Общество кирилла туровского гомельская специализированная славянская библиотека славянская фразеология

Скачать 5.36 Mb.

Название	Общество кирилла туровского гомельская специализированная славянская библиотека славянская фразеология
страница	16/43
Дата публикации	23.07.2014
Размер	5.36 Mb.
Тип	Документы

100-bal.ru > История > Документы

1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 ... 43

ЭТНОФРАЗЕМЫ ВО «ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКОМ СЛОВАРЕ

ВОСТОЧНОСЛОБОЖАНСКИХ И СТЕПНЫХ

ГОВОРОВ ДОНБАССА»

В 2000 году в г. Луганске был опубликован «Фразеологічній словнік східнослобожанськіх і степових говірок Донбасу», авторами которого являются В.Д. Ужченко и Д.В. Ужченко [12]. Во вступительной статье к словарю профессор В.М. Мокиенко – председатель комиссии по славянской фразеологии при Международном комитете славистов – точно и образно назвал народную фразеологию «солью украинского языка» [5, с. 7]. Развивая эту перифразу, подчеркнем, что особый, неповторимый вкус этой неповторимой «соли» придают содержащиеся в словаре этнофраземы, неразрывно связанные со сферой народной духовной культуры.

«Этнокультурная природа» ряда помещенных в словаре фразеологизмов проявляется благодаря включению авторами непосредственно в словарную статью экстралингвистических сведений, «высвечивающих» внутреннюю форму устойчивых словосочетаний. Так, некоторые фразеологизмы, относящиеся к сфере похоронной обрядности, сопровождаются указанием на тот или иной обычай, содержание которого позволяет реконструировать внутреннюю форму немотивированного фразеологического оборота: закрити вікно (вікна), закрити віконниці ‘померти’. Згідно зі звичаєм зачиняти віконниці, коли в хати покійник; одкрити (одчинити) ворота ‘хто-н. помер’. Згідно зі звичаєм одчиняти ворота, коли в хати покійник’; стояти на воротах ‘ждати (про душу покійника)’. За народним віруванням, душа людини після поховання стоïть на воротах кладовища доти, доки не поховають ще когось.

Подобные примеры внимательного отношения авторов словаря к внеязыковой (этнокультурной) действительности могут быть продолжены. Вместе с тем, к числу этнофразем вполне можно отнесены и другие представленные в словаре диалектные устойчивые словосочетания. Рассмотрим некоторые из них.

Немотивированный фразеологизм дати кики ‘умереть’ интерпретируется как этнофразема с учетом известных в сфере народной духовной культуры негативных представлений о кривизне, изогнутости. При этом мы исходим их того, что именной компонент приведеного фразеологизма соотнесится с первой частью мифонима Кикимора – сложного слова, вторая корневая морфема которого безоговорочно связывается учеными с основой *mor- (сравн.: Мора ‘антропоморфное воплощение смерти’, мор, морить). Относительно происхождения считающейся этимологически неясной первой части этого слова не без оснований высказывается мнение о том, что в его основе «лежит корень *kyk-, генетически соотносящийся с *kuk- (сравн.: кука, кукиш) с первоначальным значением ‘кривой, изогнутый’», что подтверждает закономерность семантической эволюции «кривизна» → негативно осмысливаемая «сверхъестественная сила» [15, с. 76-77]. В русской и белорусской мифологии Кикимора характеризуется как исключительно вредоносный персонаж, приносящий людям не только хозяйственные неприятности, но нередко – болезнь и смерть [10, с. 494-496].

Этнокультурную перспективу имеет и фразеологизм відвезти на Горбачеве ‘похоронить, умереть’. Показательно, что входящее в состав этого фразеологизма имя собственное трактуется авторами словаря как реально существующий топоним: «Горбачеве, жарт. – топонім, утворений від апелятива горб (поблизу нього знаходиться кладовище)». Не исключая в принципе возможности подобной точки зрения, отметим, во-первых, такую отличительную черту многих демонических персонажей (той же Кикиморы, Бабы-яги и др.), как наличие горба (сравн. также просторечный фразеологизм лепить горбатого ‘врать’). Во-вторых, обращает на себя внимание чрезвычайно высокая фраземообразовательная активность имен собственных (в действительности – «псевдоонимов») – топонимов и антропонимов – в славянских диалектных фразеологизмах, употребляющихся со значением ‘умереть’: рус. идти (поехать) в Могилевскую губернию, в Могилев съездить, уехать в Могилевскую деревню, к Лопатинскому пойти, в Глинско пойти; бел. пайсці да Пясоцкага (Пясэцкага); укр. перевестись до Вишневського, відправитися на Ребрикове, перебратися до Косіора; польск. pójść za Piaseckiego (za Murawskiego) и др. [4, с. 80-81].

К свадебной терминологии относится зафиксированный в этом же словаре диалектный фразеологизм грубу колупати (довбати) ‘осуществлять обрядовое действие во время сватанья’. Происхождение этой этнофраземы связано с весьма архаичными, почти не сохранившимися в сознании современных носителей языка этнокультурными сведениями. В словаре Б. Гринченко устойчивое словосочетание колупати піч также имеет немотивированное значение, указывающее на связь этого оборота со свадебной (точнее – передсвадебной) обрядностью: ‘обрядовое действие невесты во время сватовства’. Стала коло печі та й колупає ïï пальцем (Гринч., 2, с. 273). В то же время в украинском языке встречается фразеологизм колупати піч (комин) с образным значением ‘стесняться, стыдиться, смущаться’ [11, с. 85]. Для того чтобы понять «внутреннюю логику» данного фразеологизма, необходимо учитывать известный в прошлом всем восточным славянам обычай, в соответствии с которым невеста в знак согласия на предложение сватов подходила к печи и ковыряла ее пальцем [2, с. 39; 3]. Актуализация в данном случае семы «стеснение, смущение» объясняется связанными с печью этнокультурными представлениями: «Печь отнесена главным образом не к сфере ритуального или этикетного поведения человека, а к его интимной, «утробной» жизни в таких ее проявлениях, как соитие, дефлорация, развитие плода, рождение» (СМ, с. 310). Очевидно, что названные сведения традиционно были «запретными», вызывающими у девушек естественное чувство стеснения, стыдливости, поскольку «переносили» их в совершенно иную (женскую, детородную) сферу: «ковырянием» печи девушка-невеста, смущаясь, как бы демонстрировала свою готовность не просто выйти замуж, но и стать женщиной, родить ребенка. Детородная символика печи отчетливо отражается в славянских предикативных этнофраземах, объединенных значением ‘родился ребенок’ и основанных на мотиве разваливания, разрушения печи: кашуб. pec sa rozwalil, pec je na rozvalenim, peck je na rozvalenu, kerenka sa rozvalёla, слвц. pec sa im rozval’ala, komin sa mu zvalil, н.-луж. tam su se kachle rozvalili, словен. pec se je podrlа [1, с. 240]. Сравн. также лит. pečius persprogo (=печь развалилась) ‘родился ребенок’ (LKFŽ, с. 205).

В рассматриваемом словаре отмечено также несколько фразеологизмов, соотносящихся со странным (с точки зрения обыденного сознания) образом – нахождением человека под корытом: покласти під корито ‘выйти замуж раньше старшей сестры’; накривати коритом ‘свадебный обряд: если младший брат (младшая сетсра) раньше женится (выходит замуж), то старшего брата (старшую сестру) накрывают корытом’; сидіти під коритом ‘свадебный обычай: когда женится (выходит замуж) меньший брат или сестра, то старшие должны сидеть под корытом в то время, когда одаривают молодых’. Из приведенных материалов видно, что в сфере свадебной обрядности корыто использовали как магически осмысляемый предмет в том случае, когда кто-либо из младших (брат или сестра) женился (выходил замуж) раньше старших брата или сестры. К украинским фразеологизмам имеются параллели в русских говорах: посадить под корыто ‘жениться (выйти замуж) раньше старшего брата (сестры)’ (ФСРГС, 148). Определяя внутреннюю форму диалектного устойчивого словосочетания в корыто посадить ‘обойти в браке старшую сестру’, И.А. Подюков указывает на его возможную связь с обрядовым высмеиванием свахи, которую в корыте катали по деревне [7, с. 51]. На наш взгляд, в данном случае необходимо принимать во внимание один из приемов народной медицины, заключавшийся в помещении под свиное корыто подвергшихся сглазу и оттого слабых, больных детей. Сравн.: «Когда осуроченное дитя издает слабый болезненный визг, нужно положить его под корыто у самого порога свинарника и перегнать свиней через корыто» [6, с. 36]. Белорусский этнограф А.К. Сержпутовский приводит описание аналогичного магического ритуала, выполнявшегося с целью излечения от сглаза, испуга и ночного плача [8, с. 163]. В основу названного магического приема, как можно cчитать, положены представления о жизненных силах и плодовитости свиньи, способности этого животного быть оберегом от болезней, «нейтрализатором» вредоносной магии [9, с. 105; 13, с. 19; 14, с. 37]. Таким образом, в семантике этнофразем укр. покласти під корито и рус. посадить под корыто отразилась идея превосходства младших брата или сестры, являющихся более жизнеспособными, здоровыми, а значит – более удачливыми «в брачной перспективе», чем старшие брат или сестра. Последние, в свою очередь, отождествлялись в народном сознании с больными, физически слабыми людьми, которых следует (в действительности или в воображении, с целью высмеивания) помещать под корыто для приобретения ими нужных качеств.

В украинском языке отмечено дальнейшее развитие семантики данного фразеологизма, которая, сохраняя базовую сему ‘превосходство’, становится более обобщенной: пiд корито пiдвернути старшу ‘выйти замуж раньше старшей сестры’ (Гринч. 3, 160)  пiд корито пiдвернути ‘одолеть’. Сравн.: Пiдвернемо тепер ми пiд корито ваших полковникiв та гетьманiв (Гринч. 2, 284).

В этнокультурном аспекте характеризуются в докладе другие фразеологизмы, представленные в названном словаре: спіймати горобця ‘получить отказ при сватовстве, ухаживании’, заєць дорогу перебіг ‘не везет’, зайці в голові ‘кто-либо глуповатый’.

Литература

1. Івченко А.О. Украïнська народна фразеологія: ономасіологія, ареали, етимологія. – Харків, 1999.

2. Коваль В.И. «Словарь української мови» Б. Гринченко как источник этнолингвистических исследований // Наукові записки Ніжінського педагогічного універсітету імені Міколы Гоголя. Серія «Філологічні науки». – Ніжин, 2002. – С. 37 – 40.

3. Коваль У.І. Адлюстраванне ўяўленняў аб печы ў фразеалогіі народнай духоўнай культуры // Слова і час. Навуковыя чытанні, прысвечаныя памяці прафесара У.В. Анічэнкі. Зб. навук. артыку-лаў. Ч. 1. – Гомель: УА “ГДУ імя Ф. Скарыны”, 2003. – С. 150 – 157.

4. Коваль В.И. Восточнославянская этнофразеология: деривация, семантика, происхождение. – Гомель, 1998.

5. Мокієнко В.М. Сіль української мови // Ужченко В.Д., Ужченко Д.В. Фразеологічний словник східнослобожанських і степових говірок Донбасу. – Луганьск, 2000.

6. Никифоровский Н.Я. Очерки простонародного житья-бытья в Витебской Белоруссии и описание предметов обиходности. – Витебск, 1895.

7. Подюков И.А. Народная фразеология в зеркале народной культуры: Учеб. пособие. – Пермь, 1991.

8. Сержпутоўскi А.К. Прымхi i забабоны беларусаў-палешукоў. – Менск, 1930.

9. Сказания русского народа, собранные И.П. Сахаровым: Сборник /Вступ. статья, подгот. текста В. Аникина. – М., 1989.

10. Славянские древности: Этнолингвистический словарь в 5-ти томах /Под ред. Н.И. Толстого. Т. 1. – М., 1995.

11. Ужченко В.Д. Народження і життя фразеологізму. – Київ, 1988.

12. Ужченко В.Д., Ужченко Д.В. Фразеологічний словник східнослобожанських і степових говірок Донбасу. – Луганьск, 2000.

13. Фаминцин А. Древнеарийские и древнесемитские элементы в обычаях, обрядах, верованиях и культах славян //Этнографическое обозрение. – 1895. – № 3.

14. Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь: Исследование религии и магии. Пер. с англ. – 2-е изд. – М., 1983.

15. Холявко Е.И. Отражение мотива кривизны во вторичной семантике русского и белорусского слова. – Гомель, 2002.

Принятые сокращения
Гринч. – Словарь украïнськоï мови. Зібрала редакція журнала «Кіевская старина» /Упорядкував, з додатком власного матеріалу, Борис Грінченко. – Т. 1–4. – Київ, 1907 – 1909. СМ – Славянская мифология: Энциклопедический словарь. – М., 1995. ФСРГС – Фразеологический словарь русских говоров Сибири / Отв. ред. А.И. Федоров. – Новосибирск, 1973. LKFŽ – Paulauskas J. Lietuvių kalbos frazeologijos žodynas. – Kaunas, 1977.
А.М. Котловській (Львів, Украïна)