1965 г.
О ВСЕМИРНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ В СРЕДНИЕ ВЕКА
I
1. То историческое время, которое в европейской историографии принято называть «Средними веками», имеет свой особый индивидуальный облик. В общем это — феодальный этап исторического пути человечества, но каждый народ приходил к этому этапу в разное историческое время, глубоко по-своему, приходил, отталкиваясь от своего прошлого, а это прошлое было разным: у одних это был многовековой период «древнего общества», как мы говорим, с его сложной, богатой культурной жизнью — литературой, наукой, искусством; у других — племенной союз с только оформлявшимися в нем элементами цивилизации. Поэтому и формы, которые принимали феодальные отношения у тех и других, были различны, а от этого зависели и судьбы этих народов, и создаваемые ими культуры.
Все же мы даем этому отрезку исторического пути человеческого общества одно общее наименование, следовательно, видим в нем какую-то целостность. Это объясняется тем, что все народы, из деятельности которых сложилась история Средних веков, входили в определенную мировую систему, которую мы называем феодальной.
2. Что значит в этом случае «система»? То, что все части, которые Входят в состав чего-нибудь, как бы ни были они различны, подчинены Чему-то одному, а это одно составляет ведущее начало социально-экономического и культурного процесса в его общеисторическом масштабе.
Например, мы называем XIX в. веком капитализма, но это отнюдь не означает, что капиталистический строй был тогда решительно во всех странах мира. Век этот был капиталистическим потому, что капиталистическое направление на общем пути экономического и социального развития человечества было тогда главным, твердо установившимся и уже показавшим свою эффективность в нескольких странах, ставших тем самым для своего времени передовыми. Отстававшие страны, пусть и с запозданием, либо переходили на тот же путь, а это значило войти в систему капитализма, либо оставались при своем старом строе, но подчинившись ведущей исторической силе, а это значило также войти в систему мирового капитализма, только с особым местом в ней.
В свете феодализма, как мировой системы именно в таком смысле, мы и можем видеть в Средних веках определенную историческую целостность, учитывая, что в этой системе были и свои ведущие страны, и свои отстававшие, не говоря уже о разных уровнях и формах феодализма даже там, где он утвердился. Нельзя также упускать из виду и то, что вся эта система находилась в непрерывном движении, причем движении отнюдь не прямолинейном и равномерном. Это проявлялось отчетливо хотя бы в том факте, что в течение четырнадцати веков общей истории феодального мира опережающие и отстающие страны менялись своими местами. Поэтому единство в Средних веках — это также и общность самого исторического процесса, его направления и составляющих его экономических, социальных, политических и культурных сил, и эта
17
общность определяла, пусть и меняющийся, но все же глубоко свой облик всей этой большой исторической полосы.
3. Сложен вопрос — с какого времени начинать историю Средних веков. Если ставить этот вопрос во всемирно-историческом аспекте, ответить на него следует так: с того времени, как феодализм начал складываться как мировая социально-экономическая система.
Когда это произошло? Ответ нам кажется ясен: в III—IV вв. В эти века на феодальный путь стали переходить ведущие страны Древнего мира: в Восточной зоне его — Китай (со II—II I вв.); в Срединной зоне — Иран (с III—IV вв.); в Западной зоне — Рим (с III—IV вв.). Знамениями этого перехода были в Китае — восстание «Желтых повязок» и крушение Ханьской империи, в Иране — народные движения, приведшие к падению Парфянского царства и к установлению державы Сасанидов, в Риме — ряд восстаний в разных частях империи, экономические реформы Диоклетиана и переход к режиму Домината.
Не менее ясно вырисовывается и время конца феодализма как мировой системы: это — XVII век. Потому что в 70-х годах XVI в. произошла первая в истории буржуазная революция — в Нидерландах, разумеется, и на своем уровне и со своими особыми историческими задачами, а за нею последовали такие же революции в Англии, в ее Северо-американских владениях, во Франции; каждая — на своем уровне, в своей форме и со своими задачами и последствиями. Таким образом XVII век является отчетливым рубежом между уходящим миром феодализма и устанавливающимся миром капиталистическим.
II
1. Однако, такое понимание термина «Средние века» не единственное: с ним соединяется и другое.
Четырнадцать столетий Средних веков были не неподвижностью, а движением, движением великим, разносторонним,— конечно, далеко не прямолинейным, но все же движением, имеющим целенаправленное содержание. На всяком же пути всегда бывают его отрезки, со стороны времени — периоды, в аспекте содержания — этапы. Человечество за время своих «Средних веков» прошло через несколько этапов. Если взять историю тех народов, историческая и культурная жизнь которых началась в Древности и в Средние века продолжалась с такой же полнотой (а так было, например, у китайцев, персов, индийцев, греков, латинян), в их Средние века явственно различаются три этапа: первый был переходным, на нем шла борьба за утверждение новых порядков, за создание новой культуры — той культуры, которая начинала обрисовываться еще в конце Древности; второй этап был временем наиболее своеобразного для феодализма социально-экономического развития и расцвета новой культуры; третий — время выхода этих старых народов на новые рубежи, сопряженного с перестройкой некоторых форм общественной жизни без утраты ее феодальной социально-экономической основы, но, что для культурной истории было особенно важно,— с освобождением от власти идеологических догм, связывающих мысль и деятельность человека, осознавшего самостоятельную ценность своей личности.
Лишь отправляясь от этих новых рубежей, средневековое общество могло подойти к своему «Новому времени», а в нем — к той поворотной эпохе, которая в истории Европы получила наименование «Просвещения ». Как известно, первый из перечисленных этапов, который был
18
определен как «переходный», часто именуется «Эпохой раннего феодализма»; третий—-«Ренессансом», во всяком случае — в истории Италии.
2. Из сказанного, однако, вытекает, что этапом, наиболее репрезентативным
для Средних веков, своего рода классическим для них, был средний — время наибольшего расцвета феодального строя, как прогрессивной для той полосы мировой истории общественно-экономической формы, и сопряженной с этим строем специфической культуры. Отсюда вытекает, что приходится употреблять термин «Средние века» двояко: в широком смысле, как общее обозначение одного из крупнейших отрезков пути всемирно-исторического развития человечества и его культуры, и в узком смысле, как наименование одной части этого большого отрезка, когда и сам феодальный строй и его культура выступили в своем как бы «чистом» виде, т. е. не осложненные ни отзвуками Древности, что составляет отличительный признак первого, переходного этапа, ни предвестниками Нового времени, что является характерной чертой третьего, ренессансного, этапа. С таким двояким употреблением термина «Средние века» считаться приходится; необходимо только, чтобы всегда было ясно, что именно мы имеем в виду, когда говорим о «Средних веках».
III
1. Предложенное моделирование исторического процесса Средневековья относится к истории «старых» народов, т. е. народов, имевших в прошлом свою многовековую Древность с высокоразвитой общественной и культурной жизнью, но отличительной чертой той большой полосы истории человечества, которую мы называем «Средними веками», было именно то, что к старым деятелям истории присоединились молодые и притом в высшей степени активные — те, которые до этого в своей массе составляли принадлежность так называемой «варварской периферии» старых культурных стран — Китая, Индии, Ирана, Греции, Рима. Учитывать этот факт во всем его огромном историческом значении необходимо в интересах того же моделирования исторического процесса, особенно — в аспекте создавшейся в нем культуры, а в ее составе — литературы.
2. Молодые народы вошли в историю Средних веков. И даже; не просто вошли, а существенно повлияли на нее. Вторжение этих народов в пределы старых во многом определило даже самый переход старых народов от Древности к Средневековью, не говоря уже о последующем течении их судьбы. Но молодые народы строили и свою собственную историю; одни — на собственных землях и на собственной этнической основе, другие — на территории старых стран, смешавшись с их населением. В последних случаях некоторые из них не только сохранили свою этническую индивидуальность, но и подчинили ей исконное население. Так было, например, с вестготами, вторгшимися в Испанию; позднее — с арабами, захватившими Сирию и Египет. Другие, наоборот, смешавшись с местным населением, растворились в нем и утратили свою этническую самобытность. Так было, например, с сяньбийцами, в начале китайского Средневековья захватившими северную часть страны и создавшими свое государство на обширнейшей территории от Желтого моря до подступов к Средней Азии; так было с тохарами, вторгшимися в старую культурную Срединную зону Старого Света; так было с остготами, занявшими значительную часть Италии
19
и создавшими на ней одно время могущественное государство. Все это не только расширило орбиту цивилизованного мира, не только внесло существенные изменения в его этнический состав, но и оказало решающее влияние на течение всего исторического процесса и на его содержание.
3. Присутствие этих молодых народов мы явственно замечаем в истории старых народов уже на первом из трех намеченных выше и характерных для них этапов — на том, который мы предложили называть переходным. Они, эти молодые народы, сыграли в этом переходе весьма ощутительную роль. И все же этот первый этап культурно-исторически принадлежал старым народам. Достаточно указать хотя бы на то, что языком науки, философии, публицистики продолжал оставаться исконный литературный язык старого народа: китайский, санскрит, персидский, арамейский, коптский, греческий, латинский; оставались те же системы письма—старые, испытанные, заслуженные; своего письма молодые народы в тот старый мир, в который они вторглись, тогда не внесли. Исключение составили арабы, создавшие свое письмо и навязавшие его покоренным ими народам, но арабское нашествие — явление относительно позднее, как и другие, еще более поздние вторжения — тюркское и монгольское,— имело место на другом этапе истории старого мира: арабское нашествие произошло тогда, когда переходный этап у старых культурных народов Срединной и Западной зоны Старого Света уже закончился, и арабы могли повлиять только на некоторые стороны второго, «классического» для этих народов, этапа Средневековья. Первый же этап, переходный, принадлежит — во всей полноте своего всемирно-исторического смысла — истории старых народов.
4. Иначе обстоит дело со вторым этапом: он принадлежит и старым и молодым; создавали его и те и другие. Но главную роль тут сыграли именно молодые. Разумеется, и у старых народов появилась своя репрезентативная для этого этапа культура, своя средневековая литература, но для человечества наиболее новое в классической культуре Средневековья создали народы молодые. Разве можно сравнить яркость такого подлинно классического для средневековой литературы вида поэзии, как любовная лирика японцев, арабов, провансальцев, с такой же поэзией китайцев и итальянцев? Разве можно сравнивать куртуазный эпос, т. е. другой столь же классический для Средневековья вид литературы, у японцев и новых западноевропейских народов с такой же прозой у какого-нибудь старого народа? Даже у такого, у кого подобный эпос был сравнительно хорошо представлен,— у персов? Это не значит, конечно, что и на этом втором этапе у старых народов не появилось ничего яркого, свежего, показательного для этого времени, но все же, с точки зрения всемирной истории литературы, наиболее типичные для классического Средневековья литературные произведения были созданы молодыми народами, обретшими к тому времени и свое письмо и свой литературный язык.
IV
1. Остается сказать о третьем, последнем этапе Средневековья в широком смысле этого слова, о том этапе, который на Западе назвали «Возрождением». Особенности развития науки в Европе привели к тому, что явление, обнаруженное в исторической жизни одного из старых народов мира — у итальянцев, осталось не замеченным у других старых
20
народов, обладавших не менее древней и богатой культурой и также переживавших свое Средневековье,— у китайцев и иранцев. Инерция исторического мышления, создавшаяся европейским происхождением нашей нынешней исторической науки, привела к тому, что чему-либо не замеченному или не оцененному в истории других, не менее старых народов мира, но не европейских, стали отказывать вообще в праве на существование. Это делается даже тогда, когда историки этих других старых народов соответствующие факты открыли, описали и оценили. Вместо мысли о том, что «Возрождение», составившее особый этап в историко-культурной жизни одного древнего народа, могло в своей форме и на своем уровне наблюдаться и в истории других древних народов, так же как и итальянцы, имевших в прошлом свою богатую Античность, вместо этой — столь естественной — мысли, появилось как бы принципиальное недопущение «Возрождения» где бы то ни было, кроме Италии и некоторых других стран Европы, испытавших на себе влияние итальянского Возрождения. Оставаться на такой позиции мы не можем; перед нами ясная картина своего «Возрождения» в истории китайского народа и в истории иранских, тюркских и северо-индийских народов Срединной зоны.
2. Историческая реальность такого этапа в жизни старых народов вытекает прежде всего из известной закономерности в возникновении и смене культур. В эпоху классического Средневековья центрами общественной жизни и культуры были замки, дворцы феодальных правителей с их многочисленным и пестрым по людскому составу двором и монастыри со столь же многочисленными и разнообразными обитателями. И там, и там была своя интеллигенция — ученые, художники, поэты, а они и были тогда главными создателями культуры, в ее составе — литературы. Иная картина появилась на третьем, ренессансном этапе: с замком и монастырем стал уверенно конкурировать город как торгово-ремесленный и культурный центр. Это означало, что к числу культурных деятелей присоединился новый общественный слой — городские сословия, а в нем образовалась своя интеллигенция. Поскольку же дворцы, замки и монастыри оказались тогда связанными с городами, постольку, естественно, и в их среде интеллигентские круги сближались и даже сливались с городскими. Вот этот новый, порожденный самой историей феодального общества, общественный слой и стал теперь основным деятелем культуры. А так как прежние, цепко ухватившиеся за человеческие умы нормы и категории мышления, готовые, чеканные формулы мешали создавать новое, нужное для прогресса в том направлении, в каком пошла история, оказалось, что главное, что требовалось сделать, это — бороться с готовыми формулами, создавать новые нормы мышления, открывать другие — чисто человеческие — ценности и вырабатывать другие подходы к ценностям существующим. Это не был еще общественный переворот, что-то вроде начала капитализма: до этого было еще далеко; экономически господствующим строем был все еще феодализм, но пришедший к тому этапу своей истории, не пройдя которого, он не смог бы впоследствии подвести свои народы к порогу Нового времени, проложившего дорогу к капитализму.
3. В свете сказанного становится, как нам кажется, ясным, почему третий, ренессансный этап начался и наиболее полно развернулся именно у старых народов: у них, и только у них, была в прошлом культура, исчислявшаяся многими веками, у некоторых даже тысячелетиями. Конечно, было время — на первом этапе Средневековья,— когда они от-
21
вергали свою старую культуру и бурно приветствовали то новое, что рождалось в их собственном мире, и даже то, что сделали с их старым миром «варвары». Да, конечно, многое в их старой культуре поблекло и даже исчезло, многое удержалось, только развиваясь в новом направлении, но все же духовная, интеллектуальная сила, вошедшая в старые народы вместе с их тысячелетним культурным опытом, оставалась; оставалась и инерция, шедшая от старых культурных навыков; пусть и в измененной форме, но продолжали действовать и некоторые старые институты. Может быть, этим отчасти объясняется и тот факт, что в своем наиболее показательном виде феодальная культура, а в ее составе — литература, оказалась созданной не старыми народами, а новыми: последние были более свободными в своем литературном творчестве. Но для крутого перелома, потребовавшего огромной силы мысли, изменения самого мышления, должной подготовки у них не было. Разумеется, они не остались за бортом начавшегося нового процесса: его направление не было случайностью или явлением местным; оно определялось требованиями всего развивающегося феодального общества; но присоединились они к этому процессу не сразу. Ренессанс у китайцев начался в VIII в., в соседней же Японии исторически сходные или близкие явления стали обнаруживаться лишь в XIV в.; у иранцев Ренессанс начался в X в., у тюрков он появился в XIV—XV вв.; в Италии Ренессанс начался в XIV в., во Франции — в XVI в.
4. Однако и тут повторилось то, что уже раз имело место в истории: Ренессанс у старых народов, открывших этот новый путь, через какое-то время увял и замер, а у некоторых из них наступила даже полоса длительного замедления поступательного хода исторического развития; у новых же народов, присоединившихся к Ренессансу позднее, да еще во многом по-своему, он привел к следующей большой, поступательной по значению, ступени исторического процесса — той, которую мы называем «Новым временем». Напомним, что первыми странами в Европе, в которых произошла буржуазная революция, были Нидерланды, Англия и Франция, а отнюдь не старая Италия — родина европейского Ренессанса; что страной, в которой произошла первая буржуазная революция в Азии, была Япония, а отнюдь не старый Китай, у которого в прошлом была эпоха блистательного Ренессанса. Да, с Нового времени ведущая роль во всемирно-историческом процессе перешла к молодым народам истории. К ним перешла ведущая роль и в литературе.
V
1. Однородные этапы истории литературы, как у народов старых, так и у народов молодых, протекали далеко не одновременно. Так, например, первый — переходный — этап у китайцев начался в III в., и уже в IV в. там появился такой поэт, так Тао Цянь, творчество которого может служить свидетельством классического для средневековой литературы этапа; в Римской же империи в IV в. только начинался переход к Средневековью. У японцев литература начала формироваться в VII—VIII вв., а у франков в IX—X вв. Явления, обозначившие наступление эпохи Возрождения, в Китае стали возникать в VII—VIII вв., у иранцев в IX—X вв., в Италии — только в XIII—XIV вв. Неравномерность мирового общественного процесса — одна из существенных черт всемирной истории, и подобная неравномерность в общем течении
22
литературы вполне естественна и может даже служить опорой в раскрытии мирового ее течения. Поэтому три даты — III—IV вв., VII—VIII вв. и XIII—XIV вв.— являются большими вехами на мировом пути средневековой литературы.
2. Начальная и конечная вехи вполне ясны: во II—II I вв. новую для истории цивилизованного мира того времени — феодальную — полосу этой истории открывает Китай и в нем начинается переход к литературе, характерной для Средневековья; в конце XVI в. капиталистическую полосу всемирной истории открывает революция в Нидерландах, и с XVII в. в Западной Европе начинает формироваться литература, отвечающая запросам наступающего Нового времени. Из предыдущего также ясно, почему VII—VIII вв. являются датой всемирно-исторического значения: в эти века начинают создавать свои литературы японцы и арабы, а мы знаем, что значило для всемирной истории литературы появление литератур у молодых народов. Требуется, следовательно, только объяснение третьей даты — XIII—XIV вв.
3. На этом рубеже, как известно, начинается эпоха Возрождения в Италии, а мы знаем, что итальянское Возрождение способствовало развитию ренессансных явлений и у молодых народов Европы. Это — бесспорно, но все же почему начало Возрождения в Италии превращается в дату всемирно-исторического значения? Хронологически эра Возрождения в Средневековом мире зародилась в VII—VIII вв. в Китае, в IX—X вв. началось Возрождение и на Среднем и Ближнем Востоке. Не может быть сочтено всемирно-исторической датой начало Возрождения в Италии и с «качественной» стороны: как бы ни был велик Петрарка — первый поэт итальянского Возрождения, как бы ни были значительны другие поэты этой эпохи, все же ничуть не уступают им ни Ли Во, Ду Фу, Во Цзюй-и —великие поэты Китайского Возрождения, ни Рудаки, Саади, Хафиз — замечательные поэты Иранского Возрождения. И все-таки есть одно обстоятельство, побуждающее усматривать в Итальянском Возрождении событие, по своему значению выходящее за рамки не только истории Италии, но и истории Запада: пусть и отдаленным, но все же последствием исторического процесса, начавшегося в эти века в Италии, стал переход цивилизованного мира к Новому времени.
4. Возрождение в Италии сопровождалось развитием ренессансных явлений в культуре, в литературе других стран Европы, среди них — в Нидерландах, Англии, Франции. Мы знаем также, что культура Возрождения в дальнейшем вышла на первый план и в них — после сложных «зигзагов», среди которых был и такой блистательный, как Барокко, — подвела эти страны к эпохе Просвещения. К своей эпохе Просвещения пришла, конечно, и Италия, но по силе, яркости, по историческому значению Просвещение в ней уступало Просвещению в молодых странах Европы. На другом конце Старого света Возрождение началось в Китае и оказало могучее влияние и на соседние страны. Ренессансный взлет в старом Китае был ярче, чем в молодой Японии, но культура Просвещения, к которой он также в свое время пришел, в своем историческом значении уступала такой же культуре в Японии. Тайнинское восстание в середине XIX в. было революцией, но революцией, отягченной грузом Средневековья, что и ослабило ее и вместе с другими историческими факторами привело к поражению, замедлившему продвижение Китая к новому общественному строю. Мэйдзийская революция 1867—1868 гг. в Японии не только сыграла огромную роль в истории своей страны, но и получила всемирно-историческое значе-
23
ние, так как «с открытием дверей в Японию» закончился процесс образования мирового рынка, а вместе с этим и мировой системы капитализма. Но это был конец, а не начало. Начало же этому процессу было положено на Западе — революцией в Нидерландах и Англии, а поскольку Просвещение в них своими корнями уходило в итальянское Возрождение, постольку начало этого Возрождения и получило всемирно-историческое значение.
5. Следует, однако, упомянуть и еще об одном историческом факте, который также делает XIII в. важной исторической датой: в этом веке развернулись монгольские завоевания, поставившие под власть завоевателей огромную часть Старого Света — от берегов Тихого океана до предгорья Карпат. Событие это отнюдь не безразлично и для истории литературы. В Китае под властью монгольских ханов утратило значительную часть своего влияния привилегированное чиновническое сословие, вследствие чего большую свободу получили городские сословия, а этим самым расширилась и орбита их литературы. В Хорезме же, Иране и на Руси — странах не только завоеванных, но и опустошенных, поступательный ход культуры был замедлен. Историк всемирной литературы не может пройти мимо и этого факта.
VI
1. Эти три вехи позволяют наметить деление истории средневековой литературы и по хронологическому принципу: в ней можно увидеть три большие раздела: с III/IV по VII/VIII вв., с VII/VIII по XIII/XIV вв., с XIII/XIV по XVI/XVII вв. Чего мы можем достигнуть, группируя материал по этим трем разделам?
Первый раздел этот должен быть посвящен старым литературам. И это вполне естественно: важнейшие из новых литератур родились в VII—VIII вв., до этого же, т. е. на протяжении всего времени, отведенного этому разделу, на мировой арене действовали старые, давно сложившиеся литературы. Что в этом разделе мы можем показать? То, что эти старые литературы не исчезли с изменением общей мировой обстановки, что они продолжали свое существование и даже развивались. Тем самым будет продемонстрировано одно из важнейших положений всемирной истории: непрерывность и преемственность общего хода этой истории; преемственность, разумеется, проявляющаяся в разных случаях по-разному: иногда в примыкании, иногда, наоборот, в отталкивании. То, что в этих литературах пошел процесс перестройки, вызванной изменением мировой обстановки. Расположив же материал по трем культурно-историческим зонам, мы сможем показать, как происходила эта перестройка в каждой зоне, в чем она конкретно выражалась, к чему привела. Вероятно, нам придется констатировать, что в Восточной зоне, конкретно — в Китае, перестройка первоначально оказалась сопряженной с образованием двух линий литературы: старой традиционной, перестраивавшейся по-своему, и новой, выходившей из сферы устного народного творчества, с переходом страны на почву Средневековья, уверенно вышедшего на литературную арену; что в дальнейшем эти обе линии привели к образованию средневековой литературы в ее классической форме. В Срединной зоне, вероятно, придется констатировать другое: как отдельные, уже существовавшие литературы — парфянская, согдийская, сакская, — слившись в один поток, образовали новую средневековую персидскую литературу. Процессы, происходившие в Западной зоне в ее старых литературах — греческой и
24
латинской, — вероятно, продемонстрируют нам развитие этих литератур, вызванное мощным вторжением новых общественных задач, а соответственно этому, появление в этих литературах новых тем, новых сюжетов, новых приемов; продемонстрируют борьбу этих новых или обновленных линий литературы со старыми, цеплявшимися за исконные традиции, и в конечном счете сложение новой структуры литературы, созвучной с новым «средневековым» содержанием эпохи.
2. Расположив материал этих трех зон в той последовательности, которая предложена, мы сможем обрисовать и ту неравномерность литературно-исторического процесса, которая играет такую большую роль во всем движении. Мы покажем, что в Восточной зоне китайская литература проходит за этот отрезок времени два этапа: переходный и классический. Как мы полагаем, переходный этап захватил около двух столетий — III и IV, классический же — четыре столетия — с IV по VII включительно. К рубежу — к VII—VIII вв.— китайская средневековая литература уже подошла к порогу своего третьего этапа — Возрожденческого. Медленнее развивался процесс в Срединной зоне, но и в ней литература за это время прошла первый этап — переходный, и вступила во второй — классический.
И, наконец, в Западной зоне литературно-исторический процесс, развернувшийся у старых народов, к VIII в. продемонстрировал полностью лишь один первый этап — переходный.
3. Такой состав первого хронологического раздела позволяет описать ту общекультурную и специально-литературную среду, в соприкосновении с которой возникали литературы молодых народов. Как давно установлено, эти литературы рождались из традиций и материала устного народного творчества, восходящего своими корнями в эпоху племенного существования, и из элементов, воспринятых молодыми народами из культуры и литературы народов старых, с которыми они вступили в определенные отношения еще в пору Древности. Напомним, что, например, японская литература выросла из своих собственных фольклорных корней, что оформилась она под воздействием литературы китайской — как собственной, так и переводной буддийской; что среди первых литературных произведений, появившихся в VII/VIII вв., были произведения, написанные японскими авторами на китайском литературном языке; что во многом, вышедшем из собственных источников, даже в поэтическом творчестве, звучали отголоски китайской поэзии. Но одновременно с этим изобретение в IX в. собственной системы письма, отвечающей условиям японского языка, открыло широкий путь к развитию литературы и на своем языке. Общеизвестно, что подобная же картина наблюдалась и у франков: и там письмо было взято у старого народа — римлян; и там появились литературные произведения, написанные на латинском языке; и там даже в героическом эпосе, вышедшем из собственных источников, видно присутствие рядом старой большой латинской литературы. Но и там одновременно шло развитие оригинальной литературы. Наличие письма, пусть и чужого по происхождению, но вполне отвечающего требованиям своего языка, наилучшим образом способствовало этому развитию.
4. Предложенной группировкой материала мы открываем путь для показа той роли, которую в создании средневековой культуры — в целом, литературы — специально, сыграли мировые религии, зародившиеся еще в эпоху Древнего общества, но приобретшие свой вселенский размах и миссионерскую силу именно в указанное историческое время, в основном — на первом его этапе, на этапе всеобщей перестройки. Именно в это время буддизм широко развил «поход веры», прокламированный на
25
Вселенском соборе II в.; манихейство создало разветвленный аппарат своих общин, в христианстве сложилась мощная епископальная церковь. Именно в этот отрезок времени разразилась борьба мировых миссионерских религий как всеобъемлющих идеологических систем, с местными религиями; борьба буддизма с даосизмом в Китае, с синтоизмом в Японии; борьба манихейства с зороастризмом в мире персидской культуры; борьба христианства с античными религиями позднего периода, с одной стороны, с манихейством, с другой, и притом — чуть ли не на всем протяжении Срединной и Западной зон Старого Света. А то, что эта борьба имела самое близкое отношение к литературе во всех зонах, видно из состава литературы в них: в этом составе так много произведений, возникших в обстановке этой борьбы, служивших орудиями ее, так много даже особых литературных жанров, рожденных потребностями и целями идеологической борьбы, в которой рождалось Средневековье не только как социально-экономическая, но и как идеологическая система.
5. Что дает нам второй раздел в предложенной группировке материала?
Самое главное — картину появления на мировой арене ряда новых литератур, созданных новыми народами, в других, чем в Древности, общеисторических и культурных условиях. При этом весьма примечательно то, что именно со взятого нами рубежа — VII/VIII вв. — начинается формирование важнейших для Средневековья новых литератур: японской, новых индийских, новых тюркских, новых иранских, арабской, армянской, грузинской, славянских, романских, германских. Появление этих литератур приводит в одних случаях к изменению границ старых культурно-исторических зон, в других — к сложению особых регионов, частично в рамках тех же старых зон, частично же и за их пределами, что влечет за собою последствие огромной общеисторической важности: решительное расширение границ цивилизованного мира и образование тем самым гораздо более обширной арены всемирной литературы. За этот второй период, т. е. за время с VII/VIII вв. до XIII/XIV вв., устанавливается, в сущности, непрерывная цепь литератур от одного островного конца Старого света — Японии до другого — Британии. Приближение к рубежам Средней Азии, с одной стороны, литературы китайской, с другой — арабской, обозначившееся в те же VII—VIII вв., переносит элементы культуры Восточной зоны в культуру Срединной и наоборот — элементы культуры Срединной зоны в культуру Восточной. А так как Срединная зона была издавна связана с культурой Западной зоны, с VII/VIII вв. она постепенно выходит на первый план в мировом культурно-историческом процессе.
6. Предложенная группировка материала и порядок его расположения во втором хронологическом разделе позволяет и на этом отрезке времени показать неравномерность литературно-исторического процесса.
|
