Во-первых, временное, а не только постоянное население, должно рассматриваться как ресурс развития, а привлеченный спрос как его «второй мотор». Отсюда следует, что необходимо провести переоценку привлекательности города с точки зрения территориального маркетинга. Ключевых направлений здесь два – выработка имиджевой политики и поддержка мобильности населения.
Имидж города – это продукт субъективный. Вопрос в том, кто является субъектом формирования имиджа. Если это человек воспринимающий или наблюдающий, то речь идет о личном впечатлении, чувстве места, его отражении в мироощущении конкретной личности. Если же субъектом является «клиент» – инвестор, турист, студент, рабочий, то ситуация радикально меняется. В этом случае речь идет об определенных категориях потребителей, предъявляющих спрос на разные свойства жизненной среды города, часто не имеющие ничего общего с впечатлениями. Фактически, город должен взглянуть на себя со стороны, увидеть себя глазами компаний, фирм, студентов и всех остальных, чтобы смысловое наполнение имиджа города отвечало их запросам, тогда имиджевая политика сможет облегчить решение следующих задач:
привлечение мелких и крупных инвестиций через улучшение репутации и тиражирование позитивных примеров,
обозначение региональных перспектив, связанных с крупными проектами,
компенсация морального ущерба и социально-психологических комплексов жителей города,
сплочение населения города вокруг идеи его развития, поддержание доверия к местной власти и укрепление регионального патриотизма.
Однако имиджевых усилий недостаточно для повышения привлекательности города. Нужны стимулы и условия для роста мобильности населения. Согласно оценкам Центра миграционных исследований, примерно 10% домохозяйств страны сегодня имеют трудового мигранта, а в некоторых городах – эта доля поднимается до 25%     , что, безусловно, свидетельствует о стихийном росте мобильности, позволяющей людям решить многие из своих жизненных проблем. Однако процессы эти не встречают соответствующей поддержки. Крайне слабо развита система льготных тарифов для часто перемещающихся людей, почти нет сопутствующего сервиса, слабо дифференцирована система транспортных сообщений, расстояния, по-прежнему, превращаются в испытания, а территориальная близость остается главным условием связанности территорий. Не в этом ли направлении стоит концентрировать стратегические усилия?
Во-вторых, критерии количественного роста (численность населения, объемы жилья, транспортные коммуникации, введение объектов социальной инфраструктуры, рабочие места…) должны уступить свое доминирующее положение критериям качественных изменений (городская среда, условия жизни, разнообразие и качество услуг, удобство транспортных коммуникаций, адаптация существующей инфраструктуры к изменившимся потребностям …). Нужно сказать, что сокращение численности населения само по себе ведет к росту показателей качества жизни – квадратных метров, приходящихся на душу населения, сокращению очередей, снижению конкуренции в сфере образования, и в целом, росту доступности услуг. Это явно позитивное следствие требует и соответствующего роста потребительских стандартов, поскольку сокращающееся население должно быть максимально эффективным, затрачивая, по возможности, меньше времени на решение задач жизнеобеспечения.
В третьих, принципы конкуренции или соперничества между городами за ресурсы развития должны быть заменены принципами кооперирования и многоуровневой координации, созданием совместных проектов, ориентированных на меняющийся возрастной состав и жизненный цикл населения. Это требует совместной выработки региональной политики и большей специализации городских центров. Конечно, специализация не должна пониматься в узком смысле и вести к возрождению идей монопрофильности экономики города. Требование большей эффективности рынка труда, предполагает его большую профессионализацию. Это значит, что каждый из крупнейших городов должен чем-то выделяться по степени профессионализма на общем фоне, являясь лидером в конкретном виде деятельности. Данный принцип давно реализован в сфере производства – каждый из городов имеет свой индивидуальный промышленный профиль, но сфера услуг населению, построенная по социальным нормативам, далека от его применения. В сфере науки, образования и здравоохранения примеры специализации также единичны. Это не значит, что нужно отказываться от социальных норм, но все, что выходит за рамки принятого в обществе базового стандарта, может быть диверсифицировано. «Уникальность» должна рассматриваться не только как конкурентное преимущество, подавляющее потенциальных соперников, но и как способ стимулировать взаимодополнительность хозяйства городов.
Территориальной базой городского развития должен стать не только собственный субъект Федерации, но и крупный экономический регион или даже страна в целом, что расширяет возможности согласования интересов и отвечает более диверсифицированным потребностям экономики и населения. Макрорегиональный взгляд на проблему вовсе не является излишним при решении частных проблем каждого города. Собственно, данный подход уже использовался на заре индустриальной эпохи при определении целесообразности размещения производительных сил. Возможно, к нему стоит вернуться на новом этапе, но уже с позиций разгосударствленной экономики и постиндустриальных ценностей. Именно, определение места города в системе межрегиональных связей поможет ему сохранить свои центральные функции. Если же в качестве наиболее «надежной» стратегии развития по-прежнему будет сохраняться стремление к разграничению сфер пространственного влияния городов и установлению тотального контроля над «своей» территорией, исходя из принципов самодостаточности, то наиболее реалистичным будет выглядеть следующий прогноз. Во-первых, контраст между немногими очагами роста и многочисленными зонами демографического и экономического спада будет усиливаться, во-вторых, подавляющее большинство городов продолжит «съеживаться», а стоимость жизни в них – возрастать. Перед городскими властями встанет не проблема строительства нового жилья, а проблема сноса пустующих домов, требующих средств на их содержание и санацию. В отсутствии людей начинает деградировать городская инфраструктура. Словом, картина довольно мрачная.
«Узловые» функции города и проблема сохранения социальной стабильности
Узловые функции – это функции собирания, управления и перераспределения транспортных, финансовых, товарных, миграционных, информационных и других потоков. Пересечение всех этих потоков и делает крупные города гетерогенными, принося им как многочисленные выгоды от увеличивающихся возможностей, так и провоцируя конфликты из-за столкновения интересов, включая и конфликт между традиционным и инновационным, который сегодня принял форму противодействия локального глобальному.
Определяя стратегию развития города как «узла», мы сталкиваемся с многомерностью пространства, описываемого с помощью множества географических, социальных, политических и экономических параметров. Приходится признавать, что город вписан сразу в несколько территориальных систем, и в каждом случае стратегические цели развития различаются, требуя разных политических инструментов и конкретных мер. Привычное для нас представление о городе как о центре территории, венчающем собой локальную систему расселения, оказывается лишь частым случаем во всем многообразии «центральностей», предлагаемых узловым положением, а потому лишь частично определяет «будущее» города.
Глобализация, которая резко расширила пространственные связи и возможности городов, повлияла и на увеличение разнообразия вариантов развития, предполагающих разную степень включенности в мировые и местные процессы. Переплетение глобального и локального означает, что старые формы управленческой мобилизации, основанные на триаде: монополия – концентрация – конкуренция, надежно обеспечивавшие экономический рост, не утратили своего значения, но эффективность их применения заметно снизилась.
Проблема состоит в том, что при доминирующей роли узловых функций города и сохранении ориентации на концентрацию и конкуренцию происходит стягивание всех потоков в наиболее сильные фокусы экономического пространства. Основанная на этих принципах политика территориального управления напоминает кастинг, формирование клуба избранных, за членство в котором всеми средствами борются местные элиты. Следствием искусственного отбора наиболее «жизнеспособных» является сокращение полюсов роста, способных организовать пространство вокруг себя и обеспечить межрегиональную интеграцию. Возникают «архипелаги» богатства на фоне деградирующей и люмпенизированной периферии   . Побочным эффектом такой политики является медленный внутренний распад некогда единого пространства страны, признаки которого мы наблюдаем уже и сегодня .
Описанный процесс не является неизбежностью, его вполне можно направить в иное русло, смягчая территориальные диспропорции, если для стратегии развития городов приоритетной будет признана иная триада: мобильность – координация – специализация.
Мобильность предполагает, что связанность становится важнее географической близости или административного подчинения, а доступность превращается в ключевой параметр развития. Движение по социальной лестнице дополняется возможностью реальной смены места жительства и получения необходимых социальных услуг независимо от прописки. Мобильность и доступность естественным образом снижают уровень централизации и способствует выравниванию уровня жизни населения. Координация невозможна без информационной открытости и поиска баланса интересов, конкуренция и конкурентные преимущества здесь важны не «во вред соседу», а «на благо» обществу. Наконец, специализация означает не столько наращивание конкурентных преимуществ, сколько комплeментарность, достижение каждым городом высокого уровня развития в какой-либо из приоритетных областей, важных для общества в целом. Обретение собственного лица предполагает не только рост автономности принятия решений, но и значимости согласованности действий, перераспределения функций и ответственности между центрами разного уровня, интенсификацию обменов услугами.
Предлагаемый подход позволяет смягчать внутренние напряжения и сгладить внешние противоречия, характерные для города, ориентированного на развитие узловых функций. Это важно, поскольку решение многих городских проблем связано не просто с дополнительным финансированием или технической поддержкой (компьютеризации, развития инфраструктуры…), а с преодолением сопротивления общества переменам, с необходимостью которых оно далеко не всегда согласно, в силу их «перпендикулярности» жизненному опыту и сложившимся стереотипным представлениям.
Яркий пример резко негативное отношение к мигрантам при осознанной необходимости роста миграционной привлекательности страны. Другой – страх перед иностранными инвесторами, неспособность признать собственную некомпетентность, нежелание участвовать в деятельности международных институтов (например, дискуссия о приостановлении членства России в ПАСЭ), стремление контролировать деятельность общественных и негосударственных фондов при декларировании приоритетности развития гражданского общества, и т.д. Другими словами, логика концентрации «власти и денег», доминирующая сегодня, систематически входит в противоречие с логикой «объединения усилий», предполагающей не командно-административные, а партнерские отношения.
Еще одна трудность кроется в размытости представлений о субъекте наших стратегических усилий. Если рост благосостояния местного населения выглядит как естественная цель для «города-центра», то в случае «города-узла» – это далеко не очевидно. Местные жители являются лишь одним из многих субъектов, своего рода субстратом, «обогащающимся» за счет пропускаемого через него потока. Поэтому главным субъектом заботы и основной головной болью становится временный житель или посетитель города – мигрант во всем многообразии его обличий, а не местное население.
В этом смысле, очень показательны рассуждения классиков концепции global cities о движущих силах их развития. Хотя российские города вряд ли могут рассчитывать на обретение данного статуса, многие выводы теоретиков актуальны и для нас. Так, Питер Тэйлор, опираясь на идеи Джона Фридмана, Саскии Сассен, Питера Холла, а также более ранних их предшественников Роберта Рэдфилда и Милтона Зингера, полагает, что превращение городов в «узлы» мировой экономики является производной от деятельности транснациональных компаний, предъявляющих спрос на услуги в сфере финансов, скоростного транспорта, маркетинга, потребления и т.д. Иерархические отношения, возникающие между городами, а следовательно и их «центральность», являются результатом бизнес-стратегий компаний. Наличие или отсутствие штаб-квартир крупного бизнеса, насыщенность рынка города известными мировыми брэндами, интенсивность международного авиационного обмена, все это является индикаторами принадлежности к global cities. К этому стоит добавить и институциональную составляющую глобализации, унаследованную городом роль в мировом политическом процессе.
Несколько иной, но близкий подход предложен Мануэлем Кастеллсом, согласно которому в современном мире материальное производство выполняет подчиненную роль по отношению к информации и знанию. В центре концепции Кастеллса находится красивая идея «пространства потоков», противопоставляемого «пространству мест». Это, конечно, метафора, подчеркивающая значимость узловых, а не локальных функций городов. «Пространство потоков» имеет аморфную губчатую структуру со своими «дырами» и «уплотнениями», но у него есть вполне материальный носитель в виде информационных сетей и сложной системы территориально-административных и экономических отношений, что позволяет оценить уровень лидерства каждого из центров. Те из городов, которые участвуют в процессах обмена информацией, капиталом и властью, становятся узлами, наращивая свои центральные функции, независимо от их размера и местоположения (relatively freestanding ‘nodal points’ of global flows), остальных ждет медленное понижение статуса и оттеснение на периферию основных процессов.
Автором третьего подхода является Ульф Ханнерз, который обращается к человеческому, а не экономическому измерению города, поскольку мировые города являются узлами не только властных, финансовых и информационных потоков, но также и человеческих. Его концепция апеллирует к «фокусности» города для мирового культурного процесса. Он задается вопросом, почему лишь немногие города становятся центрами «производства» новой культуры, притягивая огромное количество людей со всех концов света, а не только из ближайших окрестностей. Он подчеркивает «временность» культурной продуктивности, процесс отмирания и возобновления креативности городов. Понимая культурный процесс широко, Ханнерз рассматривает город как «рыночную площадь культуры», выделяя четыре очень разные категории людей, формирующих этот рынок сегодня. Это – менеджеры, особенно представители иностранных компаний (expatriate staff), туристы, мигранты и лица творческих профессий: артисты, художники, дизайнеры. Все они – современные «кочевники», их объединяет временность присутствия в городе, где они реализуют часть своих карьерных устремлений или творческих амбиций, оставаясь при этом в теснейшем контакте с местами их прежней или будущей жизни.
Измерителем развитости узловых функций города для Ханнерза являются:
активность культурных репрезентаций разного рода – от официальных событий и фестивалей до неформальных акций представителей альтернативной культуры,
разнообразие этнической структуры населения, свобода и легкость этнического самовыражения, мода на этничность,
широкий спектр возможностей для реализации разных типов поведения и образов жизни – от традиционных или этнических рынков, магазинов, форм проведения досуга до казино, фитнесс- и гольф-клубов,
рафинированность городской среды, сочетающей уникальность и универсальность, ощущение достижимости привычного уровня комфорта,
развитость системы территориального «маркетинга» – символической ценности разных участков городского пространства.
Из всех трех концепций следует, что мировой город является центром, генерирующим и принимающим человеческие потоки, а его внутренняя жизнь зависит от того, насколько он в состоянии приспособиться к меняющемся предпочтениям «кочевников глобализации». Устойчивое развитие мирового города требует от него постоянной изменчивости, а транзит становится одной из наиболее продуктивных форм его существования, определяя в значительной степени его образ, инновационность, центральность и вовлеченность в глобальные процессы.
Впечатляет, но хорошо, если местный житель попал на этот ледокол, разрушающий привычную рутину, и оказался сопричастен трансформационным процессам, а если он оказался за бортом или со стороны наблюдает за движением этой махины? А если таких людей большинство среди местного населения? Тогда обостряются все внутренние противоречия и имущественное неравенство, растет социальное напряжение, вспоминают о метафоре «город контрастов», поскольку на фоне общей серости и уныния проклевывается «город в городе», сияющий витринами и дорогими автомобилями. Неслучайно концепция global city развивается параллельно с концепцией dual city – города двойных стандартов или во французской интерпретации города разных скоростей развития.
Если взглянуть на российские города через призму западных теорий, то совпадение многих тенденций и рисков столь очевидно, что не требует особых доказательств. Конечно, крупнейшие региональные центры России участвуют в перераспределении мирового богатства лишь косвенно, получая дивиденды от посреднической деятельности в сфере экспорта природных ресурсов. Но это не значит, что у них по определению отсутствуют проблемы, свойственные global city. Наш внутренний рынок достаточно велик, не говоря уже о масштабах территории, для того чтобы внутренние, а не внешние импульсы играли ключевую роль в происходящих процессах. Находясь в общем потоке экономических и социально-культурных изменений, крупнейшие города постепенно превращаются в партнеров, а не подчиненных главного центра страны – ее столицы, в разной степени участвуя в экономических, информационных и культурных обменах. Они вовлекаются в межрегиональные и международные взаимоотношения, становясь в конечном итоге самостоятельными участниками глобальных рынков.
Основная трансформирующая роль в крупнейших российских городах, как и во всех развитых странах, принадлежит банковскому сектору, крупным компаниям и известным дистрибьюторским сетям, размещающим здесь свои «точки» и штаб-квартиры. Экспортно-ориентированный бизнес сильно влияет на рынок труда, жилья и структуру имеющегося сервиса, а формирование, распространение и деятельность дистрибьюторских сетей – на стандарты потребления населения, образ жизни людей и даже роли городов, которые по-разному реагируют на нововведения, склоняясь к «открытому» конкурентному или «закрытому» протекционистскому типу развития. Одни из городов оказываются в сфере влияния более мощных или активных соседей, а другие, напротив стремятся осуществлять внешнюю экспансию, принося выгоды не только владельцам бизнеса, но и городу в целом.
Вторым игроком, стимулирующим городской транзит, является государство, закрепляющее за отдельными городами властные функции. Укрупнениеадминистративно-территориального деления, так же как и создание новых территориальных единиц с приданием их центрам дополнительных властных полномочий – апробированный российский способ повышения статуса городов и их экономического благополучия. Несмотря на всю надежность процедуры конвертации административных ресурсов в финансовые, механизм этот дает сбои. Ожидания оправдываются лишь в том случае, если расширение властных полномочий приводит к контролю над территориями, имеющими собственные источники доходов, независимо от их природы: добыча полезных ископаемых, экспортно-ориентированное производство или дотации федерального центра, вынужденного «покупать» лояльность своих субъектов.
Так, например, Тюмень колоссально выиграла от частичной реставрации прежней системы административной субординации, где ей принадлежала роль столицы трех регионов – собственно Тюменской области, нефтяного Ханты-Мансийского и газового Ямало-Ненецкого автономных округов. Город, получающей всего 3% региональных инвестиций, вернул себе функцию перераспределения налоговых отчислений самых «богатых» субъектов страны. Реакцией на усиление административной роли Тюмени, даже просто постановка вопроса в этой плоскости и его настойчивое продвижение, стал рост численности населения, начавшийся с 2001 года, и рост стоимости жизни в городе. Цены на жилье в Тюмени почти на 15% выше, чем в Екатеринбурге, на четверть – чем в Новосибирске и на треть – чем в Омске. При этом уровень средней заработной платы почти в 3 раз ниже, чем в соседних добывающих округах, и лишь на 1,5-2,0 тыс. рублей выше, чем в Екатеринбурге, Омске или Новосибирске. Тем не менее, расширившиеся финансовые возможности и привлеченный спрос на жилье, стимулировали развитие города. В Перми, ставшей столицей объединенного региона, подобного экономического «чуда» не произошло и вряд ли его стоит ожидать. Таймыр с Эвенкией также не принесут особых дивидендов Красноярску, поскольку главный «донор» региона – Норильск, и без того находится в краевом подчинении.
Похожий, но все же иной сценарий реализуется в случае возвышения Екатеринбурга. Город является столицей Федерального округа, не имеющего статуса субъекта Федерации и, следовательно, соответствующей налоговой базы. Однако, он позиционирует себя как столица «Большого Урала» и «третья столица страны», объединяя вокруг себя такие региональные центры, как Тюмень, Уфа, Ижевск, Салехард, Оренбург, Магнитогорск, Сургут, Ханты-Мансийск, Челябинск, Стерлитамак, Курган, Нефтекамск, Нефтеюганск, Нижний Тагил, и с некоторыми оговорками Пермь. Границы «Большого Урала» охватывают территорию не только превышающую привычные географические очертания Урала, но и Уральского федерального округа. Город действительно сумел сохранить свои лидерские позиции и даже расширить влияние, в чем ему, безусловно, помогли новый статус и традиционная близость с регионами Западной Сибири и Южного Урала. Рынок жилья и услуг Екатеринбурга, так же как и в Тюмени, начал расти благодаря привлеченному спросу: примерно с 2002-2003 годов покупка квартиры в городе начала рассматриваться не только как решение жилищной проблемы, но и как выгодная инвестиция. Хотя доля «мелких» инвесторов из ХМАО, ЯНАО и Нижнего Тагила сравнительно невелика, не превышая 10%, этого достаточно, чтобы заработал механизм распространения роста.
История «столицы Юга» – Ростова на Дону – выглядит менее успешной, и трансформационные процессы здесь развиваются по иному сценарию. «Большой Юг» еще более разнороден, чем «Большой Урал», учитывая республики Северного Кавказа и регионы нижнего Поволжья. Сложившиеся этно-культурные и исторические различия здесь столь велики, а транспортная сеть, связывающая разные части округа, столь недостаточна, что жители Астрахани или Волгограда не воспринимают Ростов как свою региональную столицу. Поэтому «Юг России», несмотря на пространственные амбиции, изначально редуцируется до Северного Кавказа. Следовательно, и зона влияния Ростова заметно меньше, чем Южный федеральный округ. Но и на Северном Кавказе – регионе, обильно снабжаемом федеральными деньгами, позиции Ростова неустойчивы, поскольку, во-первых, контроль над трансфертами принадлежит Москве, и город получает лишь косвенную выгоду от размещения федеральных структур, способствующих появлению новых рабочих мест и расширению слоя платежеспособного населения. Во-вторых, велика конкуренция со стороны Краснодара за привлечение инвестиций и населения. Сегодня трудно назвать сферу деятельности, в которой бы Ростов и Краснодар стремились бы к сотрудничеству, кроме формальных мероприятий по культурной или административной линии. Наконец, бурно растущая Махачкала явно может претендовать на статус неформальной столицы Северного Кавказа, деловой и мозговой центр его теневой экономики, доля которой в регионе по разным оценкам составляет от 60 до 80%.
Третью по значимости позицию для городского транзита занимают мигранты и развитость каналов коммуникаций, причем как традиционных транспортных, так и новых – мобильной и спутниковой связи, Интернета, и просто налаженность человеческих отношений и контактов. Как грустно мне заметили в Челябинске: «Немецкие бизнесмены вместе с инвестициями оседают в городах, куда летает Люфтганза, поэтому мы заранее проигрываем Екатеринбургу». В этом смысле очень показательна география немецкого КМБ-банка, работающего на российском рынке с 1992 года. Его филиалы расположены в Москве, Петербурге, Нижнем Новгороде, Саратове, Екатеринбурге, Омске, Новосибирске и Барнауле. Саратов и Барнаул в этом списке явно являются данью истории российских немцев.
Несмотря на неоднородность состава мигрантов, имеющих разный социальный и имущественный статус – от топ-менеджеров и артистов до гастарбайтеров, и разные цели приезда – бизнес, поиск заработка, туризм или шоу-бизнес, все они сильно меняют жизнь в городе, привнося новые стандарты, возможности, представления, моды, оценки, спрос на услуги и образ жизни. Нередко трансформационные процессы инициируются представителями альтернативных культурных течений. Богема формирует моду на «места», вслед за культовыми фигурами появляются фанаты, затем паломники и туристы, вслед за ними идет сервис и представители бизнеса. В результате полностью меняется облик городской среды, утрачивается аура богемной жизни и место становится дорогим, престижным и респектабельным. Так, болезненная красота разрушающегося Петербурга и свойственный ему декаданс породили в среде московской творческой элиты моду на жизнь в северной столице, культурная сосредоточенность которой противопоставляется мишурному блеску тусовочной Москвы. Вслед за интеллектуалами в Питер потянулись и бизнесмены, что обернулось резким скачком цен на рынке жилья и ускорившимся формированием элитных кварталов, особенно заметном на Васильевском острове. Фактор культурного воспроизводства играет важную роль в облике Казани, переживающей этно-культурное возрождение, и Екатеринбурга, ставшего столицей нонконформизма и рок-культуры, Перми, выбранной «культурной столицей Поволжья» в 2006 году.
Однако несравнимо большее влияние на жизнь городов оказывает мигрирующий бизнес-класс, заполняющий московские авиарейсы и скоростные поезда. По оценкам местных социологических агентств на долю деловых людей, в Екатеринбурге, Челябинске, Ростове и Красноярске приходится до 80% междугородного и международного пассажиропотока. Экспорт/импорт менеджеров, часто возвращающихся в столицу из провинции по выходным, или напротив, домой из столицы, достаточно новое явление для страны, отражающее рост мобильности квалифицированных кадров. Эта категория людей живет, конечно, не только в поездах и самолетах, но и обустраивается в местах своего временного пребывания. Так, в Ростове-на-Дону спрос на квартиры со стороны московских компаний, ведущих свой бизнес в городе, резко взвинтил цены на жилье, особенно в центре. Известны случаи, когда дома скупались целиком на начальной стадии строительства. Причем целью покупки были не инвестиции в недвижимость, а потребность в квартирах, предоставляемых компанией работникам, выписываемым из Москвы или других городов. Существует и практика последующей передачи такого «служебного жилья» в собственность, выступая в качестве «бонуса», удерживающего ценные кадры в провинции. Так, например, поступает Газпром в Краснодаре.
Индикатором развитости бизнес-контактов, деловой активности и мобильности квалифицированных кадров служат не только возросшие транспортные потоки и бум на рынке жилья, но и активность использования Интернета. Сравнение данных опросов, регулярно проводимых ФОМом, и Интернет индексов, которые ежемесячно рассчитываются Яндексом для 50 городов страны, показывает любопытное расхождение между уровнем доступности сетевой инфраструктуры и реальным использованием сети (табл. 4).
Таблица 4. Охват населения Интернетом и активность использования сети
Название города
|
Уровень интернетизации (%)
|
ИИ-Яндекс, 02.2006
|
Название города
|
Уровень интернетизации (%)
|
ИИ-Яндекс, 02.2006
|
2001
|
2005
|
2001
|
2005
|
Москва
|
29,8
|
35,2
|
|
Ижевск
|
|
5,9
|
138 (31)
|
Санкт Петербург
|
13,0
|
20,0
|
|
Пермь
|
4,56
|
9,0
|
279 (9)
|
Ярославль
|
|
8,9
|
214 (16)
|
Уфа
|
2,81
|
6,9
|
240 (13)
|
Рязань
|
|
5,3
|
118 (40)
|
Оренбург
|
1,2
|
6,0
|
122 (38)
|
Воронеж
|
|
10,3
|
231 (14)
|
Екатеринбург
|
7,5
|
12
|
494 (1)
|
Липецк
|
|
|
|
Челябинск
|
4,29
|
|
287 (7)
|
Ростов на Дону
|
4,84
|
15
|
178 (22)
|
Тюмень
|
|
10
|
212 (17)
|
Краснодар
|
12,2
|
16
|
328 (5)
|
Омск
|
2
|
5,6
|
166 (26)
|
Нижний Новгород
|
2,73
|
|
271 (10)
|
Новосибирск
|
6,33
|
12
|
464 (2)
|
Пенза
|
|
|
|
Барнаул
|
1,96
|
6,2
|
140 (30)
|
Волгоград
|
0,92
|
12,0
|
209 (18)
|
Кемерово
|
2,17
|
|
116 (41)
|
Астрахань
|
|
|
89 (45)
|
Красноярск
|
|
7,8
|
271 (11)
|
Саратов
|
|
5,8
|
202 (19)
|
Иркутск
|
6,71
|
9,0
|
281 (8)
|
Ульяновск
|
1,06
|
5,6
|
102 (43)
|
Хабаровск
|
|
5,8
|
134 (34)
|
Казань
|
3,09
|
13,0
|
267 (12)
|
Владивосток
|
8,16
|
12
|
308 (6)
|
Самара
|
5,36
|
8,5
|
376 (3)
|
Томск
|
|
|
169 (24)
| |
