ПЕТР ГНЕДИЧ
ДОГМАТ ИСКУПЛЕНИЯ В РУССКОЙ БОГОСЛОВСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ ПОСЛЕДНЕГО ПЯТИДЕСЯТИЛЕТИЯ
Курсовая работа для получения степени кандидата богословия.
Московская Духовная Академия, Загорск-Москва 1949 г.
Библиотека МДА. Инв. №37739
Содержание:
ПРЕДИСЛОВИЕ.
ВВЕДЕНИЕ.
ГЛАВА 1.
КРИТИКА «ЮРИДИЧЕСКОЙ» ТЕОРИИ.
Сочинения прот. Светлова
Учение об искуплении в трудах Патриарха Сергия
Учение об искуплении в трудах проф. Несмелова
ГЛАВА 2.
ИЗУЧЕНИЕ УЧЕНИЯ ОБ ИСКУПЛЕНИИ В СВЯЩЕННОМ ПИСАНИИ И ЦЕРКОВНОМ ПРЕДАНИИ.
Учение об искуплении в Свящ. Писании
Учение об искуплении в творениях Отцов Церкви
Учение об искуплении в богослужении
Статьи И(ером.) А(ндроника) и Архим. Андрея
Учение об искуплении проф. Тареева
ГЛАВА 3.
ПОСЛЕДУЮЩИЕ ОПЫТЫ ИЗЛОЖЕНИЯ ДОГМАТА ИСКУПЛЕНИЯ.
Учебные руководства прот. Малиновского и И. Николина
Лекции проф. Петрова
Лекции и статьи Архим. Илариона
Диссертация А. Туберовского
Исследование проф. Пономарева
Статьи Митр. Антония
Учение об искуплении в книге Е. Трубецкого
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
УКАЗАТЕЛЬ ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.
ПРЕДИСЛОВИЕ.
Ни один догмат не занимал так русскую богословскую мысль за последние пятьдесят лет, как догмат искупления.
В обширнейшей литературе этого периода было критически рассмотрено изложение учения об искуплении, заключавшееся в распространенных догматических системах и в Катихизисе Митрополита Филарета, имевшем авторитет символической книги Русской Церкви. Одновременно предлагались опыты иного богословского и философского изложения этого догмата.
Разнообразие высказанных взглядов, неодинаковое разрешение глубочайших богословских вопросов, связанных с догматом искупления, допущение мнений, вызвавших обвинение их авторов в искажении чистоты православия, – все это делает своевременным собрание и некоторую систематизацию этих высказываний.
Посильное разрешение этой задачи и ставит перед собою автор настоящей работы.
В виду отсутствия каких-либо библиографических справочников и указателей, началом этой работы явилось обнаружение этой разнообразной литературы (установление библиографии темы), ее предварительное изучение и систематизация, а завершением – более детальное рассмотрение трудов наиболее оригинальных и характерных для изучаемого периода.
В целях проверки собственных оценок, при рассмотрении отдельных произведений учитывались все доступные отзывы на них, рецензии и другие критические высказывания.
Для систематического рассмотрения избрана наибольшая и главнейшая часть этой литературы, – труды вышедшие в период с 1893 г. по 1918 год и объединенные критическим отношением к юридическому истолкованию догмата искупления.
Рассмотрение же немногих прочих трудов, в настоящее время не вполне доступных, библиография которых указывается, может составить задачу для продолжения настоящей работы или даже для нового самостоятельного исследования.
ВВЕДЕНИЕ.
Учение об искуплении или о Божием домостроительстве спасения человека (это последнее наименование чаще употребляется святыми отцами) составляет по существу все содержание новозаветного благовестия. В самом Имени воплотившегося Сына Божия: – Иисус – Спаситель (Мф. 1,21) оно находит свое наиболее краткое выражение.
Неизменное и постоянное верование Церкви в истину спасения человека воплотившимся Сыном Божиим в существе своем никогда, даже и в отколовшихся от Церкви, но сохранивших наименование христианских, исповеданиях, не подвергалось сомнениям и отрицаниям.
Даже больше: в период догматических споров (III-VIII вв.) всякая догматическая проблема рассматривалась отцами Церкви по отношению к этой основной христианской истине.
В этом смысле все богословие Православной Церкви можно называть сотериологичным.
Догматически учение о совершении нашего спасения Единородным Сыном Божием изложено во Вселенском (Никео-Цареградском) Символе веры, где перечислены все спасительные «домостроительные» действия от «спасения нашего главизны» – воплощения и до «спасительного» вознесения.
Но если спасение человека является плодом всего «воплощенного домостроительства», то крестная смерть Сына Божия занимает центральное место среди всех Его домостроительных действий – «величайшее дело Его домостроительства – Его смерть за нас», говорит Св. Симеон Фессалонитский1, и потому самый догмат искупления понимается иногда, как «слово о кресте» (1Кор. 1,17), учение о значении для нашего спасения страдания и смерти Сына Божия2.
***
Приблизить истины откровения к человеческому пониманию стремилось христианское «любомудрие» с самого начала существования христианства.
Но в разные периоды истории Церкви не только самые вопросы ставились неодинаково, но и на одинаковые вопросы, конечно не затрагивающие откровенной сущности вероучения, давались различные ответы.
Это особенно имело место в отношении объяснения догмата искупления и ответа на вопрос - почему крестная смерть Сына Божия была необходима для спасения мира.
Объяснение причины этого можно найти в первых главах 1-го послания апостола Павла к Коринфянам.
Средоточие христианской проповеди – «Христос распятый» не познается человеческой мудростью: проповедь о Нем – «для иудеев соблазн, а для эллинов безумие» (1,23). Но и самими «призванными» из сокровенных в Нем силы и премудрости раньше воспринимается сила.
Истина искупления составляет тайну религиозной жизни, а не мышления человеческого и воспринимается непосредственно верой. Это непосредственное восприятие истины спасения и ощущение новой жизни (возрождение) ею вызываемой, и было явлением духа и силы апостольской проповеди о Христе Распятом (2,4).
При ослаблении религиозной жизни, по мере уменьшения восприятия силы проповеди, растет восприятие ее «соблазна и безумия» (1,24) и, естественно, являются попытки раскрытия заключенной в ней «Божией премудрости».
Но премудрость Божия «тайная и сокровенная» (2,7) доступна немногим и «не принимается» душевным человеком (2,14). Поэтому такие попытки остаются в основном «убедительными словами человеческой мудрости» (2,4) – они всегда определяются мировоззрением своего времени, ибо иначе не удовлетворяли бы своих современников и не достигали бы своей цели. Поэтому же они скоро стареют и изменяются.
Но относительный характер не уменьшает их значения – их необходимость выясняется из постоянной в них потребности, и они принимаются Церковью, как труд человеческой мысли, поставленной на службу божественному откровению.
Св. Григорий Богослов допускал некоторую свободу в «любомудрствовании» о Христовых страданиях. «Касательно этого, говорит он, и успеть в своих исследованиях не бесполезно, и не получить успеха неопасно»3, при безусловном признании сущности догмата, как исходной точки в богословствовании.
Но такие попытки истолкования догмата искупления, помимо своей практической (апологетической) ценности, могут иметь различную богословскую значимость как более или менее раскрывающие сокровенную в догмате Божию Премудрость.
Конечно, не иное что, как эта премудрость составляет содержание Божественного откровения, но свойство ее таково, что доступна она только «совершенным» (2,6), открывается «от Духа Святого», имеющим «Ум Христов» (2,16), т.е. от человека требуется «духовность» (2,15), чистота и подвиг, как необходимое условие истинного богословия. Восприятие Божественной Премудрости есть в существе своем ее созерцание. «От Духа Святого научаются всякому разумению и познанию, и всякому слову премудрости и ведения тайн таинственнейшего... и наипаче тайны домостроительства Его во спасение наше»4.
Поэтому так важны мысли и высказывания святых отцов – они обнаруживают глубочайшее постижение тайны искупления, бесконечно отличающееся от изменяющейся «мудрости человеческой».
Эти драгоценные святоотеческие указания для разумения смысла Священного Писания, при полной верности формулированному догматическому учению, и должны быть положены в основание каждой попытки систематического изложения учения об искуплении и других догматов.
***
К концу прошлого века в Русской Церкви наибольший авторитет имели догматическая система Митрополита Макария (Булгакова), сокращенное изложение которой служило учебным руководством во всех семинариях, и еще более распространенный, изучаемый во всех школах «Катихизис Православной Восточной Церкви», составленный Митрополитом Филаретом (Дроздовым).
Изложение в них (весьма сходное) учения об искуплении можно считать общепринятым, тем «школьным» и «традиционным» пониманием искупления, которое подвергалось обсуждению и критике в литературе рассматриваемого периода.
Учение об искуплении, заключенное в Катихизисе, по необходимости очень кратко. Но и при всей краткости в нем с достаточной ясностью проступают отличительные признаки такого понимания догмата, какое впоследствии было названо юридическим.
В самом изложении учения о спасении допущена некоторая неясность.
При объяснении 3-го члена Символа веры говорится: «В. От чего именно спасти человеков пришел на землю Сын Божий? О. От греха, проклятия и смерти» (Изд. 1916 г., С. 28). «В. Поелику Сын Божий воплотился для нашего спасения, то каким образом совершил Он спасение наше? О. Учением Своим, жизнью Своею, Смертью Своею и воскресением» (С. 34).
Но при объяснении 4-го члена те же спасительные следствия, которые по смыслу приведенных вопросов и ответов следует отнести к учению, жизни, смерти и воскресению, относятся только к одной смерти: «В. В какой силе сказано, что Иисус Христос распят за нас? О. В той силе, что Он крестной смертью Своею избавил нас от греха, проклятия и смерти» (С. 35).
И если обратить внимание, что спасительны для нас бывают учение Христово – «как семя святой и бессмертной жизни», жизнь Иисуса Христа – «как предмет подражания» (С. 34), воскресение – «как ближайшее доказательство» спасительности страдания и смерти Его (С. 37), а о значении для спасения воплощения и соединения естеств не говорится вовсе, то следует заключить, что эта неясность не случайна, и что крестная смерть Сына Божия полностью заключает в себе все искупление, отчего прочие домостроительные действия умаляются в своем значении. Это оттого, что «Его вольное страдание и крестная смерть, будучи бесконечной цены и достоинства, как смерть безгрешного Богочеловека есть и совершенное удовлетворение правосудию Божию, осудившему нас за грех и безмерная заслуга, приобретшая Ему право, без оскорбления правосудия подавать нам грешным прощение грехов и благодать для победы над грехом и смертью» (С. 36). То есть крестная смерть имела такое значение для спасения потому, что произвела некоторое «непостижимое» действие – удовлетворение в Самом Боге.
Такое понимание искупления является следствием из учения о свойствах Божиих, раскрываемого в других сочинениях автора Катихизиса (в катихизисе имеется только их перечисление),
«Никакое свойство Божества не может быть лишено свойственного ему действия».
«Бог милосерд, но и правосуден; бесконечно милосерд, но и бесконечно правосуден: весы понятий стоят ровно и нет причины почему бы надежда на милосердие Божие могла превысить ужас правосудия Божия».
«Каким образом милосердие Божие может преизбыточествовать для грешника без нарушения прав Божия правосудия, сие, без особенного откровения свыше, совершенно непостижимо».
«Правосудие пробуждает мстительные громы, благость удерживает руку, готовую пустить их... Если бы неограниченная премудрость не знала средства согласить непостижимые сии противоречия, нарушающие гармонию созданий и союз их с своим Создателем, если бы не умела примирить – да, скажем по-человечески, – Бога с Богом и потом Бога с человеком, то бы никогда не было речено в предвечном Совете: – сотворим человека».5
Таким образом, противоположение свойств благости и справедливости в Самом Боге является основой для изложенного в Катихизисе понимания сущности искупления.
***
Митр. Макарий высоко ценил богословский авторитет Митр. Филарета и цитировал его Катихизис, как символическую книгу.
Его понимание учения об искуплении вполне совпадает с пониманием Митр. Филарета, только изложено более пространно и систематично.
Оно также основано на противоположении Божиих свойств правды и благости. Также «Никакое свойство Божие не может быть лишено собственного действия» (Догматическое богословие. Т. 3. С. 12) и также одинаково Божественная премудрость, как свойство ума Божия, обретает «способ примирить в деле искупления человека вечную правду с вечною благостию, удовлетворить той и другой и спасти погибшего» (С. 18).
Удовлетворение Божиих свойств, по существу одной правды, является существеннейшим условием спасения человека.
Ибо если «три великие зла сотворил человек, не устояв в первобытном завете с Богом» (С. 11), то тремя же действиями они могут быть исправлены.
Бесконечное оскорбление грехом Создателя и за то вечное проклятие – удовлетворение за грех бесконечной правде Божией.
Заражение грехом существа человека – потреблением греха.
Гибельные последствия греха – истреблением их.
Все это достигается смертью Христовой: «Вся тайна нашего искупления смертью Иисуса Христа состоит в том, что Он взамен нас уплатил Своею кровию долг и вполне удовлетворил правде Божией за наши грехи, которого мы сами уплатить были не в состоянии, иначе взамен нас исполнил и потерпел все, что только требовалось для отпущения наших грехов» (С. 192).
«Страдания и смерть нашего Спасителя имеют значение не только выкупа за нас и уплаты долга, но и значение величайших заслуг пред судом Вечной Правды, ради которых Бог «вся нам дарствует» (Рим. 8,32)» (С. 200-201), т.е. последние два условия спасения – потребление греха и его следствий даруются как следствие исполнения первого.
И всю главу об искуплении Митр. Макарий заключает приведенной цитатой из Катихизиса о совершеннейшем удовлетворении, заслуге и праве, после этого, подавать прощение грехов и благодать грешникам без оскорбления Божия Правосудия. И все искупление представляется как явление Правды более нежели любви Божией.
Таким образом, и у Митр. Макария смерти Христовой приписывается все значение в искуплении: «Его воплощение и вся земная жизнь служили только приготовлением и как бы постепенным восхождением к этому великому жертвоприношению» (С. 181).
Помимо имеющихся в Катихизисе Митр. Филарета терминов удовлетворения, заслуги и приобретения права для прощения грешников, Митр. Макарием еще добавляются понятия оскорбления, долга, его уплаты, выкупа и др.
Эти понятия казались отдельным исследователям выражающими сущность юридического понимания искупления. Но это недостаточно точно – понятия и термины более грубые могут заменяться другими, даже заимствованными из Священного Писания, и все же понимание искупления может остаться юридическим.
Основой этого понимания следует признать такое понятие о Боге, о Его свойствах, по которому эти свойства – любовь и правда противополагаются одно другому и потому взаимно ограничиваются6.
Поэтому вторым существенным признаком юридического понимания является необходимость особой «жертвы», «удовлетворения», «выкупа», «умилостивления», «оплаты», без чего Бог «не может» отпустить грех и спасти грешника.
***
Таким было то наиболее распространенное понимание догмата искупления к концу XIX века7, которое оказалось предметом критики и отрицания в рассматриваемый период.
Вместе с критикой юридического понимания искупления, задачей русской богословской мысли явилось стремление к более правильному и более соответствующему святоотеческому пониманию истолкованию догмата искупления.
Как будто лучшие представители русской богословской науки и религиозной мысли: выдающиеся богословы и иерархи русской Церкви, профессоры Духовных Академий, известные религиозные мыслители и лица аскетического направления – стремились возможно глубже проникнуть в тайну нашего спасения и найти наиболее правильное и чистое ее изложение.
Но нельзя сказать, чтобы эта задача была уже исполнена. За последние пятьдесят лет догмат искупления подвергся изучению с разных сторон, различное его понимание было поводом для высказывания противоположных мнений и заявления целых систем богословствования. Полемика против отдельных высказываний не закончилась даже со смертию их авторов (Митр. Антоний). Многие вопросы только поставлены и не получили должного разрешения.
Но каждый желающий в настоящее время изучать догмат искупления не должен пренебрегать предшествующими трудами, чтобы не остаться одиноким, но «войти в труд» всех работников на той же ниве Единого Владыки.
|
