Общество кирилла туровского гомельская специализированная славянская библиотека славянская фразеология
Скачать 5.36 Mb.
|
Литература
И.Н. Юдкин-Рипун (Киев, Украина) ГЛАГОЛЬНАЯ ИДИОМАТИКА ПОСЛОВИЦ В ЭТИМОЛОГИЧЕСКОМ И ПРОСОДИЧЕСКОМ АСПЕКТАХ В исследованиях семантики мало места уделяется глагольной лексике. Так, словарь поэтических образов Н. В. Павлович [10] зиждется на исключении глаголов из поля внимания, на замене их субстантивированными единицами. Семантический словарь [5] демонстрирует предпочтение имен глаголам: так, описывается любовь вместо любить, течение вместо течь. Между тем как раз в плане исследования семантических переходов глагольная лексика представляет особую ценность: достаточно сослаться хотя бы на примеры префиксальных образований типа загнуть (о вымысле, выдумке), утрясти (дело), пол. naciskac (kogo) ‘нажимать в смысле заставлять’, ст. сл. застýпати ‘крепко держаться, помогать, преграждать’ [4, с. 196]. Собранный И. К. Сазоновой [14] материал, выявляющий пути семантического развития отглагольных образований, свидетельствует о продуктивности изучения переносных значений на основе глагольной лексики. Причину такой особой роли глагола, по-видимому, следует усматривать в том, на что указал еще А. М. Пешковский в своем знаменитом рассуждении о противоречии между вещественным и формальным значениями глагола: “Противоречие между признаком и сочетанием признаков еще не так зияет для нас, как противоречие между покоем и движением. А между тем в таких глаголах, как ленится, сидит, лежит и т.д. мы имеем именно сочетание этих двух значений в одном слове” [11, с. 98]. Обобщая данную мысль, по видимому, можно говорить о противоречии между номинативной и предикативной функциями, обеспечивающем значимость глаголов для тропообразования. В частности, А. М. Пешковский прямо указывает на олицетворение, обусловленное тем, что “… в глаголе, раз он изображает действие, должен быть оттенок воли … когда нам надо … предметы представить живыми, … для этого глагол всегда более годится” [11, с. 99]. Механизмом таких семантических переходов становится противопоставление синтагматических связей, выраженных предикацией, парадигматике лексической системы, воплощенной в иерархиях семантических полях и этимологических гнезд. В тавтологиях типа “лень есть лень”, согласно А. М. Пешковскому, “предицирование и выражает здесь процесс уяснения … значения слова” [11, с. 257], то есть зачинает семантический процесс переосмысления. Отмеченное противоречие имеет еще один аспект, относящийся к связям диахронии и синхронии. В процессе построения речи предикация способствует деэтимологизации. Как показал автор специально посвященного этому явлению исследования Л. А. Булаховский, “деэтимологизация является результатом постоянного расхождения старой внутренней формы слова и фактического его употребления”, что особенно заметно в отыменных глаголах, таких например, как укр. приголомшити (от голомшивий ‘лысый‘) [1, с. 361, 386]. Особым случаем деэтимологизации является построение так называемых “потенциальных слов” окказионального характера [6, с. 70] и особенно явления народной этимологии, привлекшей специальное внимание Ж. Ж. Варбот, которая “народноэтимологическое преобразование лексем” рассматривает в качестве “мотивационных типов” словообразования [2]. Таковы же изученные М. М. Маковским “мнимые слова”, и особенно те из выделенных им пяти типов, где складывается “форма, содержание которой не соответствует постулируемому” [7, с. 266]. Существенно, что в первую очередь в глагольной лексике при таких процессах происходят глубоки семантические сдвиги, которые в обилии демонстрирует тексты пословиц. Так, в пословице “борода выросла, а ума не вынесла” [16, N 700], являющейся вариантом универсального типа barbam video, sed philosophum non video ‘вижу бороду, но не вижу философа’, глагол выносить построен огласно окказиональным условиям с приставкой предыдущего глагола вырастать, но использован фактически в смысле ‘свидетельствовать’. Аналогичный случай рифменного словообразования видим в тексте “как вижу, так брежу” (вместо бреду) [12, с. 85], в пословице “аминем беса не отбудешь” [3, с. 521] примененный под влиянием аллитерации глагол отбыть в окказиональном смысле ‘избавиться’ построен по аналогии с использованием приставки в отделить, отстать. Свидетельствами могут служить и отглагольные образования в текстах “всем угодлив, так никому не пригодлив” (в смысле пригодный) или “времена переходчивы, а злыдни общие” (переходчив вместо нормативного переходимый или преходящий) [3, с. 159], варианты украинских глаголов с r - epentheticum “кого свербить, той чухрається” (но “чухається там, де не свербить”) или с различными окончаниями “до нашого берега ніщо добре не припливе, якщо колись приплине, то все гній або тріска” [13, с. 180, 278],. Противоположные явления преодоления деэтимологизации, связанные с этимологической регенерацией и приводящие к образованию этимологических фигур, также свидетельствуют о весомой роли глагольной лексики. Примером могут служить пословицы “в добрый час молвить, в худой помолчать” и “что тому Богу молиться, который не милует?” [3, с. 932, 241], примечательные эффектом аллитерации. Однако за этим эффектом прослеживается догадка корневого родства: молва и молитва (как и нем. melden ‘сообщать’) возводятся к этимологическому гнезду молоть; молчать родственно молозиво, морщить, морковь, лат. mulgeo ‘доить’; милый из того же гнезда, что и мир и менять, но все эти гнезда возводятся к условно реконструируемому корню *ms ‘метать, тянуть’ [15, с. 141; 9, с. 142]. Если при образовании этимологических фигур тавтологического вида (сиднем сидеть, лежмя лежать) роль глагола очевидна, то в более широком круге явлений этимологической регенерации эта роль проявляется в преодолении инерции номинативных функций лексики и восстановлении этимологических смысловых слоев благодаря контекстной обусловленности семантических переходов при осуществлении предикативной функции. Простейший пример такой этимологической интуиции демонстрирует пословица “за чем пойдешь, то и найдешь”, где глагол находить , входящий в семантическое поле обладания (обретения), актуализирует этимологическую связь с полем verba movendi. Как следует из уже приведенных примеров, особенно подходящий материал для демонстрации глагольной динамики составляют тексты аллегорического и эпиграмматического характера, каковыми являются так называемые паремийные тексты – пословицы, загадки, заклинания. Аллегоризм обусловливает эффект мультипликации тропа – многократность семантических переходов, а эпиграмматический характер изречений, ввиду их минимализма, благоприятствует противопоставлению словосочетаний нормативной лексической валентности. Например, изречение “хлеб спит в человеке” [3, с. 528], почти совпадающее с гегелевским примером колоса, спящего в зерне, демонстрирует ряд семантических переходов, порождающих глагольную идиому “спящего хлеба” и предполагающих осмысление сна как символа потенцирования. Эта аллегория подсказывает типологическую параллель соответствующему германскому глаголу (англ. sleep, нем. schlafen), который связан с прилагательным слабое как ‘превращенное из действительного в возможное’. Такой актуализации диахронии слова, в свою очередь, способствуют особые просодические условия пословицы. Уже эффект этимологической регенерации во многом основывается на обыгрывании созвучия корней, позволяющем говорить о реликтах индоевропейского аллитерационного стиха. Так, пословица “науку в голову не вобьешь, как охоты не будет” [12, с. 99] с идиоматическим выражением “вбивать в голову” включает также сопоставление бить – быть, которое содержит этимологическую “интригу”: если быть связано с этимологическим гнездом буйствовать, ст.сл. бuaти ‘расти’, то бить – с бодать, но за обоими гнездами гипотетически реконструируется корень *uei [15, с. 116-126]. Еще один пример аллитерации “временем и смерд барыню берет” [3, с. 716] с идиомой “брать барыню” заключает также красноречивое паронимическое сближение время (из гнезда вертеть, веревка) и смерд (из гнезда смерть, лат. mordeo ‘грызть’). Однако и помимо аллитерационных эффектов имеются основания говорить о наличии у славянских пословиц, как и в античности, особого типа стихосложения – паремиака, причем особенно ярко его черты выражаются в глагольной идиоматике. Основой для формирования такого стиха является актуальное членение предложения, реализуемое такими просодическими средствами, как, с одной стороны, цезура, отделяющая тему от ремы, а с другой – эмфаза, вызывающая акцентное объединение в энклитике и проклитике. Особенно показательны в этом отношении парные сочетания, примечательные также и глагольной рифмой, причем славянская идиоматика тут отличается от английской, где преобладают имена, а не глаголы [8]. Ярким примером ритмико-синтаксической организации пословицы как реализации актуального членения предложения может служить использование двузначности глагола: “Мать дитя любит и волк овцу любит” [3, с. 743]. Существенно, что сопоставляемые в парах глаголы представляются ситуативными синонимами (так называемым гендиадесом) или по крайней мере относятся к одному семантическому полю, например, “где пьют, там и льют” [12, с. 75]. Еще одним фактором, косвенно свидетельствующим о действенности такого просодического фактора, как длительность слогов, является особый жанр скороговорки. Об использовании этого фактора позволяют судить односложные формы повелительного наклонения, предполагающие удлинение, как например: “Сам дуй, сам куй, сам по воду йди”. Приведенные замечания позволяют рассматривать глагольные идиомы как фактор формирования особого поэтического идиолекта паремийных изречений. Литература 1. Булаховський Л.А. Деэтимологизация в русском языке / Булаховський Л.А. Вибрані праці в 5 т. Т. 3. – Киев, 1978 – С. 345-440 . 2. Варбот Ж.Ж. Народная этимология в истории языка и в научной этимологии // 13. Mednarodni slavisticni kongres Ljubljana, 15.-21. Avgusta 2003. Zbornik povzetkov. 1. Del. Jezikoslovje. – Ljubljana, 20003 – (Mednarodni slavisticni kongres) – s. 217 3. Даль В. Пословицы русского народа. – М.: Гослитиздат, 1957 – 992 с. 4. Дьяченко Гр. Полный церковно-славянский словарь. М.: Отчий дом, 2002– XXX, 1120 с. 5. Караулов Ю.Н., Молчанов В.И., Афанасьев В.А., Михалев Н.В. Русский семантический словарь. Опыт автоматического построения тезауруса: от понятия к слову. –М.: Наука, 1982 – 568 с. 6. Лопатин В. В. Рождение слова. Неологизмы и окказиональные образования. – М.: Наука, 1973 – 152 с. 7. Маковский М. М. Этимология и проблема филологической достоверности слова // Этимология – 1966. – М.: Наука, 1968 – С. 264 – 280 8. Медведєва Л.М., Дайнеко В.В. Англо-український словник парних словосполучень. – Киев, 1994 – 256 с. 9. Мельничук А.С. О сущности беглого s- //Этимология – 1984. – М.: Наука, 1986 – С. 137-146 10. Павлович Н.В. Словарь поэтических образов. – М.: Этиториал УРСС, 1999. – Т.1. – 798 с.; Т. 2. – 862 с. 11. Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. Изд. 6-е. – М.: Учпедгиз, 1938 – 452 с. 12. Пословицы, поговорки, загадки в рукописных сборниках XVIII-XX веков. Издание подготовили М. Я. Мельц, В. В. Митрофанова, Г. Г. Шаповалова. – М.–Л.: Изд. АН СССР, 1961 – (АН СССР. Институт русской литературы (Пушкинский дом). Памятгники русского фольклора) – 292 с. 13. Прислів’я та приказки. Людина. Родинне життя. Риси характеру / Упорядник М. М. Пазяк. – К.: Наукова думка, 1990 – (Українська народна творчість) – 528 с. 14. Сазонова И.К. Русский глагол и его причастные формы. Толково-грамматический словарь. – М.: Русский язык, 1989 – 590 с. 15. Юдкин-Рипун И. Н. Краткий семантико-этимологический справочник: славистика и романо-германистика. – К., 2004 – (Национальная Академия Наук Украины. Украинский Комитет Славистов) – 236 с. 16. Kuusi, M.; Joalaid, M.; Kokare, M.; Krikmann, A.; Laukkanen, K.; Leino, P.; Sarv, I. Proverbia septentrionalia. 900 Balto – Finnic Proverb Types with Russian, German and Scandinavian Parallels. Helsinki: Suomelainen Tiedeakatemia, 1985 – (Folklore Fellows Communications. V. CI. № 236) – 452 p. 3. СЛАВЯНСКАЯ ФРАЗЕОЛОГИЯ В ЭТНОКУЛЬТУРНОМ АСПЕКТЕ Т.В. Валодзіна (Мінск) ДА ЭТНАКУЛЬТУРНАЙ ХАРАКТАРЫСТЫКІ ПРЫКМЕТЫ “ГОЛЫ” Голы, прыкмета, якая апісвае чалавека перадусім без адзення, у традыцыйнай культуры славян сiмвалiзуе вяртанне да першаснай чысцiнi i бязвiннасцi, азначае страту сацыяльнасці і прыналежнасці да культурнай прасторы, выводзiць чалавека па–за межы культуры, далучае да катэгорыi «чужога» i «незасвоенага». У абрадавай практыцы, як слушна доводзяць Т.Агапкіна і А.Тапаркоў, аголенасць выступае, як правіла, не як атрыбут чалавека, а хутчэй як дзеянне: агаленне, дэманстрацыя цела альбо геніталій закліканыя актыўна ўздзейнічаць на наваколле і людзей. У плане сімвалічным важная проціпастаўленасць “агалення для сябе” і “агалення для іншага”. У першым выпадку аголенасць не прызначаная для знешняга назіральніка, яна закліканая ўздзейнічаць на прыроду ці на звышнатуральных істотаў; у другім – жэст агалення адрасаваны іншаму чалавеку. Абрады з “агаленнем для сябе” часта маюць эзатэрычны характар, могуць здзяйсняцца да свету, уночы, у цемры. Абрады з “агаленнем для іншага”, наадварот, маюць публічны характар, закліканыя эпаціраваць альбо насмяшыць субяседніка [1, с. 13]. Прыкмета “голы” выяўляе i адкрытасць для кантактаў, спрыянне вонкаваму ўплыву. Голы чалавек як бы станавiўся прадстаўнiком iншасвету. I таму магiчныя яго дзеяннi, згодна з павер’ямi, забяспечвалi жаданы вынiк. Прыкладаў неабходнасцi поўнага распранання з каляндарнай, сямейнай, мантычнай, медыцынскай, чарадзейскай практык можна называць шмат, аб’ядноўвае iх адно: адсутнасць адзення сiмвалiзуе стан адкрытасцi, найбольш спрыяльнай для кантактаў з iрэальнымi сферамi. Распрананне служыць маркёрам рытуальнай значнасці самой дзеі. У славянскіх мовах прыметнік голы акрамя асноўнага ‘без адзення’ выяўляе шэраг блізкіх між сабою значэнняў, асноўныя сярод якіх – ‘суцэльны’, ‘без дадаткаў’, ‘адкрыты’ (у дачыненні да мясцовасці) [10, с. 114-115]. Этымалагічна першасным лічыцца значэнне ‘безвалосая, пазбаўленая расліннасці і як бы гладкая паверхня’, што можа тычыцца як чалавека, так і прыродных аб’ектаў. У структуры значэнняў прыкметы голы вылучаецца і сема ‘відавочны, яўны’ (бел. “От насоліла боршч – голая рапа” [3, с. 28]; рус. перм. “Старик-то у меня голый пьяница стал” [9, с. 259]. У фразеалагізмах прыкмета голы аказваецца дапасаванай да розных саматызмаў, сярод іх сама папулярныя рукі – прыйсці з голымі рукамі, рус. пск. на голые руки ‘на пустым месцы’ ці блізкі да іх кулак – з голым кулаком ‘недарэчна’. Аднак у гэтым шэрагу сустракаюцца і саматызмы, якія не голымі і не могуць быць – вочы: адбываць голымі вачамі ‘праяўляць негасціннасць,’; косці: на голую косць ‘адразу, без пярэчання’; зубы: рус. перм. на голы зубы ‘толькі для прапітання’. Чалавек голы паўстае найперш у сваім прыродным, натуральным выглядзе і дэманструе плоць зыходную, адпачаткова дадзеную чалавеку Небам (голы як Бог яго стварыў; чэш. jak ho pаnbuch stvořil; слав. ako Boh stvoril і маці (у чым маці нарадзіла; голы як маці радзіла; балг. както ме майка родила. Гэта характарыстыка першалюдзей, якія яшчэ не ведалі сораму, чалавечых праблем і не мелі патрэбу ў акцэнтацыі полу: балг. в Адамово облекло; слав. byť ako Adam. Агаленне ў традыцыйнай культуры і закліканае вяртаць і мужчыну і жанчыну да прыроднага, натуральнага стану, пераносячы за межы культурнага і чалавечага. Аголенасць часовая перадусім у мове выступае як метафарычнае выражэнне збяднення, страты жыццёвых дабротаў ці адмова ад іх. У сацыяльным плане голы – гэта бядняк, пазбаўлены апошняй маёмасці – адзення і выкінуты на дно грамадства. Паказальна, у корпусе беларускіх параўнанняў амаль не фіксуецца выразаў з першым кампанентам бедны як…, шэраг жа кампаратываў з пачатковым голы як… налічвае некалькі дзесяткаў, гл. толькі асобныя: голы як калена; голы як калок; голы як костка; голы як палец; голы як пень; голы як святы турэцкі; голы як стой і інш. Не менш прэзентатыўным выглядае і блок прыказак і фразем, арганізаваных вакол багатага словаўтваральнага поля з зыходным гол-: У цябе, як у галыша, толькі цела й душа; Ад таго мы пагалелі, што соладка пілі і елі; На Яўдокі голы бокі. Тут жа і праклёны, дзе праз лексемы голец, голо выражаюцца паняцці скрайняга збяднення і нястачы: Каб на цебе голец напаў; Шоб цебе галец вугаліў; каб ей було голо!; дзівіся, каб на цябе голага дзівіліся. Шэраг устойлівых выразаў лёгка працягваецца прыкладамі з іншых моў: рус. голыми пятами глызу месить ‘пра жабрацтва’; голыш голый; слав. ostať na holom; zostať na holej dlani; балг. оставам с голи ръце, с гола вода ‘збяднець, прыйсці да заняпаду’. Вельмі выразна карэляцыі голага і беднага выяўляюцца ў культурных кантэкстах, асабліва сярод бытавых забаронаў штось рабіць голай рукой, бо гэта пацягне за сабою нястачы – Бабка прымае дзіця, што выходзіць на свет Божы, не голымі рукамі, а абгарнуўшы рукі новым палатном, каб у будучым дзіця не жыло з голымі рукамі [5, с. 10]. У сваю чаргу, у зламыснай магіі ладзіліся якраз “голыя” маніпуляцыі, прычым добра ўсвядомленыя ў народнай свядомасці і адпаведна вербалізаваныя: “Када раздзенецца дагала жанчына і паляціць каля чыёй-то хаты, вот і будзець пуста, вот і будзець гола” [6, с. 227]. У кантэксце суаднясення галізны з беднасцю натуральнай выглядае спалучальнасць з прыкметай босы, якая мае ў дадзеным выпадку аналагічнае значэнне: голае галішча, босае басішча; рус. нагатый-босатый ‘дужа бедны’; Где наго, там и босо; укр. Голый и босый, а голова в венку; балг. гол и бос. З іншага боку, лексема голы ў славянскіх мовах і дыялектах можа пазначаць і безвалосую галаву – бел., дыял. голомоўзы ‘з голай галавой альбо лысы’; балг. голяма глава е ‘разумны’. Такое значэнне актуалізуецца ў культурных кантэкстах, гл. тут забарону сціраць голай рукой са стала, а то муж будзе лысы (Фальклорны архіў БДПУ імя М.Танка: в. Дубнікі Чэрвеньскага р-на). Абсалютна заканамернай выглядае ў выпадку судачынення голага і беднага карэляцыя апазіта голага – валасатага – з багаццем, што замацавана на роўні лексікі – смал. обкосматеть ‘разбагацець’ і парэміялогіі: Хто касматы, той багаты, гл. тут і сучаснае валасатая рука ‘пра падтрымку, блат’. Асабліва паказальным стае ў гэтым кантэксце зварот да сферы дэманалагічных уяўленняў. У дачыненні да дамавіка рэлевантнаю ёсць менавіта апазіцыя голы/калматы, якая знаходзіцца ў адносінах семантычнай карэляцыі з проціпастаўленнем бедны/багаты. Ва ўяўленнях палешукоў, у беднага чалавека голы дамавік, у багатага – касматы. Па знешнім выглядзе хатняга духа варажылі пра будучае – “У Чыстый чатвер свечы прыносим. Нада с этым агнём на чардак, на гору, коб побачить дамавого. Як дамавой кашлатый, то бvде хазяин багатый, а як голый, без шэрсти, – буде бедный (Палескі архіў Інстытута славяназнаўства РАН: в. Малыя Аўцюкі Калінкавіцкага р-на). Прыкмета “голы” ў сферы дэманалагічных уяўленняў рэалізуецца як у плашчыні апазіцыі голы/апрануты, так і голы/валасаты. Дэманы паказваюцца людзям у шэрагу выпадкаў менавіта без адзення, у іх шэрагу – лесавік, русалкі. Цікава ў дадзеным выпадку, што вядомае параўнанне хадзіць як русалка можа абазначаць не толькі дзяўчыну з даўгімі неўпарадкаванымі валасамі, а менавіта голую, без адзення – “Ну дзе як ня ў жыце русалкі, валасатыя, пузатыя, з бальшымі сіськамі. І голыя. Мама гаварыла. Голыя, гаварыла: ходзіш як русалка, не надзенешся” (Зап. Валодзіна Т. і Боганева А. у в.Аношкі Лепельскага р-на). Атрыбут “голы” станавіўся нават ідэнтыфікуючым для дэманалагічнага персанажа, калі ўваходзіў у сам дэмонім, як гэта сталася з голобабай з Івацэвіцкага р-на: “Не дывыся у колодец, бо тябе голобаба утягне”; “В жыте голобаба сыдыть, голову тэбэ оторветь” (Палескі архіў: в. Обрава Івацэвіцкага р-на). У былічцы з Гомельскага Палесся Смерць сустракаецца возніцы ў выглядзе голай жанчыны, якая просіць даць ёй якое-небудзь адзенне [2, с. 15]. Такое ўяўленне стала матывуючым пры ўтварэнні мараўскага табуізаванага наймення смерці Hołá: Přide Hołá, pod’ do doła [11, с. 101]. У сярэднявеччы папулярным было выяўленне чараўніц, якія голымі злятаюцца на свае шабашы, дзе іх чакаюць такія ж голыя чэрці. Для выканання ж сваіх зламысных намераў чараўніцы ў бальшыні запісаў выпраўляліся якраз без адзення. Мае месца і галізна злачынная, якая выклікае асуджэнне і адвяржэнне як грэх ды асацыюе з сэксуальнай агрэсіяй. Як асобны блок можна разглядаць этналінгвістычныя характарыстыкі прыкметы “голы” ў сферы міжполавых дачыненняў. Акрамя відавочнай сэксуальнай канатацыі шэрагу такіх кантэкстаў (гл. у загадцы “Дыгі дыгаюцца, // Жылы напінаюцца. // Кашлатая турусіцца, // Голы дзіркі шукае”) выдзяляюцца асобныя словы і абрадавыя практыкі з іншым семантычным адценнем. Прыкладам, нецнатлівая нявеста не мела права сесці на кажух і дзяжу (поўсць=плоднасць, багацце), а сядала на голую лаўку. Ва ўяўленнях, цнатлівая дзяўчына прыносіла ў дом божае дабраслаўленне, а нецнатлівая – згаленне, разлад і спустошванне. Ва ўсялякім разе голы тут карэлюе з нячыстым, ганебным, сэксуальна нелегітымным. Дыялектныя лексемы бел. гродз. галашчачка ‘непакрытая карова’; чэш. holec ‘нежанаты чалавек’ акрамя актуалізацыі семы ‘адсутнасць чаго-н.’ паказваюць на магчымасць вылучэння семантычнай карэляцыі голы – па-за сфераю полавых дачыненняў. У прыказцы Кукавала зязюлька на голы лес: не возьмець дзеўкі ані бес голае варожыць менавіта на бязмужжа. Тут жа можна прыгадаць і даўнюю практыку выганяць, выстаўляць на публічнае ганьбаванне жанчын, што парушылі правілы паводзінаў, менавіта распранутымі, голымі, у адной ніжняй кашулі. Шэраг лексічных і культурных кантэкстаў дэманструюць акцэнтаванне блізкай семы ‘адсутнасць, недахоп чагосьці, безадносна адзення’: голо ‘не хапае, бракуе’; згалець ‘не быць, не хапіць’. Такая адсутнасць у пэўных сітуацыях можа быць нават пажаданай, як у лекавальнай магіі. Так, пры барадаўках раілі: «Пойдзеш в лозу, костку здарову вазьми, як ана лежыць. Примець, так и палажи, не варочай другим боком. По бородаўкам стукай: Як этая костка гола, так и рука была гола, без бародовок” [7, с. 210]. Гэтаксама з мэтаю пазбаўлення ад чагось непажаданага рэкамендавалася голым ладзіць магічныя дзеі – каб у хаце не было блох, трэба ў Чысты чацвер вымесці падлогу голым [8, с. 312]. Прыкмета “голы – апрануты” суадносіцца з апазіцыямі “прырода – культура”, “чалавек – не-чалавек”, гл. балгарскае і серб. найменне нехрышчонага дзіцяці голчо. Сярод значэнняў назоўнікаў, вытворных ад кораня гол-, са значэннямі ‘бедны’, ‘без адзення’ і пад. відавочна вылучаюцца балг. голка ‘дзяўчынка, немаўля жаночага полу’ і серб. gтlac ‘немаўля’, ‘птушаня без пер’я’, славац. holec ‘бязвусы хлопец, хлопчык’, лужыц. holcа ‘дзяўчына’ і інш., якія могуць быць аб’яднаныя паказаннем на нясталы, дзіцячы век. У дадзеным выпадку актуальнай ёсць як проціпастаўленасць “голы – валасаты (малады – сталы/стары)”, так і “голы – апрануты”. Што істотна, і самая традыцыя апранання дэманструе паступовае набыццё і ўскладненне касцюма дзіцем ад нараджэння і да вяселля – ад бясформенных, роўных нагаце пялюшак да шматслойнага і шматкампанентнага вясельнага ўбору [4, с. 78]. Бінарная карэляцыя голы – апрануты выступае як сінанімічная проціпастаўленням “хворы – здаровы”, “левы – правы”, “крывы – прамы” і можа разглядвацца як прыватная рэалізацыя базавых апазіцый “прырода – культура”, “свій – чужы”. Культурная семантыка голага зыходзіць з цэнтральнай семы ‘поўная адсутнасць чагосьці’ і рэалізуецца ў шматлікіх рытуальных кантэкстах. Літаратура
Н.В. Водницкая (Нежин, Украина) Семантический анализ атрибутивной ветви концепта жизнь (по материалам Сборника В.И. Даля «пословицЫ русского народа») Язык – феномен культуры. Именно в языке культура находит свое отражение и через него она передается из поколения в поколение. «Язык теснейшим образом связан с культурой: он прорастает в нее, развивается в ней и выражает ее» [4, с. 9]. Значительная часть опыта, накопленного нацией, концентрируется в фольклоре. Следовательно, фольклор оказывается важнейшим фактором познания национальной культуры. В связи с этим изучение концептов культуры на материале фольклорных текстов представляется нам особенно актуальным. «Ключевыми концептами культуры мы называем обусловленные ею ядерные (базовые) единицы картины мира, обладающие экзистенциальной значимостью как для отдельной языковой личности, так и для лингвокультурного общества в целом» [4, с. 51]. Изучение природы концепта и его сущности в современной лингвистике является первостепенным. Концепт – важное, сложное понятие, без которого сложно представить себе данную культуру какого-либо народа. Одним из предметов исследования лингвокультурологии, этнолингвистики, когнитивной лингвистики, ценным источником культуры русского народа является паремиологический фонд языка. С давних времен пословицы и поговорки определялись как выражения народной мудрости, ума, совести, юмора, размышлений, как изречения, которые уточняют понятие. «В пословицах воплощена проверенная мудрость многих поколений. Отсюда меткость и верность пословичных умозаключений. Они дались народу жизненным, практическим опытом» [1, с. 118]. По своей форме пословицы и поговорки являются синтаксически целыми суждениями. Они наиболее ярко и точно фиксируют в себе представления народа о жизни. В русской культуре одним из значимых среди других концептов (время, пространство, воля, истина, свобода, знания), которые являются предметом поисков в современной лингвистике и наиболее существенными для построения всей концептуальной системы, является концепт жизнь. В широком смысле концепт является многоуровневым строением, в центре которого лежит базовое понятие – ядро концепта, на периферии – все то, что внесено личным опытом, народной культурой и традициями. Наиболее полно концепт и его свойства раскрываются в паремиологии. Как показывает проанализированный нами языковой материал пословиц и поговорок русского народа в сборнике В.И. Даля в 2-х томах, концепт жизнь имеет три лексико-грамматические ветви с семантическими микрополями: вербальная, субстантивная и атрибутивная. Атрибутивная ветвь концепта жизнь представлена в сборнике В.И.Даля такими лексемами: живой, житейский. Для более полного осмысления и усвоения всех значений лексем живой, житейский следует обратиться к существующим словарям. В этимологическом словаре М. Фасмера: живой, жив, жива, живо, укр. живий, др.-русск., ст.-слав. живъ, болг. жив, сербохорв. жûв, жива, словен. žîv, žîva, чеш., слвц. žîv, польск. żywy, в.-луж. žîwy, н.-луж. žywy. Родственно лит. gývas, лтш. dzîvs, «живой, свежий, бодрый», др.-прусск. gijwans, др.-инд. jīvás «живой». В толковом словаре В.И. Даля, словаре русского языка С.И. Ожегова, словаре русского языка в 4-х томах слово живой обозначает того, кто жив, кто живет, в ком или в чем есть жизнь; свойственный обладающему жизнью существу, принадлежащий ему. Субстантивация прилагательного живой свойственна разговорной речи. В пословицах и поговорках прилагательное живой употребляется в обобщенно-личном значении, встречается чаще в антонимии со словом мертвый: Мертвый не без гроба, а живому нет могилы. Никогда живого не считай мертвым! Живой без сапог обойдется, а мертвый без гроба не обойдется. Мертвым покой, а живым живое (а живому забота). От мертвого худа не бывает, а от живого добра. Попы поют над мертвыми, комары над живыми. В мертвого кус нейдет, а живой как-нибудь проглотит. Живой пес лучше мертвого льва. Живому именины, мертвому помины. Живой не без места, мертвый не без могилы. Кто с живого и с мертвого дерет? Дерет с живого и с мертвого. Второе значение слова живой – переносное. В переносном значении слово живой употребляется чаще с существительными газета, грамота, вода, слово. Словосочетание живая газета в толковом словаре В.И. Даля и словаре русского языка обозначает человека, который знает и распространяет все новости: Он живая газета (кто занимается пересказами всяких вещей). Это живая газета. Живым словом победить. Живое слово дороже мертвой буквы – то есть устное, существующее, противоположное исчезнувшему. Живая грамота – посол для передачи чего-либо словесно. Третье значение слова живой опирается на понятие, подвижный, изменчивый, в смысле ненадежности, непрочности. Живой нитки не покинули. Где сшито на живую нитку, там жди прорехи. – то есть стегать наскоро, временно, приметать редкими стежками. Словосочетание живая вода, свойственное сказкам, употребляется также в пословицах и поговорках. Данное словосочетание имеет одинаковое значение в русских народных сказках, пословицах и поговорках, словарях русского языка. В русской народной сказке находим: «Ворон полетел и принес мертвой и живой воды. Орел, сокол и воробей сложили тело Ивана – купеческого сына, спрыснули сперва мертвою водою, а потом живою. Иван – купеческий сын встал, поблагодарил их: они дали ему золотой перстень» [6, с. 269]. В сборнике пословиц В.И. Даля встречаем такие примеры: Мертвой водой окропить – плоть и мясо срастаются, живой водой окропить – мертвый оживает. Мертвой и живой воды добыть. Мертвой-живой воды испить, да живучим корешком закусить. Словари русского языка: живая вода – волшебная вода; вода, обладающая чудодейственной способностью возвращать жизнь мертвому; оживляющая [3, с. 241], [7, с. 482], [5, с. 196]. В пословицах и поговорках употребительны краткие формы прилагательного живой. – Седни жив, а завтра – жил. Жив буду – не забуду. Жив Курилка, не помер. Поколе живешь, все жив; а как помер, так и не стало. Не о хлебе едином жив будешь. Жив, да не годен. Помирал, да не помер – жив. Живы, поколе Господь Бог грехам терпит. Жив-здоров, ни горелый, ни больной. Использование кратких форм прилагательного живой детализирует понимание жизни, ее значение. В атрибутивной ветви находится слово житейский, которое в словарях русского языка толкуется как ‘обиходный, бытовой суетный; обыденный, свойственный повседневной жизни; связанный с жизнью, с действительностью’ [3, с. 245; 5, с. 198; 7, с. 487]. В этимологическом словаре данная лексема не представлена. Пословицы и поговорки сохраняют данное значение: Прельщает нас мир житейскими сластьми. Море житейское подводных каменьев преисполнено. Всякое житейское отложим попечение! Житейское делай, а смерть помни! Год – житейский, день – в святцах, а месяц на небе. В них раскрывается обыденная жизнь человека, с присущими ей соблазнами или искушениями, заботами и проблемами, жизнь, полная удач или же неудач, а также вера в будущее и завтрашний день. Анализ приведенных толкований лексем атрибутивной ветви концепта жизнь позволяет выявить такие признаки концепта жизнь: 1) обобщ.-лич. человек, который живет; 2) перен. человек как носитель информации; 3) качество непрочности, ненадежности; 3) сказ. чудодейственный, оживляющий 4) обиходный, непосредственно связанный с действительностью. Значимость данного концепта подчеркивает наличие значительного количества пословиц и поговорок. Общенародное представление о жизни дает более глубокое понимание русской культуры, ее своеобразия. Речевой материал показывает развитие переносных значений, проявление многозначности, фиксируемой в антонимии. Литература
С.Н. Денисенко (Львів, Украïна) ФРАЗЕОЛОГІЧНА ДЕРИВАЦІЯ В ЕТНОЛІНГВІСТИЧНОМУ АСПЕКТІ (НА МАТЕРІАЛІ НІМЕЦЬКОЇ ФРАЗЕОЛОГІЇ З ПЕРЕКЛАДОМ ПРИКЛАДІВ НА УКРАЇНСЬКУ ТА РОСІЙСЬКУ МОВИ) Сучасний стан розвитку мовознавчої науки характеризується докорінними змінами наукової парадигми. Сьогодні створилася нова парадигма, яка передбачає зв’язок лінгвістичного знання з науковим потенціалом різних галузей знань, що засвідчує прагнення лінгвістичної думки до цілісного всеєдиного знання культурології, етнографії, психолінгвістики, етнолінгвістики, міфології, фольклористики. У світлі нової парадигми мовні явища досліджуються в антропологічному ракурсі, у нерозривному зв’язку з мисленням, свідомістю, культурою як окремої людини, так і цілого мовного колективу, до якого вона належить. Мова як вмістилище понять, образів та операцій уже сама по собі несе колосальні відомості про людину та її світ, про життя людей упродовж віків. Мова – це пам’ять. Вивчення соціальної сутності феномена мови, як способу людського вираження мислення, ставить перед дослідниками-мовознавцями в наш час нове коло проблем, орієнтованих на дослідження онтологічної сутності мови, умов її існування та ролі у розвитку людини як творіння соціального. А тому дослідження мовознавства зосереджується на розв’язанні питань, які мають безпосереднє відношення до становлення етносу, коли формується національний характер та ментальність, відбувається формування національної мовної картини світу. Кожний етнос розглядає об’єктивну дійсність крізь призму свого менталітету. У подальші періоди розвитку етносу, незважаючи на зміни умов його існування, мова починає робити те, що на початку розвитку етносу робило зовнішнє середовище його існування та його антропологічна природа – детермінувати риси національного характеру, темпераменту і менталітету. У зв’язку з цим доцільно зупинитися на питанні про зв’язок етнолінгвістики і мови, зокрема на динаміці мовних явищ, а саме, розвиткові мовних одиниць – фразеологізмів, тобто їх утворенні – фразеологічній деривації. Для дослідження фразеологічної деривації характерним є підхід до фразеологічного фонду, як носія і одного із джерел національно-культурної інформації, а це, у свою чергу, постулює аксіому, що мова – це оберіг національної культури народу, отже мовні одиниці, в даному випадку, фразеологічні одиниці (ФО) об’єктивно можуть стати джерелом країнознавчої, національно-культурної інформації в етнолінгвістичному аспекті. Загальна сукупність втілених в них відомостей відображає своєрідність історії, культури, економіки країни, побуту, способу життя тощо. Як відомо, фразеологічна деривація – це утворення ФО, поділяється на два види : фразеологічна деривація на основі вільних словосполучень і фразеологічна деривація на основі існуючої у мові фразеології. Ми розглядаємо фразеологічну деривацію на основі наявної фразеології. Зупинимося на питанні етнолінгвістики. Словники дають таке визначення: Етнолінгвістика – (від грец. ethnos – народ, плем’я та лінгвістика) – напрямок у мовознавстві, що вивчає мову у її співвідношенні до культури, взаємодію мовних, етнокультурних та етнопсихологічних чинників у функціонуванні та еволюції мови [1, с. 597]. Етнолінгвістика – англ. ethnolinguistics – розділ макролінгвістики, який стосується якого-н. народу, етносу, його культури, вивчає відношення між мовою і народом і взаємодію лінгвістичних та етнічних факторів у функціонуванні та еволюції мови [2, с. 529]. Етнічний, -а, -е (грец. ethnios – племінний, народний), який стосується якого-н. народу, етносу, його культури. Спільнота людей, що історично склалася та має соціальну цілісність і певний тип поведінки. Етно перша частина складних слів, яка відповідає значенню “етнічний”, “належний якомусь народові”, напр. етноботаніка, етногенез та інш. [3, с. 291]. Об’єктом вивчення етнолінгвістики є не тільки мова, але й інші форми і субстанції, в яких виражає себе колективна свідомість, народний менталітет, картина світу, що склалася у тому чи іншому етносі, тобто вся народна культура, всі її види, жанри та форми – вербальні (лексика і фразеологія, фольклор), невербальні паралінгвістичні кінесеми: акціональні (обрядові), ментальні (вірування) тощо. Предметом етнолінгвістики є змістовний план культури, її семантична (символічна) мова, її категорії та механізми. Метою етнолінгвістики є семантична реконструкція традиційної (архаїчної, міфоепічної у своїй основі) картини світу, світогляду, системи і цінностей. Фразеологічний фонд мови безперервно розвивається, оновлюється і виникає потреба в теоретичному осмисленні його необхідності аналізувати мовні, раніше відомі номінації, які обслуговували певні ланки позамовної діяльності у функціонуванні та еволюції мови. Вивчаючи фразеологічну деривацію на оcнові існуючої фразеології в етнолінгвістичному руслі, неможливо не враховувати такий її аспект як когнітивний, адже когнітивна база етносу має своє відображення в його національній мові. На думку сучасних дослідників когнітивна лінгвістика представляє мультидисципліну – від лінгвістики до психології, що засвідчує прагнення лінгвістичної спільноти до цілісного всеєдиного знання через розуміння того, що пояснення мовних явищ неможливе без залучення наукового потенціалу різних галузей знань [4]. Семантична структура ФО фіксує національні звичаї, зміст яких розкриває культурно-історичні духовні цінності і пріоритети. У нашому випадку важливим є діахронний підхід з метою вияву вихідної когнітивної структури, що стала базою ономасіологічної структури деривата ФО. Така висхідна когнітивна структура передбачає залучення етнокультурних знань про звичаї, вірування, обряди тощо. Розглянемо приклади. ФО ins Fettöpfchen treten [5, с. 80] – досл. вступити в горщечок з жиром вживають, коли хто-небудь своїм необміркованим вчинком пошкодив свої відносини з іншою людиною, тобто вступив у горщик з жиром. Походження цієї ФО таке: такий собі горщик справді існував. В давнину у селянському будинку в гірській місцевості на півдні Німеччини “Erzgebirge” стояла посудина з жиром біля стіни, у більшості випадків між вхідними дверима і піччю. Призначена вона була для того, щоб як увійти знадвору, треба було спочатку вступити в неї мокрим селянським взуттям (в основному це були чоботи) і обмастити їх жиром, а тоді вже входити до кімнати, не залишаючи на підлозі мокрих та брудних слідів. Якщо хто оступився і не потрапив одразу ногою в цю посудину, то мав справу з господинею, яка дбала про чистоту у своєму помешканні. Словник Рьоріха [6, s. 70] пояснює ФО уточнюючим компонентом “bei ihm”: bei ihm ins Fettöpfchen treten була зафіксована в 1862 р. у словнику німецької мови братів Грім у формі es heizt: damit wirst du ihm schцn ins Fettöpfchen treten, damit wirst du es bei ihm verschütten з новим метафоричним значенням: якщо ти йому добре вступиш в горщик з жиром, то тим самим ти йому добре “насолиш”, зробиш неприємність і втратиш його прихильність. В даному випадку відбулося в значенні деривата перенесення акценту на певну особу, він має цілком інше семантичне наповнення “мати справу з ким-небудь, зробити кому-небудь неприємність”. Якщо базова одиниця “ins Fettöpfchen treten” зафіксувала звичай вступати в горщик з жиром має нейтральне значення, то в її дериватах виступають інші значення, з конотацією жарту, жартівливого відтінку, фаміл’ярності, насмішки:
|
Похожие:
 | Образовательная программа для учащихся «Славянская мифология» Развитие эмоционально-чувственной сферы ребенка является важным в формировании основ личности, так как современное прагматическое... | | Реферат Славянская мифология Методическая разработка интегрированного урока географии и информатики в 8 классе |
| Реферат: славянская мифология Какие виды источников можно еще использовать, чтобы трансформировать, древнеславянские языческие верования? | | Реферат Славянская мифология Левкиевская Елена Евгеньевна. В краю домовых и леших. Персонажи русских мифов. Объединенное гуманитарное издательство, 2009 год |
| Реферат Славянская мифология Левкиевская Елена Евгеньевна. В краю домовых и леших. Персонажи русских мифов. Объединенное гуманитарное издательство, 2009 год | | Реферат Славянская мифология Левкиевская Елена Евгеньевна. В краю домовых и леших. Персонажи русских мифов. Объединенное гуманитарное издательство, 2009 год |
| Реферат Славянская мифология Левкиевская Елена Евгеньевна. В краю домовых и леших. Персонажи русских мифов. Объединенное гуманитарное издательство, 2009 год |  | «Откуда есть пошла славянская письменность» Учебно-методический комплекс предназначен для студентов, обучающихся по специальности 032001 «Документоведение и документационное... |
| Рабочая программа дисциплины «Славянская мифология и фольклор города» Программа рассмотрена на заседании кафедры русской и зарубежной литературы (протокол №1 от «21» сентября 2013 г.) | | Уроки физики Кирилла и Мефодия: виртуальная школа Кирилла и Мефодия. 10 класс Номенклатура цифровых образовательных ресурсов локального доступа (библиотека мбоу «сош №2») |
| А. С. Пушкин и славянская мифология Слово "культура" происходит от слова "культ" вера, обычаи и традиции предков. Тот, кто забывает это,- не имеет права считаться культурный... | | Общероссийское движение «трезвая россия» международная славянская... Молодежная антинаркотическая федерация россии всероссийское движение «молодежь за трезвую россию» |
| Информационная справка об окружных Кирилло-Мефодиевских чтениях «Славянская... Апреля 2012 года на базе гбоу сош с. Чубовка прошли I окружные Кирилло-Мефодиевские чтения | | Славянская мифология и очень древние надписи Руси. По этим темам нами написано много статей; однако вопрос о применении этих надписей для исследования древней славянской мифологии... |
| Общероссийское движение «трезвая россия» международная славянская... Основы собриологии, профилактики, социальной педагогики и алкологии (Материалы XXII международной конференции-семинара). /Под общей... | | Темы рефератОВ: Алкивиад и Александр Македонский как носители ценностей... Античные воззрения на культуру и природу человека: Гомер, Гесиод, Тит Лукреций Кар |
