Общество кирилла туровского гомельская специализированная славянская библиотека славянская фразеология

Скачать 5.36 Mb.

Название	Общество кирилла туровского гомельская специализированная славянская библиотека славянская фразеология
страница	12/43
Дата публикации	23.07.2014
Размер	5.36 Mb.
Тип	Документы

100-bal.ru > История > Документы

1 ... 8 9 10 11 12 13 14 15 ... 43

Литература

Фразеологический словарь современного русского литературного языка / Под ред. А.Н. Тихонова: В 2 т. – М.: Флинта, 2004. Т. 1. – 832 с.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т.– М.: Терра, 1998. Т. 2. – 1024 с.
Малоха М. Фразеологизмы с концептом «дерево» в зеркале народной культуры (на материале восточнославянских и польского языков). – Мн.: Тэхналогiя, 1998. – 141 с.
Бирих А.К., Мокиенко В.М., Степанова Л.И. Русская фразеология. Историко-этимологический словарь. – М.: Астрель, 2005. – 926 с.
Словарь русских народных говоров. – Л.: Наука, 1987. Вып. 23. – 276 с.
Словарь языка Пушкина // Отв. ред. акад. В.В. Виноградов: В 4 т. Т. 3. – М.: ГИИНС, 1961. – 1048 с.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т.– М.: Терра, 1998. Т. 2. – 2030 с.
Максимов С.В. Крылатые слова. – М.: ГИХЛ, 1955. – 448 с.
Словарь русского языка XVIII века – Л.: Наука, 1991. Вып. 6. – 256 с.
Даль В.И. Пословицы русского народа. – М.: ГИХЛ, 1957. – 992 с.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т.– М.: Терра, 1998. Т. 3. – 1782 с.
Афанасьев А.Н. Народные русские сказки не для печати, заветные пословицы и поговорки. – М.: Ладомир, 1997. – 736 с.
Легостаев А.А., Логинов С.В. Фразеологический словарь русского языка. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2003. – 448 с.
Большой академический словарь русского языка. – М., СПб.: Наука, 2006. Т. 5. – 693 с.
Михельсон М.И. Русская мысль и речь. Свое и чужое. Опыт русской фразеологии: В 2 т. – М.: Русские словари, 1994. Т. 1 – 780 с.
Вакуров В.Н. Калач // Русская речь. – 1981. – № 1. С. 157 – 158.

Н.В. Паляшчук (Мінск)
АБ ФРАЗЕАЛАГІЧНЫМ СКЛАДЗЕ

СТАРАБЕЛАРУСКАЙ ДЗЕЛАВОЙ ПІСЬМЕННАСЦІ
Меркаванне Б.А. Ларына адносна грунтоўнага аналізу “фразеалагічных матэрыялаў па ўсіх даступных крыніцах: помніках пісьменнасці з X стагоддзя, фальклорных тэкстах і дыялектных дадзеных” актуальным і слушным з’яўляецца і сёння. Паколькі замкнутасць даследаванняў толькі ў межах сінхранічных адносін аказваецца недастатковай для разумення законаў утварэння фразеалагічных адзінак, іх значэння, асаблівасцей іх функцыянавання і пад.

Так, сучасныя фразеалагізмы паводле ступені зліцця кампанентаў у адзінае цэлае падзяляюцца на фразеалагічныя зрашчэнні (ідыёмы) – устойлівыя словазлучэнні, у якіх кампаненты цесна зрасліся ў адно сэнсавае цэлае і значэнне якіх не выводзіцца са значэнняў яго састаўных частак; фразеалагічныя адзінствы – устойлівыя, семантычна непадзельныя словазлучэнні, сэнс якіх у той ці іншай ступені выводзіцца з пераноснага значэння ўтвараючых яго слоў; фразеалагічныя спалучэнні – устойлівыя ў выкарыстанні словазлучэнні, сэнс якіх вынікае са слоў са свабодным і фразеалагічна звязаным значэннем, якія ўваходзяць у яго склад.

Для даследчыка гістарычнай фразеалогіі, бадай, самае важнае і складанае наступнае: як вычленіць фразеалагічную адзінку з пісьмовага тэксту, які датуецца, напрыклад, XV–XVI стст.? Так, па методыцы А.С. Аксамітава варта браць пад увагу крытэрый паўтаральнасці і выкарыстоўваць семантычны аналіз, “пры якім дапускаецца наяўнасць пераноснага значэння ў словазлучэнні, а таксама раскрываюцца як сувязі слова і слоўных значэнняў, так і значэнне самога цэлага” [1, с. 185], а таксама прыём адшуквання этымалагічна блізкага слова ў старабеларускай або сучаснай беларускай мове. М.М. Капыленка прытрымліваецца метаду міжмоўнай ідыяматычнасці, г.зн. супастаўлення пэўнага спалучэння з яго іншамоўным адпаведнікам [2]. Л.Я. Касцючук найбольш прымальным лічыць спалучальна-кантэкстны метад: пры даследаванні лексічнай, семантычнай і граматычнай спалучальнасці ў межах абранай групы словаспалучэнняў маецца магчымасць вызначыць устойлівыя, г.зн. такія, якія па розных прычынах станавіліся ўзнаўляльнымі, валодалі “пераемнасцю” ва ўжыванні [3].

Да фразеалогіі (у дыяхранічным аспекце) адносяцца гатовыя, узнаўляльныя моўныя адзінкі, якія ўяўляюць сабой пэўную камбінацыю лексем з рознай ступенню семантычнай злітнасці. Іх асноўнымі паказчыкамі можна назваць: устойлівасць, якая вынікае з асаблівасцей пастаянства яго значэння і яго кампанентнага складу, наяўнасць метафарычнасці, узнаўляльнасць, г.зн. паўтаральнасць у адной і той жа якасці, семантычная агульнасць кампанентаў, якіх павінна быць як мінімум два і якія павінны знаходзіцца ў пэўнай паслядоўнасці, функцыянальнае адзінства ўсяго словаспалучэння, даволі частая таўталагічнасць яго кампанентаў, магчымая сінанімічная замена фразеалагічнай адзінкі асобным словам. Аднак пералічаныя ўласцівасці ў дачыненні да аднаго фразеалагізма ў сукупнасці праяўляюцца не заўсёды.

Варта прыняць пад увагу меркаванне В.П. Сташайцене, якая фразеалагічнымі адзінкамі прапануе лічыць “не толькі стабільныя словазлучэнні, семантычна непадзельныя, з маналітным значэннем, але таксама і менш спаяныя, якія яшчэ не сталі цэльнай намінацыяй” [4, с. 116]. Паводле назіранняў даследчыкаў, фразеалагічным адзінкам папярэдніх этапаў развіцця мовы характэрна не столькі “ідыяматычнасць, колькі ўстойлівасць, калі пад апошняй разумець слабую ступень метафаразацыі гэтых адзінак” [5, с. 143], што дае падставы называць такія звароты мовы ўстойлівымі слоўнымі комплексамі, фразеалагізаванымі адзінкамі.

У складзе старабеларускай дзелавой фразеалогіі вылучаюцца ўласна фразеалагізмы (голову взяти, горлом карати ‘караць смерцю’, дати кату в руки ’пакараць чвартаваннем’, показати волчый зубъ ‘агрызнуцца’, подниманье шапки ’выкананне прысягі’, белая голова ‘жанчына’), а таксама ўстойлівыя словазлучэнні (люди добрые, годные, зацные, учтивые, цнотливые) і трафарэтныя формулы (мы господаръ чинимъ всимъ знаменито и кожному зособна; ознаймуемъ симъ нашимъ листомъ), якія вызначаюцца высокай ступенню ўстойлівасці, узнаўляльнасцю, агульнавядомасцю і мінімальнай ідыяматычнасцю.

У старабеларускіх тэкстах дзелавога зместу пераважаюць двухвяршынныя ўстойлівыя словаспалучэнні, сярод якіх найбольшая частотнасць ужывання ўласціва

а) назоўнікава-прыметнікавым (дзеепрыметнікавым) спалучэнням, якія ўключаюць у сябе выключна два кампаненты – назоўнік і дапасаваны да яго ў родзе, ліку, склоне прыметнік (дзеепрыметнік). Як правіла, такія адзінкі маюць тэрміналагічны характар. Дамінуючым у семантычных адносінах у іх з’яўляецца прыметнік, які канкрэтызуе, абмяжоўвае значэнне, замацаванае за назоўнікам, прама ці метафарычна: книги замковые ’зборнік дакументаў замкавага суда’, книги замковые ‘зборнік дакументаў земскага суда’, книги записные ’зборнік дакументаў аб юрыдычных актах (перадачы маёмасці, завяшчанні і пад.)’, книги каптуровые ’кнігі запісаў, звязаных з гарадскім самакіраваннем’, книги ратушные ’зборнік актаў каптуровых судоў’, книги чорные ’судовыя кнігі, у якія ўносіліся звесткі пра крадзяжы’ [6, с. 142–144];

б) дзеяслоўным ўстойлівым спалучэнням, у склад якіх уваходзіць дзеяслоў і залежны ад яго назоўнік у форме ўскоснага склону з наяўным ці адсутным прыназоўнікам. Такія выразы адрозніваюцца агульным значэннем дзеяння, у сказе выступаюць у сінтаксічнай функцыі выказніка. Семантычная нагрузка паміж назоўнікам і дзеясловам у падобных адзінках не заўсёды размяркоўваецца на карысць апошняга. Найбольш яскрава гэта праяўляецца, калі ў якасці залежнага кампанента выступае абстрактны назоўнік, а дзеяслоў як граматычна галоўны кампанент валодае шырокім семантычным дыяпазонам, з’яўляецца мнагазначным: пойти у згоду ’згадзіцца’, пойти у тяжу ‘зацяжарыць’, пойти у право ‘пачаць судзіцца’, присегу учынити ‘прысягнуць’, шкоду вчынити ’нашкодзіць’, збытокъ учынити ’здзейсніць правапарушэнне’. Дзеяслоў можа называцца стрыжнёвым па сваёй семантычнай ролі ва ўстойлівых назвах на смерть забить, словы соромотить, словы неучстивыми соромотить, головщизну платити. Наяўныя тут назоўнікі толькі канкрэтызуюць яго значэнне праз указанне на мэту і сродак дзеяння.

Прызначэнне старабеларускіх дзелавых тэкстаў абумовіла перавагу ў іх фразеалагізмаў і фразеалагізаваных адзінак юрыдычнага, грамадска-палітычнага, сацыяльна-эканамічнага зместу (агульныя назвы судовага працэсу, назвы ўдзельнiкаў судовага працэсу, назвы злачынстваў і парушальнікаў закону, назвы штрафаў і пакаранняў; назвы органаў улады i паняццяў, звязаных з iх дзейнасцю, назвы асоб па пасадах i сацыяльнаму становiшчу, назвы афiцыйнай дакументацыi; назвы маёмасных уладанняў і іх частак, назвы, што характарызуюць арганізацыю камерцыйнага працэсу, і назвы асоб, якія ў ім удзельнічаюць, назвы плацяжоў і падаткаў, назвы грашовых адзінак і інш.). Менавіта праз выкарыстанне падобных формул дасягаецца канкрэтнасць, агульназразумеласць зместу юрыдычнага дакументаў.

Назіранні над фактычным матэрыялам паказваюць, што функцыянаванне адных фразеалагізмаў і фразеалагізаваных адзінак абмяжоўваецца помнікамі пэўнага зместу (дзелавога: право поднести ‘паклясціся, прысягнуць’: естли бы Станиславъ хотелъ права поднести, ижь отецъ ихъ не делилъ куплениною, а Шимко самъ ся своимъ оупоромъ оувезалъ (КСД, 14, 1510); будеть ли о^нтое рады его не веда^л а на то право поднесеть мае^т о^н купленое або закупленое о^т него име^не с покое^мдержати (Статут 1529–Ф, 3–4); канфесіянальнага: приносити оферу ’выконваць абрад ахвярапрынашэння’. если хто ве^длугъ старого закону приноси^т бы хоте^л тепе^роферу (Зб. 261, 212б); тамъ свещенникъ недолужност^sю обложеный в^s святая входилъ, приносячи за себе и за люди оферу (Мак., 297–298); свецка-мастацкага: въ пыху (презъ пыху, пыхоръ) поднесеный ‘той, які зазнаўся, стаў ганарыстым’: слышали^смы ижъ ты будучи по^днесены^s в пыху, и пре^з поро^жнюю хвалу по^двышоны^s (Алекс., 7); да не рекуть суседи наши першане и индеяне поднесе^нные пыхою (Алекс. 1697, 5б). За іншымі падобная стылявая дыферэнцыяцыя не замацавана: поднесенье войны ‘аб’яўленне, развязванне вайны’: за поднесеньемъ воины отъ великого князя Московского на землю Инфлянтскую (АЗР, III, 236, 1578); радили потом о потреба^хи наклада^х и поча^тку поднесе^ня войны на поляки (Стрыйк., 473б); грозячи ему наконе^ц поднесе^немъ войны, и о неви^нности ихъ и правду ихъ кафолическую, если бы того учини^т не хотелъ (Пралог, 636б–637). Гэта значыць, можна гаварыць як пра стылеўтваральную ролю ўстойлівых слоўных комплексаў, так і пра залежнасць іх стылявых магчымасцей ад ужывання ў пэўнай сферы.

Трафарэтныя формулы ўяўляюць сабой словазлучэнні і сказы з устойлівай сінтаксічнай будовай, трывалым лексічным напаўненнем; яны адзначаюцца ў структуры дакументаў пэўнага жанру. У кампазіцыйнай будове прывілеяў і пастаноў Жыгімонта I (1522-1542 гг.) мы выдзелілі паўтаральныя канструкцыі, характэрныя менавіта для той ці іншай структурнай часткі (уступ, або зачын; казусная частка, або выклад зместу асноўнага пытання, што з’явілася падставай стварэння акта; фармулёўка і пацвярджэнне прынятай пастановы ці рашэння; указанне на месца і дату стварэння дакумента). Так, выклад зместу асноўнага пытання пачынаецца з формул, у складзе якіх адзначаецца 1) фразеалагізм бити чоломъ (у форме 3-яй асобы адзіночнага ці множнага ліку прошлага часу) + назва пасады або тытула + імя і прозвішча асобы + поведити намъ (передъ нами) (велико жаловати; и просити насъ о томъ (о томъ штожъ) (у форме 3-яй асобы адзіночнага ці множнага ліку прошлага часу); 2) поведити (у форме 3-яй асобы адзіночнага ці множнага ліку прошлага часу) передъ нами + назва пасады + імя і прозвішча асобы. Пацвярджэнне пастановы знаходзіла рэалізацыю праз канструкцыю И на то дати (у форме 1-ай асобы множнага ліку прошлым часе) + імя і прозвішча асобы або асабовы займеннік (у давальным склоне) сесъ нашъ листъ з нашою печатью.

“Вялікія“ жанры дзелавой пісьменнасці – юрыдычны кодэкс Трыбунал ВКЛ, выдадзены ў 1586 г. у Вільні, і Статуты ВКЛ 1529, 1566, 1586 – маюць тыповыя для тэкстаў гэтай разнавіднасці формулу адрасанта – асобы, ад імя якой пісаўся дакумент: Стефа^н божою м^лстью коро^л по^лскии великии кня^з лито^вскии ру^ски пру^скии жомои^тскии мазове^цкии ифля^нскии княже се^дмигородское и ины^х (Трыбунал, 1) – параўн.: Жикгимонтъ Трети^и божъю м^лстью король по^лски^ивелики^и князь литовски^и руски^и пруски^и жомоитски^и мазовецки^и ифляньтъски^и тою ж божою м^лстью назначоны^и король шведски^и готски^и вандальски^и и великое княже финъляндское и иныхъ (Статут 1588, 1). Указанне на час стварэння тэксту пабудавана па мадэлі “дзеепрыметнік залежнага стану прошлага часу ад дзеяслова писати + назва населенага пункта + спалучэнне лета Божьего нароженья + год + назва месяца (у родным склоне) + нумар дня тыдня (у родным склоне)”: Писанъ у Варшаве, лета Божьего нароженья тисяча пятьсотъ осмдесятъ первого месяца марца первого дня (Трыбунал, 15б) Гэта дае падставы гаварыць пра існаванне адзіных правіл складання і афармлення тэкстаў аднаго жанру, пра уніфікацыю іх формы.

Такім чынам, да фразеалагічнага складу старабеларускай дзелавой пісьменнасці адносяцца ўласна фразеалагізмы, устойлівыя словазлучэнні, трафарэтныя формулы, якія ўяўляюць сабой плённы матэрыял для далейшага вывучэння як у традыцыйных, так і новых аспектах (генетычная характарыстыка, аналіз варыянтнасці, гістарычнай перспектывы, выяўленне анамасіялагічнай структуры, жанравай дыферэнцыяцыі). Атрыманыя вынікі пашыраць існуючыя звесткі па дыяхранічнай фразеалогіі, дазволяць больш яскрава ўявіць сістэму мовы ў пэўны перыяд яе развіцця.
Літаратура

Аксамітаў А.С. Беларуская фразеалогія. – Мінск: Вышэйшая школа, 1978.
Копыленко М.М. К исследованию славянской фразеологии древнейшей поры // Филологический сборник. – Вып. 3. – Алма-Ата, 1964. – С. 99–104.
Костючук Л.Я. Устойчивые словосочетания в древнерусском языке // Проблемы русской фразеологии. – Тула, 1978. – С. 40-48.
Сташайтене В.П. Абстрактная лексика на материале старобелорусских письменных памятников XV-XVII веков. – Вильнюс: Периодика, 1973.
Аксамітаў А.С. Беларуская фразеалогія. – Мінск: Вышэйшая школа, 1978.
Гістарычны слоўнік беларускай мовы. Вып. 15. – Мінск: Беларуская навука, 1996.

Г. В. Сериков (Гомель)
СТАРИННЫЕ РУССКИЕ ПОСЛОВИЦЫ В КОНТЕКСТЕ ИЗУЧЕНИЯ

НЕКОТОРЫХ ВОПРОСОВ ИСТОРИЧЕСКОЙ ГРАММАТИКИ
“Итак, то, что будет представляться юношеству

для изучения, пусть будут вещи, а не тени вещей,

вещи, говорю я, плотные, подлинные, полезные,

хорошо действующие на чувство и воображение”.

Ян Амос Коменский.
На правильное понимание эволюции языковых явлений в родственных славянских языках, казалось бы, нацелена сама учебная программа пятилетней подготовки филологов: от введения в славянскую филологию студенты переходят к изучению старославянского языка, затем – к исторической грамматике родного языка (в нашем случае – белорусского или русского). К тому же всё это изучается параллельно на фоне соответствующих явлений современной фонетики, лексикологии и морфологии. Однако, несмотря на всю эту постепенность и преемственность в переходе от простого к сложному, историческая грамматика как учебная дисциплина считается среди студентов одной из наиболее “труднопроходимых” и недопонимаемых. Каким же образом хотя бы чуть-чуть “пододвинуть” к современному студенту-филологу историческую грамматику русского или белорусского языков, как “овеществить” и “уплотнить” эти предметы, чтобы они “хорошо действовали на чувство и воображение”, чтобы они помогали двигаться вперед, к следующим знаниям?

Поскольку для успешного усвоения материала (в нашем случае – языкового) каждый из нас использует сугубо личный, субъективный набор ассоциаций, которые непрестанно ищут необходимые зацепки и аналогии в мире уже известных нам вещей, преподавателю предлагается организовывать подачу информации таким образом, чтобы новые, ранее не известные положения как можно прочнее закреплялись в памяти обучаемого именно на основании чего-то хотя бы отдалённо знакомого.

Усвоить древние падежные окончания, разнообразные глагольные формы почти безотносительно и отвлеченно, не испытывая на звучание эти формы в живой речи, очень трудно. Поэтому, как показала практика, то, что предлагается запомнить студенту на занятиях по истории языка, целесообразно по возможности подкреплять фразеологическим материалом. Познавательное, эстетическое, воспитательное начала в старинных русских пословицах в первую очередь занимают внимание слушателя, а потом появляется и мотивация к анализу тех грамматических явлений, которые в изобилии мы находим в этих устойчивых древних сгустках народной мудрости.

Допустим, при знакомстве с названиями букв кириллицы нелишним будет привести в качестве иллюстрации хотя бы и такие примеры (эти и другие взяты из источника: [1, с. 73-162]):

Азъ да буки7 и^збавит ли о^т муки7;

Азъ буки7 вЫди7 страши^т что ме^двЫди7;

Юсъ да vжица7 дЫлу конецъ ближитца;

Rи gи с фитою пахнули7 сытою.

Далее здесь можно порассуждать и о месте “юса” и “ижицы” в русской азбуке, и о самом происхождении слова “азбука”, поговорить об исключённых из азбуки буквах, задуматься над значением неизвестных слов, предложить свои варианты понимания приведенных высказываний.

При изучении падежных окончаний существительных с основами на *-ŏ и *-ā студенты испытывают затруднения при запоминании форм Вин.п. мн.ч. сущ. муж. и жен. рода, а также особенно Тв. п. мн. ч. сущ. на *-ŏ (вроде съ городы,, съ селы). В этом случае через пословицы мы предлагаем им убедиться в том, что непривычные сейчас окончания были некогда присущи языку и органично звучали в речи:

Быва^л о^н ко^ткомъ да ла^в/\=9лива^л и мышки7 [вместо мышек. – Г.С. (и далее)];

БЫлки/7 ловить ношки оnбить7 [вместо белок ];

Видя сава мышки0 слЫтЫла7 с вышки\/7 [вместо мышек.];

Не надЫитеся7 на кнёзи b3 на снёы члёвчския в нb3^хже не^сть спёсенb3я [вместо князей и сынов].

Или, например, пословицы с архаичными формами Тв. п. мн. ч. сущ. на *ŏ :

Бабка с мотовилы а внука7 з белилы7 [вместо мотовилами и белилами];

Глазы пива7 не выпить [вместо глазами];

ГнЫвливъ з горшки7 не Ы^здитъ [вместо горшками];

Серди^т з горшки не Ыздитъ [вместо горшками];

Ушми7 слушаи7 уCты кушаи0 а7 о7чамъ дурака^м воли не дова0 [вместо устами];

Чево 7 глазы7 не доглядишъ то мошною до^п9лоти^ш [вместо глазами];

Царь блёгими воеводы смиряетъ мира7 не^згоды7 [вместо воеводами].

(В последнем примере, кроме того, можно наблюдать и древний творительный-инструментальный).

Посредством таких примеров мы даём возможность студенту-филологу прочувствовать былую жизненность забытых падежных окончаний, поверить в их тогдашнюю необходимость, а значит, и более осмысленно уже запомнить.

Или, например, всеми забытая и (если предлагать её только(!) теоретически) не возбуждающая живого интереса конструкция “инфинитив + Им. п. сущ. ж. р. на *-ā ”. Такие конструкции сразу действуют на воображение и “заставляют себя уважать”, как только облекаются в форму пословицы или поговорки:

Бить шуба7 будетъ тепла»7 а учи^т жена7 буде^т мила7 [вместо шубу и жену];

Говорить правда7 потерять д7ру^жка [вместо правду];

Дать ссуда7 на вЫкъ о7студа а не да^т то^лко на часъ [вместо ссуду];

Знать сова7 по перью [вместо сову];

Люби^т игра купить домра [вместо игру и домру];

Мука красть у7бЫлится [вместо мукэ];

Первая7 пЫсенка7 за^рдЫвся7 спЫть [вместо первую песенку];

Пробить коса7 о7сохнеть роса [вместо наклепать косу];

Прудить рЫка7 не будетъ грЫха [вместо реку];

Палить свинья накормить семья [вместо свинью и семью];

По которои рекЫ плы^т по тои и слава творить [вместо славу];

Повадился кувшинъ по воду ходить там ему b»3 голова7 положить [вместо голову];

Хотя коровка7 избыть а серешки7 купить [вместо коровку];

Цена7 у7ставить не село преставить [вместо цену];

Чаша7 моря Соловецкаго пить за ^зздравиэ7 молодецкое7 [вместо чашу];

Щеть да плеть и голова7 чесать и гу^зно [вместо голову];

Щука7 с огурцами7 скуша^т с молодцами [вместо щуку];

Ûсть уха не боятся7 грЫх7а [вместо уху];

Ыздилъ ЭЭэмеля еще7 ждать ево7 недЫля [вместо неделю];

Ыдчи7 рыба7 дать еи7 имя [вместо рыбу]. Здесь, правда, Ыдчи7 –- деепричастие, не инфинитив, но конструкция для анализа подходящая.

Достойную помоўь преподавателю и студентам окажут пословицы и с примерами старинного беспредложного управления:

Ладану бЫгаетъ дьяво^л\6 а дура^к6 до^брова7 слова7 [вместо от ладана и от добра слова];

Языкъ Киева7 даведетъ [вместо до Киева].

И, наконец, пословицы с союзом а в значении ‘и’ тоже заставять поверить студента в то, что не только в современном польском языке, но и некогда в русском, употреблялся этот союз в соединительном значении:

ВЫкъ жить а вЫкъ у7читца7;

День святъ а люди спятъ;

Рука руку моетъ а о7бе хотяn бЫлы быть .

Таким образом, для надёжной аргументации теоретических фактов по истории языка (фактов, как известно, во многом трудно усваиваемых) подобного рода приемы необходимы и полезны. Чем больше мы проговариваем предлагаемый материал, повторяем его и неустанно припоминаем при каждом удобном случае в обличье фразем, тем больше даем шансов запомнить то, чту должно знать, вселяем веру в необходимость этого знания, повышаем мотивацию к усвоению предмета, мы, в конце концов, духовно обогащаем учащегося, научаем его высоко ценить трепетное очарование живым славянским словомъ.
Литература
1. Симони, Павелъ “Старинные сборники русскихъ пословицъ, поговорокъ, загадокъ и проч. XVII – XIX столЫтıй” / Павелъ Симони. – Санктпетербургъ, 1899.

2. Коменский, Ян Амос. Избранные педагогические сочинения: т. 1. Великая дидактика / Ян Амос Коменский. – М., 1939.
Н.В.Соловьева (Минск)
ЮРИДИЧЕСКИЕ ФОРМУЛЫ В ЯЗЫКЕ МОСКОВСКОГО

ПЕРЕВОДА-РЕДАКЦИИ ЛИТОВСКОГО СТАТУТА 1588 Г.
Перевод Литовского статута 1588 г., сделанный в Москве в XVII веке, является одним из наиболее интересных памятников старорусского делового языка. Интерес этот заключается не только в том, что науке еще предстоит решить вопросы о точной дате перевода, о связи данного текста с текстом Уложения 1649 г., но и в языковых особенностях памятника, который не является переводом в строгом смысле. И.И. Лаппо, издатель и первый исследователь памятника, отмечал, что вернее было бы считать текст именно редакцией, поскольку в ряде случаев переводчик позволял себе существенные отступления от первоисточника, приблизив содержание к московским порядкам и понятиям [1, с. 216].

Все исследователи, так или иначе обращавшиеся к тексту памятника, отмечали его огромное научное, в том числе и лингвистическое, значение [1], [2], [3]. Несмотря на это, языковые особенности Московского перевода-редакции Литовского статута 1588 г. остаются недостаточно изученными.

Интересные наблюдения лингвистического характера были сделаны И.И. Лаппо еще в 1914 г. Говоря о том, что переводчику в большинстве случаев успешно удавалось найти соответствующий языковой эквивалент для передачи тех или иных фактов и реалий Великого княжества Литовского, исследователь отмечал: «Иногда Московский переводчик-редактор в тексте Статута наталкивался на явления и понятия, которые не поддавались его уразумению, ибо их не было в московском укладе жизни и в его сознании: они не находили в его запасе аналогичных понятий» [1, с. 219]. Особенно ценно это замечание в отношении устойчивых юридических формул, которыми насыщен как оригинальный текст Статута ВКЛ 1588 г. (ЛС), так и текст Московского перевода-редакции XVII в. (П-Р).

В отличие от семантики однословных наименований и терминообозначений юридического языка, семантика формулы заключает в себе целый сгусток информации о том или ином фрагменте старорусской правовой картины мира, а устойчивость формулы свидетельствует о том, что данный фрагмент является ключевым для средневекового русского правосознания.

В языке П-Р можно выделить 3 типа юридических формул по характеру соответствий языку оригинального текста ЛС:

1) формула в П-Р полностью эквивалентна ЛС;

2) формула в П-Р не эквивалентна / частично эквивалентна ЛС, при этом различия носят сугубо языковой характер;

3) формула в П-Р не эквивалентна / частично эквивалентна ЛС, при этом различия обусловлены несоответствиями в правовых картинах мира.

К первой группе следует отнести формулу карать вязеньемъ: и будетъ жалобщикъ на него доведетъ впрямь,…, и того съ суда карать вязеньемъ, в замку или во дворЪ нашемъ на шесть недЪль посадить в башню (П-Р, 88). − а сторона ображоная доведет ли того на него доводомъ слушнымъ, …, маеть бытии с права каранъ везеньемъ (ЛС, 90). Переводчик оставил без изменений формулу исходного текста, несмотря на то, что слово вязенье в значении ‘заключение, тюрьма’ не было характерно для старорусской правовой терминологии. Однако наличие последующего контекста, полностью раскрывающего значение формулы, не требовало ее специального перевода. В случае же отсутствия пояснительного контекста переводчик дает толкование выражения: а сверхъ того карать того слугу вязеньемъ, сiирёчь посадить въ тюрьму (П-Р, 93 об).

К этой же группе относится формула заплатити (платити) вину: А за всякое непослушанье повиненъ вышеописанную вину платить (П-Р, 88 об). − за кождое недосыть учиненье седенью мають вину вышей описанную платити (ЛС, 90). В данном случае тождественность формулы в П-Р и ЛС легко объяснима и обусловлена общими истоками правовой культуры и юридического языка Московского государства и ВКЛ, берущими начало в общевосточнославянскую эпоху.

Это же справедливо и в отношении второй группы формул, куда относятся заплатить убытки, заплатить безчестье, взять убытки, позвать к суду. Ср.:

П-Р	ЛС
А по суду и по сыску укривженому шляхтичю вины повиненъ заплатить дватцать копъ грошей и убытки всё вдвое (91 об)	А за доводомъ правнымъ, вины двадцать коп грошей будеть повиненъ оному укривжоному шляхтичу заплатити, и шкоду совито оправити (94)
Укривжоному безчестье заплатить (113 об.)	А такового обельжоного врядника навезати водлугъ стану его шляхетъского (133)
Грабежь и убытки всё вдвое указать взять (100)	Грабежъ совито навезати и шкоду такъ же совито оправити (109)
тёхъ приказныхъ позвать жалобщику къ суду головному трибунальскому (97)	Маеть быти позыванъ до суду головного трибунальского (104)

Как видно, формулы и в тексте П-Р, и в тексте ЛС тождественны в отношении обозначаемых ими явлений. Различия между ними лежат в языковой плоскости и обусловлены особенностями лексико-грамматических систем старорусского и старобелорусского языков.

Различия же между формулами 3 группы, как было отмечено выше, объясняются не языковыми, а мировоззренческими причинами, эксплицируя особенности старорусского правового сознания. Приведем несколько примеров:

П-Р	ЛС
Управа съ такихъ чинить въ походе хоружему или кашталяну или воеводе (65 об)	Укривжоный маеть собе справедливости доводити в тягненью передъ хоружимъ або кашталяномъ або воеводою (58-59)
Мещаномъ на тЪхъ крестьянехъ искать судомъ на нашихъ передъ урядникомъ нашимъ…а урядники наши и боярскiе управу имъ чинить повинни будутъ (99 об-100)	О тые долъги и инъшие кривды с тыми виноватыми у пановъ ихъ, а з нашими подданными у врядниковъ нашихъ будуть повинъни справедливости доходити, а наши врядники и паньские мають имъ справедливость чинити (108)
Съ такихъ управа чинить тотъчасъ безъ проволоки (61)	С таковыми справедливость чинити, и отъправу на винъном и маетности его самъ за разомъ не проволокаючы делати (51)

Обращает на себя внимание тот факт, что в тексте П-Р отсутствует лексема справедливость. Оригинальная формула Статута справедливость чинити − ‘поступать по правде’ в московском переводе заменяется не тождественными по значению управу чинити − ‘удовлетворять жалобу в судебном порядке’, судом искати − ‘добиваться чего-либо в суде’.

Неравнозначный перевод формулы справедливость чинити свидетельствует об отсутствии соответствующего понятия в правовом сознании московского переводчика несмотря на то, что родственность слов справедливость и правда (правый, праведный) неоспорима. Между тем русская правда в период Московского государства утратила свое значение основополагающего внутреннего закона, на котором держалось древнерусское общество в период Киевской Руси. «Демократические отношения, основанные на «правде» закончились на Руси с татаро-монгольским игом» [4, с. 170], и само понятие права, закона трансформировалось из понятия о внутренней справедливости (Русская Правда) в представление об упорядоченности, организованности, устойчивости (Устав, Уложение).

Различия между правовыми картинами мира ВКЛ (Магдебургское право, правовые отношения в горизонтальной плоскости) и Московского государства (отождествление права и власти, правовые отношения в вертикальной плоскости) отразились и в языке П-Р: Безчестье и головщина однако из ымёнья такого непослушного велёть взять тотъ часъ (П-Р, 114-114 об). − Навезка або головщина предъ се зъ именья такого непослушного плачона и отъправована быти маеть (ЛС, 133); такова чести отсудить и горлом карать (П-Р, 33 об). − тотъ горло и почстивость тратить (ЛС, 7).

Таким образом, изучение устойчивых формул в языке Московского перевода-редакции Литовского статута 1588 г. позволяет уточнить особенности старорусской системы юридических терминообозначений, проследить пути проникновения в русский язык новых слов. Кроме того, исследование особенностей перевода устойчивых формул на старорусский язык позволяет выявить специфику русского средневекового правосознания, установить его ключевые понятия.
Литература
1. Лаппо И.И. Литовский Статут в московском переводе-редакции XVII столетия. – Журнал Министерства народного просвещения, 1914.

2. Судавичене Л.В. Лексические особенности московского перевода-редакции Литовского статута 1588 года. Дис. .. канд. фил. наук. – Вильнюс, 1964.

3. Козырев И.С. Некоторые лексические и фразеологические данные Московского перевода-редакции «Литовского статута» // Вопросы исторической лексикологии и лексикографии восточнославянских языков. – М., 1974.

4. Сергеева А.В. Русские: Стереотипы поведения, традиции, ментальность. – М., 2004.

О.А. Томасон (Джорджия, США)

1 ... 8 9 10 11 12 13 14 15 ... 43

	Образовательная программа для учащихся «Славянская мифология» Развитие эмоционально-чувственной сферы ребенка является важным в формировании основ личности, так как современное прагматическое...		Реферат Славянская мифология Методическая разработка интегрированного урока географии и информатики в 8 классе
	Реферат: славянская мифология Какие виды источников можно еще использовать, чтобы трансформировать, древнеславянские языческие верования?		Реферат Славянская мифология Левкиевская Елена Евгеньевна. В краю домовых и леших. Персонажи русских мифов. Объединенное гуманитарное издательство, 2009 год
	Реферат Славянская мифология Левкиевская Елена Евгеньевна. В краю домовых и леших. Персонажи русских мифов. Объединенное гуманитарное издательство, 2009 год		Реферат Славянская мифология Левкиевская Елена Евгеньевна. В краю домовых и леших. Персонажи русских мифов. Объединенное гуманитарное издательство, 2009 год
	Реферат Славянская мифология Левкиевская Елена Евгеньевна. В краю домовых и леших. Персонажи русских мифов. Объединенное гуманитарное издательство, 2009 год		«Откуда есть пошла славянская письменность» Учебно-методический комплекс предназначен для студентов, обучающихся по специальности 032001 «Документоведение и документационное...
	Рабочая программа дисциплины «Славянская мифология и фольклор города» Программа рассмотрена на заседании кафедры русской и зарубежной литературы (протокол №1 от «21» сентября 2013 г.)		Уроки физики Кирилла и Мефодия: виртуальная школа Кирилла и Мефодия. 10 класс Номенклатура цифровых образовательных ресурсов локального доступа (библиотека мбоу «сош №2»)
	А. С. Пушкин и славянская мифология Слово "культура" происходит от слова "культ" вера, обычаи и традиции предков. Тот, кто забывает это,- не имеет права считаться культурный...		Общероссийское движение «трезвая россия» международная славянская... Молодежная антинаркотическая федерация россии всероссийское движение «молодежь за трезвую россию»
	Информационная справка об окружных Кирилло-Мефодиевских чтениях «Славянская... Апреля 2012 года на базе гбоу сош с. Чубовка прошли I окружные Кирилло-Мефодиевские чтения		Славянская мифология и очень древние надписи Руси. По этим темам нами написано много статей; однако вопрос о применении этих надписей для исследования древней славянской мифологии...
	Общероссийское движение «трезвая россия» международная славянская... Основы собриологии, профилактики, социальной педагогики и алкологии (Материалы XXII международной конференции-семинара). /Под общей...		Темы рефератОВ: Алкивиад и Александр Македонский как носители ценностей... Античные воззрения на культуру и природу человека: Гомер, Гесиод, Тит Лукреций Кар

Общество кирилла туровского гомельская специализированная славянская библиотека славянская фразеология

Похожие: