И. Б. Серебряная грамматические оценки в русской критической литературе 1-й половины Х i Х века
Скачать 1.79 Mb.
|
| Глава 2 Оценки морфологической стороны прозаических произведений К грамматической стороне прозы русская литературная критика 1-й половины ХIХ века проявляла особенно придирчивое внимание. Если в стихотворных произведениях грамматические погрешности могли в определённой мере искупаться другими достоинствами (звучностью, певучестью, лиризмом стиха…), то соответствующие нарушения, допущенные в прозе, считались непростительными. «Стихи как лесть слуху сносны даже самые посредственные,- писал в 1825 году А.А.Бестужев (Марлинский),- но слог прозы требует не только знания грамматики языка, но и грамматики разума» [История русской …, 1958, с. 198].В этом высказывании чётко обозначены два основных требования, предъявляемых в то время критикой к языку прозы: соответствие грамматическим нормам и логичность, ясность, отсутствие двусмысленности. В 1841 году о тех же двух правилах «классического слога», присовокупив к ним ещё и правило «приличия», писал С.П. Шевырёв: «Слог должен быть правилен, ясен и приличен. Он может быть ещё украшен, но последнее не есть обязанность. Это – роскошь, в которой волен каждый» (Москвитянин, 1841, ч.2, №3, с. 10). Таким образом, оба критика ставили на первое место правильность языка. Примечательно, однако, что если Бестужев имел в виду художественную прозу, то рассуждения Шевырёва относились к научной книге – «Чтениям о русском языке» Н.И.Греча. И это не случайно. Логико-грамматический критерий оценки в то время считался универсальным и применялся критикой при разборе самых разных по стилевой принадлежности прозаических произведений. Литературные журналы 1-й половины ХIХ в. публиковали рецензии на всевозможную книжную продукцию: от романов, повестей и научных трактатов до календарей и кулинарных книг, и требование соблюдения грамматических норм предъявлялись к автору любого сочинения. Выразительный пример: в журнале «Библиотека для чтения» за 1836 год был помещён отзыв о «Летописи факультетов» Петербургского университета на 1835 год. Рецензент (очевидно, О.И. Сенковский, редактор и издатель журнала), заметив немало языковых погрешностей в тексте «Летописи», резюмировал: «никакая учёность… не избавляет от обязанности писать хорошо и правильно по-русски… Логика- душа грамматики, и она должна быть равно знакома и поэту, и философу» (Библ. для чт., 1836, т.1., с. 29). Весьма лаконичные по форме оценки грамматической правильности прозы, как уже отмечалось, были чаще всего отрицательными: отсутствие ошибок здесь считалось естественным, нарушения же отмечались непременно. При этом рецензенты часто старались подчёркнуть второстепенность, маловажность своих грамматических замечаний по сравнению с идейно-содержательной составляющей анализа. Тот же Сенковский, который не оставлял незамеченными мельчайшие языковые погрешности авторов, утверждал, что в «отделении Критики, средь рассуждения о предмете книги» не стоит «входить в грамматические мелочи» [Библ. для чт., 1837, т.22, ч.1., с. 32]. Случалось, что литераторы, порицавшие сочинителей за грамматические ошибки, предвидя типичные обвинения в «мелочных придирках», авансом парировали возможные возражения оппонентов. Так, в рецензии на роман М.Н. Загоскина «Юрий Милославский», после перечня многочисленных грамматических погрешностей писателя, говорилось: «У нас, пожалуй, вступятся в этом за Автора и назовут эти ошибки мелочными…. Неужели безграмотность должна вечно быть уделом Русской Литературы?» (СП, 1830, № 9, «Новые книги»). Круг обсуждаемых критиками морфологических проблем отличался большой широтой и касался наиболее сложных для носителей языка вопросов. В частности, в области имён существительных активно обсуждались формы рода (к примеру, согласование по роду существительного дитя), - числа (например, возможность образования плюральных форм от абстрактных существительных типа любовь, свобода), - падежа (как то: склонение имён среднего рода на –мя типа темя, время, формы родительного падежа единственного числа с флексиями –а и –у типа носа - носу, шума - шуму, формы именительного падежа множественного числа с окончаниями – ы и – а типа годы - года; веки - века; формы множественного числа существительных со значением «невзрослости», например, таких, как жеребёнок; колебания в формах родительного падежа множественного числа типа бурь -бурей; недуг -недугов и т.п. Предметом постоянного обсуждения являлись также колебания в формах местоимений: ея - её; моея - моей; они - оне и т.п. В области глагольных форм затрагивались вопросы употребления залоговых образований типа темнеть-темнеться, сложности в спряжении глаголов типа хотеть, гневать - гневить; немало критических замечаний было посвящено образованию и употреблению форм причастий и деепричастий: узрен - узрет, заперев - заперши, нашед- нашедши, простря и под. Изучение всей совокупности поднимаемых критиками морфологических проблем, обилие и разнообразие которых свидетельствует о неустойчивости перестраивающейся в этот период грамматической системы, даёт возможность получить более полное представление об изменениях в литературном языке и языке художественной литературы, об актуальных для 1-й половины XIX века противоречиях нормы, о культурно-речевых трудностях эпохи. Важно подчеркнуть также, что материал оценок характеризует лингвистическую осведомлённость и своего рода «нормативную зоркость» как авторов рецензий, так и широких читательских кругов. Кроме того, критические замечания могут служить косвенным свидетельством общеизвестности, «замечаемости»», «опознаваемости» в интеллигентной среде тех или иных грамматических (морфологических) нарушений, и, одновременно, - их значимости, актуальности или, напротив, второстепенности для носителей языка; индивидуальная точка зрения, высказанная рецензентом, часто является отражением коллективного мнения. Судить об этом позволяет не только содержательная, но также и формально-изобразительная, «орнаментальная» сторона отзывов о языке. В связи со сказанным является целесообразным, как кажется, распределить всю совокупность весьма разнородных грамматических (морфологических) оценок прозы не по частям речи, как это делается традиционно, а в соответствии с тем способом, который избрал критик для «представления» своего мнения читателям, благо обильный материал позволяет это сделать. Анализ собранных данных показывает, что отношение к морфологическим фактам выражалось в русской критической литературе тремя основными приёмами. В одних случаях критик лишь выделял (подчёркивал, отмечал курсивом) неверную, по его мнению, грамматическую форму, иногда используя при этом специфические средства пунктуации. В других, – наряду с графическим или шрифтовым выделением ошибки, предлагал правильный, с его позиций, вариант. В - третьих, – в дополнение к тому, о чём сказано выше, комментировал и (или) ещё и аргументировал свою точку зрения. Разумеется, выбор того или иного способа определялся разными факторами: и структурно-композиционными характеристиками статьи, и свойствами самого обсуждаемого языкового факта, но, кроме того, что весьма существенно,- ещё и ориентацией пишущего на предполагаемую реакцию публики. Если рецензент полагал, что читатели без труда распознают в цитируемом им авторском тексте графически выделенную морфологическую погрешность, он не считал нужным делать дополнительные пояснения. Для иллюстрации первого из этих трёх способов «представления» читателям ошибочных грамматических форм можно привести следующие факты. В отзыве 1836 года об анонимном романе «Прекрасная Астраханка» (Библ. для чт., 1836, т.15, с. 4) критик (вероятно, О.И. Сенковский) без каких-либо комментариев выделил употреблённое автором деепричастие совершенного вида простря (простря свои руки къ Анастасии), очевидно, будучи уверенным в том, что и читатели расценят эту форму как несостоятельную. Образования типа исчисля, вспомня, умча и т.п. в литературе 1-й половины 19 века не были редкостью, хотя грамматисты и оспаривали их правильность [Булаховский, 1954, с. 136]. Что же касается конкретно деепричастия простря, восходившего к церковнославянскому глаголу прострети [СЦР 3, с. 537], то это высокое по стилистической окраске слово встречалось в поэзии ХVIII века, к примеру, у Г.Р.Державина, И.Ф.Богдановича, М.М. Хераскова и др.: Амур, простря свой властный взор, Подвигнул весь Нептунов двор (Богданович И.Ф.Душенька, 1775 – 1782); Лишь ты, простря твои победы, Умел щедроты расточать (Державин Г.Р. На взятие Измаила, 1790 -1791) и т.п. (НКРЯ). Единичные примеры употребления данного архаичного деепричастия отмечались также в стихотворных текстах высокого стиля, относящихся к 1-й половине ХIХ века: И думы вкруг чёрные простря над главою (Гнедич Н.И. Задумчивость, 1809); Он плыл, простря свои крыле (Дмитриев М.А. Орёл, 1844) (НКРЯ). Но для прозы это деепричастие было совершенно нехарактерно и своей напыщенностью производило комический эффект, что, вероятно, по мнению критика, должно было быть очевидным для читателей журнала «Библиотека для чтения». Аналогичным способом графического выделения выразил в 1841 году своё отрицательное впечатление от окказиональных форм именительного падежа множественного числа любви (Есть разного рода любви) и - родительного множественного вражд и мечт, употреблённых прозаиком Н.Верёвкиным, В.Г.Белинский (Белинский, т.5, с.216). И он же, не комментируя, подчеркнул окончания двух полных имён прилагательных, выступающих в функции сказуемого, обозначив тем самым их грамматико-стилистическую несостоятельность, в следующем контексте из переводного сочинения Ш. Ребо «Замок Сен-Жермен»: Ваш вызов очень глупый. А ваш отказ подлый (Белинский, 4, с.272). Точно так же, без каких-либо пояснений, анонимный рецензент газеты «Северная пчела», издаваемой Н.И. Гречем, выделил курсивом ошибочную форму родительного падежа множественного числа плясуньев, употреблённую М.Н.Загоскиным в романе «Юрий Милославский»: появление плясунов и плясуньев (СП, 1830, № 9, «Новые книги»). Нормативные руководства XVIII - 1-й половины XIX века однозначно требовали для существительных женского рода на –ия, -ья форм родительного падежа множественного числа на -ий (или в ряде случаев –ей): келья-келей; оладья-оладей; библия-библий (и библей); коллегия-коллегий и т.п. [Барсов, 1981, с. 429], а также: бадья-бадей, , попадья-попадей и проч. [Греч, 1830, с. 180]. Заслуживает также внимания замечание стилистического характера, сделанное Н.И. Гречем в рецензии на поэму «Мертвые души» (1842 г.) по поводу употребления Гоголем действительного причастия настоящего времени кутящий: «Мы очень любимъ употребление причастий, и отнюдь не согласны съ тýми, которые хотятъ замýнять ихъ безпрерывнымъ который, но есть случаи, въ которыхъ причастие неумýстно, напримýръ, и въ слýдующемъ…: помýщикъ, кутящий во всю ширину Русской удали и барства» (СП,1842, № 137, с. 547). Вероятнее всего, эта негативная оценка была связана с традиционным, характерным для грамматических представлений XVIII-XIX вв. взглядом на причастие как на «книжную», старославянскую по происхождению, принадлежащую возвышенному стилю часть речи, и, следовательно, - с неприятием тех причастных форм, которые образованы от глаголов сниженной семантики. К примеру, М.В. Ломоносов и А.А. Барсов подчёркивали, что «весьма не надлежит производить причастий от тех глаголов, которые нечто подлое значат и только в простых разговорах употребительны», ибо «причастия имеют в себе некоторую высокость» [Ломоносов, 1952, с. 49; Барсов, 1981, с. 595]. Примечательно, что, несмотря на пространность высказывания, Греч не стал пояснять своё отрицательное отношение к причастию кутящий, очевидно, полагаясь на достаточную филологическую осведомлённость и хорошее языковое чутьё читателей. Подобных случаев было немало, и они чаще всего касались тех грамматических нарушений, неудачность которых для широкой читающей публики была вполне очевидной. Несколько иной характер носили оценки, при которых графическое выделение в анализируемом тексте грамматической формы сочеталось с какими-либо пунктуационными средствами (чаще всего - восклицательным или вопросительным знаками). С одной стороны, этим способом наглядно демонстрировалось эмоционально-неприязненное отношение критика к той или иной ошибочной, по его мнению, грамматической форме; с другой, - использование в этой ситуации пунктуационных знаков давало возможность акцентировать внимание читателей на таком языковом отклонении, которое в противном случае могло бы остаться ими незамеченным. Обычно в этом случае затрагивались гораздо более спорные и неоднозначные проблемы нормы, чем при простом подчёркивании (выделении) неправильных форм. Так, в анонимной рецензии на «Повести Белкина» А.С.Пушкина (газета «Северная пчела» за 1831 год) было отмечено курсивом и сопровождено восклицательным знаком употреблённое Пушкиным деепричастие заперев (ППК - 3, с.126). Грамматисты (в частности, Н.И.Греч, один из соредакторов «Северной пчелы») рекомендовали от глаголов совершенного вида типа запереть, умереть, отереть употреблять деепричастные формы с суффиксом –ши [Греч , 1830, с. 391]. Предпочтение формам заперши, умерши и подобным отдавал значительно позже и В.И.Чернышёв в своём труде «Правильность и чистота русской речи» (1911 г.). Называя формы заперев, отерев «менее правильными», чем параллельные образования на –ши, он тем не менее отмечал широкое распространение форм с суффиксальным – в у писателей ХIХ века. Среди приведённых им примеров находился и упомянутый «Северной пчелой» случай заперев лавку из повести Пушкина «Гробовщик»: Заперев лавку, прибил он к воротам объявление о том, что дом продается и отдается внаймы, и пешком отправился на новоселье (в 1-м издании 1830 года); здесь же Чернышёв указывал, что в посмертном издании 1838 года вместо заперев была уже форма заперши [Чернышев, 1911, с. 138].Очевидно, исправление было сделано кем-то из редакторов этого издания. Во 2-м же, прижизненном, издании «Повестей Белкина» 1834 года стояло именно - заперев (ППК – 3, с. 126). То есть Пушкин, несмотря на замечание критики, оставил эту форму, по-видимому, широко распространённую в живой речи, без изменений. Аналогичным примером критической реакции на факт колеблющейся нормы может служить отмеченная В.Г.Белинским форма родительного падежа множественного числа соседов, вместо соседей. В рецензии 1843 года на нравоучительную «Памятную книжку для молодых людей», в которой юношеству давался совет не избегать «благонравных собраний» и «добрых соседов», критик, выделив форму соседов, поставил рядом с нею знак (!), выразив тем самым своё негативное отношение к этой архаичной и книжной грамматической форме (Белинский, 7, с. 639). Исследование истории своеобразного в грамматическом отношении слова сосед свидетельствует о том, что в 1-й половине ХIХ века формы данного имени существительного отличались неустойчивостью. И хотя в текстах этого времени господствовали образования с мягким конечным согласным основы типа соседи – соседей, наряду с ними изредка встречались и закономерные для данного существительного формы с твёрдой основой соседы – соседов – соседам …, отличающиеся от параллельных образований как стилистически (закреплённостью преимущественно в книжных текстах), так, в ряде случаев, и семантически. В частности, образования с мягким конечным согласным основы чаще употреблялись при обозначении «неконкретизированного» множества, целостной совокупности, из которой не вычленяются отдельные единицы, что могло подчёркиваться словами все, много, множество и т.п. Формы же типа соседы – соседов – при обозначении конкретных лиц, живущих рядом или находящихся поблизости, или (в тех случаях, когда слово «сосед» выступало в значении «соседний народ», «близлежащее государство») – при обозначении определённого народа или страны. Сравните: Хотя все |
Похожие:
 | Семинар по современной журналистике Классицизм, сентиментализм и романтизм в русской литературе. Становление реализма в русской и мировой литературе. Жанровое богатство... | | Урок математики в 5В классе моу «сош №124» Классицизм, сентиментализм и романтизм в русской литературе. Становление реализма в русской и мировой литературе. Жанровое богатство... |
| Тема «Условия плавания тел» (14 урок по теме) Классицизм, сентиментализм и романтизм в русской литературе. Становление реализма в русской и мировой литературе. Жанровое богатство... | | Учебно-методический комплекс по дисциплине дпп. В. 04 Проблема автора... Учебно-методический комплекс разработан для курса по выбору «Проблема автора в русской прозе второй половины ХХ века», который изучают... |
 | Ый план учебного предмета «Литература» Знать основные темы и проблемы русской литературы 19 века, основные произведения писателей русской литературы первой половины 19... | | Учебник по русской литературе второй половины 19 века для 10 класса.... Рассмотрена и рекомендована к утверждению на заседании методического объединения учителей |
| Рабочая учебная программа по дисциплине История русской литературы 2-й половины 20 века | | Тематическое планирование по русской литературе в 10 классе Введение. Русская литература XIX века в контексте мировой культуры. Основные темы и проблемы русской литературы XIX века |
| Урок по теме «Русская культура в первой половине XIX века» Охарактеризовать феномен русской культуры первой половины XIX века, вызванный расположением страны на стыке Востока и Запада? | | 1. Какое литературное направление господствовало в литературе второй половины 19 века? |
| Тема: База данных Учащиеся должны знать общую характеристику и своеобразие русской литературы 19 века; пути становления реализма в русской и мировой... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Образ Софьи в комедии Грибоедова «Горе от ума» в критической литературе XIX-XX века |
| Реферат По литературе «Цинковые мальчики» «Тенденции литературного развития 2й половины 1980-1990х и жанрообразовательные процессы в современной русской прозе». Мамедов Т.... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Тема. Реализм — новое художественное направление в мировой и русской литературе. Выдающиеся представители реализма первой половины... |
| Фгбоу впо «Марийский государственный университет» Факультет филологии и журналистики утверждаю Учебная дисциплина: б 17 актуальные проблемы русской литературы второй половины ХХ века | | Основные требования, критерии оценки работ различных жанров Исследовательская работа Наличие и качество анализа, критической оценки существующей практики, ситуации, выбор и обоснование темы исследования |
