Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 3.4 Mb.
|
| же 14-ю кавбригаду и один полк таманцев на Медведовскую. И опять же, как и в других подобных случаях, преследование было прекращено уже крайне дезорганизованных, численно слабых частей противника. Генерал Бабиев отвел полки к Роговской и Новоджерелиевской, а одним полком занял Брюховецкую. Обстановка складывалась так, что дивизии генерала Улагая владели полной инициативой, казачьи полки имели большой подъем, красные оказались на грани паники. Создалась прямая угроза Екатеринодару. Левандовский организует эвакуацию своих тылов в Тихорецкую, вскоре туда же уходит штаб 9-й армии красных. Причем эвакуация происходит в такой спешке, что оставляется немало военного имущества. Оборона города поручается небезизвестному Епифану Ковтюху символическими силами в составе трех рот пехоты и запасной артиллерийской батареи. Дорога со стороны Тимашевской действительно была открыта. Но Улагая настораживало то, что дальнейнее углубление еще больше растягивало фронт и усиливало опасность фланговых ударов красных со стороны Уманской и Тихорецкой, К утру 8 августа войска генерала Улагая занимали довольно обширный район от Бейсугского лимана по плавням вдоль реки Бейсуг до станицы Брюховецкой, далее на восток до Корсунской, Дядьковской, Медведовской, на Старовеличковскую и Староджерелиевекую. Располагая не более чем пятью тысячами человек в трех дивизиях, Улагай не мог создать сплошной фронт и быть достаточно сильным везде. Резервов Улагай не имел, надежд на подкрепление из Крыма не питал. Оставалось уповать на одно, на всеобщее восстание казаков Кубани, как это было в 1918 году. Но уже первые дни показали, что немалая часть казаков с нескрываемым недоверием отнеслись к десанту и главным в этом была его малочисленность. Вера, подорванная в 1919 году действиями Деникина, да и самого Врангеля, потеряна, и возродить ее можно было только решительными шагами руководства белого движения. Рассуждая видимо таким образом, Улагай стал проявлять губительную осторожность. Он понимал, что захватить Екатеринодар ему не составляло больших усилий. Но смог ли он, потом удержаться, это могло оказаться простым рейдом. В это время Левандовский бросает против десанта еще две свежие дивизии: 9-ю из Ейского отдела, штаб которой находится в станице Уманской и 2-ю Донскую - со стороны Тихорецкой. Время упущено и сейчас, оно стало работать против десантных войск. В эти дни малочисленный отряд генерала Черепова, высаженный между Анапой и Новороссийском, не мог сковать таманскую группировку красных. Еще один просчет, который допустил штаб генерала Улагая, был в том, что не была установлена связь с многочисленными повстанческими отрядами, более, там мало что знали о существовании, так называемой, « Армии возрождения России». Загадкой остается то, что все это довольно легко прогнозировалось еще в Крыму, до начала высадки десанта. Штаб Врангеля, да и сам он легко могли предвидеть ход событий, предугадать действия большевиков. Но почему-то этого не случилось. Заняв Тимшевскую, имея в руках инициативу, Улагай оказался в затруднительном положении. А далее следоваии целый ряд ошибочных действий самого Улагая. Он делает шаг опять таки к нерешительности, приостанавливает наступление, надеясь пополнить поредевшие полки за счет мобилизации в Кавказском, и Таманском отделах. Мобилизационные пункты были развернуты в станицах Приморско-Ахтарской, Ольгинской, Степной, Ново-Джерелиевской, Роговской, Брюховецкой, Тимашевской, Поповической, Старовеличковской, Староджерелиевской, Николаевской, Гривенской, Кирпильской и других. Улагай и его штаб понимали, что мобилизация в 1920 году, после стольких поражений белого движения, очень не популярна среди казаков. Поэтому больших ожиданий от этого мероприятия они не ждали. И результаты говорили сами за себя. На призывные пункты казаки шли вяло и к концу второго дня, от начала мобилизации, их прибыло не более трех тысяч. Так стала рушиться главная надежда Врангеля на поддержку населения. Стало совершенно очевидным, что только приток свежих сил из Крыма и быстрое наступление вглубь Кубани, могли переломить недоверие населения и оказание с его стороны широкой поддержки. Казаки в прошлые годы испытали силу ударов Красной армии и все то, что следовало за их поражением, не могли склонить их вновь взяться за оружие. Такое могло произойти при гарантиях на успех. Видимо для этого надо было, по меньшей мере, овладеть Екатеринодаром и соединиться с повстанцами горных районов. Улагай с каждым днем все больше терял инициативу, а с переходом к обороне лишился главного условия успеха операции - смелого, решительного, а может быть отчаянного наступления до полной деморализации противника. Передышка войск Улагая подарила Левандовскому целых два дня, в течение которых тот смог сосредоточить свои силы и добиться значительного перевеса над Улагаем. Со стороны Крымской, в район станицы Медведовской, была выдвинута 26 стрелковая дивизия из Варениковской в направлении станиц Полтавской, Староджерелиевской, походным порядком двигалась 22 стрелковая дивизия, несколько полков были посланы из Екатеринодара. Но даже если бы в этот момент Улагай перешел в наступление, то и эти меры красных не спасли бы, их. Насколько серьезная обстановка сложилась на Кубани, что ею занялось московское правительство. Главком Каменев в помощь Левандовскому из Тихорецкой направляет 2-ю Донскую стрелковую дивизию, из состава 11-й армии, выдергивается 7 конная дивизия, а из своего резерва бросает Московскую бригаду курсантов. Как уже писалось, из Ейского отдела выходят две стрелковые бригады. Таким образом, красным удается против 5,5 тысяч казаков генерала Удагая сосредоточить до 16 тысяч штыков, 4 тысяч сабель, 400 пулеметов и 70 орудий. Это обеспечивало им четырехкратное превосходство по живой силе, а по пулеметам и орудиям более чем в пять раз. 7 августа было затишье, обе стороны активных действий не вели, кроме левого фланга дивизии генерала Бабиева. Полк этой дивизии под напором превосходящих сил был вынужден оставить Брюховецкую. Бабиев в помощь казакам бросил юнкеров Константиновского пехотного училища. Брюховецкая опять оказалась в руках казаков. К вечеру 7 августа Улагай принимает решение на возобновление наступления. Три его дивизии: Сводно-Кубанская генерала Казановича, 2-я Кубанская казачья дивизия генерана Шифнер-Маркевича и 4-я Кубанская конная дивизия полковника Буряка должны, согласно этого решения, нанести удар из района Тимашевской на Екатеринодар. На 1-ю Кубанскую дивизию генерала Бабиева была возложена задача по прикрытию всей операции с севера и северо-востока на значительном фронте, от станицы Бриньковской, в сторону Брюховецкой почти до Батуринской. Такая осторожность вызывалась тем, что севернее Бейсугского залива, со стороны Копанской и Привольной оставались части полуразгромленной Приуральской бригады красных. Кроме того, с севера в этом же направлении двигались две бригады 9 стрелковой дивизии, размещенной в станице Уманской. В этих условиях генералу Бабиеву пришлось избрать маневренный характер действий своей дивизии, как он сам выразился, диктовать огромной территории малочисленностью своих полков. Однако, невозможного казаки этой дивизии сделать не смогли, красным удалось распространиться по левому берегу реки Бейсуг. Станица Бриньковская пять оказалась в руках большевиков. В который раз эта несчастная станица переходит из рук в руки. Более того, один полк 2-й Донской стрелковой дивизии вышел со стороны Брюховецкой на Роговскую и захватил железнодорожную станцию. Позже было признано ошибочным, что Бабиев не развил наступление в сторону Копанской и Ясенской, где существовала благоприятная обстановка для пополнения казачьих полков. В это же время красные наносят удары со стороны станицы Переясловской силами 25-й стрелковой бригады 9-й дивизии и со стороны станиц Дядьковской, Медведовской и Старовеличковской силами 26-й стрелковой бригады этой же дивизии. Осмелела и выползла из плавней полузадушенная Приуральская бригада, вышла к Ольгинской со стороны Бриньковской. Конечно, такая потрепанная бригада не могла расчитывать на значительный успех, но видимо ей надоело сидеть в плавнях и кормить комаров. Сложившаяся обстановка не могла встревожить генерала Улагая и его штаб. Бабиев делал не возможное, но ему, видимо с громадным трудом удается удерживать большой район. В любой момент может случиться так, что в тылы всей группировки прорвутся значительные силы красных. Сам Бабиев был горячим сторонником захвата Екатеринодара, но допустил на своем участке красным выйти на левую сторону Бейсугского лимана и в свое время не развил успех через Бейсугское гирло в сторону Копанской. Константин Мукиец непрерывно находился в разъездах, так тогда называлась конная разведка. Как-то он с пятью казаками перешел вброд через гирло недалеко от Бриньковской, вышел к Ханскому озеру, откуда рукой было подать до Копанской. Но он понимал, что и так несколько увлекся и зашел значительно дальше, чем было приказано командиром сотни. Прошло всего несколько дней, как он одел погоны старшего урядника и был назначен взводным. В сотне его уважали за спокойный, уравновешенный характер, за смелость и красивый голос. Вокруг него всегда, когда была возможность, собирались песенники, он был заводилой не только в своей сотне. Все эти дни, как его полк вступил на кубанскую землю, Константин жадно ловил любую весть о родной станице, о новых порядках, которые завели в них большевики. Он неоднократно был свидетелем того, с каким радушием и радостью казаков встречали в станицах, когда на улицах собирались толпы людей, когда навстречу им выходили из камышей повстанцы. Но до этого ему таки не удавалось встретить копанчан или хотя бы человека, побывавшего в его станице. В один из тех дней, когда 3-й Уманский полк, в который уже раз загонявший приуральцев в камыши, к вечеру подошел к Привольной. Стала спадать дневная жара, со стороны плавней тянуло родным запахом стоячей воды, гниющих камышей. Сутками не слезая с лошадей, под палящим солнцем, в пыли, казаки не находили времени, чтобы обмыться, хотя вода всегда была рядом и манила прохладой. Так было и в этот тихий августовский вечер. Казаки просили у Константина сделать остановку около речки, но он не мог им уступить, помня строгое на этот счет предупреждение командира сотни. Все хорошо помнят, как были расстреляны красными из пулеметов юнкера Алексеевского училища, рассыпавшиеся по бахче под Ольгинской. Чаще всего находясь со своим взводом в разведках, Константин научился оценивать обстановку в станице, хуторе, не заходя в них. Вначале местные жители недоверчиво относились к казакам, видимо, боясь попасть на красных, неохотно вступали в контакт, даже тогда, когда слышали свой черноморский говор. Он слышал, что особенно недоверчиво люди относились к юнкерам военных училищ, одетых не в казачью форму, боялись терцев и алексеевцев, полки которых состояли из линейцев, говорящих не на местном кубанском наречии. Жители станиц не могли взять в толк, как это, как будто казак, в казачьей кубанской одежде, а не знает своего черноморского языка, не «балакае», а "штокае", как городовик или москаль. На подходе к Привольной, казаки налетели на стадо коров. Два пастуха испуганно смотрели на казаков, видимо не веря, что они настоящие. Но как только Константин забалакал на родном для них языке, пастухи осмелели и разговорились. В станице еще вчера были какие-то военные, говорили, что большевики. В те дни, когда они были в станице, люди прятались в камышах, погребах - кто где. Со станицы угоняли скотину, у людей в хатах забирали пшеницу, муку, овес и много чего другого. Но люди не сопротивлялись, их просто не было, поэтому никого не постреляли. Но, как рассказывали эти пастухи, в станице было и по-другому. Страшными для привольчан были первые дни, как услышали о высадке десанта. В те дни в станице были какие-то красноармейцы. Но всем заправляли ревкомовцы. Ловили всех, кто хоть чем-нибудь напоминал казаков, а тем более у кого находили кинжал или шашку. Многих тогда постреляли за станицей и в плавнях, большиство которых были старые казаки и малолетки. Тогда же позабирали всех лошадей и угнали в сторону железной дороги. Такой рассказ пастухов для казаков не был новым. Насльшались они в станицах и на хуторах, как издевалась новая власть над людьми, когда стало известно о появлении казаков в Приморско-Ахтарской, беспощадно расстреливались безвинные старики, дети и даже женщины. Много видели, много слышали о зверствах большевиков, но чтобы поголовно убивали мирных людей, да еще детей и женщин, такого казаки еще не слышали. Они не могли знать, что местные советские руководители выполняли специальное постановление о беспощадной расправе над жителями тех станиц, где находили поддержку повстанцы или как их называли камышатники. Такими были все станицы, вокруг которых были плавни, это почти все Приазовье - от Ейска до Темрюка. Командир 3-го Уманского полка полковник Закревский поддерживал постоянную связь с отрядом полковника Сухенко, который действовал в плавнях южнее станицы Копанской, между лиманамн Кущеватым, Сладким и Горьким. Иногда, здесь, в этих местах появлялись повстанцы из отряда есаула Рябоконя, Они ожидали выхода в этот район казачьих полков Бабиева, освобождения станиц Ейского и Кавказского отделов. Константин прекрасно знал эти места, сам в 1918 году был среди таких камышатников. Об этом знал не только его командир сотни, но и полковник Закревский, от которого он получил приказ о налаживании постоянной связи с повстанцами. Несколько дней назад он впервые побывал в отряде Сухенко. Чтобы не привлекать особого внимания казаков, потому что знал как рвались в эти места выходцы ближайших станиц, он взял с собою лишь одного пожилого казака из станицы Ново-Деревяновской, тоже хорошо знавшего эти плавни. Вышли на лошадях ночью. Широкое русло Бейсуга у Привольной по берегам было покрыто непроходимыми камышами. Лишь в некоторых местах, по крутому берегу, поросшему высокими бурьянами и терновниками, где можно было подобраться к реке. Кругом было тихо и, если бы не ухающая пушка, где-то со стороны Чепигинской, где дрались казаки генерала Бабиева, можно было забыть об этом проклятом времени. - Господин старший уряднык, а вам ны страшно, як ото нас пиймають краснюкы? - спросил немногословный Ефим Данилейко. Константин как-то не задумывался об этом раньше, а сейчас, вдруг, ему стало не по себе. - Та ни, Юхым Маркович, тут ныма уже ны одного краснюка, мы так им вжарылы, шо воны драпанулы аж до Канивськой. Решили медленно ехать низом, вдоль камышей до знакомого прохода в плавни. Ночь была звездной, сзади, за Привольной, стала выглядывать полная луна, обещавшая залить своим светом зеленые, бескрайние плавни. Это не помогало разведчикам, поэтому до ее выхода надо скрыться в камышах. Константин еще с тех времен, когда вместе с отцом и другими казаками ждали лучшего времени в камышах, стал понимать, что плавни не лучшее место для повстанцев. Но в этих местах северной Кубани ничего лучшего не было. Но повстанцы жили надеждой, надеялись на помощь Врангеля, на приход казаков Улагая и Бабиева надеялись на то, что новая власть долго не продержится, она была и остается чужой для кубанцев. Но надеждами питается молодость, старые казаки видили другое, в этом необозримом море камышей возможно таится их гибель, как случилось с большинством тех, кто сюда ткнулся еще в восемнадцатом, когда надежд было значительно больше. Константин нашел проход в камыши по твердой земле, по которому они на лошадях добрались до боли знакомых полей стыпка. По пологому берегу выскочили в степь. Лошади, почувствовав твердую землю, пошли легко и уверенно. Константин не мог оторвать глаз от растилавшейся ровной степи, залитой лунным светом. На казачьих наделах торчала стерня, стояла пожелтевшая кукуруза и почти черные подсолнухи. Как же это все было дорого обоим казакам, молодому и старому, с детства впитавшим запах скошенной пшеницы, степного воздуха и даже такой родной пыли. Вдали показались всадники, это могли быть и свои, и чужие. Уходить было уже поздно, их наверняка увидели, при лунном свете видно было, как они выхватывают из-за спин короткие винтовки, да и лошади при переходе через плавни порядком измотались. Видны были черные папахи, на некоторых были бурки, мелькнула надежда, что это свои. Но в те лихие времена на кубанских землях мало кто не примерял казачью форму, были такие среди приуральцев и даже среди донцов. Константин на всякий случай отстегнул от пояса лимонку, взял такую же, только бомбу-бутылку Юхим. Разъезд подошел поближе и тогда Константин, сложив ладони рупором, закричал: - Эй, хто вы таки? Мы улагаевцы, а вы? Из-за высокого бурьяна, где был разъезд, раздался хриплый голос: - Если вы таки наши, то одын шагай до нас, та ны стрыляйтэ! Пауза и со стороны бурьяна выехал всадник, по посадке и манере держаться на коне, можно было угадать кубанского казака. Чем ближе, тем больше напрягался Константин, уж больно было ему знакомо лицо этого человека, - Та ты ны Хведька Загинайко? - А то хтож ж, а вас, господин старший урядник, я шо то не узнаю. - Та я Кость Мукиець. - А бувало вы ны брэшите, пырыхрыстысь, як звалы вашего батька? |
