Рабочая тетрадь
Рабочие тетради состоят из двух разделов. Первый раздел включает задания для проверки того, насколько студенты владеют теоретическими категориями спецкурса. Наиболее простой вариант проверки состоит в определении обозначенного термина. Более трудный вариант требует отыскания литературоведческих терминов в конкретном научном тексте, и побуждает студента уяснить, насколько соответствует употребление термина данным автором академической дефиниции. Самый сложный вариант этого раздела предназначен для проверки того, в какой степени студент умеет применить позиции и алгоритмы данного научного текста для анализа конкретных художественных произведений.
Второй раздел рабочих тетрадей включает фрагменты из классических текстов. Эти фрагменты должны быть проанализированы студентом с точки зрения их проблемно-тематического своеобразия.
Раздел 1.
Контрольная работа №1
Специфика художественной литературы
Дайте определения следующим терминам:
Философия, экзистенциализм, духовность, идеализм, материализм, полифония, социология, бытие.
Из предлагаемого научного текста выпишите не менее 6 терминов и дайте им определения:
М. М. Бахтин. Проблемы творчества Достоевского. 1929 г.
При обозрении обширной литературы о Достоевском создается впечатление,
что дело идет не об {одном} авторе-художнике, писавшем романы и повести, а о
целом ряде философских выступлений {нескольких} авторов-мыслителей -
Раскольникова, Мышкина, Ставрогина, Ивана Карамазова, Великого Инквизитора и
др. Для литературно-критической мысли творчество Достоевского распалось на
ряд самостоятельных и противоречащих друг другу философем, представленных
его героями. Среди них далеко не на первом месте фигурируют и философские
воззрения самого автора. Голос самого Достоевского для одних сливается с
голосами тех или иных из его героев, для других является своеобразным
синтезом всех этих идеологических голосов, для третьих, наконец, он просто
заглушается ими. С героями полемизируют, у героев учатся, их воззрения
пытаются доразвить до законченной системы. Герой идеологически авторитетен и
самостоятелен, он воспринимается как автор собственной полновесной
идеологемы, а не как объект завершающего художественного видения
Достоевского. Для сознания критиков прямая полновесная интенциональность
слов героя размыкает монологическую плоскость романа и вызывает на
непосредственный ответ, как если бы герой был не объектом авторского слова,
а полноценным и полноправным носителем собственного слова.
Совершенно справедливо отмечает эту особенность литературы о Достоевском
Б. М. Энгельгардт. "Разбираясь в русской критической литературе о
произведениях Достоевского, - говорит он, - легко заметить, что, за
немногими исключениями, она не подымается над духовным уровнем его любимых
героев. Не она господствует над предстоящим материалом, но материал целиком
владеет ею. Она все еще учится у Ивана Карамазова и Раскольникова,
Ставрогина и Великого Инквизитора, запутываясь в тех противоречиях, в
которых запутывались они, останавливаясь в недоумении перед неразрешенными
ими проблемами и почтительно склоняясь перед их сложными и мучительными
переживаниями".
Эту особенность критической литературы о Достоевском нельзя объяснить
одной только методологической беспомощностью критической мысли и
рассматривать как сплошное нарушение авторской художественной воли. Нет, она
отвечает обычной установке воспринимающих произведения Достоевского, а эта
установка в свою очередь, хотя далеко не адекватно, схватывает самую
существенную структурную особенность этих художественных произведений.
{Множественность самостоятельных и неслиянных голосов и сознании,
подлинная полифония полноценных, голосов, действительно, является основною
особенностью романов Достоевского}. Не множество судеб и жизней в едином
объективном мире в свете единого авторского сознания развертывается в его
произведениях, но именно {множественность равноправных сознании с их мирами}
сочетаются здесь, сохраняя свою неслиянность, в единство некоторого события.
Главные герои Достоевского, действительно, в самом творческом замысле
художника {не только объекты авторского слова, но и субъекты собственного
непосредственно значащего слова}. Слово героя поэтому вовсе не исчерпывается
здесь обычными характеристическими и сюжетно-прагматическими функциями, но и
не служит выражением собственной идеологической позиции автора (как у
Байрона, например). Сознание героя дано как другое, {чужое} сознание, но в
то же время оно не опредмечивается, не закрывается, не становится простым
объектом авторского сознания.
Достоевский - творец {полифонического романа}. Он создал существенно
новый романный жанр. Поэтому-то его творчество не укладывается ни в какие
рамки, не подчиняется ни одной из тех историко-литературных схем, какие мы
привыкли прилагать к явлениям европейского романа. В его произведениях
появляется герой, голос которого построен так, как строится голос самого
автора в романе обычного типа, а не голос его героя. Слово героя о себе
самом и о мире так же полновесно, как обычное авторское слово; оно не
подчинено объектному образу героя, как одна из его характеристик, но и не
служит рупором авторского голоса. Ему принадлежит исключительная
самостоятельность в структуре произведения, оно звучит как бы рядом с
авторским словом и особым образом сочетается с ним и с полноценными же
голосами других героев.
Отсюда следует, что обычные сюжетно-прагматические связи предметного или
психологического порядка в мире Достоевского недостаточны: ведь эти связи
предполагают объектность, опредмеченность героев в авторском замысле, они
связывают и сочетают образы людей в единстве монологически воспринятого и
понятого мира, а не множественность равноправных сознании с их мирами.
Обычная сюжетная прагматика в романах Достоевского играет второстепенную
роль и несет особые, а не обычные функции. Последние же скрепы, созидающие
единство его романного мира, иного рода; основное событие, раскрываемое его
романом, не поддается сюжетно-прагматическому истолкованию.
Далее, и самая установка рассказа - все равно дается ли он от автора или
ведется рассказчиком или одним из героев - должна быть совершенно иной, чем
в романах монологического типа. Та позиция, с которой ведется рассказ,
строится изображение или дается осведомление, должна быть по-новому
ориентирована по отношению к этому новому миру: миру полноправных субъектов,
а не объектов. Сказовое, изобразительное и осведомительное слово должны
выработать какое-то новое отношение к своему предмету.
Таким образом все элементы романной структуры у Достоевского глубоко
своеобразны; все они определяются тем новым художественным заданием, которое
только он сумел поставить и разрешить во всей его широте и глубине: заданием
построить полифонический мир и разрушить сложившиеся формы европейского в
основном {монологического} (или гомофонического) романа.
С точки зрения последовательно-монологического видения и понимания
изображаемого мира и монологического канона построения романа мир
Достоевского должен представляться хаосом, а построение его романов -
чудовищным конгломератом чужероднейших материалов и несовместимейших
принципов оформления. Только в свете формулированного нами основного
художественного задания Достоевского может стать понятной глубокая
органичность, последовательность и цельность его поэтики.
Прокомментируйте, какой концепции придерживается автор данной книги.
Какой оценочный смысл вкладывает М. М. Бахтин в понятия: творчество, полифонизм, монологическое сознание?
Используйте позиции и алгоритмы Бахтина для анализа романа-хроники В. Блова «Привычное дело».
Контрольная работа №2
Дайте определения следующим терминам:
Космизм, время, пространство, хронотоп, творчество, вера, личность, слово, идея, любовь, счастье, солипсизм.
Из предлагаемого научного текста выпишите не менее 6 терминов и дайте им определения:
О. Вернадский
О НАУЧНОМ МИРОВОЗЗРЕНИИ
I
1. Охватить в одном общем историческом очерке развитие разнообразных наук о природе едва ли в настоящее время посильно одному человеку. Для этого не сделана еще самая необходимая элементарная подготовительная работа: для этого требуются такие специальные знания, которые в XX в. не могут быть уделом отдельного исследователя. Методы и традиции работы, разнообразный, нередко запутанный язык символов, неуклонно разрастающееся поле фактов, разнообразная и трудная предварительная подготовка, наконец, в некоторых областях сноровка и правильный взгляд, достигаемый только долголетней привычкой,— исключают возможность одновременно овладеть всеми этими науками, одинаково легко и полно разобраться во всех их конкретных явлениях и попять все их течения. А без этого, очевидно. нельзя дать историю развития этих областей знания, которая может быть написана только лицом, самостоятельно работавшим и мыслившим в кругу их явлений, может быть написана только специалистом.
И я, конечно, не мог иметь даже в мысли дать вам в этих лекциях связную и полную картину развития и роста физико-химических и геологических наук,— наук, которые в настоящее время составляют наиболее глубоко и стройно развитую часть учения о природе. Но в области этих паук есть некоторые более основные проблемы, есть учения и явления, есть коренные методологические вопросы, есть, наконец, характерные точки зрения Или представления о Космосе, которые неизбежно и одинаковым образом затрагивают всех специалистов, в какой бы области этих Наук они ни работали. Каждый из них подходит к этим основным и общим явлениям с разных сторон, иногда касается их довольно бессознательно. Но по отношению к ним он неизбежно должен высказывать определенное суждение, должен иметь о них точное представление: иначе он не может быть самостоятельным работником даже в узкой области своей специальности.
Задачей моего курса и является дать картину исторического развития этих общих вопросов, если можно так выразиться, основных проблем современного точного описания природы. Такая задача на первый взгляд кажется неуловимой и чрезмерно широкой. Что считать за такие общие проблемы? На чем остановиться из того безграничного поля явлений, частностей и законностей, которые ежечасно и ежеминутно добываются и выковываются из материала природы тысячами научных работников, рассеянных на всем земном шаре? Неуклонно, несколько сот лет, растет и распространяется рабочая армия науки, и с каждым годом увеличивается количество явлений, ею фиксированных, открываются все новые и новые пути в бесконечное! Мелкий факт и частное явление в исторической перспективе получают совершенно неожиданное освещение: наблюдения над ничтожными притяжениями легких тел нагретым или поцарапанным (натертым) янтарем привели к открытию явлений электричества, свойства магнитного железняка дали начало учению о магнетизме, изучение мелких геометрических фигур, наблюдавшихся в природе и получавшихся в технике, вылилось в стройные законы кристаллографии и открыли перед нашим научным взором оригинальную область векториальной структуры вещества... Эти и подобные им тысячи фактов давно подавляющим образом отразились на миро воззрении исследователей природы, пылились в разные формы: из них сложились идея и сознание единства природы, чувство неуловимой, но прочной и глубокой связи, охватывающей все ее явления—идея Вселенной. Космоса. Они нашли себе место в афоризмах натурфилософии: “Природа не делает скачков”. “В Природе нет ни великого, ни малого”. “В Природе нет ни на чала, ни конца”, “Мелкие и ничтожные причины производят в ней крупнейшие следствия”... Несомненно, среди ныне открываемых явлений и фактов или среди наблюдений, сложенных в вековом научном архиве, есть зародыши, которые в будущем разовьются в новые важные отделы знания, подобно тому, как в доступной нашему взору фазе научного развития учения электричества, магнетизма, кристаллографии вытекли из изучении свойств янтаря, магнитного железняка или кристаллов. Но не дело историка их отыскивать. Историк науки, как всякий историк, имеет дело с конкретно происходившим процессом, совершавшимся во времени, и имеет задачей изучение только тех фактов и явлений, влияние которых уже проявилось. Он имеет дело с совершившимся процессом, а не с текущим явлением, в кою ром ни последствия, ни причины не вылились в уловимые для нашего взгляда формы. Конечно, будущий историк науки увидит эти открытые для нас зародыши или темные для нас нити процессов. Тогда он нарисует новую картину даже той эпохи, которая теперь, как будто, имеет определенное и более или менее законченное выражение.
Поясню эту мысль на недавно пережитом нами прошлом: с 60-х годов XIX столетия в области биологических паук совершился перелом благодаря проникновению в них учения об эволюции. Еще живы лица, сознательно пережившие этот великий переворот в научном миросозерцании. Один из основателей эволюционного учения — Чарльз Дарвин — тогда же указал некоторых своих предшественников. До него историческая роль этих — нередко одиноких и скромных — работников была совершенно темна и невидна; с тех пор приобрели значение и осветились многие давно указанные факты и открытия, совершенно незаметные и мелкие с точки зрения господствовавших раньше воззрений. История биологических наук в области основных проблем, общих вопросов и методологических приемов получила для нас совершенно иной облик, чем для историков науки первой половины XIX ст.— для Кювье, Бленвиля или Уэвелла. Только со второй половины прошлого века оказалось возможным проследить значение эволюционных идей в истории научной мысли, увидеть, если можно так выразиться, осязать их закономерный и своеобразный рост непрерывно в течение столетий. Но это явилось простым следствием того. что на наших глазах закончился здесь один из периодов развития научной мысли, завершился определенный шедший во времени процесс, и историк науки, исходя из него, получил возможность проследить уходящие далеко в глубь веков его корни, восстановить постепенную картину раскрытия перед человеческим умом идей эволюции К прежде выведенным им историческим процессам, шедшим в биологических науках, прибавился новый; изменилось общее его впечатление о пережитой эпохе.
Историк науки должен всегда иметь, таким образом, в виду, что картина, им даваемая, неполна и ограничена; среди известного в изучаемую им эпоху скрыты зародыши будущих широких обобщений и глубоких явлений, зародыши, которые не могут быть им поняты. В оставляемом им в стороне материале идут может быть самые важные нити великих идей, которые для него неизбежно остаются закрытыми и невидными. Это и понятно, так как он имеет дело с неоконченным — и может быть с бесконечным — процессом развития или раскрытия человеческого разума.
Но мало этого — историк не может выдвинуть вперед изучение фактов или идей, по существу более важных, широких или глубоких даже в тех случаях, когда он может уловить их значение, если только эти факты не оказали еще соответствующего влияния на развитие научной мысли. Он должен являться строгим наблюдателем происходивших процессов, он должен останавливаться только на тех явлениях, которые уже отразились определенным, явно выразившимся образом, влияние которых может быть прослежено во времени.
Контрольная работа №3
Дайте определение следующим терминам
Соборность, пасхальность, христоцентричность.
Из предлагаемого научного текста выпишите не менее 3 терминов и дайте им определения:
И.А. Есаулов РЕЦЕПЦИЯ ГОГОЛЯ И ВЕКТОР РАЗВИТИЯ РОССИИ
В последней главе первого тома «Мертвых душ» возникает известное обращение автора к Руси: «Русь! Русь! Вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу: бедно, разбросанно и неприютно в тебе; не развеселят, не испугают взоров дерзкие дива природы, венчанные дерзкими дивами искусства <…> Открыто-пустынно и ровно всё в тебе; как точки, как значки, неприметно торчат среди равнин невысокие твои города; ничто не обольстит и не очарует взора. Но какая же непостижимая, тайная сила влечет к тебе? Почему слышится и раздается немолчно в ушах твоя тоскливая, несущаяся по всей длине и ширине твоей, от моря и до моря, песня? Что в ней, в этой песне? Что зовет, и рыдает, и хватает за сердце? Какие звуки болезненно лобзают и стремятся в душу и вьются около моего сердца? Русь! Чего же ты хочешь от меня? какая непостижимая связь таится между нами? Что глядишь ты так, и чем всё, что ни есть в тебе, обратило на меня полные ожидания очи?.. И еще, полный недоумения, неподвижно стою я, а уже главу осенило грозное облако, тяжелое грядущими дождями, и онемела мысль перед твоим пространством. Что пророчит сей необъятный простор? Здесь ли, в тебе ли не родиться беспредельной мысли, когда ты сама без конца? Здесь ли не быть богатырю, когда есть место, где развернуться и пройтись ему? И грозно объемлет меня могучее пространство, страшною силою отразясь во глубине моей; неестественной властью осветились мои очи: у! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!..» [68]
Не хотелось перебирать различные интерпретации этих строк, этого несколько вызывающего и, во всяком случае, совершенно особенного чувства сопричастности автора и предмета его описания. Зададимся лишь вопросом о той сущности, которую Гоголь называет словом Русь? Что это?
Чем это описание отличается от финального, когда вновь появляется подобное обращение: «Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка, несёшься? <...> Русь, куда ж несешься ты? дай ответ». В свое время, пятнадцать лет назад, я уже рассматривал вектор движения Руси, согласно художественному замыслу Гоголя .
Как представляется, пространственная горизонталь тела России («ровнем-гладнем разметнулась на полсвета»), преодолевая апостасию — в символе Руси-тройки, должна преобразиться в соборную духовную вертикаль. Именно это преображение и изображается в финале «Мертвых душ». Именно оно и является тем «Божиим чудом», о котором говорится в этом финале. Но это «чудо» имеет отчетливый пасхальный смысл и опирается на православную духовную традицию, согласно которой Русь, «вся вдохновенная Богом», оттого и является необходимым для мира «удерживающим», что вектор ее «пути» как Божий замысел о России («дают ей дорогу другие народы и государства») - это идеал святости (святая Русь).
Согласно этой логике, в финале «Мертвых душ» происходит пасхальное чудо воскресения «мертвого душою» центрального персонажа гоголевской поэмы. Его нельзя «позитивистски» объяснить, ибо остается непроясеннность тайны, но можно понять, однако такое понимание непременно сопряжено с верой в чудо воскресения. Финальное вознесение Чичикова возможно точно так же, как и воскресение русского народа: ведь пасхальность России в «Выбранных местах...» соседствует с убеждением, что «никого мы (русские. - И.Е.) не лучше, а жизнь еще неустроенней и беспорядочней всех... “Хуже мы всех прочих” - вот что мы должны всегда говорить о себе». Но осознание греховности в итоге приводит к ее преодолению, когда оказывается возможным «сбросить с себя все недостатки наши, всё позорящее высокую природу человека», когда - во время пасхального торжества - «вся Россия — один человек». Именно поэтому я и делал вывод, что структура «Мертвых душ» и структура «Выбранных мест из переписки с друзьями» имеет пасхальную основу, которая определяет и их поэтику. В этом же ключе понимается мною и финал «Ревизора», когда — подлинный Ревизор — должен явиться в душе зрителей уже после того, как занавес опустился. Явление этого Ревизора призвано способствовать духовному воскресению зрителей гоголевской пьесы — после их «окаменения» вместе с героями произведения.
В этой же работе хотелось бы поставить другой вопрос. Хотим мы или не хотим, подобная позиция, которую я тезисно обозначил выше, предполагает совершенно определенный вектор движения и России-Руси в целом: от смерти — к воскресению. [69]
Поэтому необходимо разобраться в этом парадоксе. Где та Русь, которую подразумевал Гоголь? Ясно, что в данном случае невозможно говорить о чисто духовной сущности. Ведь речь в «Мертвых душах», помимо прочего, идет и об особом пространстве: «от моря и до моря», о положении автора по отношению к этому пространству - «вижу тебя из моего чудного, прекрасного далека». Можно было бы указать и на другие подобные же маркеры, не позволяющие некорректно сублимировать эту Русь, но ограничимся и этими.
Одновременно нельзя свести эту Русь лишь к так называемой «гоголевской России», тем более, к «николаевской России». Нет, это просто Россия, Россия как таковая, как Русь. Но, в то же время, именно Россия, а не что-либо другое, вместо России.
Где же она, эта Россия как таковая? В каком отношении, например, она относится к нынешней Российской Федерации? Мы обязаны ставить такие вопросы, хотя бы исходя из самой элементарной герменевтической установки. Мы не можем поместить себя — даже если бы весьма желали этого — в пространство гоголевской России. Мы вынуждены исходить в нашем понимании, в нашей рецепции, из той незаместимой позиции в мире, которая дана нам в нашем собственном бытии, здесь и сейчас, в нашем здесьбытии, говоря по-хайдеггеровски.
Так вот, при подобной установке придется признать, что нынешняя Российская Федерация не является, так сказать, вполне Россией. Ни юридически. Ни фактически. Нынешняя Российская Федерация имела возможность исторического самоопределения. Как имели возможность подобного самоопределения страны Восточной Европы. Российская Федерация выбрала при этом советскую линию преемства. Не будем сейчас это оценивать. Однако в таком случае на русское культурное наследие в равной степени, помимо Российской Федерации, могут претендовать, во всяком случае, Украина и Белоруссия. Фактически, Российская Федерация на сегодняшний день является не только юридическим преемником Советского Союза, но и самой большой территориально его частью. Однако по отношению к исторической России Российская Федерация является только лишь самой большой из ее частей.
Насколько важно подобное самоопределение можно продемонстрировать хотя бы на следующем примере: последняя война, которую вела императорская Россия, была Первая мировая. Во всех европейских странах, кроме бывшего Советского Союза, а теперь Российской Федерации, в равной степени чтится память и Первой мировой и Второй мировой. И лишь только у нас, в Российской Федерации, одна война так резко возносится над другой. Поневоле выходит какая-то логическая нелепость: одна война, именно та, которую вела Россия, — для нас как будто «чужая», а та война, которую вёл Советский Союз, а не Россия, - для нас как будто вполне «своя». [70]
В общественном сознании совершенно определенно иерархия именно такова. Возможно, потому, что имеется какой-то смутное чувство предательства по отношению к исторической России, ведь, в сущности, воспользовавшись этой войной, была именно убита Россия. В разгар Первой мировой войны была развязана – против собственного народа – война Гражданская. Тем самым люди, Эти люди, развязавшие Гражданскую войну, ради своей собственной власти лишили победы Россию, исключив ее своей злой волей из числа стран-победительниц. Нетрудно догадаться, как к подобному предательству отнеслись бы Пушкин, Гоголь, Достоевский, живи они в ХХ веке.
 
Задания для текущего и итогового контроля и контрольные работы:
Составить конспект:
Современная философия науки. М., 1996
Философия и методология науки. М., 1996
Степин В. С. и др. Философия науки и техники. М., 1996
Степин В. С. Философская антропология и философия науки. М., 1992 (Это же к темам 11.2, 11.3)
Социокультурные факторы развития науки. М., 1987
Дж. Роуз. Что такое культурологические исследования научного знания // Вопросы истории естествознания и техники. 1994, №4
Маркова Л. А. Конструирование научного знания как социальный процесс // Философия науки. Вып. 3. Проблемы анализа знания. М., 1997
Огурцов А. П. Социальная история науки: стратегия, направления, проблемы // Принципы историографии естествознания: XX век. СПб., 2001
Гилберт Дж. Н., Малкей М. Открывая ящик Пандоры: Социальный анализ высказываний ученых. М., 1987
Фейерабенд П. Наука в свободном обществе // Фейерабенд П.
Избр. труды по методологии науки. М., 1986
Наука и тоталитарная власть // Философские исследования. 1993, №3–4
Наука в России: состояние, трудности, перспективы (материалы «круглого стола») // Вопросы философии. 1994, №10–11
Методические рекомендации к практическим занятиям
Практические занятия (также предполагающие наличие конспекта соответственно плану) ориентированы на будущую работу студента в школе, а также на применение филологических знаний в любой отрасли или профессиональной деятельности. Вопросы плана занятия могут изменяться в зависимости от уровня подготовки, активности студентов, наличия необходимой научной литературы. Цель практического занятия – всесторонне осветить актуальные проблемы курса, привить студентам навык проведения литературоведческого анализа, умение составлять конспект, вести дискуссию, аргументировано отстаивать своё мнение. При проведении практических занятий необходимо помнить о требовательности и поддержании порядка в аудитории, о собственной эрудиции, культуре речи и чёткой дикции, о доброжелательности и такте по отношению к студентам, замечать и поощрять их успехи, инициативу и старание, проявлять объективность в оценке знаний студентов.
Проблемный принцип представляется нам наиболее эффективным при походе к фактам литературы, поскольку побуждает студента к дискуссии, к тому, чтобы разрешать филологические проблемы самостоятельно, вырабатывать собственную аргументированную позицию, вырабатывать и применять универсальный литературоведческий инструментарий.
|
