Чугунов Владимир Аркадьевич родился в 1954 году в Нижнем Новгороде (тогда г. Горький), служил в гсвг (гдр), работал на Горьковском автозаводе
Скачать 2.37 Mb.
|
5 – Какую ещё Машу? – по инерции спросил я. И тотчас услышал скрип калитки, шаги. Дверь распахнулась и вошла русоволосая, стройная девушка, с короткой стрижкой, в белых шортах и такого же цвета ситцевой кофточке. – Успела? – спросила её Люба. – Еще бы чуть-чуть и не успела, – ответила она. – Собиралась уже уходить. Тётенька, говорю, ради Бога, примите телеграмму: родители с ума сойдут. Говорила же дяде Лёне, давайте в аэропорту дадим. Так нет же! «Зачем? У нас своя почта есть!» И она внимательно-вопросительно посмотрела на меня. И это «влюбится в нее по уши» показалось мне таким возможным, но вместе с тем и таким невозможным. Нас познакомили. Причем, пожав протянутую мне руку, я ощутил свой негнущийся позвоночник и трепет в ушах, словно рядом вспорхнула птица. Люба набрала в сетку картофеля, положила сверху коробок спичек, кулёк с солью и мы отправились в путешествие. Боясь, как бы сердце не выскочило от восторга из груди, я изо всех сил налёг на весла. Маша с Верой сидели сзади, лицом ко мне и, глядя по сторонам, разговаривали. – А это что там у вас – неужели вышка? – спрашивала Маша. – А какая высокая! Я один раз забралась посмотреть, так чуть живая слезла. – Первый раз всегда страшно, а потом ничего. Я сейчас и не замечаю, что высоко. Главное, вниз не смотреть. – Прыгаешь? Сама? – удивлённо воскликнула Люба, сидевшая за моей спиной. – Нет! – ответила, засмеявшись, Маша. – Забираюсь наверх и умоляю, чтобы меня поскорее спихнули!.. – и когда угомонился смех, прибавила: – Я уж второй год прыгаю. А из вас – никто? Даже Никита? – Кто? Он? Да он у нас и плавать только два дня без полдня как научился, а то всё книжки читал! – с обидным для меня пренебрежением пошутила Вера. Я хотел, было, возразить: «Зато уже четыре раза озеро переплывал!», – но решил, что это нескромно, и промолчал, в досаде на Веру. – А при чём тут книжки? Я считаю, одно другому не мешает…– как бы неуверенно возразила, очевидно, пожалев меня, Маша и посмотрела, как на чудика, отчего я ещё больше разозлился на Веру. Хотя я специально не смотрел на Машу, а либо в небо, либо под ноги, либо по сторонам, но постоянно чувствовал на себе её любопытный взгляд, и от этого ничего вокруг не видел. Я даже не заметил, как мы оказались на том берегу, и чуть было не опрокинулся, когда лодка с разбегу завязла носом в песке, как рыба на кукане. Маша улыбнулась на мою неловкость. Я сильно смутился, но тут же убежал за хворостом. Разложили костёр. Кода нагорели угли, мы покидали в костер картошку. После замечания Веры я старался не смотреть на Машу, с усердием ломал толстые сучья, шерудил веткой в костре и подолгу, как на что-то родственное, смотрел на огонь. Темнело на глазах. Стая чирков пронеслась низко над нами, плюхнулась недалеко от берега в почерневшую воду и тут же скрылась в талах. – Ой, а что у нас про бабу Дуню говорят! – затянула свою любимую песню не взрослеющая Люба, вытаращив от страха глаза точно так же, как делала это и в десять и в пятнадцать лет. – В полночь залезает на крышу и ну будто корову доить. Говорят, у неё поэтому больше всех и доит. Правда-правда! Лидка Горохова своими глазами видела. Я тоже сначала хотела с ней пойти, да так страшно стало, прям, жуть!.. А Никитина соседка, говорят, вообще настоящей ведьмой была… – Чего-о? – тут же возмутился я. – Того! Килы по ветру, кто пускал? – А ты видела? – Люди видели! – Лидка, что ли твоя, Горохова опять? – усмехнулся я. – Слушай её больше, она тебе еще и не то наплетёт. Про «Чёрный ноготь», например. Представляете? Оказывается, одна барыга-лоточница торговала на базаре пирожками! И не простыми, а из краденых детей! А уж как попалась-то! Чёрный ноготь, видите ли, от одной жертвы случайно в один пирожок угодил, и его-то как раз, опять же случайно, мать пропавшей девочки и купила. И когда стала есть, на ноготь-то и наткнулась. Ба! Да это же доченьки моей, от мизинчика! Ну, и выследила, где барыга живёт. В милицию сообщила. Пойма-али! С тех пор дети в стране, как раз, и перестали пропадать. А то, пропадают и пропадают, пропадают и пропадают… Милиция с ног сбилась! Ну, все обыскала! Нигде нет! А тут, оказывается, вон что!.. – Зануда несчастный! – Хрю-хрю… – Ве-ер, ну почему он сегодня такой противный? – Понятно, понятно почему… Что-то горячее пахнуло мне в лицо и, возможно, я нагрубил бы ещё больше, из одного лишь упрямства, но, странно, во мне вдруг обнаружились тормоза, и к тому же было темно, моего смущения могли не заметить. «Специально заводят! Дураком хотят выставить! «Понятно, понятно почему…» Конан Дойль несчастный!» – А твой Жуковский лучше что ли? – всё никак не могла успокоиться Люба. – Этот его Лесной Царь, например? «Ездок погоняет, ездок доскакал… В руках его мёртвый младенец лежал». Лучше, да? – Это же сказка! Понимать надо! – И про ангела и Пери – тоже? – Про Пери – не знаю! Но ангелы и Бог точно есть! Люба с Верой удивлённо переглянулись, казалось, даже немного опешили. – А правда, девочки, как вы думаете, есть Бог? – нарушила воцарившееся молчание Маша и подняла глаза к небу. И все, в том числе и я, последовали её примеру. Ах, какое чудное, какое звездное было над нами небо! – Ой, девочки – представляете? – если всё это – всего лишь бездна, и наша планета среди этих звёзд такая маленькая-премаленькая песчинка, и больше во всей этой огромной, бездонной галактике, кроме нас – никого! Представляете? – и в задумчивости прибавила: – Но если действительно Бог есть, почему бы Ему просто-напросто не явиться каждому из нас и не сказать: «Видишь? Я есть!» И мы бы знали. – Приходил, говорил. Не поверили, – сказал я. – Мало того. Сочли за злодея. Схватили, били, распяли. А Он взял и на третий день воскрес. – На Пасху – знаю. А это действительно было? – Да. Я об этом в евангелии читал. – И ты в это веришь? – Ещё как! – Это что-то новое, – вставила Вера. – Новый бзик,– потихоньку шепнула ей Люба. Но я всё равно услышал, не совсем спокойно, но все же проглотил обиду и сказал: – Этой новости, между прочим, почти две тысячи лет! – Интересно, а Он нас сейчас слышит? – до таинственности понизив голос, вдруг спросила Маша. – Конечно! – в тон ей ответил я и у меня пробежали мурашки по коже. – Он вообще всё видит и слышит. Абсолютно – всё, и даже каждую нашу мысль. – Ой, девочки, как стра-ашно!.. И действительно, стало немножко жутковато как-то. – А я вот сейчас, как бабушка, скажу: «Господи, оборони нас от всякого зла!» – И что? – И всё! И больше ничего не надо. Проверено – броня! И вообще, пора картошку доставать. Картофель ели с удовольствием. Несколько раз я как бы нечаянно встречался с Машей глазами и отводил в смущении. После нашего разговора Маша смотрела на меня с явным любопытством. Это и смущало, и радовало меня. – А вообще-то, хорошо, когда есть такая защита, девочки, правда? – сказала Маша. И я понял, что её очень всё это интересует. – Никит, а проверено это кем? – Веками… Бабушка рассказывала, а ей – наш сосед, монах Андрей. – Монах? – почти в один голос удивились сёстры Панины. – А вы не знали? Ну да? К нему ж дядя Лёня тогда от запоя лечиться ходил. – Ах, да…– вспомнила Вера. – Но мы правда не знали, что он монах. Ну, так, думали, колдун… – И что, вылечил? – удивилась Маша. – Как рукой сняло! Собственные дяди Лёнины слова. Сказанные, кстати, по излечении слова, дядю Лёню поразили не меньше. – Ах, да! Помнишь, Вер, мама его за это тогда ругала? – сказала Люба. – За что, за слова? – удивилась Маша. – За слова… Он распространяться стал, а мама испугалась и отругала. – Неужели настоящий монах? – спросила Маша. – Может быть, даже священник. Ну этот… в отставке… Бабушка говорит – святой жизни человек! И в заключении был. Долго. Тогда же за веру сажали. – А теперь? – Теперь вроде бы нет. И церкви вон есть и монастыри. – И семинарии, кстати, – прибавила Маша. – Но за веру и теперь сажают. Правда, не в тюрьмы, а в психушки. Сёстры переглянулись, с недоумением посмотрели на меня, на Машу и Вера спросила: – Маш, ты-то откуда знаешь? – У папиного друга сын после армии хотел в семинарию поступить. Дня через два после того, как подал документы, задержала на улице милиция, якобы по подозрению в чём-то, доставили в участок, повезли на психиатрическую экспертизу, признали невменяемым и до полного излечения отправили в психушку. В общем, сломали парня. Да, что вы на меня так смотрите? Вот еще! Обычное дело! Папа сказал. «Так вот почему отец испугался, когда про евангелие узнал!» – мелькнуло во мне догадкой. – Из всего этого, что можно заключить? – опять нарушила воцарившееся молчание Маша, и сама же ответила: – Либо, что Бога нет, и, зная об этом, власти о нас заботятся, избавляя от ненормальных. Либо, что Он есть, и, не зная об этом, власти всячески заботятся о том, чтобы и мы никогда об этом не узнали. Кстати, тоже папа сказал. И тоже, кстати, веками проверено. – Что, чтобы мы не узнали… о чём? – спросил я. – О Ком!– поправила она. И, вспомнив вчерашний разговор о молоте ведьм, я ещё с большим удивлением посмотрел на Машу. Молчание воцарилось опять. – Ну! Картошка кончилась, костёр почти потух… Что дальше? – сказала Маша и поднялась с корточек. Поднялись и мы. – A la mesone?* – предложил я. – Французский? – спросила Маша. Я кивнул. – Красиво! А что такое – vou a la? – Вот. – И всё? – И всё. – Знаете, а давайте поедем в церковь? – предложила она вдруг. – У вас есть? – Целых три! – похвастался я. – А зачем? – спросила Вера. – Ну так… Посмотреть… чего там от нас такое скрывают… От нас скрывают, а мы возьмём, поедем и посмотрим! Давайте? – Я – за! – и поднял руку. – Когда? – А хоть завтра. Вечером. У вас служат вечером? – Бабушка, вообще-то, ездит. По субботам, правда. И накануне больших праздников. – Вот и мы – в субботу. Выходит, через неделю… И в ту, которая всех дальше. Которая всех дальше? * Домой? – франц. – В Печёрах. – Ну что, решено? – Мы кивнули. – И, чур, никому, ни одной душе ни слова! Пусть это будет нашей тайной! Хорошо? Ещё бы! Тайна, да ещё с таким мистическим оттенком! О том, что всё это может окончиться для всех нас самой настоящей бедой, мы даже и не подумали. Особенно я. До того ли мне было? Домой я шагал ну совершенно другим человеком. Вот именно – счастливым. Люба с Верой, наконец, догадались не петь той пошленькой песенки, с которой провожали меня вчера до калитки, а Маша, ласково улыбнувшись, посмотрела мне в глаза и сказала: «Ну что, до завтра?» Господи! Что может быть проще и обыкновеннее этих слов? Но именно они и не дали мне заснуть, повторяясь и варьируясь в сознании множество раз, перемежаясь с трелью соловья за распахнутым окном и протяжным криком пивика. А впереди мнилось счастье, которое будто бы уже сулила жизнь, и которое до пения петухов я распланировал чуть не до могилы. 6 С того дня всё пошло наоборот. Все дни напролет я пропадал у Паниных и лишь изредка забегал к Елене Сергеевне. Она шутливо корила, что я забываю старых друзей, а я наивно уверял, что никогда её не забуду. – Ну уж и никогда! – улыбалась она и как-то беспокойно и внимательно присматривалась ко мне. Странным мог показаться этот взгляд, было над чем задуматься, но я был как во хмелю и не замечал ни загадочности этого её взгляда, ни того, что творилось вокруг, и рассказывал Елене Сергеевне о своей любви в таких подробностях, что она постоянно удивлялась, как это я придаю значение таким мелочам, как, например, пёрышко на оборке платья или ещё что-нибудь в этом роде. – Да оно мне все глаза промозолило! – возражал я, удивляясь в свою очередь. – И я всё садился так, чтобы его не видеть. – Вот ещё! А сказать было нельзя, чтобы убрала. – Вы что, смеётесь? Как это я ей скажу? Это всё равно, что сказать: извини Маша, но ты – неряха! – Глядите, какие тонкости…– говорила она и вздыхала. А я погружался в свои сладкие грёзы, вспоминая то одно, то другое, но связанное с Машей, с горячим солнцем, с яблоневой тенью, с ослепительным блеском воды у самых мостков и хрустальными брызгами, летящими от бултыхания её загорелых ног, с её веселым смехом и озорным блеском голубых глаз, – и был счастлив, не замечая ни печальной задумчивости моего милого друга, ни этих внимательных взглядов, ни глубоких вздохов при прощании, ни того жадного любопытства, с которым она, затаив дыхание, слушала повесть о моей любви. Тем же я грезил и по ночам. В открытое окно, казалось, лишь вытягивало остатки воздуха и прохлады. Голова моя томилась на горячей подушке, а перед глазами со всею красочностью мелькали очертания её красивых рук, с ровным загаром, отчетливо заметным, когда Маша брала в руки фарфоровую чашку с чаем. Загар был и на груди, в овальном разрезе белой кофточки или платья, судя по погоде, и на шее и на лице, которое казалось мне самым красивым на свете. Вскоре и чудесный голос моего брата перекочевал к Паниным. Раньше Митя забегал к ним лишь для того, чтобы перехватить чего-нибудь сладенького, а с появлением Маши превратился в какого-то добровольного раба, и, раздражая меня, ходил за гостьей, как на привязи. Маша третировала его ужасно, но он, не обращая на это внимания, с готовностью исполнял роль пажа, таская то её резиновую шапочку для купания и прыжков с вышки, то книжку, которую, как мученик, читал ей чуть не по складам, чего от него не могли добиться дома родители. Он бредил Машей по ночам, но всё же, в отличие от меня, спал спокойно. И как было не бредить? Эта гордая девушка буквально за несколько дней покорила всех в нашем посёлке. Почти каждый день на виду у всех она прыгала с вышки, переплывала по утрам озеро и не боялась одна ночью ходить мимо заводских управленческих дач лесом. Что и говорить, если даже Глеб Малинин, местная эстрадная знаменитость, почти потерял голову. Этот Глеб и попортил же мне крови… Он был годом старше меня, играл на гитаре на танцах, сочинял и сам исполнял песни, которые даже звучали по городскому радио. Ещё со школы участвовал в разных конкурсах («Алло, мы ищем таланты», например), ездил на молодёжный фестиваль под Тольятти. Возможно, он и добился бы каких-нибудь успехов, но он был ленив, с большим самомнением, рано бросил учиться, возомнив себя гением, особенно, когда стал играть на танцах и выступать в концертах. Из школы его не гнали, щадя в нём талант, он был, что называется, душой всякого вечера, всех праздников, выпускных и новогодних балов. Девчонки сохли по нему, а он всех их считал не очень. Росту он был высокого, выше меня на полголовы. Среди девушек он нажил себе немало врагов. Записными врагами его были и сёстры Панины. Обучаясь игре на гитаре на дому у Леонида Андреевича, Глеб с обеими успел завести отношения. Сёстры, особенно Вера, как могли, мстили ему, а я, не понимая их желчных выходок, говорил: «Вас не поймёшь. То вы без ума от его песен, а то называете пустым барабаном!» По правде сказать, меня самого тянуло к Глебу, но он был окружён скучающей толпой самой шалопутной молодёжи нашего посёлка, дружить с которыми под угрозой наказания запрещал мне отец. Все у нас шарахались от них, как от чумы. Они в свою очередь держали себя особняком и далеко не всех в свою компанию допускали. Не сказать, чтобы они были такими отъявленными негодяями. Держались они друг друга не только от скуки, но и для того, чтобы в нужный момент постоять за родные палестины, когда на танцы приходили подраться из соседних посёлков. Глеб, разумеется, был у них в авторитете. И вот, этот Глеб, даже после «конфуза», который вышел на второй день Машиного приезда на танцах, и о чем речь впереди, опять стал ходить к Паниным под видом прежних занятий на гитаре. Но приходил всегда пораньше, ещё до возвращения Леонида Андреевича из клуба, чтобы, как шутил, настроить гитару «на лирический лад…». Маша не обращала на него внимания и всякий раз, когда он появлялся, велела Мите взять Диккенса «Жизнь Девида Копперфилда» – кстати, и мой любимый роман – и следовать за ней к озеру. Глеб в свою очередь тоже делал вид, что не обращает на гостью внимания, и всё шутил, заигрывая с Верой, которая и краснела, и бледнела, и хмурилась, стараясь не обнажить свои кривые зубы, но, кажется, опять, как заметил Митя, «втрескалась по уши». Глеб, правда, дальше этих шуток не шёл и, выжидая чего-то, потихоньку наблюдал за нашими с Машей отношениями. Я же, по робости, не смел нарушить той установившейся с самого начала между нами неопределённости (друзья – не друзья), хотя порою мне и случалось поймать на себе и её задумчивый взгляд и даже пристальное внимание. И как было не робеть? В этом смысле я рос дичком. Школа (особенно, последние два года учёбы) как будто прошла мимо моей жизни, в которой ничего, кроме учёбы и любимых книг, не было. Особенно же, конечно, занимали меня книги. Мне нравилось погружаться в их жизнь, следить за причудливой игрой фортуны или томиться ожиданием, что когда-нибудь и я переживу все это на самом деле. Вместо того, чтобы, как в младших классах, бегать с ребятами на коньках по льду нашего озера, ходить на лыжах по лесу, дышать живительной прохладой ядрёного морозного воздуха, я сидел в своей залитой январским солнцем комнатке и с наслаждением читал: |
Похожие:
 | Саченков Оскар Александрович Зав каф. Коноплев Юрий Геннадьевич Директор... Оптимизация геометрических параметров моделей на основании измерений и расчета аэродинамических характеристик |  | Александр родился 17 мая 1975 года в семье военнослужащего в Эстонии.... Саша в семье был вторым ребенком. Родился раньше отведенного природой срока, в 7,5 месяцев, весил 2кг 400г, ростом 45 см. На 5-й... |
| Уроки Доброты Жил был Вася. Жил он с мамой и папой в Нижнем Новгороде. Учился он в 6 классе. Был он отличником | | Направление подготовки Нижегородской области, Управление архитектуры и градостроительства администрации Нижнего Новгорода, кафедры ннгасу, творческие мастерские... |
| Владимир Путин посетил Севастополь в День Победы. Крымчане с ликованием... Президенты России и Украины Владимир Путин и Виктор Янукович обсуждали, как вместе ярко отметить освобождение Севастополя в 2014... | | 22/1/2010 Отзывы участников зимнего лагеря в Нижнем Новгороде Непросто писать про лагерь, после пережитых там эмоций Это было незабываемо!! Много новых друзей, опыт общения, сплоченность и прекрасная... |
| Высшая школа экономики в нижнем новгороде современные проблемы Современные проблемы в области экономики, менеджмента, бизнес-информатики, юриспруденции и социально-гуманитарных наук: материалы... | | Гариф Ахунзянович Ахунов родился в 1925 году в деревне Училе Арского... Таким образом Гариф рано лишился отца. До 1940 года мальчик учился в сельской школе. Затем работал в колхозе. В 1941 году он поступает... |
| Дипломная работа по коньковым ходам еще тогда заинтересовала кафедры... Лыжник с 40-летним стажем. Работал в городском совете дсо “Спартак”, в Профсоюзом Центре по академической гребле и Спортивном клубе... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Хобарт&Вильям Смит Колледж и Университета штата Северная Айова (сша) Дженни Л. Стил, Кертис С. Мередит, Чарльзом Темплом и Скоттом... |
| Никита Сергеевич Хрущев родился в 1894 г в селе Калиновка Курской... Бауманского, а затем Краснопресненского райкомов партии, в 1932-1934 гг работал сначала вторым, потом первым секретарем мгк и вторым... | | Готов ответить на все Ваши вопросы… Заельцовском районе города Новосибирска. Вырос в неполной необеспеченной семье. После 8-го класса школы №159 поступил в Новосибирский... |
| Слово писателя «Мечтать не вредно…» (Беседа с детским писателем М.... Борис Александрович Орлов родился в 1955 году в деревне Живетьево Брейтовского района Ярославской области. Окончил Ленинградское... | | Сегодня классный час мы посвящаем творчеству Николая Николаевича... Москве, в институте кинематографии. Он работал режиссером, поставил немало мультипликационных, научных и учебных фильмов. О том,... |
| Владимир Всеволодович Ульянов Быть услышанным и понятым. Техника и культура речи Синегноев Бенедикт Аркадьевич, соавтор Петрушанко (калечит его своими навыками), Зося, состоит с Петрушанко в запутанной связи | | «Исторический портрет реформатора П. А. Столыпина» Столыпин Петр Аркадьевич родился 2 апреля 1862 г в Германии, в г. Дрездене в семье потомственных дворян. Род Столыпиных был известен... |
