Чугунов Владимир Аркадьевич родился в 1954 году в Нижнем Новгороде (тогда г. Горький), служил в гсвг (гдр), работал на Горьковском автозаводе
Скачать 2.37 Mb.
|
9 На другой день у меня была хоть и простая, хоть и земная и в высшем смысле презренная, но всё же радость – мне купили новые брюки. И какие! С лавсаном! А как здорово они поблескивали меленькими искорками на солнце! Как пахли! А какие чудные были на них стрелки! И как ладно они сидели на мне! Леонид Андреевич все же прав. Рубашка на выпуск – это форменное безобразие! А это ж, это ж… Но и стыдновато немного было. Опять Люба скажет: «Стиляга!» Как портят нас вещи! И красят, конечно! И ведь – тлен же! Но что мы без них?.. В тот вечер отчасти из-за брючного стыда, отчасти из жмотничества (а вдруг в темноте обо что-нибудь задену и порву или споткнусь и испачкаю), отчасти из-за никем ещё из простых смертных не разделенного чувства радости я к Паниным не пошёл (там бы меня точно не поняли), а весь вечер на чистом стуле просидел у Елены Сергеевны. Она тут же меня поняла и вполне разделила со мной моё простое земное счастье. – Ну-ка, ну-ка, повернись! Ну, здорово! Как на тебя сшиты! Ну, невесты, теперь держись! – Скажете тоже! Да разве в одежде дело? – А то! Одень пенёк – и тот будет паренёк! – Правда, идёт? – Да, правда, правда… А почему спрашиваешь-то? Влюбился что ли? – А как вы догадались? Она засмеялась. – Да теперь уж и сама вижу. И гадать нечего. Вон, в зеркало посмотрись! А зарделся-то! Как девка красная… И в кого бы, казалось, тут? У тебя, считай, только две подружки и есть. Или на стороне кого завёл? А ну, признавайся! Чего лыбишься? – Это… Вы обещайте только, что больше никому… – Могила! – В общем, в эту… в Машу… – начал, было, я, но она тотчас перебила: – Ах, да, в эту… в племянницу их?.. В магазине вчера с Любой видала… Ничего… смазливенькая такая… Фигурка, глазки… Я чуть не задохнулся от возмущения! Фигурка, глазки, смазливенькая! И – всё? Всё, что можно сказать «о ней»? «О НЕЙ!» И я возразил: – Глубоко заблуждаетесь, Елена Сергеевна, она не такая… – Как все? Конечно-конечно…– не без иронии подхватила она, но тотчас, улыбнувшись, подняла руки: – Всё-всё! Мир? И я примирительно улыбнулся. – Мир. Только вы всё равно никому не говорите, ладно? – Да пока, вроде, нечего. Ты же не завтра жениться собрался? – Какое жениться? Я и дружбы ещё не предлагал! – А-а… А дружбу что, разве предлагают?.. Интере-эсно. И как это выглядит? – Очень даже просто. Ты говоришь ей: «А давай дружить?» А она: «Да-ва-ай!» А потом, в один прекрасный момент, ты ей уже говоришь: «А давай поженимся?» А она: «Да-ва-ай!» Елена Сергеевна внимательно выслушала, улыбнулась и зачем-то взъерошила мне волосы. – Стало быть – как это ты выражаешься? – поправдашному её любишь? – спросила она. – А не врешь? – Ну, честно, ну!.. – заверил я её и спросил: – А вы, Елена Сергеевна? По-настоящему кого-нибудь любили? – Почему спрашиваешь? Раз была замужем, значит любила… Хотя, не знаю… Раньше казалось, что да. Теперь… не знаю-не знаю… – Разве такое может казаться? – Ещё как может! Как в песне поётся? «Если ты одна любишь сразу двух, значит это…» что? «не любовь, а просто кажется…» Так? – А вы что, сразу двоих любили? – Я? – удивлённо выгнула она свои соболиные брови, и словно оправдываясь: – Это я не про себя… А вообще-то, в меня многие были влюблены… Есть же во мне что, а? – Ну! Будь я постарше, первый бы женился! Она выслушала не без удовольствия, опять взъерошила мне волосы. – Маркшейдер один молоденький был… Так письмами просто завалял, в дражный поселок к себе всё жить звал… Да уж больно жизнь мне эта барачная надоела… С детства, сколько себя помню, всё – драги да бараки… Ты даже не представляешь, что там за жизнь! Жуть! Ну и мечтала всё, за книжкой сидя, телевидения ещё не было: Сусуман – Ростов, Ярославль, Москва… В общем, всё, что за Уралом… Глупая, наверное, была… – Она задумалась. – Да нет, видно, не глупая, раз за урку своего пошла… Долго держалась, не давалась, боялась, обманет, не возьмёт. – Взял? – А ты как думаешь, раз здесь живу?.. Только взял он меня не по-хорошему. Пришел раз, когда никого дома не было, и взял… «Я, говорит, тебе мальчик что ли, в цацки играть?» И взял… И около года так длилось… Прописался, можно сказать, у нас… А что мы жили? Шестнадцать метров квадрат, с одним большим окном. Занавеска посредине. Тут же и кухня. Теснота, почти всё на виду происходило… Дедушка (отца я не знаю, не жил он с нами, русский, говорят, был, красавец, мама рано умерла, спилась), так дед раз курил-курил свою трубку, да как треснет кулаком по столу и кричит, примерно так же, как Леонид Андреевич на дне рождения, помнишь? «Хыватит, хыватит пыроста так балываца! Хыватит! Или зынись савсем! Или ни зынись савсем! Иди тагда замус другой аддам карасивый мус!» Мой ухмыльнулся, ничего тогда не сказал. Через неделю, под конец сезона как раз, смотрю, идёт в цивильном, две бутылки из карманов пиджака торчат, за ним дружок его, такой же нарядный. «Свидетель, говорит, мой». Свататься пришли. И с неделю ещё пили. И в Сусумане, и на участке ихнем, и в самолёте, и в поезде от Москвы, в общем, всю дорогу досюда. Свадьбу справляли. А расписались уже законно тут – в ЗАГСе… Ну, и как по-твоему, что это – любовь? – Бедная Елена Сергеевна! – без всякой задней мысли воскликнул я. – Да как же вас после этого не любить? – Не жалеть, хочешь сказать? Ладно, проехали… Быльём всё поросло. – Вот увидите! Поверьте! Вот увидите! Вы ещё будете счастливы! Поверьте! – Твои бы слова, как говорится, да Богу в уши…Ладно. Сказала же? Проехали! – Какие всё же прекрасные, Елена Сергеевна, у вас глаза! В эту грустную минуту особенно! – Ну ладно, ладно! Ишь разговорился! Договоришься, смотри! Возьму вот и отобью у всех! Са-а-всем! А что? Я одинокая, терять мне нечего. Не боишься? Конечно, это звучало шуткой. Я в шутку и принял, в шутку же и спросил: – Интере-эсно… И что вы со мной делать будете? – А целовать-миловать! Что ж еще?.. Ну ладно-ладно, – остановилась она, заметив мою глупую (бывает у меня такая) улыбку. – Всё! Прекратили!… Давай чай пить! Пирог есть! Знаешь, какой я вкусный пирог с черной смородиной испекла! Пальчики оближешь! Митя аж до икоты объелся! И молоко холодненькое есть… Сиди, принесу сейчас. И она ушла на кухню. Но сидеть я не мог. Ещё во время нашего довольно странного разговора я несколько раз поднимался и ходил по комнате. Встал я и теперь. Всё мне тут было до мелочей знакомо. Дом был пятистенный, состоявший из просторного зала, спальни и небольшой кухоньки, совмещенной с прихожей. Мебели было немного. Диван-кровать, над ним на стене репродукция «Незнакомки», обеденный стол со свежей беленькой скатертью и вазочкой живых роз из собственного цветника, что был под фасадными окнами. Старомодный сервант, заставленный посудой, в углу тумбочка, на ней телевизор, на телевизоре будильник. Ни одной иконы в доме не было. Не знаю, верила ли Елена Сергеевна в Бога, но рассказы мои, когда всё это со мной началось, слушала. Не знаю, как принимала, но слушала не перебивая. Мою же выходку на дне рождения приняла как пьяную дурь. Ни говорить, ни слушать об этом просто не хотела. Как давеча сказала: «Всё, проехали!» Пирог действительно был вкусный. Слаб человек! Не только одеться, но и полакомиться любит. Это я про себя. В монахи же ведь собрался! На сухарики, так сказать, да на пескарики! Расстались мы, как и прежде, самыми сердечными друзьями. На прощание, стоя у порога, уже взявшись за ручку двери, я не выдержал и сказал: – Хочу, чтоб вы знали, Елена Сергеевна! Я не видел женщины лучше, благороднее и красивее Вас! Что только есть на свете самого хорошего я желаю Вам! И знаете…– прибавил я, задумавшись и горько усмехнувшись, – я часто и очень горько раньше жалел, что мы всего лишь друзья… – Ну, хватит, хватит! – почему-то шёпотом остановила она мой бред. – Иди уж… Иди к своей Маше… Иди-иди…– И она почти вытолкала меня за дверь. Я с грустью повиновался – и тотчас выпал в чудную июльскую ночь. И долго ещё стоял у заветной калитки, с любовной тоскою глядя на небо. «Звёзды, милые мои, звёзды! Если б вы только знали, как я люблю смотреть на вас!» – прошептал я в восторге. И было же, было же что-то схожее в бездонной, жутко-прекрасной красоте ночного неба с обворожительной женской красотой! Или это только мне так казалось? Дома меня ждало известие – записочка от Паниных с предложением присоединиться завтра в девять утра к экскурсии в верхнюю, историческую часть города. Записку принёс Митя, писано было рукою Любы. Передавая, Митя твёрдо сказал: «Я тоже еду». – «Да-а? Кто это тебе об этом сказал?» Он расплылся в откровенно счастливой улыбке и отвратительно произнес: «Ма-аша». 10 Наряжаясь утром, я на один оборот засучил рукава, поднял воротник рубашки, встал анфас перед зеркалом, пустил туману в глаза. Не хватало только трости и шляпы, беленькой такой, лёгкой, с широкими полями. Ну, и чем, спрашивается, не пижон с заграничной «картины»? Митя хихикнул. А я вздохнул. Да-а, разве у нас в таком виде покажешься? Хоть на танцах, хоть на улице, да хоть где засмеют. «Эй, – еще издали крикнут, – шляпа!» И – га-га-га… Я опустил ворот рубашки, рукава распускать не стал. Бабушка подала носовой платок. «Куды, – сказала, – сморкать». – «Чего, – говорю, – сморкать-то?» Отвечает: «Неважно. Прячь в карман». И я спрятал. Мама дала «рупь» на проезд и на мороженое. Митя погладил живот, киской сожмурил глаза и мурлыкнул: «Натре-ескаемся!» До Дворца автозавода, до кольца «экспрессов», ехали на трамвае. Все сидели, один я, чтобы не помять брюки, стоял. Даже в «Икарусе», почти весь часовой путь до площади Минина, стоял примерным таким мальчиком-пионером. Даже когда одна сердобольная, старого завета, старушка в платке, ехавшая с нами от начала, глянув на меня снизу вверх, сказала: «Садись, сынок. Умаялся, поди, стоямши-ти? Садись, отдохни, ножки чай свое, не казенны, а я на следушшэй вылажу», – я небрежно ответствовал: – «Мерси, не маленький, постою». – «Ну, как знашь… Было б предложено. Мерси и больше не проси… У меня и внук так всё говорит… Мерси и больше не проси…» – и наповал сразила: – «Невест что ль стесняшся, кавалер?» Люба с Верой зажали рты ладошками, Митя осклабился во всю ширину ненасытного рта, а Маша отвернулась к окну. – Я-а? Я стесняюсь? Да я вообще никого, было б вам известно, не стесняюсь! – выпалил я сдуру. – А чего не садишься тогда? – Я же сказал – не маленький. И вообще, чего Вы ко мне пристали? – Ну ладно, ладно, ишь, какой нервный… Какая нынче молодежь-то пошла, а! – и повернулась за поддержкой к соседке: – Палец в рот не клади – в миг откусят! К им норовишь с добром, а они к тебе боком. Не-эт, пра-авильно про их в Писании сказано, пра-авильно!.. – Это в каком же таком Писании? – поинтересовалась соседка, женщина лет пятидесяти, с искусственным париком на голове. – В святом, в каком же ещё! Всё-о, всё там про них сказано! Всё! – А что именно? – А грубияны что! Родителям не послушны. Языкасты! О-ой, и чего ещё там только про них не насказано! – Хм! – И она отвернулась к окну. – Не верите? А зря-а, зря! Там всё про всех сказано! И, поднявшись, она стала пробираться к выходу. Выходя, поднятым указательным пальцем ещё погрозила всему автобусу на последок: – Погодите! Вспомянете мои слова, да поздно, по-оздно будет! – Да не слушайте вы её! – повернулась к нам женщина от окна. – Чего-о буровит!.. Писание! – пренебрежительно хмыкнула она, сморщив жирно накрашенные губы. – Знаем мы их писания! Опиум для народа! Не кто-нибудь, сам Ленин сказал! И вообще – как в песне поётся? Молодым везде у нас дорога? Так? Вот и идите своей дорогой, идите и никого не слушайте! Выглядела эта тирада несколько комично. Но именно она подтолкнула меня на некоторые размышления. Ленин, конечно, был в официальном авторитете, обильно висел и болтался почти на всех плакатах, знамёнах и транспарантах, торчал на улицах и площадях практически всех градов и весей «необъятной Родины моей», но давно уже никто, кроме октябрят и части грохнутых пионеров, не смотрел с такою верою и надеждой, как раньше, в сторону его протянутой руки. Не знаю, с каких пор это началось, но дороги у всех теперь были разные. Так и отец мой считал. Собственно, это его же слова, сказанные, правда, в тесном беспредательском кругу. Короче, коммунистические идеалы отец не разделял, но и к вере, к христианству был настроен, так сказать, гиперболически. Имелась в одном укромном месте у него даже такая общая тетрадь, на первой странице которой было выведено с художническими штучками-завитушками: «Духовные причины русской революции». Не знаю, что это было – реферат, записки для потомства, обличительная статья – но от содержимого просто вяли уши. Желчи во всём этом было немало. Но и правды, надо честно признать, не меньше. Всё было, разумеется, документально подтверждено, так сказать, научно, со ссылками на источники, исторично и литературно. Отец же был историк и филолог одновременно, два факультета закончил, одним словом, голова. Одно только непонятно мне было – для чего и, главное, для кого он всё это написал. Чтобы не быть голословным, чуть позже приведу (представится и случай) эти записки, не знаю, насколько они характеризуют отца и сколько соотносятся с тем, что с ним потом произошло, но для меня, во всяком случае, они стали своеобразной точкой отправления в моём, так сказать, дальнейшем плавании по обуреваемому волнами житейскому морю. Когда мы вышли на площади Минина, Маша несколько минут с восхищением смотрела на могучие, с бойницами и зубцами под деревянной крышей стены Кремля, на центральную Дмитриевскую башню. Затем сказала: – Красиво! – и глянув на стоявший на значительном от нас расстоянии памятник Чкалову, добавила: – А там, надо полагать, и есть ваш знаменитый Откос! Ну что, ведите! И мы направились к Откосу. У каменного, невысокого, выступающего полукругом вперёд, ограждения, за спиной у чугунного Чкалова стояли безмолвно минут пять. Подернутые дымкой заволжские дали, раздольное слияние двух великих рек, дрейфующие, величественно уходящие в речной простор суда, стремительно скользящие над серебряной чешуёй вод «Метеоры», речные краны-жирафы на так называемой «Стрелке» в грузовом порту на том берегу, над ними хоть и обезглавленное, но явление из другого мира – величественный Александро-Невский собор, могучее дыхание реки – всё произвело на Машу сильное впечатление. Как, впрочем, и на всех и на меня – впервые! Затем мы ходили по стене, спускались вниз, к Скобе, к тому месту, откуда начался судьбоносный для России поход Нижегородского ополчения на Москву. Постояли у разрушенного Предтеченского храма. Там я высказал мысль (заимствованную, правда, опять у отца), что Москва нашему городу многим обязана. Действительно, что бы она была без нашего ополчения. Потом ели мороженое в кафе «Скоба». Прокатились на трамвае до Строгановской церкви. Заглянули в музей. Холодное впечатление произвёл без свечей и лампад храм. И лики показались скорбными. Потом мы на трамвае же поднялись опять наверх, пересекли Покровку и вышли на конечной, у Чёрного пруда. Был тут, очевидно, когда-то самый настоящий Чёрный пруд, но тогда уже ничего не было. Мы долго ещё бродили по захолустным, но ужасно мне нравившемся Холодному переулку, улице Студёной, и поздно вечером, совершенно обезноженные, уставшие вернулись домой. Во всём этом букете впечатлений лишь об одном скорбело моё (увы!) всё ещё привязанное к земле и тлену сердце – в пельменной я нечаянно посадил на свои новые брюки пятно. И так мне их было жаль, так я неподдельно страдал, что даже взмолился, как иногда бабушка: «Боже, милостив буди, мне грешному!» Ну, а в остальном, как заверил маму с бабушкой Митя, поевший, кстати, в пельменной уже за наш счёт, было просто – и трэ бьен, и зэр гут, и вэри вэл!.. Вряд ли бабушка поняла, что-либо, но всё равно сказала: – Ну, и слава Богу! |
Похожие:
 | Саченков Оскар Александрович Зав каф. Коноплев Юрий Геннадьевич Директор... Оптимизация геометрических параметров моделей на основании измерений и расчета аэродинамических характеристик |  | Александр родился 17 мая 1975 года в семье военнослужащего в Эстонии.... Саша в семье был вторым ребенком. Родился раньше отведенного природой срока, в 7,5 месяцев, весил 2кг 400г, ростом 45 см. На 5-й... |
| Уроки Доброты Жил был Вася. Жил он с мамой и папой в Нижнем Новгороде. Учился он в 6 классе. Был он отличником | | Направление подготовки Нижегородской области, Управление архитектуры и градостроительства администрации Нижнего Новгорода, кафедры ннгасу, творческие мастерские... |
| Владимир Путин посетил Севастополь в День Победы. Крымчане с ликованием... Президенты России и Украины Владимир Путин и Виктор Янукович обсуждали, как вместе ярко отметить освобождение Севастополя в 2014... | | 22/1/2010 Отзывы участников зимнего лагеря в Нижнем Новгороде Непросто писать про лагерь, после пережитых там эмоций Это было незабываемо!! Много новых друзей, опыт общения, сплоченность и прекрасная... |
| Высшая школа экономики в нижнем новгороде современные проблемы Современные проблемы в области экономики, менеджмента, бизнес-информатики, юриспруденции и социально-гуманитарных наук: материалы... | | Гариф Ахунзянович Ахунов родился в 1925 году в деревне Училе Арского... Таким образом Гариф рано лишился отца. До 1940 года мальчик учился в сельской школе. Затем работал в колхозе. В 1941 году он поступает... |
| Дипломная работа по коньковым ходам еще тогда заинтересовала кафедры... Лыжник с 40-летним стажем. Работал в городском совете дсо “Спартак”, в Профсоюзом Центре по академической гребле и Спортивном клубе... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Хобарт&Вильям Смит Колледж и Университета штата Северная Айова (сша) Дженни Л. Стил, Кертис С. Мередит, Чарльзом Темплом и Скоттом... |
| Никита Сергеевич Хрущев родился в 1894 г в селе Калиновка Курской... Бауманского, а затем Краснопресненского райкомов партии, в 1932-1934 гг работал сначала вторым, потом первым секретарем мгк и вторым... | | Готов ответить на все Ваши вопросы… Заельцовском районе города Новосибирска. Вырос в неполной необеспеченной семье. После 8-го класса школы №159 поступил в Новосибирский... |
| Слово писателя «Мечтать не вредно…» (Беседа с детским писателем М.... Борис Александрович Орлов родился в 1955 году в деревне Живетьево Брейтовского района Ярославской области. Окончил Ленинградское... | | Сегодня классный час мы посвящаем творчеству Николая Николаевича... Москве, в институте кинематографии. Он работал режиссером, поставил немало мультипликационных, научных и учебных фильмов. О том,... |
| Владимир Всеволодович Ульянов Быть услышанным и понятым. Техника и культура речи Синегноев Бенедикт Аркадьевич, соавтор Петрушанко (калечит его своими навыками), Зося, состоит с Петрушанко в запутанной связи | | «Исторический портрет реформатора П. А. Столыпина» Столыпин Петр Аркадьевич родился 2 апреля 1862 г в Германии, в г. Дрездене в семье потомственных дворян. Род Столыпиных был известен... |
