Дальневосточная государственная морская академия имени адмирала
Г. И. Невельского
Десятилетию психологического образования
в Приморье посвящается
Вестник Гуманитарного Института
Выпуск 2
Владивосток 2001
Вестник Гуманитарного Института. Вып. 2. Владивосток: Издательство ДВГМА, 2001. 204 с.
Данный выпуск представляет собой “remake” докладов научных конференций психологического факультета ДВГМА (1992–97 гг.), связанных единой тематической линией – “экзистенциальные проблемы психологии”.
Редакция считает целесообразной публикацию материалов в неизменном виде, отдавая тем самым дань истории и традициям факультета.
Учредитель журнала – Гуманитарный Институт ДВГМА
имени адмирала Г. И. Невельского
Главный редактор: к. ф. н. Сакутин В. А.
Редакционная коллегия:
Власова Т. В.
к. ф. н.
Калита В. В.
к. псих. н.
Карнацкая Л. А.
к. псих. н.
Киршбаум Э. И.
доктор психологии (Ph. D),
Германия
Орлова М. Ю.
к. ф. н.
Пузько В. И.
к. ф. н.
Резник А. Д.
доктор психологии (Ph. D), Израиль
Сакутина Т. М.
к. ф. н.
Семенов В. Г.
к. псих. н.
Стрелков Ю. К.
д. псих. н., Москва
Ячин С. Е.
д. ф. н.
Ответственный за выпуск: Руснак А. Г.
ISBN 5-8343-0031-6
© ДВГМА им. адм. Г. И. Невельского
ЛЮБОВЬ Э. И. Киршбаум
Актуальность любви
Друзья, дорогие коллеги, дамы и господа! Позволю предварить нашу совместную работу некоторыми своими размышлениями. Однажды Фихте обескуражил свою аудиторию, пытаясь ей объяснить, что такое рефлексия, он обратился к аудитории с предложением: “Господа, давайте помыслим эту стену”. Мы все собрались сейчас и здесь для того, чтобы остановиться и помыслить любовь, мне думается, предмет, достойный рефлексии. Мы собираемся помыслить один и тот же предмет с различных мест, позиций, теологически, философски-метафизично, философски-экзистенциально, психоаналитически, с позиций психолога, сексолога.
Название по аналогии обязано названию одной из статей Гадамера “Актуальность прекрасного”. И, конечно же, речь впрямую не пойдет об оправдании любви или же о лозунге о необходимости любви или о большей необходимости любви сегодня. Мне думается, с оправданием любви дела обстоят так же, как с оправданием Бога, теодицеей. Можно доказать необходимость существования Бога, но не его наличие. Бог, он есть или нет в моем сознании, душе. Доказать Бога безбожнику – никчемное занятие. Это то же самое, что рассказать, что такое психологический тренинг человеку, который не хочет проходить тренинг, не проходил его, в этом случае всякий рассказ как нечто вторичное будет натыкаться на непонимание, неприятие.
Идея же собрать для помышления данного предмета разные точки зрения принадлежит мне, но инициированное, скорее, Мартином Брокманном, точнее моим удивлением, почти экзистенциальным переживанием одного места из одной из его проповедей о любви, а именно – из проповеди в первое воскресенье после Троицы, 21.03.92:
“И правда ли, Вы все, сидящие здесь, можете сказать: “Любовь есть. И потому я по-настоящему живу. Ибо любовь познал и я”.
И все же, возможно, есть люди, которые в своем отчаянии могли сказать: “В этом мире нет любви!”
Я думаю, тот, кто сказал это, конечно же, не глуп! Его жизнь многому научила. Ибо тот, кто однажды так подумал, тот действительно знает, что есть любовь”.
Хочу обратить внимание, с каким тактом такому человеку говорится о том, что он заблуждается, что и он любил. Ибо если он не любил, то как может говорить, что ее нет. Ситуация с этим вторым восклицанием – совершенно парадоксальная, достойная остановки. Эта ситуация показывает, что правом говорить о любви обладает каждый, даже ненавидящий. Ибо ненавидящий – всегда потенциально любящий или, по-другому, тоскующий по любви, потерявший Родину Любви. Могу предположить, что говорящие здесь о любви имеют разный опыт любви: кто-то еще сильно любит, кто-то уже успел разлюбить или же медленно это чувство угасает в нем, кто-то живет в ожидании любви, кому-то осталась одна ненависть как некий знак только такой отрицательной слиянности с миром, но одновременно это значит: связь с бытием не потеряна, и шанс на перемену знака остается, и еще есть возможность возвращения на Родину Любви.
В начале нашего собрания хочется задаться таким вопросом: Возможна ли общественная публичность не то что в переживании таких явлений, но даже их рассмотрение, обсуждение, когда мы говорим о любви, а не в потоке любви, когда не любим, а когда вглядываемся в этот процесс, рассматриваем его? Тут у меня возникает одно вопрошание, как гвоздь, как заноза. Для того, чтобы говорить о любви, рассмотреть ее, исследовать ее, не нужно ли быть вне ее, вне любви, не в ней, а над ней, рядом с ней?
Где вообще возможно общественное действо любви, где возможна эта публичность, transperence publiqic?
Первое, что приходит на ум это – храм, в нем процесс любви как общественное действо инициируется, поддерживается, здесь нет и ни грамма остановки, стыда перед публичной обнаженностью любви. В храме, в соборе возможно и общественное слово о любви. Пространство храма допускает не только явление любви, но и слово о любви. Впрочем, слово о любви в храме, в соборе – тоже часть любви как действа, где процесс и слово слитны. Но мы-то знаем, что эта аудитория не храм. Возможно и другое публичное выражение любви. Любовный экстаз инсценируется в толпе, обожающей своего кумира, учителя, тирана. Надеюсь, что наше собрание не толпа. И с вами будут обсуждать эту тематику не мессии, не тираны и не всезнающие мудрецы.
Очевидно, публичные рассуждения о любви возможны и в том случае, когда объект любви точно определен и социально одобряем. Поощряются разговоры и признания в любви к Родине, стране, своему народу. Тут категория стыда, интимности не срабатывается. У любви к Родине и к своему народу нет границ и в самом ее раскрытии, и проявлении. Тут чувство меры отсутствует, оно не культивируется. В любви к Родине есть нечто архетипическое, мифическое.
Но я-то предполагаю, что наши докладчики меньше всего будут говорить о любви к Родине и к своему народу. Мне думается, что они не собираются выражать, являть свою любовь к Родине и народу. Я также бы хотел предостеречь от таких интеллигентских заявлений: нечего говорить о любви, давайте любить свой народ. Я хотел бы также предостеречь и от язвительной практики обыденного сознания: “Это только умники рассуждают о любви, настоящий человек любит”. Подразумевается, что, конечно, говорящий – настоящий человек, а кому это говорят – это или зануда, или умник, или, может, все вместе.
В конце своего вступительного слова я хочу повторить свой вопрос. Допустима ли общественная публичность, transperence publiqic в таких темах? Или любовь требует ухода, выхода из социальных связей? Любовь возникает, делается, испытывается, даже помысливается в тиши, в одиночестве, когда я один на один, я и ты, я и Бог, я и мир?
Мне думается, конференция должна дать ответ на такой вопрос: Можно ли достойно своего предмета публично говорить о любви.
Итак, первое слово о любви…
|
