Глава 2. Анализ расширенной концепции сознания и его структурных компонентов в философии Ж.-П. Сартра 2.1.Сознание как целостность: дорефлексивное cogito и рефлексивное сознание. Тело-сознание
В концепции Сартра мы сталкиваемся с проблемой многослойности сознания. Конечно, можно рассуждать о структуре сознания и выделять в нём различные регионы, ответственные за различного рода активности, но, как справедливо замечает Б.Г. Соколов41, изоляция какого-либо региона сознания носит условный характер, так как его специфика в том, что сознание функционирует как живая целостность, в которой всё оказывается взаимосвязанным.
Ж.-П. Сартр выдвигает концепцию дорефлексивного и рефлексивного сознания, настаивая на автономности и онтологическом приоритете первого над рефлексивным. Ф.Д. Шпигельберг42 считает, что расширенная концепция сознания (включающее в себя дорефлексивное) является одним из важнейших дополнений к прежней феноменологии. Не согласимся с Л.И. Филипповым43 в том, что внешне сартровская модель сознания, включая и «нечистую совесть», совпадает с фрейдовской моделью психического: нерефлексированное спонтанное сознание, соучаствующая рефлексия, вовлекающая сознание в психическое (эмоции) и очищающая рефлексия в акте катарсиса.
Понятия «нететического» и «тетического» лежат в основе производимого Сартром деления сознания на дорефлексивное сознание и рефлексивное. Французский философ настаивает на том, что сознание в непосредственном осознании своей деятельности не является познанием, это означает, что оно не полагает себя в качестве специального объекта исследования – в это смысле являясь «непозиционным», то есть объект такого сознания по природе есть вне его. Самого же себя сознание знает исключительно как абсолютно внутреннюю реальность. « Назовём такое сознание так: сознание первой степени, или нерефлектированное сознание. Вопрос: есть ли в таком сознании место для некого Я [Je]? Ответ ясен: разумеется нет», уточняет Сартр44. Важно отметить, что нерефлектированное сознание обладает онтологическим приоритетом по отношению к рефлектированному, так как для своего существования оно не нуждается в том, чтобы быть рефлектированным, но рефлексия, в свою очередь, предполагает включение сознания второй степени. В той мере, в какой рефлектирующее сознание есть сознание самого себя, оно есть непозициональное сознание. Нет никакого приоритета рефлексии вместе с отражающим сознанием: ведь не это позволяет ему открыть себя, наоборот, нерефлектированное сознание делает рефлексию возможной. Существует дорефлексивное cogito, составляющее условие картезианского cogito. Итак, первое условие рефлексивности есть дорефлексивное cogito. Оно однородно с рефлексивным в том, что появляется в качестве первой необходимости для неотражающего сознания, чтобы затем быть им рассматриваемым.
Сартр не останавливается на уровне рефлексирующего сознания, где наши действия становятся эксплицитной темой нашей рефлексии, он ставит вопрос о том, как мы познаём собственные акты рефлексии. Для философа разрешение проблемы заключается в задействовании особого осознавания наших актов, отличного от их сознательной тематизации в отчётливой рефлексии. Подобное «нететическое» сознание конституирует феномен иначе, чем отчётливое познание. Он называет его «дорефлексивным cogito». Именно оно способно постичь свою деятельность как свободную, спонтанную, но как только в качестве рефлексивного сознания оно пытается сделать собственную деятельность предметом исследования, она ускользает от него. Таким образом, дорефлексивное сознание сопутствует как непосредственному осознаванию объектов, так и актам рефлексии. Через дорефлексивность он характеризует способ существования сознания, например в процессе счёта, при котором мы не задумываемся о самой деятельности.
Дорефлексивное cogito Сартр провозглашает постоянным спутником всех моментов деятельности и сознания полагая, что оно обеспечивает их единство, являясь условием действий человека. Это сознание в ранней своей работе «Воображаемое» философ называет поперечным (transversale), не имеющим объекта, ничего не полагающим и ни о чём не сообщающим, не являющимся познанием. Это некий рассеянный свет, который источает сознание, то трудно определимое качество, которое сопутствует всякому сознанию. Сознание человека в действии является нерефлексивным, оно есть сознание чего-то. Например, сознание читать эту книгу отсылает ко всем страницам, ещё не прочитанным, уже прочитанным, что отрывает сознание от себя; сознание, которое было бы сознанием того, чем оно является, обязано было бы читать по слогам. Итак, сознание напрямую есть осознание чего-либо другого, кроме себя и одновременно не напрямую осознание себя. Так, читая книгу, мы поглощены самим чтением и осознаём себя читающими. Герой «Тошноты»45 Антуан Рокантен так описывает своё состояние: «Среди стен домов остаётся сознание, трезвое, неподвижное, опустошённое, оно само себя воспроизводит… Оно дремлет, ему скучно. Маленькие мимолётные существования поселяются в нём, как птицы на ветках». Теперь, по его словам, он не думает ни о ком, это перетекает в нём то быстрее, то медленнее, просто течёт… Оттого, что мысли не облекаются в слова, чаще всего они остаются хлопьями тумана и принимают смутные, причудливые формы, набегают одна на другую.
Как отмечает Г. Шпигельберг46, наиболее важное наблюдение Сартра в том, что на дорефлексивном уровне мы «существуем как» или «проживаем» наше тело, и что наше сознание представляется автоматически «включённым» в тело и даже идентифицирует себя с ним. Сартр47 предполагает, что: «Неполагающее сознание является сознанием тела (о теле), как того, что оно преодолевает и ничтожит, делаясь сознанием, то есть как чего-то, что оно есть, не имея в бытии, и через что оно проходит, чтобы быть тем, что оно имеет в бытии». Но полностью отождествить тело с сознанием нельзя, так как сознание тела является боковым и ретроспективным, тело является как бы «обойдённым молчанием», однако, оно есть то, чем сознание является, остальное лишь ничто. Для раскрытия тела как такового за основу взяты не ощущения, а первоначальное отношение к миру: для нас не тело является первым, не оно нам раскрывает вещи, а вещи-орудия указывают на наше тело. У Сартра тело является посредником между сознанием и миром, философ не заинтересован в исследовании тела как научного объекта, в отличие от анатомии и физиологии. Его привлекает описание тела как сознательно переживаемого и включённого в наши отношения с другими. В.В. Васильев48 в своём исследовании обращает внимание на то, что в настоящее время в современной интерпретации проблемы «сознание-тело» речь ведётся, как правило, не о теле, а лишь о мозге. Подход Сартра к телу принципиально иной и представляется достаточно оригинальным. Он пишет о том, что проблема тела, его отношений с сознанием не могла продвинуться дальше в изучении вследствие рассмотрения тела как вещи, существующей по своим законам. Не следует тело принимать только за физиологический орган, имеющий особую конституцию, ведь тело знает те же воплощения, как и сознание. В отношении бесконечного мира, как французский философ отмечает в «Психее», сознание нуждается в конечной точке зрения, образованной телом.
В «Бытии и ничто» Сартр49 разъясняет свою позицию: мы «… должны последовательно изучать тело как бытие-для-себя и как бытие-для-другого… Именно целиком бытие-для-себя должно быть телом и целиком должно быть сознанием: оно не может быть соединено с телом… Здесь нет «психических феноменов», объединённых с телом, нет ничего позади тела. Но тело является полностью «психическим». Далее философ определяет тело как случайную форму, которую может принять необходимость моей случайности. Из природы для-себя следует, что оно есть тело, «приклеивающее» сознание. Тело является необходимым условием действия; если бы цели могли быть достигнуты произвольным желанием (достаточно пожелать, чтобы получить), невозможно было бы отличить желание от воли, мечту от действия, никакой проект человека не был бы возможен, бытие для-себя исчезало бы в слиянии настоящего с будущим. Через тело, являющееся орудием синтеза, для-себя осуществляет попытку возобновить целостность несознающего, весь универсум. Сознание тела совпадает с изначальной аффективностью. J.S. Catalano50, анализируя роман «Тошнота», приходит к выводу, что само его название мгновенно фокусирует внимание на первостепенной важности тела в сартровской мысли. Пробуждение у Рокантена осознания его взаимоотношений с миром возникло не как результат философской рефлексии, но тем странным образом, каким вещи открывались его телу и новой ответной реакции последнего на сами вещи. Исследователи творчества Сартра отмечают, что тема несовершенства, уязвимости и порой отвратительности человеческого тела отталкивала от его произведений ряд читателей. Вспомним реакцию Рокантена в «Тошноте»51: «Или утром в библиотеке ко мне подошёл Самоучка, а я его не сразу узнал… И потом, кисть его руки, словно белый червяк в моей ладони». Он, по его признанию, был сыт по горло одушевлёнными предметами, людьми, этими самопроизвольно шевелящимися массами. Таким образом, поскольку человек не может ничем быть, не будучи сознанием того, чем он является, нужно, чтобы тело было данным сознанию.
Нерефлексивное сознание не может содержать «Я», которое даётся как объект только для рефлексивного сознания. В труде «Бытие и ничто» Сартр52 полемизирует с Аленом по вопросу понятия рефлексивного сознания: «Ален, пытаясь выразить тот факт, что «знать – значит сознавать, что знаешь», сформулировал его так: «Знать – значит знать, что знаешь». Так мы определили рефлексию, или полагающее сознание сознания, или, ещё лучше, познание сознания». Но, спорит Сартр, это было бы сознание, направленное на что-то, что не есть оно само, то есть на отражающее сознание. Сознание себя не есть пара, иначе мы не избежим регресса в бесконечность (например, idea ideae Спинозы). Необходимым условием познания познающим сознанием объекта есть то, что оно должно быть сознанием себя самого именно в качестве познающего. Иначе, например, моё сознание было бы сознанием этого стола. Сама природа сознания такова, чтобы существовать «в круге»: всякое сознательное существование существует, сознавая существование. Теперь мы понимаем, почему первое сознание сознания не полагает, оно едино с тем сознанием, которое оно сознаёт. Это сознание себя мы не должны рассматривать как новое сознание, но как единственный модус существования, возможный для сознания чего бы то ни было. Сартр подчёркивает, что в каждом акте сознания имеется как сознание об объекте, так и сознание о сознании.
Рефлексия рассматривается Сартром как стремление бытия-для-себя фиксировать себя. Но для-себя фиксируется лишь в прошлом, в соответствии с этим, по мнению В.Н. Кузнецова53, французский философ характеризует рефлексию как сознание о прошлом. Усилие с целью быть самому себе основанием, управлять бегством внутрь, быть этим бегством должно закончиться поражением, которое и есть рефлексия. Рефлексия – это и есть для-себя, когда оно осознаёт само себя, так как для-себя уже есть нететическое сознание себя, то обыкновенно представляют рефлексию как новое сознание, направленное на отражающее сознание. Обратимся к Сартру54: рефлексия – «… это не появление нового сознания, направленного к для-себя, это – внутриструктурное преобразование, которое реализует для-себя в себе;… это новый способ бытия, оставляющий, впрочем, существовать форму отражение-отражающее в виде внутренней первичной структуры». Если мы с самого начала будем мыслить рефлексию как автономное сознание, мы никогда не сможем её объединить с отражающим сознанием, необходимо, чтобы рефлексия соединялась бы посредством связи бытия с отражением, чтобы рефлексивное сознание являлось отражающим. Рокантен в «Тошноте»55 сетует: «Забытое, заброшенное – среди стен домов под серым, пасмурным небом сознание. А смысл его существования вот в чём: оно сознаёт, что оно лишнее. Оно разжижается, распыляется, тщится затеряться на тёмной стене, возле фонаря или там, дальше, в вечерней дымке. Но забыться ему не удаётся НИКОГДА; оно сознаёт, что оно сознание, которое пытается забыться. Такова его участь». Антуан убеждён, что есть сознание, сознающее самое себя, видящее себя насквозь, освобождённое от человека. В работе о Бодлере Сартр56 замечает, что «нам, людям обыкновенным, довольно и того, что мы видим дом или дерево; целиком поглощённые их созерцанием, мы не думаем, забываем о самих себе; Бодлер же не способен забыть о себе ни на секунду… он созерцает собственное сознание о дереве, о доме; сами же вещи являются ему сквозь призму этого сознания… так, словно он смотрит на них через лорнет». Предмет – это лишь повод, сам по себе он не имеет ценности; его главная роль – дать Бодлеру возможность, глядя на предмет, созерцать самого себя.
По мнению французского философа, рефлексивное сознание поставляет нам абсолютно достоверные данные, человек не ошибается в акте рефлексии, что у него есть образ чего-либо. Рефлексивное не отделяется совсем от отражающего, не может охватить его «с точки зрения». Его познание – целостное, это молниеносная интуиция, всё даётся сразу в виде абсолютной близости. Важно отметить, что рефлексия ничего не сообщает, она только полагает, является скорее узнаванием, а не просто познанием. В поздней работе «Критика диалектического разума» Сартр57 пишет, что появление рефлексивного и критического сознания в каждом принимает форму индивидуальной попытки «схватить» момент исторической тотализации через единичную жизнь как некое выражение целого. Для чего рефлексия? Чтобы преодолеть бытие, которое убегает, течёт, ускользает из своих рук, делая его данным, тем, чем оно является, спасая от «эк-статического распыления». Посредством рефлексии для-себя, теряющееся вне себя, пытается интериоризироваться в собственное бытие, чтобы быть самим собой, тем, чем оно является.
Нужно различать два рода рефлексии, которая может быть чистой или нечистой. «Чистая рефлексия, простое присутствие рефлексивного для-себя в отношении к отражающему для-себя, есть… идеальная форма, рефлексия, на основании которой появляется нечистая рефлексия, такая, которая никогда вначале не дана, которую нужно получить через определённого рода катарсис», разъясняет Сартр58. Когда мы понимаем, что рефлексия всегда относится к прошлому, она является чистой. Но становится нечистой в той мере, в какой она принимается за сознание настоящего и за сознание бытия-для-себя в его подлинном существовании. Рефлексия происходит из самообмана, конституируясь в качестве объекта, которым я себе являюсь. Нечистая рефлексия включает чистую, но превосходит её, расширяя свои претензии, ведь именно она создаёт последовательность психических фактов. То, что даётся в повседневной жизни и есть нечистая рефлексия. В каждом случае рефлексии тревога рождается как структура рефлексивного сознания.
Французский философ полагает, что рефлексивное сознание может быть названо моральным, так как не способно появиться не раскрывая ценностей, которые можно принимать или не принимать в расчёт, но они есть. Совсем нет сознания, которое не сопровождалось бы своей ценностью как сплавом того, чего не достаёт с тем кому не достаёт того, чего не достаёт в качестве нереализуемой целостности, преследующей для-себя. В «Дневниках странной войны» Сартр59 замечает, что быть моральным значит добиться наивысшего достоинства в плане бытия, существовать как можно больше, принуждая свою природу к видоизменению. Но важно отметить, что ценность в своём первоначальном появлении не полагается посредством для-себя, она присутствует, недосягаемая и переживаемая как конкретный смысл недостатка, который делает моё настоящее бытие. Таким образом, ценность характеризуется двояким свойством: быть и не быть. Как ценность она имеет бытие, но это существующее не имеет бытия в качестве реальности, её бытие – быть ценностью, то есть не быть бытием, выступая смыслом всякого возвышения, преследуя сердцевину для-себя в качестве того, ради чего для-себя является. Ценность находится вне и для трансцендентности, она кажется неуловимой, но и наоборот, если обращают внимание на идеальность ценностей, то устраняют у них бытие, а за недостатком бытия они и вовсе пропадают. В работе о Бодлере Сартр60 пишет: «… Бодлер оказался перед неизбежной альтернативой: коль скоро не существует никаких готовых принципов, … ему следует либо навеки застыть в состоянии морального безразличия, либо заново изобрести как Добро, так и Зло». Раз сознание полагает собственные нормы, то ему следует взять на себя всю ответственность выработать свои ценности и наделить смыслом мир и собственное существование в нём.
Рефлексия как способ бытия для-себя должна быть темпорализацией, является своим прошлым и будущим, она есть сознание трёх эк-статических измерений и по своей природе распространяет права на возможности, которыми человек является, а также на прошлое бытие.
|
