телевизор и несколько коробок со спонсорским подарками. Мне вдруг стало зябко, я вытащил коробки в зал и с помощью появившихся земляков перенес их в холодную машину. Никто ни о чем не говорил, никто ничего не спрашивал, обмениваясь малозначительным фразами, мы прибыли домой. Потом был небольшой фуршет в кабинете директора, и когда все формальные слова кончились, я пошел домой в каком- то сомнамбулическом трансе. По дороге позвонила мама и я дал твердое обещание приехать на историческую родину, потом позвонили друзья и поздравили по- настоящему, без высоких фраз. Явившись домой и получив трепку от жены за что- то такое, чего не совершал, я улегся спать. Поскольку каникулы еще не кончились, то следующий день выдался весьма насыщенным- турнир по волейболу начинался с самого утра. Понимая, что не явиться было совершенно невозможно из морально- этических соображений я кое- как собрал форму и потащился в спортивную школу. Игра шла плохо, несмотря на выигранную первую партию, мы проиграли два матча подряд и тут я почувствовал усталость. Она так обволокла все тело, что доигрывая последнюю партию, я едва двигался. Во рту стоял противный железистый привкус, брюшной пресс ныл, перед глазами плыли радужные круги. После того как я отказался идти в кабак по поводу закрытия спартакиады, чувство загубленного дня переросло в твердую уверенность. Однако появилось и другое чувство- виртуальная шапка Мономаха вдруг овладела всеми помыслами. Мне захотелось признания, а вместо него получались одни недоразумения, как это вышло не знаю, но гаденькая уверенность в том, что меня недооценивают, впилась своими острыми лапками в душу и мучила меня до самого вечера. И никто не сказал: «Очнись, кретин! Ведь ничего не изменилось, пойми, что все самое хорошее уже прошло, и прошло мелко, быстро и буднично!» Собственно говоря, сказать все это я должен был сам себе, но вот не сказал и все. В знаковой системе «да»- «нет» это означало «нет», а на нет и суда нет. На этом мысли кончились и я рухнул на диван как подкошенный. |
