И. Б. Серебряная грамматические оценки в русской критической литературе 1-й половины Х i Х века
Скачать 1.79 Mb.
|
| Глава 1 Особенности грамматических оценок в русской критической литературе 1-й половины XIX века. Оценки грамматической стороны языка текущей литературы особенно часто, по сравнению с другими типами отзывов о языке, отличались чрезмерной лаконичностью, нередко занимая скромное место в самом конце отзывов и рецензий. При этом критики стремились всячески подчеркнуть малозначительность, второстепенность своих замечаний такого рода и, оправдываясь перед читателями, характеризовали ошибки авторов против грамматики как несущественные. Вместе с тем высказывания о грамматической правильности языка оцениваемых произведений были чрезвычайно частотными в русской литературной критике 1-й половины XIX века. Это противоречие отражало глубинные проблемы формы и содержания в искусстве. С одной стороны, строгость и чёткость грамматических правил воспринимались литераторами как принудительное, сковывающее творческую личность начало. Со свойственным им эмоционально-образным взглядом на мир, писатели и критики писали о «грамматических оковах» (Пушкин, 7, с. 51), о власти «благочестивейшей государыни… законно царствующей Грамматики» [Цит. по: Булаховский, 1954, с. 43], о том, что «теплота и увлекательность изложения даются не грамматикою, а матерью-природою» (Белинский, 3,с. 194). С другой же стороны, грамматической правильности придавалось исключительно большое значение, и замечания этого типа в русской критической литературе были столь частыми, что В.Г.Белинский определял «нападки» за незнание грамматики как «характеристическую черту истории русской литературы» (Отеч.зап.,1843, т.26, №1, с.30). Слово «нападки» не случайно. Критики действительно фиксировали в основном погрешности авторов. Если отсутствие грамматических ошибок расценивалось как естественное и почти никогда не сопровождалось похвалой, то нарушения отмечались непременно и, часто, в очень резкой форме, поскольку грамматические «неправильности» считались самыми грубыми, рассматривались как свидетельство крайней безграмотности или бесцеремонного обращения с русским языком. Следует подчеркнуть, что сосредоточение внимания на ошибках было характерно для большей части критических суждений о языке. Как указывалось выше, одни литераторы 1-й половины XIX века считали, что критика призвана отмечать в рецензируемых произведениях преимущественно достоинства; другие утверждали, что, наряду с достоинствами должны равным образом указываться также и недостатки. Однако на практике эти теоретические установки мало выполнялись, и критические оценки языковой сферы в целом были преимущественно отрицательными. Н.Д. Арутюнова, отмечая факт негативизма как весьма типичный для любых, причём, не только языковых, оценок, объясняет его тем, что «в жизни плохое гораздо более многолико, чем хорошее», поскольку отклонения от нормы разнообразны, норма же едина [Арутюнова, 1988, с. 272]. Впрочем, применительно к языку этот вопрос решается не столь однозначно. С одной стороны, достаточно часто приходится говорить о вариативности нормы в рамках литературности. С другой стороны, границы между нормой и отклонением от неё довольно зыбки, особенно в отношении языка художественной литературы. Как известно, поэты и писатели нередко допускают отступления от нормы в художественно-выразительных целях, и это обстоятельство, как считают многие языковеды, может стать одной из движущих сил нормативных изменений. «Мастер языкового употребления не только хорошо знает нормы языка, но и сам на них влияет и сам их создаёт», - пишет Г.О. Винокур [Винокур, 2006, с. 252]. Преобладание отрицательных языковых (речевых) оценок в русской критической литературе 1-й половины XIX века было, как кажется, во многом обусловлено тем, что для критики в это время приоритетным являлся идейно-содержательный аспект разбираемого текста [Крупчанов, 2005, с. 8]. Языковая же, формальная его сторона считалась второстепенной, что часто декларировалось рецензентами, которые именовали нарушения правил «маленькими», «неважными», «мелкими» и т.п. Так, С.П. Шевырев в 1827 г. называл критические замечания «на слова, правильно или неправильно употреблённые» «маловажными (ППК -1, с. 90-91). В. Г. Белинский тоже предлагал критикам «бросить старую замашку» нападать на сочинителей за «искажение языка» (Белинский, 6, с. 529). И если, несмотря на это, погрешности скрупулёзно и придирчиво фиксировались в назидание авторам и читателям, то соблюдение нормы воспринималось как естественное явление и часто вообще не отмечалось. В лучшем случае рецензенты ограничивались предельно лаконичной похвалой. Например, анонимная рецензия о выходе в свет «Путешествия на Афонскую гору» Д.В. Дашкова, опубликованная в газете «Северная пчела» за 6 января 1825 г., заканчивалась кратким одобрением «ясного, правильного изложения» и «образцового слога» (Северная пчела, 1825, № 3, 6 января). В мартовском номере журнала «Атеней» за 1829 г. помещался разбор рассказа «Вывеска», напечатанного в «Невском альманахе»; при этом только в самом конце разбора имелась не подкреплённая ни одним примером фраза: «Местами попадаются счастливые выражения» (Атеней, 1829, № 6, с.366). Любопытно, что сами критики чувствовали этот дисбаланс между обилием упрёков и скудостью похвал. «Для чего же хвалить прекрасное не так же легко, как находить недостатки?». – восклицал в 1828 г. И.В. Киреевский в статье «Нечто о характере поэзии Пушкина» (ППК – 2, с.82). Необходимо остановится на причинах повышенного внимания критики к грамматической стороне литературы. К ним можно отнести и сформировавшееся ещё в XVIII веке устойчивое представление об исключительной важности и практической значимости грамматических знаний для любых начинаний: «В грамматике все науки… нужду имеют» [Ломоносов, 1952, с. 392 – 393]; и продолжение традиций классицизма с присущей ему нормативно-стилистической критикой [Ист.рус. кр.,т.1,с.58]; и преимущественно грамматическое содержание обучения отечественному языку в 1-й половине 19 века [Текучёв, Хрест., с. 70]. Кроме того, авторы, в большинстве своём происходящие из аристократически-дворянских кругов, нередко лучше владели французским языком, чем русским, и это тоже было одной из серьёзных причин грамматических (морфологических) нарушений. Л.А. Булаховский отмечает плохое знакомство с правилами русского языка многих сочинителей 1-й половины XIX века и подчёркивает большую роль критики в борьбе за грамматическую правильность [Булаховский,1954, с. 44-47]. В связи с последним возникает законный вопрос: «А судьи кто?». Могли ли адекватно оценивать грамматическую сторону разбираемых произведений литературные критики, сами страдавшие теми же «недугами» недостаточной грамотности, что и писатели? Думается, что здесь, с известными оговорками, возможен утвердительный ответ. Прежде всего, следует отметить, что среди редакторов, издателей периодических изданий и профессиональных критиков было немало крупных учёных-филологов. Это, к примеру, А.Ф. Мерзляков, Н.И. Греч, В.Г. Белинский, М.Т. Каченовский, О.И. Сенковский, Н.И. Надеждин, М.А. Дмитриев, И.Е. Срезневский и другие. Кроме того, право судить других, сопряжённое с необходимостью аргументировать свою точку зрения, заставляет критика, пусть и не профессионального языковеда, искать подкрепления сделанных им оценок не только в собственном языковом опыте, но и в классических образцах, общем употреблении и книжных руководствах. Разумеется, всё это не исключает возможность ошибок в оценках, несправедливых мнений и т.п. Однако, и сами промахи такого рода весьма показательны как проявление неустойчивости нормы, нестабильности грамматических явлений, незавершённости определённых формальных изменений. Что же касается широко распространённого в наши дни литературного редактирования, связанного с проверкой и исправлением текста, то, как отмечают исследователи [Сбитнева, 2009, с. 31-45], эти обязанности в то время, как правило, целиком возлагались на авторов. Редакторы же (являющиеся одновременно также издателями), в основном выполняли задачи по вёрстке материалов, написанию предисловий, подбору иллюстраций и т.п., стремясь как можно точнее воспроизвести оригинал. Примечательно, что такое положение многих не устраивало, о чём свидетельствуют выступления в печати. К примеру, в «Письме к издателям», написанном от лица учителя приходской школы из уездного города Т. и опубликованном в газете «Северная пчела» за 10 февраля 1825 г., выражалось сожаление, что в России отсутствует система издательской правки текстов, имеющаяся в других странах, в частности, - во Франции: «Нельзя требовать, чтобъ, напримýръ, Архитекторъ, Геометръ, Живописецъ были знатоками языка: эти корректоры поправляютъ ихъ сочинения въ отношении къ Грамматикý и слогу … Не худо было бы завести это и у насъ!» [СП, 1825, № 18]. Впрочем, иногда писатели, не уверенные в собственной грамматической компетентности, поручали более, по их мнению, сведущим лицам править предназначенный для публикации текст. Так, в частности, поступил Н.В. Гоголь, поручивший корректировать издание своих сочинений 1842 г. своему близкому другу преподавателю русской словесности Н.Я. Прокоповичу [Войтоловская, Степанов, 1962, с. 15]. Как свидетельствует анализ русской критической литературы 1-й половины XIX века, грамматические оценки литературных произведений отличались в этот период большим разнообразием. Прежде всего, это были замечания по поводу морфологии и синтаксиса. Из обильного материала можно привести следующие яркие факты. «Маленькую ошибку против грамматики» отметил в 1816 г. у В.А.Жуковского А.С.Грибоедов. Так он расценил пассивную причастную форму прошедшего времени облеченны, выступавшую в балладе «Людмила» в функции сказуемого: И зерцало зыбких вод, И небес далекий свод В светлый сумрак облеченны… Спят пригорки отдаленны (Жуковский,Избр., с.125). «Облеченны вместо облечены нельзя сказать», - писал Грибоедов (Гриб., т.2, с. 49). Формы, о которых идёт речь, по наблюдению Л.А. Булаховского, были весьма характерны для поэзии 18 века [Булаховский. Рус.лит.яз., с. 248], но к началу 19 века они уже устарели и воспринимались как ошибочные. Интересно, что об усечённом прилагательном отдаленны, находящемся в конце этой строфы, Грибоедов никак не высказался. Но уже в двадцатые – тридцатые годы критика определяла усечённые формы как «немодные». Именно так квалифицировал пушкинское усечение в «Полтаве» (письма) тайны Н.И.Надеждин (ППК 28-30, с.173). Сходным образом пермский литератор, подписавший свою рецензию П. Р–нъ, отрицательно отозвался об усечённом прилагательном задумчиво (светило) в стихотворении анонимного поэта из журнала «Сын отечества» (ЗМ, 1833, №3, с. 171). Немалый интерес представляют также замечания синтаксического содержания. Так, в 1820 году А.Ф. Воейков в критическом разборе поэмы А.С. Пушкина «Руслан и Людмила» написал по поводу строки «Узнал я силу заклинаньям»: «По-русски говорится: силу заклинаний» (ППК – 1, с. 66). В ответ на это С.Осетров, защищая Пушкина от нападок, привёл ещё более грубую, по его мнению, ошибку против управления в стихотворении самого Воейкова «Послание к жене и друзьям», где была такая строчка: Волчцу и тернию расти не допускает. «Кто же, хотя мало зная русский язык, - спрашивал Осетров, - решится сказать: я не допустил бы ему до такого дурачества; мне не допустили ко двору?» (там же, с. 95). В эту полемику о формах глагольного управления включился И.Е.Срезневский. В журнале «Сын отечества» (1821 г.) он уточнил, что «неокончательное наклонение» расти, действительно, требует кому, чему: «не расти в пустыне хмелю без подпоры, не цвести цветам под солнышком осенним». И в стихотворении Воейкова именно глагол расти, а не глагол допускать является управляющим (СО,1821, №16, с. 85). Такого рода цепочки фактов, отражающих различные мнения литераторов о спорных вопросах нормы, помогают проследить динамику многих изменений в литературном языке и языке художественной литературы, а также существенно уточняют наши представления о языковых вкусах эпохи. Примечательно, что замечания русских критиков по поводу грамматики не ограничивались лишь морфологическим и синтаксическим аспектами: к грамматическим причислялись также орфографические, орфоэпические и даже лексические явления. Так, в газете «Северная пчела» за 1839 год перечислялись следующие «грамматические нововведения журнала «Отечественные записки»: произношение Петербуржский, вместо Петербургский, слитное написание предлогов с именами, «странное наводнение» это, этих и чтобы, употребление простонародного местоимения этакой вместо такой (СП, 1839, №29, «Смесь»). Кроме того, «грамматическими» именовались разного рода логические нарушения. Например, в известном стихотворном отзыве В.А.Жуковского о стихотворении П.А.Вяземского «Вечер на Волге» (1815 г.) была такая оценка: Переступившее ж последнюю ступень На небе пламенном вечернее светило – В прекраснейших стихах её переступило; Да жаль, что в точности посбилось на пути; Нельзя ль ему опять на небеса взойти, Чтоб с них по правилам грамматики спуститься, Чтоб было ясно всё на небе и в стихах? [Цит. По: Гинзбург,О лирике, с. 35]. Соответствующая строфа у Вяземского читалась: Благоухает древ трепещущая сень, И яркое светило, Спустившись в недра вод, Уже переступило Пылающих небес последнюю ступень (Вяземский, с. 57). Здесь нарушена логическая последовательность событий: «светило» должно было сначала сойти с небес и только потом спуститься «в недра вод». Возможно также, что внимательный Жуковский заметил здесь и тавтологический повтор: переступила – ступень. Но отнёс он обе эти погрешности к грамматике. Любопытно, что в письме Вяземскому от 19 сентября 1815 года Жуковский шутливо снял своё замечание, видимо, сочтя ошибку незначительной: «Переступившему светилу позволяется не трудить себя новым восхождением на небо!» (Жуковский Эст., с. 365). Такого рода случаев расширенного понимания русскими критиками грамматики можно привести немало. Думается, причина этих явлений заключается не только и не столько в языковедческом дилетантизме пишущих, сколько в особенностях российской грамматической мысли 1-й половины 19 века. Грамматики в это время, будучи одновременно и научно-теоретическими трудами, и практическими пособиями по культуре русской речи, включали не только разделы морфологии («этимологии») и синтаксиса, но и главы, посвящённые правильному произношению, ударению, правописанию. Составители отечественных грамматик главную свою цель видели в распространении грамотности, обучении чтению, письму и правильной речи. И хотя издавались также «всеобщие» западноевропейские философские грамматики, в которых на основе абстрактно-логических принципов рассматривались общие закономерности строения и функционирования языков [Березин, 1979, с. 45-61], основными пособиями при изучении русского языка служили отечественные руководства. По Ломоносову, если «общая грамматика есть философское понятие всего человеческого слова», то «особливая» российская грамматика «есть знание, как говорить и писать чисто российским языком» [Ломоносов, 1952, с. 420]. Н.И.Греч тоже определял частную грамматику как «собрание правил, коими руководствуется отдельный народ …, употребляя дар слова изустно и в письме» [Греч, 1830, с. 4]. Сугубо практическое назначение грамматики подчёркивал и В.Г.Белинский: «правильность – предмет и цель грамматики, которая с педантической кропотливостью задумывается над тем, как правильнее произносить, склонять, согласовать, писать, - словом, употреблять то или другое слово» [Текучев., 1982, с. 46]. Традиционно- логический подход к языку также сохранялся, особенно в сфере синтаксиса. Всё это обусловило синкретизм языковых характеристик в русской литературной критике. Вместе с тем, наряду с фактами расширенного представления о грамматике, встречаются случаи, когда грамматические, в современном понимании, явления квалифицируются иным образом. Примечательны в этом отношении материалы, связанные с творчеством А.С.Пушкина. Об исключительном внимании Пушкина к грамматической правильности языка исследователи писали не раз. И как свидетельство уважительного отношения великого поэта к грамматике часто приводились строки из болдинских полемических заметок 1830 года под общим названием «Опровержение на критики»: «Вот уже 16 лет, как я печатаю, и критики заметили в моих стихах 5 грамматических ошибок (и справедливо): 1.остановлял взор на отдаленные громады; 2. На теме гор (темени); 3. Воил вместо выл; 4. Был отказан вместо ему отказали; 5.игумену вместо игумну. Я всегда был им искренно благодарен и всегда поправлял замеченное место» (Пушкин.7, с.121). Таким образом, грамматическими Пушкиным названы два синтаксических факта (форма глагольного управления винительным падежом остановлял взор на …громады, вместо предложного – на громадах, и пассивная форма сказуемого был отказан, вместо ему отказали); два собственно морфологических (на теме гор, вместо нормативного темени, воил по аналогии с вою, вместо выл); и один фонетико-морфологический (форма дательного падежа единственного числа игумену, не отражающая беглости гласных). Возникает, однако, вопрос: почему поэт написал только о пяти отмеченных у него критикой до 1830 года грамматических ошибках? Таких случаев, вне сомнения, было больше, и Пушкин, по крайней мере, о некоторых из них не мог не знать. К примеру, в том же отзыве Н.И.Надеждина о «Полтаве», где отмечался как ошибочный страдательный оборот был отказан, имелись и другие грамматические, с современных позиций, поправки: Стыдясь, отверг венец Украйны, И договор, и письма тайны… Верно, усечения опять входят в моду! (ППК – 2, с.173); Не он ли наущеньям хана И цареградского султана был глух? … Кажется, можно быть глухим к чему-нибудь, а не чему-нибудь! [там же]. Конечно, в «несносные часы карантинного заключения, не имея с собою ни книг, ни товарища», как он сам характеризует этот период (Пушкин. 7, с.284), поэт мог что-то выпустить из памяти. Думается, однако, что дело не только в этом. Скорее всего, Пушкин просто не относил подобные замечания к числу грамматических, ибо грамматика для него, как и для его современников, была связана с представлением о строгой, однозначно кодифицированной норме. Ироническая оценка Надеждина по поводу усечённого прилагательного тайны касалась языковой «моды», т.е. факультативного, «вольного» употребления, являющегося результатом выбора. И вторая поправка - относительно предложного – беспредложного управления глух чему или глух к чему – также, вероятно, не воспринималась в то время как грамматическая, поскольку в пособиях 1-й трети 19 века не было сколько-нибудь чётких указаний, регламентировавших сложнейшие проблемы управления [Виноградов, 1978 (а), с. 56-61]. Тот факт, что в пушкинском перечне грамматических ошибок всё же есть случай управления, думается, связан с французским происхождением оборота остановлять взор на что-то: il fixait ses regards sur les montagns [Томашевский, 1956, с. 126.]. Галлицизмы считались несомненным нарушением грамматической правильности русской речи, и в периодических изданиях с ними велась постоянная борьба. К примеру, в газете «Северная пчела» за 1825 год пристрастие к французскому языку определялось как «заразительная болезнь», «нравственная немощь», против которой должны восстать «благомыслящие любители всего отечественного» (СП, 1825, №97). Склонение существительных на –мя чётко регламентировалось в грамматиках, начиная с Ломоносова [Ломоносов., 1952, с. 449], и Пушкин включил отмеченную критикой в поэме «Руслан и Людмила» и впоследствии исправленную им форму предложного падежа единственного числа на теме в свой перечень. Однако ни одно из грамматических замечаний, сделанных в 1820 году по поводу этой поэмы А.Ф.Воейковым, не вошло в данный список: «Считает каждые мгновенья. Надлежало бы сказать: каждое мгновенье; … Наш витязь старцу пал к ногам. Надлежало бы сказать: к ногам старца или в ноги старцу; … Светлеет мир его очам. По-русски говорится: светлеет мир в его очах» (ППК – 1, с. 65). Важно отметить, что критик не называет эти случаи грамматическими, именуя их «маленькими погрешностями против языка» [там же]. Весьма показательны в связи с этим рассуждения В.Г.Белинского, который в статье «Русская литература в 1842 году» называет три наиболее частых аргумента, выдвигаемых критикой при разборе «новых творений таланта»: первый – это «сальности, дурной тон»; второй – «незнание грамматики», третий – «искажение русского языка»; «за этот аргумент, - добавляет Белинский, - ухватились даже те, которые пишут морь (вместо морей), мозгов человеческих, мечт и т.п.» (Белинский, т.8, с.15-16). (О формах типа морь в истории русского языка см. подробнее в «Очерках по исторической грамматике русского литературного языка Х1Х века» [Очерки …, 1964, с. 260-261]). Материалы такого рода позволяют с достаточной степенью уверенности предполагать, что для литераторов 1-й половины 19 века было актуально разграничение ошибок грамматических и языковых. Под первыми понимались, по-видимому, нарушения регламентаций, содержавшихся в грамматических руководствах; под вторыми – отступления (вольные или невольные) от общепринятого употребления, а также спорные и неоднозначные случаи, ещё не получившие грамматического осмысления и кодификации. Отмеченная дифференциация, как кажется, и послужила причиной того, что Пушкин ограничил перечень грамматических погрешностей, отмеченных в его поэзии критикой, лишь пятью фактами, видимо, относя другие поправки к разряду языковых. Надо думать, что данное теоретическое размежевание отражает объективно существующие сложнейшие противоречия между нормой и узусом, проницательно подмеченные русскими литераторами как наиболее искушёнными в художественно-речевой сфере носителями языка. Поскольку грамматические (морфологические) замечания, отнесённые критикой к произведениям прозы, поэзии или драматургии, имели специфические особенности, обусловленные конкретным типом организации словесного творчества, целесообразно рассмотреть каждую из трёх групп оценок отдельно. |
Похожие:
 | Семинар по современной журналистике Классицизм, сентиментализм и романтизм в русской литературе. Становление реализма в русской и мировой литературе. Жанровое богатство... | | Урок математики в 5В классе моу «сош №124» Классицизм, сентиментализм и романтизм в русской литературе. Становление реализма в русской и мировой литературе. Жанровое богатство... |
| Тема «Условия плавания тел» (14 урок по теме) Классицизм, сентиментализм и романтизм в русской литературе. Становление реализма в русской и мировой литературе. Жанровое богатство... | | Учебно-методический комплекс по дисциплине дпп. В. 04 Проблема автора... Учебно-методический комплекс разработан для курса по выбору «Проблема автора в русской прозе второй половины ХХ века», который изучают... |
 | Ый план учебного предмета «Литература» Знать основные темы и проблемы русской литературы 19 века, основные произведения писателей русской литературы первой половины 19... | | Учебник по русской литературе второй половины 19 века для 10 класса.... Рассмотрена и рекомендована к утверждению на заседании методического объединения учителей |
| Рабочая учебная программа по дисциплине История русской литературы 2-й половины 20 века | | Тематическое планирование по русской литературе в 10 классе Введение. Русская литература XIX века в контексте мировой культуры. Основные темы и проблемы русской литературы XIX века |
| Урок по теме «Русская культура в первой половине XIX века» Охарактеризовать феномен русской культуры первой половины XIX века, вызванный расположением страны на стыке Востока и Запада? | | 1. Какое литературное направление господствовало в литературе второй половины 19 века? |
| Тема: База данных Учащиеся должны знать общую характеристику и своеобразие русской литературы 19 века; пути становления реализма в русской и мировой... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Образ Софьи в комедии Грибоедова «Горе от ума» в критической литературе XIX-XX века |
| Реферат По литературе «Цинковые мальчики» «Тенденции литературного развития 2й половины 1980-1990х и жанрообразовательные процессы в современной русской прозе». Мамедов Т.... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Тема. Реализм — новое художественное направление в мировой и русской литературе. Выдающиеся представители реализма первой половины... |
| Фгбоу впо «Марийский государственный университет» Факультет филологии и журналистики утверждаю Учебная дисциплина: б 17 актуальные проблемы русской литературы второй половины ХХ века | | Основные требования, критерии оценки работ различных жанров Исследовательская работа Наличие и качество анализа, критической оценки существующей практики, ситуации, выбор и обоснование темы исследования |
