Когнитивный аспекты
Скачать 3.27 Mb.
|
| корова), то ее нельзя отнести к какой-либо определенной фонеме; она является членом “гиперфонемы”, т.е. группы фонем, связанных между собой позиционными или комбинаторными чередованиями» [18, с.197]. О зарождении Московской фонологической школы, дискуссиях о фонеме, о расхождении Московской фонологической школы с ленинградскими фонологами, о попытках синтеза концепций Ленинградской и Московской фонологических школ и фонологическом плюрализме (см.: [19, с. 14–113]). В статье «Об основных положениях фонологии» (1959) П.С. Кузнецов уточняет некоторые положения Московской фонологической школы. Путь к этому уточнению он видит в разработке лингвистической аксиоматики, т.е. в формулировании основных определений и положений, принимаемых без доказательства. Для каждой области языкознания должна быть своя аксиоматика. В области фонетики такими основными определениями являются звуки речи и звуки языка. Совокупность звуков речи, частью тождественных, частью сходных в акустико-артикуляционном отношении, образует звук языка. Кузнецов отстаивает морфологический принцип выделения фонемы, называя фонемы различителями или дифференциаторами морфем. Внимание советских фонологов привлекала проблема места интонации в системе просодических признаков языка. Анализу этих проблем посвящена работа А.А. Реформатского (1900–1978) «Пролегомены к изучению интонации» (1971). Он разграничивает грамматический (относящийся к предложению) и фонетический (относящийся к фразе) аспекты интонации. С полемическим задором написана работа Реформатского «Еще раз о статусе морфонологии, ее границах и задачах» (1971), в которой ученый подверг сомнению необходимость выделения выдвинутого Трубецким морфонологического уровня в качестве самостоятельного в системе языка, Реформатский если и признает морфонологию в качестве особого уровня, то лишь как периферийного, «небазисного», а понятие «морфонема» вообще отрицает. Морфонология, по его мнению, относится не столько к системе языка, сколько к языковой норме. Как видим, при обоснованно критическом подходе к широко принятым положениям в языкознании можно обнаружить иные грани в трактовке, казалось бы, хорошо известных приемов лингвистического анализа. История фонологии свидетельствует о том, что советские ученые, продолжая традиции русского языкознания, в частности развивая взгляды Бодуэна де Куртенэ, с разных сторон подходили к определению фонемы, ее места и роли в звуковой субстанции языка, но всегда помнили о том, что перед ними один и тот же объект исследования, раскрывающий свои свойства в результате многостороннего анализа. По этому пути и идут современные отечественные фонологи. Слово как объект лингвистики всегда привлекало внимание отечественных лингвистов, подходивших к его анализу с разных сторон. В центре их внимания был комплекс вопросов, связанных с определением понятия слова как структурной единицы. Обобщив опыт изучения слова, накопленный русской наукой, советские лингвисты заложили основы лексикологии как самостоятельной отрасли языкознания. Любопытно в этом отношении признание современного американского языковеда У. Вейнрейха (1926–1967): «Для американского языковеда самое удивительное в отношении советской лексикологии – это то, что она существует. Соответствующей дисциплины нет в западноевропейской или в американской лингвистике: в таких, например, учебниках, как «Введение в дескриптивную лингвистику» (Г. Глисона; (1955), русск. пер., 1959. – Ф.Б.) или «Курс современной лингвистики» (1958) (Ч. Хоккета. – Ф.Б.), лексикология даже не упоминается; говоря о словаре, авторы ограничиваются отдельными импровизированными замечаниями, да и то сделанными как бы нехотя. В противоположность этому в советских учебниках лексикологии отводится место, равное по существу тому, которое посвящается грамматике и фонологии» [20, с. 60]. Проблема слова сложна и многогранна. Неудивительно, что и советские языковеды не претендуют на окончательное решение этого вопроса. В истории русского и советского языкознания слово рассматривалось в единстве лексических и грамматических значений. В работах советских языковедов слово трактуется как основная единица языка, а его лексическое значение рассматривается в историческом и синхронном аспектах. Советские языковеды, в частности Щерба, исходили из системного понимания лексики. Он указывал в статье «Опыт общей теории лексикографии» (1940), что словарный состав языка образует единую сложную ткань, единую систему, элементы которой связаны определенными смысловыми соотношениями, «систему слов, из которых по правилам грамматики и самой лексики и строится наша речь с ее синтагмами» [21, с. 83]. Щерба настойчиво подчеркивал, что лексические системы разных языков не совпадают друг с другом. В фундаментальном труде «Русский язык. Грамматическое учение о слове» (1946) Виноградов определяет слово как систему форм и значений, соотносительную с другими смысловыми единицами языка. «Слово как единая система внутренне связанных значений понимается лишь в контексте всей системы данного языка. Внутреннее единство слова обеспечивается не только единством его фонетического и грамматического состава, но и семантическим единством системы его значений, которое, в свою очередь, определяется общими закономерностями семантической системы языка в целом» [22, с. 14]. В работах А.И. Смирницкого «К вопросу о слове (проблема «отдельности» слова)» (1952), «К вопросу о слове (проблема «тождества» слова)» (1954) рассматриваются вопросы лексико-семантического варьирования, обеспечивающего его «отдельность» и «тождество» в синхронном и историческом аспектах. Понимая слово как основную единицу языка, в которой взаимодействуют лексические и грамматические признаки, Смирницкий исследовал: 1) смысловую структуру слова; 2) отношение формы и содержания в слове; 3) отличие слова от морфемы и словосочетания. Говоря об «отдельности» слова, Смирницкий имеет в виду определение тех признаков, которые характеризуют слово как особую языковую единицу в каждом конкретном случае его определения. Результат соединения лексического и грамматического в слове дает слову оформленность. Анализ взаимоотношений лексического и грамматического в слове нужен был Смирницкому для разграничения собственно грамматических и лексико-грамматических категорий, для выявления общего и особенного в грамматическом изменении слов. Слово, в интерпретации Смирницкого, выступает как лексико-грамматическая единица языка. В его работах убедительное подтверждение получает тезис о единстве лексикологии и грамматики. Другой отличительной особенностью слова Смирницкий считал его «тождество», под которым он понимал воспроизводимость одного и того же слова в разных случаях его употребления разными людьми. Смирницкий рассматривает проблему исторического «тождества» слова в диахронии, прослеживает передачу слова от поколения к поколению как в пределах одного языка, так и при заимствовании слова другими языками. К сожалению, эта проблема мало теоретически разработана, хотя современные языковеды обращают большое внимание на историческое и сравнительно-сопоставительное изучение лексики, которое в советском языкознании началось в 40-х гг. В 50–70-х гг. значительно расширилась база историко-лексикологических исследований, особенно в области восточнославянских языков, что нашло свое отражение в работах Ф.П. Филина «Образование языка восточных славян» (1962), «Происхождение русского, украинского и белорусского языков (историко-диалектологический очерк)» (1972), «Очерки по теории языкознания» (1982), а также в вышедшей после смерти автора небольшой монографии «Историческая лексикология русского языка» (1984). В 1931 г. в статье «О фонетических признаках социально-групповых диалектов и, в частности, русского стандартного языка» Поливанов впервые в советском языкознании высказал мысль о необходимости выделения фразеологии в специальный раздел лингвистики, который занимался бы изучением индивидуальных значений конкретных словосочетаний, хотя попытки определить объем и задачи фразеологии были изложены уже в 1925 г. в статье Винокура «Один из вопросов языковой политики (о революционной фразеологии)». По мнению Винокура, к фразеологии следует относить любые обороты речи, если они являются «типичными для данной речи и данного говорения». К области фразеологии, считает он, следует относить и целые фразы и предложения. О широком понимании Винокуром фразеологии говорит и его классификация: «Различие можно проводить или в области социальной принадлежности (фразеология индивида, класса, сословия, фразеология индивидуальная или групповая), или в области социальной функции (фразеология медицинского, художественного труда, фразеология эротическая, научная, политическая и т.п.)» [23, с. 77]. Как отмечают Л.И. Ройзензон, Е.А. Малиновский, А.Д. Хаютин, развитие фразеологии в первоначальный период было связано с изучением языка революционной эпохи, когда приходилось фиксировать новые обороты речи и объяснять их специфические черты [24, с. 1975]. Выделение фразеологии в самостоятельный раздел лингвистики со своим объектом исследования связано с именем В.В. Виноградова, который в работах 20–30-х гг., исследуя фразеологизмы, отмечает различные типы фразеологических сочетаний. Позднее его статья «Об основных типах фразеологических единиц в русском языке» (1947) определила общее направление работ по фразеологии. В основу определения фразеологических единиц Виноградов положил признак устойчивости, воспроизводимости в речи сочетаний слов как готовых единиц. Устойчивость понимается им как результат семантической спаянности слов, входящих в словосочетание. Из этого следует, что в основе классификации фразеологических единиц лежит семантический принцип, не имеющий никакого формального выражения и носящий субъективный характер. Заслуга Виноградова – в теоретической постановке проблем фразеологии, разработке типов классификации фразеологизмов, выдвижении новых понятий. Так, Ларин в статьях «Очерки по фразеологии (о систематизации и методах исследования фразеологических материалов» (1956) и «О народной фразеологии» (1959) основными задачами фразеологии считает выработку ясной и стройной схемы для систематизации фразеологических словосочетаний, которые, по его мнению, являются основным предметом исследования фразеологии, их образование и историю, закономерности их появления и отмирания. Ларин выделяет два типа фразеологии – фразеологию литературного языка и народную фразеологию. Фразеология литературного языка, полагает он, возникла в XX в. на базе грамматической стилистики, с одной стороны, и обогащения методики лексикографии – с другой. А народная фразеология – это та часть богатейшей фразеологии национального языка, которая и создается, и живет в речи народных масс. В «Лексикологии английского языка» (1956) Смирницкий ставит вопрос о структурной однородности фразеологизмов как единиц языка, о характере воспроизводимости устойчивых сочетаний слов по их структурной организации. Как в любой новой области исследования, во фразеологии существует масса нерешенных вопросов. Прежде всего недостаточно четко определяется сам объект фразеологии. В настоящее время в советском языкознании существует два направления в понимании фразеологии. Для одного направления характерно изучение всех возможных в данном языке словосочетаний, отличающихся своим своеобразием. Для другого направления объектом фразеологии являются фразеологические единицы языка, обладающие определенной формой, своими особенностями употребления, своим содержанием. В терминологическом обозначении фразеологизмов как объектов изучения нет пока достаточной определенности: их называют фразеологическими единицами, устойчивыми фразами, идиомами, идиоматизмами, фраземами и т.д. Трудно окончательно определить объем, единицы, проблематику совершенно нового раздела языкознания, возникшего в советской лингвистике какие-нибудь пять десятилетий назад и не имеющего аналогов в мировом языкознании (в английском и американском языкознании такая лингвистическая дисциплина, как фразеология вообще отсутствует). Наиболее разработанными вопросами фразеологии являются «разграничение фразеологизмов по их номинативной и коммуникативной функциям, описание их типов и форм взаимодействия; распределение фразеологизмов по их грамматическим классам; особенности лексического состава единиц фразеологии; типы семантических классов фразеологизмов – конкретные и абстрактные, полнозначные и служебные, семантические и аналитические типы единиц; синонимические и функционально-стилистические группировки; терминологическая и диалектная, литературная и разговорная и т.п. дифференции единиц фразеологического состава языка» [25, с. 274]. Исследования по лексикологии и фразеологии теснейшим образом связаны с лексикографической практикой, ибо в словаре зафиксирована лексика или фразеология языка в определенную эпоху. В советское время первую научную типологию словарей обосновал Щерба. В статье «Опыт общей теории лексикографии» (1940), охарактеризовав наиболее известные в мировой лексикографической практике словари, он установил шесть типов словарей по их практическому использованию и целевому назначению: 1) словарь академического типа – словарь-справочник; 2) энциклопедический словарь – общий словарь; 3) thesaurus – обычный (толковый или переводный) словарь; 4) обычный (толковый или переводный) словарь – идеологический словарь; 5) толковый словарь – переводный словарь; 6) неисторический словарь – исторический словарь. Щерба утверждал, что типология словарей связана с «устройством» лексической системы языка. Это означает, что словарь должен отражать объективированную «речевую деятельность» данного коллектива. Материалы этого речетворчества должны найти отражение в словарях разных типов. В предисловии к «Русско-французскому словарю» (1936, 9-е изд. 1969) Щерба отметил, что в этом словаре впервые в русской литературе произведена семантическая разработка современного русского словника, а переводы русских слов сделаны совершенно заново. «Словарь Щербы, – писал Л. Теньер, – представляет собой лишь частный случай применения его общей лексикологической теории – теории настолько же правильной, насколько оригинальной и, очевидно, призванной перевернуть до основания словарную технику» [26, с. 41]. Разработка теоретических основ лексикографии, необходимость научного подхода к «составлению» (Щерба считал это название нелепым) словарей, разнообразие которых повышает общую языковую культуру народа, оказали большое влияние на развитие советской лексикографии. С.И. Ожегов в статьях «О трех типах толковых словарей современного русского литературного языка» (1952), «Вопросы лексикологии и лексикографии» (1953) поставил такие важные вопросы, как определение границ «современного» языка, соотношение этих границ с понятием языковой нормы, принципы отбора слов, место специальной терминологии в общих словарях и т.д. Он выделил три основных типа нормативных, общих словарей русского языка: 1) большой, представляющий современный литературный язык в широкой исторической перспективе; 2) средний, с детальной разработкой стилистического многообразия современного литературного языка; 3) наконец, краткий, популярного типа, стремящийся к активной нормализации современной литературной речи. Одной из актуальнейших проблем лексикографы признают проблему нормативности и ее соотношения с понятием «современной» лексики. Для решения этого вопроса большой интерес представляет понятие «переменной» и «постоянной» лексики, выдвигаемое Филиным в статье «О новом толковом словаре русского языка» (1963). «Постоянная» лексика включает в себя словарь литературных произведений разных жанров и стилей ХIХ-ХХ вв., a «переменная» лексика устанавливается на основе действующих речевых норм времени работы над словарем. Предлагаемый Филиным тип словаря должен включать в себя и неправильные словоупотребления. В 60-х гг. в советской лексикографии возникло новое направление – диалектная лексикография, – представленное «Словарем русских народных говоров» под редакцией Филина. Работая над словарями, советские лингвисты осознают громадную общественно-политическую и культурную роль, выполняемую лексикографией, ибо лексикографы должны всегда иметь в виду тот факт, что словарь должен быть высококачественным пособием для повышения культуры речи широких масс населения. Поскольку культура речи все более оформляется в самостоятельную теоретическую и практическую дисциплину, то встает вопрос о ее соотношении с другими разделами языкознания, в частности со стилистикой. Еще в начале 20-х гг., говоря о формах и типах речевого взаимодействия, Виноградов в статье «О задачах стилистики. Наблюдения над стилем Жития протопопа Аввакума» (1923) различает речь разговорную и письменную, с которой чаще всего и связывается понятие «стиля речи». Построение стилистики, по его мнению, возможно на основе разграничения стилистики разговорной и письменной речи во всем разнообразии их задач и целей, обусловленных различной функциональной направленностью народно-разговорной и литературно-книжной речи. Кроме того, Виноградов выделяет стилистику художественных произведений: стилистику новеллы, драматических диалектов, стиха и т.п. Уже в этой ранней работе Виноградов четко отделяет стиль литературного языка («стиль литературной школы») от индивидуального стиля писателя («индивидуально-поэтический стиль»), а также ставит проблему соотношения индивидуального и общенародного в языке художественного произведения. Здесь ставятся общие задачи стилистики – исследование соотношения близких по значению семантических форм, синтаксических конструкций. Стилистика понимается еще слишком широко – в нее включаются и семасиология, и синтаксические явления. Теоретический подход к проблемам стилистики ярко проявляется в работах Г.О. Винокура, отметившего, что своеобразие стилей создается не только различиями в приемах объединения языковых средств для достижения определенной цели, но также и их функциями. В книге «Культура языка» (1925) Винокур говорит об определенной стилистической организации речи, о цели, которая предполагается за актом индивидуального говорения в зависимости от конкретной социальной и бытовой обстановки. Он считает, что о языке вообще иногда говорить действительно нельзя, можно говорить о разных системах языка в пределах одного и того же диалекта, в зависимости от функции, выполняемой различными формами слова. Так, существенно отличны по своим функциям язык разговорный, бытовой, и язык поэзии, художественный. Здесь важно указать на то, что в середине 20-х гг., незадолго до публикации «Тезисов Пражского лингвистического кружка» (1929), в которых выдвигалось понятие языка как функциональной системы, Винокур излагает свое понимание функциональной стилистики как функциональной дифференциации речи, обусловленной целями высказывания. В конце 20-х гг. в статье «Проблемы культуры речи» (1929) Винокур приходит к четкому противопоставлению стилистики практической, под которой он понимает речевую культуру, и стилистики теоретической. Практическая стилистика как культура речи основывается на совершенных текстах художественной литературы, которая является «хозяином» речи. В статье «О задачах истории языка» (1941) Винокур четко определяет объект стилистики. В его концепции стилистика выступает как дисциплина, изучающая употребление языка. Небезынтересно привести уточнение этого понятия, содержащееся в одной из его рукописей: «Экспрессивные свойства звуков, флексий, слов и синтаксических конструкций, вступая в соединение друг с другом, складываются в особые системы, которые определяют собой языковое употребление. Эти системы мы будем называть стилями речи» (цит. по: [27, с. 57]). Винокур нечетко разграничивает стили языка и стили речи: стили языка у него оказываются стилями речи, потому что они связываются не с проблемой языкового строя, а с формами употребления языка. Это приводит к выделению слишком большого количества стилей – правильного и неправильного (эстетическая оценка стиля), официального и фамильярного, поэтического и обиходного, торжественного и делового, и т.п. Такие стили оказываются очень неопределенными в своих границах и признаках. Винокуровская концепция стилистики, предполагавшая качественную однородность стилистических систем, вызвала критическое отношение Виноградова, который, подводя в статье «Итоги обсуждения вопросов стилистики» (1955) результаты дискуссии по проблемам лингвистической стилистики, проводившейся на страницах журнала «Вопросы языкознания» в 1954–1955 гг., писал, что этой однородности нет даже в лексике. Лингвистическая стилистика, по мнению Винокура, соединяет историю языка с другими областями культуры. В статье «Современный русский литературный язык» (1939) Щерба также рассматривает понятие стилистического расслоения русского литературного языка. Он пишет, что в стилистике русский литературный язык может быть представлен в виде концентрических кругов – основного и ряда дополнительных. Из такого понимания стилистики следует, что Щерба, в отличие от Винокура, обеднял содержание стилистики, сводил ее к стилистической окраске лексических элементов языка, связывал применение этой лексики с той или иной определенной речевой областью. Решению стилистических проблем посвящена книга Виноградова «Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика» (1963). Прежде всего Виноградов различает стили по объекту исследования и по общественным функциям языка. По объекту исследования он выделяет стилистику языка (структурную стилистику), стилистику речи и стилистику художественной литературы. Стилистика языка изучает функциональные стили (разговорный, научно-деловой, газетно-публицистический, официально-канцелярский и др.). Стилистика речи должна разбираться в тончайших различиях семантического и экспрессивно-стилистического характера между разными жанрами и видами устной и письменной речи, к которым относятся лекция, консультация, доклад, беседа, монолог, диалог. Стилистика художественной литературы занимается исследованиями в области закономерностей образования и развития индивидуальных или индивидуализированных систем словесно-художественного выражения (стиль литературно-художественного произведения, стиль писателя, стиль литературной школы и т.п.). С точки зрения общественных функций языка – общения, сообщения и воздействия – Виноградов различает такие стили: обиходно-бытовой (функция общения), обиходно-деловой, официально-документальный и научный (функция сообщения), публицистический и художественно-беллетристический (функция воздействия). В стилистической концепции Виноградова прежде всего привлекает мысль о системном характере стилей языка, понимание стилистики языка как «системы систем», которая определяется соотношениями между частными системами внутри структуры языка, например, между системами парадигматических форм, системами синонимов и т.д. Виноградов показал, что нельзя строить дифференциацию стилей по какому-то одному признаку – экспрессии, дополнительному оттенку, виду речений и т.д. Нельзя игнорировать и роль экстралингвистических стилеобразующих факторов, и в этом плане Виноградов связал стили с теми социальными функциями, которые осуществляются языком, и с социальной практикой людей. При всем многообразии точек зрения советских исследователей на стили можно выделить и некоторое единство, которое проявляется в том, что: 1) под стилями имеются в виду какие-то варианты языкового материала в условиях его применения и 2) признается связь между использованием выразительных средств языка в их различных функциях и стилями языка. Стилистика как раздел языкознания более или менее четко определила свой предмет, методы и содержание изучения сравнительно недавно. Поэтому ее с полным правом можно назвать детищем советского языкознания. Вместе с тем нельзя сказать, что все проблемы уже решены. До сих пор не вполне ясна типология шести более или менее признаваемых функциональных стилей: производственно-технического, научного, художественного, делового, общественно-публицистического, разговорно-бытового, нет четкости в разграничении и соотнесении стилей языка и речи. Не определены особенности стиля художественной речи. Четко не определено участие разных уровней языковой системы в образовании стилей. Учение о стилях нуждается в теоретическом развитии с применением статистики и всех традиционных методик. Проблемы стилистики самым тесным образом связаны с проблемами культуры речи, которые в советском языкознании начали разрабатываться в 20-х гг. Первая серьезная попытка осветить теоретическую проблематику культуры речи была предпринята Винокуром. В статье «Культура языка» (1923) Винокур выражает убеждение, что общее развитие нашей культуры невозможно без развития культуры лингвистической, что язык есть орудие культуры. В статье «Проблема культуры речи» (1929) он выделяет два непременных элемента культуры речи – сознательное построение речи и «лингвистический вкус» или, как говорят иначе, чутье языка, которое требует, чтобы говорящий знал, при каких обстоятельствах и в какой речевой обстановке можно пользоваться теми или иными средствами языка. В 20–30-х гг. разработка проблем культуры речи идет преимущественно в связи с решением вопросов стилистики. Борьба за культуру языка связывалась с общей борьбой за культуру вообще. Крылатыми стали слова Горького, что борьба за чистоту, за смысловую точность, за остроту языка есть борьба за орудие культуры. «Характерно, что достижения 20-х гг. в области языковой политики игнорировались и лишь в последнее время возвращены в научный обиход. Однако социологическое осмысление языкотворчества и речевой культуры хотя и прокламируется, не получает существенного развития, вращаясь в проблематике сначала “нового”, а потом “сталинского” учения о языке» [28, с. 132]. Научный и общественный интерес к проблеме культуры речи возрождается в 50–60-е гг.. Начинают выходить сборники «Вопросы культуры речи», журнал «Русская речь», в различных газетах и журналах появляются рубрики вроде «Служба языка», «В мире слов» и т.п. Большое значение для разработки теории культуры речи имела статья С.И. Ожегова «Очередные вопросы культуры речи» (1955). Основным понятием культуры речи Ожегов назвал понятие нормы, под которой он понимал совокупность наиболее пригодных для обслуживания общества средств языка, складывающуюся как результат отбора языковых элементов из числа сосуществующих, наличествующих, образуемых вновь или извлекаемых из пассивного запаса прошлого в процессе социальной оценки этих элементов. Из этого определения нормы следовал ряд теоретических предпосылок: 1) ставился вопрос о вариативности нормы, ее функционировании и развитии; 2) обращалось внимание на влияние экстралингвистических, социальных факторов на становление нормы; 3) норма понималась как категория динамическая, а не статическая. Следующей теоретической предпосылкой для разработки вопросов культуры речи Ожегов считал связь культуры речи с учением о стилях, о стилистических структурах языка. И, наконец, не менее важным для повышения культуры речи он признавал усовершенствование терминологии. Статья Ожегова наметила становление культуры речи как самостоятельной научной дисциплины со своим предметом и объектом исследования, целями и задачами, методикой и приемами научного описания материала. В частности, более строгое разграничение получили понятия «культура языка» и «культура речи», которые ранее употреблялись как синонимы. Культура языка преимущественно понимается как степень развитости и богатства языковых средств того или иного языка в их соотношении и взаимодействии со стилистическими системами, а культура речи – как использование языковых средств, оптимальных для данной речевой ситуации и направленных на достижение определенного воздействия. Поскольку культура речи все более оформляется в самостоятельную теоретическую и практическую дисциплину, то встает вопрос о ее соотношении с другими разделами языкознания, и прежде всего с лексикографией. В последнее время издается много словарей типа «Трудности словоупотребления и варианты норм русского литературного языка» или «Грамматическая правильность русской речи», носящих характер практических рекомендаций. Очевидной является связь культуры речи с лексикологией. Все языковеды признают связь культуры речи со стилистикой. Важным представляется вопрос о рассмотрении культуры речи в свете языковой политики, под которой понимается теория и практика сознательного воздействия общества на ход языкового развития. В грамматических исследованиях советские языковеды продолжали традиции А.А. Потебни (1835–1891), Ф.Ф. Фортунатова (1848–1914), представителей Казанской лингвистической школы. От Потебни воспринят тонкий и вдумчивый анализ синтаксических особенностей русского языка в его историческом развитии, подход к изучению грамматических фактов в тесной связи формы и значения. Влияние фортунатовской школы сказалось на исследовании формальных характеристик слова, словосочетания, предложения. В 20-е гг. изучение морфологии шло в русле фортунатовского формально-грамматического направления, представители которого рассматривали значения, которые выражаются формой слов или отношением одной формы к другой. В центре внимания формальной грамматики находился не анализ частей речи как совокупности лексико-грамматических характеристик определенных разрядов слов, а формальных классов, вычленяемых по признаку наличия/ отсутствия формы слова, без учета семантического критерия. Наиболее полное выражение морфологическая концепция сторонников формального направления нашла в книге М.Н. Петерсона «Современный русский язык. Пособие для преподавателей» (1925). В этой книге Петерсон пишет, что изучение вопросов морфологии следует начинать с рассмотрения вопроса о том, что такое слово. Он различает слова самостоятельные (полные) и несамостоятельные (неполные). К определению понятия слова он рекомендует подходить индуктивным путем. Он обосновывает необходимость разграничения форм словоизменения и форм словообразования, и эти две группы форм в русском языке он рассматривал раздельно. Статья Щербы «О частях речи в русском языке» (1928) положила начало новому пониманию принципов классификации в русском языке. Фортунатовская классификация частей речи не устраивала Щербу не только потому, что в ней не находилось места некоторым словам, но и потому, что всякая классификация, по его мнению, является субъективной. Сторонники формальной грамматики, как ему представлялось, обращали внимание только на формальную выраженность слова. Щерба высказывает мысль о единстве значения (смысла) и формы, утверждая, что «существование всякой грамматической категории обусловливается тесной, неразрывной связью ее смысла и всех формальных признаков...» [29, с. 80]. Семантику частей речи Щерба считает основным их признаком. Семантико-морфологический подход к классификации частей речи стал ведущим в советском языкознании 30-х гг. Предложенную Щербой классификацию частей речи развил Виноградов в таких работах, как «Современный русский язык. Вып. 2. Грамматическое учение о слове» (1938), «Русский язык. Грамматическое учение о слове» (1947). Виноградов считает, что выделение частей речи должно обусловливаться не только формальными признаками слов, но и их лексическими значениями, а также синтаксическими функциями и различиями в способе отражения действительности, т.е. модальностью. Если Щерба делил слова на знаменательные и служебные, то Виноградов в систему частей речи включал слова, обладающие номинативной функцией, системами грамматических форм, и слова, отличающиеся характером синтаксического употребления. Разработанная Виноградовым система семи частей речи является сейчас общепризнанной, за исключением категории состояния, которую мало кто из языковедов признает за самостоятельную часть речи. После 1950 г. появился ряд работ, посвященных отдельным вопросам морфологии, а также вышла академическая «Грамматика русского языка» (1979), в которой грамматическое учение о слове обращено к выявлению содержательной стороны грамматической категории, к выявлению ее семантических возможностей. Словообразование как самостоятельный объект исследования начало привлекать внимание советских исследователей примерно с середины 40-х гг., а до этого периода словообразовательная проблематика, как правило, не выделялась из общей морфологической проблематики, поскольку слишком очевидной была связь словообразования с различными морфологическими категориями. В статье Винокура «Заметки по русскому словообразованию» (1946) изложены принципы словообразовательного анализа, принятые сейчас в теоретических исследованиях и практических пособиях по русскому языку. Винокур выступил против объединения в морфологии проблем словообразования и словоизменения в силу специфических особенностей каждой из них. В основу словообразовательного анализа он положил понятие первичной (непроизводной) основы, обозначающей явления действительности, но не выражающей никакого отношения к действительности (стол, алый, нести и т.п.). Основы, в которых эти отношения выражены, он назвал производными (настольный |
Похожие:
 | Когнитивный и психолингвистический аспекты материалы Языковое бытие человека и этноса: психолингвистический и когнитивный аспекты. Материалы Международной школы-семинара (V березинские... |  | Гюнай Видади кызы образ «джентльмен» как лингвокультурный феномен:... Как лингвокультурный феномен: когнитивный и коммуникативно-прагматический аспекты |
| Асимметрия терминов гибких мобильных сооружений: когнитивный и мотивационно-номинативный... Асимметрия терминов гибких мобильных сооружений: когнитивный и мотивационно-номинативный аспекты | | Методические рекомендации по предмету: география Методы: сравнительный, статистический, картографический, когнитивный, интерактивный |
| Языковое бытие человека и этноса: когнитивный и психолингвистический Воронцов Н. П. Хахатаника: познавательный книгожурнал для школьников и их родителей | | Анализ урока ноц Б). Присутствуют не все компоненты содержания личностно ориентированного образования (аксиологический, когнитивный, деятельностно... |
| Т. Д. Жукова, кпн, президент Русской школьной библиотечной ассоциации,... Библиотека как когнитивный ресурс инновационных образовательных процессов в школе | | Анализ работы библиотечно-информационного центра моку сош пгт Мирный за 2012/2013 учебный год «Школьная библиотека – важнейший когнитивный* ресурс инновационного образовательного процесса в школе, «центральный мозг» школы» |
| Рабочая программа дисциплины психологические аспекты Место дисциплины «Психологические аспекты восприятия ландшафта как пейзажа» в структуре ооп магистратуры | | Когнитивный механизм сравнения в немецком языке Защита состоится 22 апреля 2010 года в 11 часов на заседании диссертационного совета д 212. 216. 03 в пгсга по адресу: 443099, г.... |
| Media Relations: актуальные аспекты-2009 Интернет технологий. Роль так называемых социальных медиа в последнее время сильно возросла, значительно меняя многие аспекты связей... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Требования, предъявляемые к проектам. Методологические аспекты управления проектной деятельностью. Технологии и методы управления... |
| Программа (дпп) курса «Биогеоценология: исторические аспекты и современность... Умк обсужден и утвержден на заседании кафедры биологии животных и растений (протокол №1 от 30. 08. 13) | | Когнитивный аспект мотивированности языка (на примере отражения знаний... Теория государства и права: Программа по дисциплине. Вопросы для подготовки к государственному экзамену для выпускников специалитета... |
| Программа дисциплины «Экономика образования: прикладные аспекты» Программа предназначена для преподавателей, ведущих данную дисциплину, учебных ассистентов и студентов направления 080100. 62 «Экономика»... | | I. Общие дифференциально-психологические аспекты профессиональной... Дифференциально-психологические аспекты выбора профессиональной деятельности 10 |
