«Поэзия зрелой мысли…»: жизнь и творчество Давида Кугультинова литературно-методическое пособие





Название«Поэзия зрелой мысли…»: жизнь и творчество Давида Кугультинова литературно-методическое пособие
страница6/11
Дата публикации19.05.2015
Размер1.49 Mb.
ТипМетодическое пособие
100-bal.ru > Культура > Методическое пособие
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

«Писатель мира»

(об А. П. Чехове)
Трудно найти грамотного человека, который не читал бы Чехова. Впрочем, мы с ним знакомимся ещё далеко до того, как научимся читать. Спросите любого малыша в детском садике, знает ли он Ваньку Жукова или Каштанку? Вы получите утвердительный ответ. Чехов становится спутником на всю жизнь. Есть писатели, которых читают в определённом возрасте. Есть писатели, которые понятны одним и не понятны другим. Чехов же – писатель для читателей всех возрастов, всех вкусов и уровней, как Пушкин, Толстой, Горький. Чехов – интернационален, хотя он и сугубо русский писатель. Но Сервантес был писателем сугубо испанским, Диккенс – английским, Бальзак – французским. Однако они читаются людьми всех национальностей. В чём же дело? Дело в том, что проницательная мысль гения раскрывает перед нами душу человека, а человек остаётся человеком, какой бы он ни был национальности. Человек любит добро и ненавидит пошлость. Человек любит мир и ненавидит войну. Человек тянется к тому, с чьей стороны чувствует тепло любви.

Чехов был большим гуманистом – он любил людей застенчивой, целомудренной любовью. Когда он устами Астрова говорит: «в человеке должно быть всё прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли», кто не согласится с ним? Эти светлые слова, полные высокой поэзии и чистоты, приводили в восторженный трепет зрителя и читателя пятьдесят лет тому назад и эти же слова, рядом со строками Гёте:

«Лишь тот достоин счастья и

свободы,

Кто каждый день идет за них

на бой»,

внесла в свою записную книжку Зоя Космодемьянская, отправляясь на смертный бой с фашистами. Кто знает, быть может, эти же слова повторяла калмыцкая Зоя – Тамара Хахлынова?

Случайно ли Чехов и Гёте оказались рядом в записной книжке юной героини, совершившей подвиг, равный подвигам легендарной, святой Жанны д'Арк? Ведь Чехов и Гёте – столь разные писатели. Да, писатели разные, разные у них методы изображения, но объект один – человек. Оба они находили прекрасное, достойное поэзии, в человеке, в его деяниях и воспевали его как в живописи Микеланджело и Репин, в музыке Бетховен и Чайковский. Вот почему имена Чехова и Гёте оказались рядом в записной книжке Зои Космодемьянской. Это они незримо помогли формированию героини, чей образ и подвиг стали образцом высокого патриотизма, достойного подражания, образцом прекрасного в жизни. Вот почему сугубо русский, национальный писатель Чехов – интернационален, близок и дорог читателям всех национальностей.

Если спросить калмыка, кого он знает из русских писателей, он в числе первых имён назовет Пушкина, Толстого, Горького, Чехова.

Антон Павлович создал свою шкалу, свой стиль в мировой литературе. Он научил писателей краткости, которая, по его образному выражению, есть сестра таланта.

Если говорить о его воздействии на писателей – оно огромно. Влияние Чехова ощущали не только Куприн, Бунин, Вересаев, Телешов и другие его современники, но и многие не только русские писатели. Писатели всех народов учились и учатся у него тому, как показывать человека, время, эпоху. Возьмите знаменитый рассказ «Унтер Пришибеев». Унтер превращается в фантастическую фигуру. В нём обрисовывается чудовищный образ победоносцевской России, пославшей на эшафот юного Александра Ульянова! Возьмите другой рассказ – «Палата № 6», написанный после посещения Чеховым Сахалина. Разве это не самый страшный рассказ во всей русской литературе? Разве не кажется палатой № 6 вся тогдашняя Россия? Не случайно молодой Ленин, прочитав этот рассказ, признавался своей сестре Анне Ильиничне: «Когда я дочитал вчера вечером этот рассказ, мне стало прямо-таки жутко, я не мог оставаться в своей комнате, я встал и вышел. У меня было такое ощущение, точно и я заперт в палате № 6». Такова сила воздействия чеховских произведений на читателя.

Творчество Антона Павловича Чехова оказало благотворное влияние на развитие молодой калмыцкой литературы. В произведениях одного из зачинателей калмыцкой прозы Нимгира Манджиева внимательный читатель заметит его попытку приблизиться к манере Чехова. Юмор Манджиева сродни юмору Чехова. Я в данном случае имею в виду его стремление учиться у великого русского писателя. Особенно заметно влияние Чехова на драматургию Баатра Басангова. В его пьесах явно ощущается принцип чеховского стиля – наличие красоты в обыденном. Простые люди, казалось ничем неприметные, творят красоту жизни. Посмотрите его пьесу, которая сейчас идёт на сцене драматического театра «Кенз байн» («Запоздалый богач»). Мне могут возразить, что это комедия, а Чехов не писал комедий. Я не имею в виду жанр. Я говорю о принципе раскрытия основной идеи произведения. Центральным героем пьесы является богач Закрия. Он – наиболее активно действующее лицо на всем протяжении спектакля. И менее всего заметна его жена. Но она-то и выходит победительницей, ибо правда жизни на ее стороне.

Баатр Басангов с благоговением учился у Чехова, тщательно изучал его творчество. Он собирался переводить «Вишнёвый сад», пьесу, которую считал лучшей в мировой драматургии, хотя и преклонялся перед Мольером, Грибоедовым, Островским. Он утверждал: лучшее лирическое стихотворение в мировой поэзии – «Я помню чудное мгновенье», лучший роман – «Война и мир», лучшая драма – «Вишневый сад». Таково было суждение калмыцкого советского писателя. Впрочем, такое же признание я слышал из уст деятелей культуры и буржуазных государств.

В 1956 году в Ялте мне довелось побывать в музее Чехова, в знаменитой Аутке. Директором музея тогда работала сестра великого писателя, ныне покойная Мария Павловна. Не могу не сказать два слова о ней. Она работала, несмотря на свои 93 года, в преклонных летах осталась на оккупированной территории, чтобы спасти музей брата и, проявив удивительное мужество, сохранила до единого все экспонаты, за что была отмечена высокой правительственной наградой.

Мария Павловна была удовлетворена, узнав, что калмыки читают произведения Антона Павловича на родном языке. Во время нашей беседы прибыла индийская делегация во главе с заместителем министра культуры Индийской республики господином Чанд. Слава делегации заявил: «Мы прибыли в дом Чехова, чтобы преклониться перед его гением. Произведения Чехова в Индии так же популярны, как популярны произведения Рабиндраната Тагора. Русский писатель, создавший «Вишнёвый сад», и наш индийский писатель».

Такового было суждение прогрессивного деятеля культуры о творчестве Антона Павловича Чехова.

Мы щедры. Пусть великий Чехов будет индийским, английским, французским писателем, писателем мира. Но мы знаем – перо гения раскрыло перед миром высокую душу русского человека.

Осиянное слово

(о В. Хлебникове)
В Москве лет двадцать тому назад мне позвонил поэт Борис Слуцкий и сказал: «Мы, комиссия по литературному наследию Велимира Хлебникова, разбирая архив поэта в доме его племянника – художника Мая Митурича, наткнулись вдруг на две папки с надписями – «Калмыки». Они никакого отношения не имеют к творчеству поэта, но имеют прямое отношение к Калмыкии. Может быть, приедешь и посмотришь?».

Папки оказались из архива отца поэта – попечителя калмыцкого улуса, орнитолога, учёного. Владимир Алексеевич Хлебников был человеком высокой культуры, просветителем, сделавшим очень много для калмыцкого народа. Он разрабатывал программу развития сельского хозяйства Калмыкии, нашёл способ закрепления песков травами, начал разводить сады в степи, где и деревцо-то порой на многие километры не увидишь.

В двух папках, которые я затем передал в краеведческий музей республики, сохранились описания залежей подземных пресных вод в степи, различные этнографические материалы, например, описания игр калмыцких детей и многое другое из жизни калмыков, степного народа. Читая эти материалы, я видел мальчика Виктора, играющего с калмыцкими детьми, и рядом его отца, записывающего правила и все тонкости этих игр, более того, для краткости зарисовывающего наиболее выразительные моменты из тех, которые сразу так трудно зафиксировать словами на бумаге. Велимир (Виктор) Хлебников родился 28 октября 1885 года в Ханской ставке Малодербетовского улуса Калмыцкой степи, или, как он сам писал, – «в стане монгольских, исповедующих Будду, кочевников». Так романтически он называл калмыков.

Однажды Лев Николаевич Толстой признался, что все главные истины мира он открыл для себя до пяти лет. И я представил в свете этой мысли великого писателя, как младенец Виктор Хлебников на руках матери, открыв глаза, вдруг впервые увидел солнце, небо, звёзды, ощутил безбрежность просторов калмыцкой степи. Всё это в тот миг ещё не имело для него названий, но уже запечатлевалось на девственных полях памяти. Это потом, со временем, каждое увиденное явление найдёт себе название и войдёт в оболочку слова, составив его суть. Это уже потом, через много лет, 28 июня 1922 года в далёкой от калмыцкой степи новгородской деревне Санталово короткое слово «солнце» вспыхнет в его памяти ярчайшим огнём светила из детства, и он отзовется ему своим последним утверждением: «Да!».

А пока слова-явления, слова-события, слова-мирозданья будут накапливаться в его сокровенной душе – живые, двигающиеся, летящие, сталкивающиеся, высекающие при столкновении боль и радость, которые составляют Поэзию и Судьбу.

Владимир Алексеевич брал с собой малолетнего Виктора в поездки по улусу, и впечатлительный его сын, затаив дыхание, смотрел на зеркальную гладь как бы застывшего озера Цаца, видел белых лебедей, царственно плывущих по тихим водам, он слышал топот полудиких табунов степных коней, которые войдут в пределы его поэтического мира «страной Лебедией» и державой «Конецарства».

И я понимаю трогательное отношение поэта к Отчизне его детства, к нашей калмыцкой степи, глубже чувствую и понимаю, откуда у него началась великая любовь к миру и людям. Истинная поэзия – всегда любовь: любовь к звезде и мотыльку, к человеку и верблюду. И образы Хлебникова невольно вызывают в моей памяти сказочную страну Бумбу, могучих богатырей Джангара, его величественно прекрасного Аранзала. Из этого детства пришли дивные строки:

Меня окружали степь, цветы, ревучие верблюды,

Круглообразные кибитки,

Моря овец, чьи лица однообразно-худы,

Огнём крыла пестрящие простор удоды,

Пустыни неба гордые пожитки,

Так дни текли, за ними годы.

Отец, гроза далёких сайгаков,

Стяжал благодарность калмыков...
Ручные вороны клевали

Из рук моих мясную пищу,

Их вольнолюбивее едва ли

Отроки, обречённые топорищу,

Досуг со мною коротая,

С звенящим криком: «сирота я»,

Летел лебедь, склоняя шею.

Я жил, природа, вместе с нею.

Здесь каждое слово – это образ нерасторжимого мира, в котором всё нерушимо связано между собой. И слово здесь осиянно, как вместилище самой жизни.

Учёные-медики, наблюдавшие возвращение жизни после клинической смерти, установили закономерность, которая потрясла меня. Оказывается, возвращение жизни заявляет о себе активностью электрического поля в зоне речевого центра мозга, то есть восстановление речи, слова означало возвращение жизни. Клетка-нейрон излучает слово, как живая роза излучает аромат: клетка – роза, аромат– слово, и кванты мысли, подобно аромату розы, проникают в нас, волнуя душу. Мы ощущаем впервые произрастание духовного начала из живой, физической молекулы. Уловлено, быть может, самое поразительное – рождение мысли, слова.

Может быть, это было моё субъективное восприятие, но, прочитав сообщение о результатах наблюдений врачей в реанимационных палатах, я подумал о слове поэта, и, необъяснимо почему, предо мною предстал образ Велимира Хлебникова, который сумел отразить красоту крыла кузнечика, мог постичь голос каменной бабы скифских времён и понять тоску степняка-калмыка и пожалеть его. Вот несколько строк из его поэмы «Война в мышеловке»:

О люди! так разрешите вас назвать!

Жгите меня,

Но так приятно целовать

Копыто у коня:

Они на нас так не похожи,

Они и строже, и умней,

И белоснежный холод кожи,

И поступь твердая камней.

Так написать о коне, так написать о копытах коня, вобравших в себя красоту и величие пространства с движением времени, мог только рождённый в степи. И это импульсы клеток самой живой Природы, всей нашей Жизни и Любви.

Гёте как-то высказал мысль: чтобы понять поэта, надо посетить его родину. В наше время, когда поэзия Велимира Хлебникова привлекает к себе внимание читателей во всём мире, естествен интерес к той точке Земли, где увидел свет сам поэт. Константин Михайлович Симонов не раз расспрашивал меня о «ставке ханской», о доме, где родился В. Хлебников, высказывал желание непременно увидеть своими глазами родину поэта. Константин Симонов был человеком обязательным. Осенью 1968 года он приехал в Элисту, и отсюда на машине мы поехали в Малые Дербеты. Он сожалел, что едем на машине, а не на лошадях. Он хотел ощутить степь хлебниковских времён и в какой-то степени постичь великую, волнующую тайну феномена Велимира Хлебникова. Мы долго сидели с ним у дома Хлебникова в бывшей ханской ставке, говорили о неподвластной времени силе поэтического слова, и, отъезжая, Симонов сказал: «Надо бы сохранить этот дом, колыбель редчайшего и своеобразнейшего поэта России».

Да, это был дом, дорогой для самого поэта, а вокруг простиралась степь, пронзившая своим великолепием его душу, и потому бесконечно ему близкая. Ему было многое дорого на этой земле. Единственным не дорогим для него был он сам. Дервиш, бродяга, путешественник, который не думал о себе, о личном благе, а думал о поэзии и человеческих судьбах. Впрочем, может быть, я ошибаюсь, и сам он был дорог себе, ведь во всём, что любил поэт, присутствовал он сам.

Писатели о Д. Кугультинове

(Ч. Айтматов, М. Дудин, М. Карим, С. Липкин, Ю. Нейман)
Ч. Айтматов. «В соавторстве с землёю и водою…»

Слова. Словесная стихия. В словах мы осознаём себя и весь доступный пониманию мир. Без слов нет человека, и нет слов без человека. Слова, язык – в равной мере принадлежащее всем всеобщее достояние народа, нации. Но как же среди нас рождается особый мастер слова – поэт? Вот загадка. «Вдохновение! – скажут мне.– Талант. Дар божий!» Но только ли? Понятия эти весьма растяжимы, и поэтому возникновение поэтического мышления, равно как и музыкального, иной раз кажется не менее загадочным явлением, чем таинство зарождения комет в неведомых глубинах галактики. Как, из каких частиц, в каких условиях слова, соединяясь в стих, превращаются в особый словоряд, обретающий живой, действенный, проникновенный образ, подобно тому как из древесины возникают мелкие язычки огней, которые затем сливаются вдруг в большое пламя? Действительно, как? Ведь все мы обладаем тем же арсеналом слов, но поэтов среди нас, настоящих поэтов чистой пробы, не так уж много.

Об этом я думал снова и снова, перечитывая стихи Давида Кугультинова. И поскольку жизнь, творчество этого поэта, смею думать, мне достаточно хорошо известны, я прихожу к убеждению, что художник слова – это явление народной жизни. Такой художник слова, как Кугультинов, рождается в недрах своего народа, в «галактике» его духовного и нравственного опыта, в его муках и радостях, в его прошлой и новой истории, в сокровенных чаяниях его, ибо быть поэтом – значит совместить воедино минувшее и настоящее, надежды, страсти, думы, чувства многих и множества людей в себе, внести всё это в собственное, всеобъемлющее «я». Жизнь поэта заключает в себе многие жизни. Так мне кажется. Хотя я и понимаю, что, возможно, не все будут разделять подобную точку зрения.

Мало того, современный национальный поэт, в данном случае речь идёт о Кугультинове, рождается как бы дважды – возникая в недрах народа, дарующего художнику свой язык, традиции, мечты и чаяния, художник, развиваясь, выходит с именем этого народа из узкоместной поэзии в большой мир, в литературу общечеловеческого значения. И тогда поэт может и имеет право сказать от своего имени и вообще от имени человека, от современника своего:

Когда бы вдруг машина счётная

Кибернетически исчислила

Всё то, что здесь, в грядущем, ждёт меня –

Со всеми встречами и мыслями

Все радости мои, все жалобы –

Всё, предвосхитив, показала бы!

Тогда –

как зданье театральное

По окончанье представления –

Планету нашу моментально я

Оставил бы без сожаления...

...О, непредвиденное, разное,

Сверкай вдали, мани соблазнами!

Или вот ещё – из зачина, из мощного разгона поэмы «Бунт разума»:

Со смертью жизнь,– две силы, две основы,–

Соединяя мудро и светло,

Кристально чистой влагой родниковой

Смягчая боль и укрощая зло,

Отрадно возвращаясь, мерно споря,

С ожесточением людского горя,

Печали здешней воздавая дань,

Но унося через земную грань,–

Из темноты страдающей Вселенной

В клубящийся покой иных начал

Плыл моцартовский «Реквием» нетленный

И вечности сиянье излучал.

Отчаянья и смерти не страшась,

Плыл «Реквием» – покой, душа бессмертья.

Лишь погружаясь в музыку, дано

Нам со своим страданьем примириться

И медленно понять, что и оно –

Страданье – тоже бытия частица...

К этой вечной философии бытия, к этой жизнеутверждающей диалектичности в понимании смысла и сути жизни, к этому современному образу художественного мышления Кугультинов пришёл издалека, как из нового мира, из колыбели древнего калмыцкого мировосприятия, цельного и эпичного, мудрого и простодушного, из той промежуточной цивилизации между Востоком и Западом, которая присуща была исконно кочевым народам Алтайского гнезда.

Нынешние европейцы степной части России, бывшие азиаты, отпочковавшиеся от западной ветви древнемонгольских племён,– калмыки прошли тернистый, поистине сложный, трагический исторический путь. Сколько раз воспламеняясь и угасая, как степной пожар, обретая в кровавых битвах свою независимость и снова утрачивая её, неся невосполнимый урон от военных походов Цинской империи и других соседних ханств и сами в водовороте тех событий становясь орудием насилия и порабощения туркестанских народов, лишь в XVII веке, оставив миру бурную историю Джунгарского ханства и на память название Джунгарского хребта в Туркестане, с гибелью великого Амурсаны, последнего народного предводителя калмыков, героически погибшего на плахе цинов, калмыки нашли своё убежище и новую родину в пределах России. То было спасением оставшейся части калмыцкого народа. Спасением на грани исчезновения. Так было.

Я говорю об этом неспроста. Поэт – дерево, мы видим его ствол, ветви, цветущую зелень, но корни его скрыты от глаз в глубинных, мощных пластах живой и прошлой истории народа. Этот небольшой народ, изведав сполна жестокости и тяготы судьбы, сумел сохранить в памяти свою древнюю художественную культуру, некогда достигшую высокой степени развития в кочевом мире прошлого. Монастырско-буддийская письменность – одна из древнейших на Востоке – культивировалась у калмыков вплоть до XX века.

В советское время калмыки возродились на новой социально-исторической почве. И только таким образом мог появиться, сформироваться в среде калмыцкого народа один из виднейших советских художников слова, наш современник – Давид Кугультинов.

Поэтому-то творчество Кугультинова – само по себе факт исторический.

Как мастер стиха, как мыслитель, Кугультинов весьма интересен, глубок и современен. Высокий уровень интеллектуальности, психологическая обусловленность мысли сопрягается в его творчестве с простой, со зримой земной вещественностью, лирические движения души – с мощным эпическим потоком его поэм. Оставаясь верным особенностям национального мировосприятия, Кугультинов в то же время поднимается к глобальному мышлению человека XX века, достигая в своей поэзии «стереофонического» изображения больших и малых величин – человек в огромном мире и весь мир в отдельном человеке.

Самые сильные, яркие стороны кугультиновской поэзии – размышления, раздумья, внутренние переживания, насыщенные тревогами, переходящими в надежды, надеждами, переходящими в сомнения, радостью, горечью, мудростью человека наших дней. Безграничной печали: «...Никто не помнит своего рождения, никто не вспомнит свой последний час», – он находит мужественный ответ:

Неужто мы – единой цепи звенья,

Мы – люди, мы, что в разуме своём

Веков давно прошедших накопленья

И семена грядущего несём,

Бесплодно затеряемся во мраке,

Совсем как наши овцы и собаки,

Исчезнем без вести в тумане лет?!

А мысль – ценнейшая из всех материй?..

Неужто и она, за нами вслед,

Погаснет иль рассеется?

Не верю!..

И дальше:

Всё то, что созидали мы в дороге,

Не только вещь, картина или стих,

Но лучших наших помыслов итоги,

Восторги все, и боли, и тревоги

Незримо остаются средь живых

И с ними движутся вперёд. И это –

Всечеловеческая эстафета...

Человек и всё живое неустанно воссоздают себя, утверждает поэт:

Зерно взрывается в земле,

Как бы себя уничтожая,

И повторяется в стебле,

Как бы себя приумножая...

Самым крупным достижением Давида Кугультинова является, на мой взгляд, поэма «Бунт разума». О ней уже много говорилось и писалось. Большой труд и, я бы сказал, смелый поэтический вызов некоему «табу», вернее, своеобразному эстетству, избегающему, возможно и не случайно, общих тем, ставших предметом повседневной массовой информации. Отважиться на такое мог только уверенный в своих силах художник, убеждённый в своей правоте и правде. Речь идёт о войне во Вьетнаме, о вытекающей отсюда опасности для мира, и прежде всего атомной угрозе человечеству и её возможных губительных последствиях. Сколько об этом написано и сказано! Но вот слово взял поэт. Вслушиваясь в нетленные звуки моцартовского «Реквиема», мы присутствуем в доме «простого, среднего, стопроцентного» американца, погружённого в траур по убитому на войне во Вьетнаме сыну. Можно понять по-человечески горе родителей. Не трудно прийти к выводу, что погибший молодой человек и тысячи ему подобных американцев – жертвы преступной военщины. Но поэт покоряет нас не только состраданием, но и тем, как куёт он своё слово на жаркой наковальне истории, потрясает нас, когда мы вместе с ним врываемся в мир наших дней, к людям мятущимся, страдающим в отчаянии и страхе перед угрожающим ликом тотальной войны. И глядя на них, очутившись на траурном пороге Адама Крейзи, чувствуешь, как нарастает в тебе закравшаяся тревога за себя, за своих близких, за род людской. Набат тревоги, едва слышно зачавшийся где-то в отдалении, с одинокого колокола, постепенно приближается, заполняет Вселенную в необъятных масштабах её пространств и времени, от доисторических субстанций, когда человек только ещё становился человеком, до кричащего неистовства данного момента, когда вы читаете строки этой необыкновенной поэмы. Традиционный реализм, ирреальность, быль, вымысел, ясновидение человека, лишившегося рассудка, сказка, притча, эпос, политический памфлет – всё это в едином мощном потоке кугультиновской поэзии грянет грозовым валом, покоряя силой мысли, точностью и богатством найденного слова!

Зрелый большой художник предстаёт перед нами со всей великой болью и великой надеждой. Своим дыханием, своей кровью, своей мудростью художник оплодотворяет расхожие газетные темы, возвышая их до вершин искусства. Как мастер, он предстаёт перед нами в этой поэме во всеоружии, в многоумении и многообразии. Пабло Неруда говорил: «Поэт, не пришедший к реализму, обречён на смерть. Но и поэт, оставшийся только реалистом, тоже обречён на смерть. Поэт, являющийся только иррационалистом, понятен лишь самому себе и своей возлюбленной, а это весьма печально. Поэт, являющийся только рационалистом, понятен даже ослу, что тоже в высшей степени печально. Для этих уравнений нет чисел в таблицах, нет составных, узаконенных богом или чертом...».

Поистине пророческие слова, вскрывающие сокровенную суть художественного творчества, отличительную суть самого мышления подлинного художника, в чём бы он ни пытался проявить себя – будь то музыка, изобразительное искусство, театр или кино.

«Бунт разума» в этом смысле произведение высокого и сложного построения, заключающее в себе многослойное, раскованное, широкое течение мысли и образов. Мне хотелось бы выделить в этой поэме особую главу, названную сказкой о «Железной птице». Это яркая фреска из фольклора, мастерски вписанная в общую панораму поэмы, она по-народному сочная, иносказательная, глубокая по замыслу, захватывает не только необыкновенным сюжетом, но главным образом серьёзными мировыми проблемами, извечно тревожащими человеческий разум и совесть,– как противостоять злу, насилию, деспотизму, приводящим мир в состояние войны и катастроф.

Эта притча вобрала в себя и древнюю народную мудрость, и наши современные познания, и трагедию Хиросимы, и то, что мы называем «узконациональными эгоистическими устремлениями», таящими опасность обернуться «во зло себе», ибо они находятся в вопиющем противоречии с самыми элементарными, коренными интересами добра и жизни на земле.

Разумеется, такая вещь, как «Бунт разума», не может быть преодолена без встречного усилия, испытываемого при чтении. На то и философская трагедия! Её надо читать, отдавая в том себе отчет.

Давид Кугультинов несомненно большой, самобытный художник слова. Он давно, активно и много пишет, обогащая советскую литературу своими произведениями, в которых ясно ощущается биение сердца поэта-гражданина, осознающего свою ответственность и причастность ко всему, что происходит в современной жизни.

Я рад этой возможности сказать о нём то, что думалось давно. И при этом, думая о нём как о выдающемся представителе калмыцкой литературы, я испытываю глубокое волнение при мысли, что нам с ним выпало счастье жить и творить в советскую эпоху, способствуя в какой-то мере развитию духовной культуры наших народов. Ведь в прошлом, на протяжении многих веков, живя зачастую бок о бок и на Алтае и в Туркестане, наши предки – киргизы и калмыки – часто скрещивали оружие. Всё это кануло в Лету, всё это теперь история прошлого. Настало время единения, сотрудничества, невиданного братства. Настало время культурных взаимодействий и взаимообогащений. У нас за плечами великие творения из устного творчества народов – мировые эпосы «Манас» и «Джангар», истоки наших искусств, у нас на вооружении культура современного советского общества. Сказанное некогда – время жить и время умирать – можно перефразировать теперь: время жить и время творить...

Творчество Давида Кугультинова, представленное в предлагаемых трёх томах, оставляет сильное, отрадное впечатление. В многонациональной советской литературе Кугультинов стоит в одном ряду с Расулом Гамзатовым, Мустаем Каримом, Кайсыном Кулиевым...

«Зелёная, ещё не колосится...» – так начинается стихотворение Кугультинова о пшенице в поле:

Её простая прелесть не тревожит

И словно бы загадок лишена,

Но из красот весны она, быть может,

Всех больше человечеству нужна.

И я любуюсь ею, рядом стоя,

Так, будто сам, с волнением, тоской,

В соавторстве с землёю и водою,

Замыслил некогда её такой.

И позже – с вдохновеньем и искусством

Растил, лучами растопивши лёд,

И вот теперь с таким ревнивым чувством

Слежу за продолжением работ...

С удовольствием цитирую эти строки поэта, умеющего быть «в соавторстве с землёю и водою». В этом сила его духа. «И вот теперь с таким ревнивым чувством слежу за продолжением работ», работ Давида Кугультинова. А поле его огромно...
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

Похожие:

«Поэзия зрелой мысли…»: жизнь и творчество Давида Кугультинова литературно-методическое пособие iconРефератов и презентаций Жизнь и творчество русских писателей
А. С. Пушкин «Повести Белкина» Жизнь и творчество М. Ю. Лермонтова Жизнь и творчество И. А. Крылова Басни И. А. Крылова Басни Жана...
«Поэзия зрелой мысли…»: жизнь и творчество Давида Кугультинова литературно-методическое пособие iconМетодическое пособие по литературе в 9 классе Н. В. Егорова. 2Лермонтов...
Представлена работа по использованию цифровых образовательных ресурсов на уроке литературы в 9 классе по теме «Жизнь и творчество...
«Поэзия зрелой мысли…»: жизнь и творчество Давида Кугультинова литературно-методическое пособие iconКалмыцкая безэквивалентная лексика и фразеология в русских переводах...
Работа выполнена в отделе урало-алтайских языков Учреждения Российской академии наук Институт языкознания ран
«Поэзия зрелой мысли…»: жизнь и творчество Давида Кугультинова литературно-методическое пособие iconТема: «Поэты «шестидесятники». Цель: Познакомить учащихся с понятием «эстрадная поэзия»
Введение в фандрайзинг: учебно-методическое пособие [Текст] / сост. М. С. Пальчевская. Красноярск: Сиб федер ун-т, 2012. 38 с
«Поэзия зрелой мысли…»: жизнь и творчество Давида Кугультинова литературно-методическое пособие iconМетодическое пособие по дисциплине «Статистика» для специальности...
Данное методическое пособие предназначены для студентов и преподавателей колледжей, реализующих Государственный образовательный стандарт...
«Поэзия зрелой мысли…»: жизнь и творчество Давида Кугультинова литературно-методическое пособие iconИнформационные технологии в музее (методическое пособие)
Методическое пособие для бакалавров музеологов, обучающихся по направлению 030300 и студентов гуманитарных отделений
«Поэзия зрелой мысли…»: жизнь и творчество Давида Кугультинова литературно-методическое пособие iconУчебно-методическое пособие по курсу «Рентгенографический анализ» Казань, 2010
Методическое пособие предназначено для студентов и аспирантов геологического факультета
«Поэзия зрелой мысли…»: жизнь и творчество Давида Кугультинова литературно-методическое пособие iconМетодическое пособие «Организация работы с резервом кадров в органах...
Методическое пособие «Организация работы с резервом кадров в органах мчс россии. Методическое пособие»
«Поэзия зрелой мысли…»: жизнь и творчество Давида Кугультинова литературно-методическое пособие iconМетодическое пособие Саранск 2008 ббк 74. 100
Данное методическое пособие является следующим звеном – продолжением работы по проблеме включения регионального компонента в учебный...
«Поэзия зрелой мысли…»: жизнь и творчество Давида Кугультинова литературно-методическое пособие iconУчебно-методическое пособие к практическим занятиям
...
«Поэзия зрелой мысли…»: жизнь и творчество Давида Кугультинова литературно-методическое пособие iconУчебно-методическое пособие Тольятти 2011 удк ббк ахметжанова Г....
Учебно-методическое пособие предназначено для студентов магистров, обучающихся на педагогическом факультете тгу по направлению «Педагогика»....
«Поэзия зрелой мысли…»: жизнь и творчество Давида Кугультинова литературно-методическое пособие iconМетодическое пособие Канск 2006 Печатается по решению научно-методического...
Учебно-методическое пособие предназначено для студентов и преподавателей педагогических учебных заведений
«Поэзия зрелой мысли…»: жизнь и творчество Давида Кугультинова литературно-методическое пособие iconПлан-конспект урока по теме : «М. Ю. Лермонтов. Жизнь и творчество...
План-конспект урока по теме : «М. Ю. Лермонтов. Жизнь и творчество поэта. «Бородино»»
«Поэзия зрелой мысли…»: жизнь и творчество Давида Кугультинова литературно-методическое пособие iconМетодическое пособие для студентов геолого-географического факультета...
Учебно-методическое пособие разработано доцентом кафедры общей географии, краеведения и туризма В. Г. Еременко
«Поэзия зрелой мысли…»: жизнь и творчество Давида Кугультинова литературно-методическое пособие iconМетодическое пособие представляет собой сборник дидактического материала,...
Методическое пособие предназначено для студентов, обучающихся по специальностям 050709 Преподавание в начальных классах, 050720 Физическая...
«Поэзия зрелой мысли…»: жизнь и творчество Давида Кугультинова литературно-методическое пособие iconУчебно-методическое пособие по дисциплине «пропедевтика внутренних болезней»
Учебно-методическое пособие предназначено для студентов 3 курса медико-профилактического факультета кгму


Школьные материалы


При копировании материала укажите ссылку © 2013
контакты
100-bal.ru
Поиск