«Московский государственный университет культуры и искусств» «утверждаю» Проректор по научной
Скачать 3.52 Mb.
|
| Часть 1. Информационно-справочный доклад. 1.1. Специфика модернизационных процессов в России в исторической перспективе. Одна из особенностей российской модернизации заключается в том, что в России традиционное общество с его сословиями, общинным укладом и основанной на автократии политической системой, а также соответствующий этому ценностный строй были разрушены, но дальнейшая эволюция не привела к образованию политического, экономического и социокультурного порядков, которые бы соответствовали парадигме современного общества. В результате российская политическая и экономическая система длительное даже по историческим меркам время переживает столь беспрецедентные превращения, что они далеко не всегда вписываются в «классические» модели модернизации в самых различных вариантах. Следовательно, любая попытка изучения российских модернизационных процессов требует нового обращения к общей теории модернизации для переосмысления и развития некоторых ее положений, с тем чтобы расширить ее эвристический потенциал и прогностический. В современном гуманитарном знании пользуются популярностью три социологические макротеории. Продолжает существовать формационная теория. Вдогонку возникли цивилизационная и модернизационная теории. Активное освоение последней в России началось относительно недавно, уже в постсоветский период. Сам по себе интерес к модернизационной парадигме вызван надеждами на её познавательную эффективность при изучении той коренной политической, экономической и социокультурной трансформации, которая началась в стране с конца 1980-х годов. Вскоре модернизация стала ключевым термином дня, главным словом эпохи. Такую же примерно роль 20 лет назад играло слово «демократия». Модернизация сейчас, как демократия тогда, должна, согласно распространенным представлениям, спасти страну, вывести ее к новым историческим рубежам и горизонтам развития. В то же время, единого понимания модернизации в элитах нет. Важно, чтобы «модернизацию» сегодня не постигла та же участь, что «демократию» в начале 1990-х гг., т.е. чтобы это понятие не было выхолощено, дискредитировано и не превратилось в свое отрицание. Для значительной части экономической и административной элиты модернизация – это просто совокупность программ, позволяющих получить недорогое финансирование из государственного бюджета или от окологосударственных банков. Бюрократия нередко понимают модернизацию как точечную замену аппаратных кадров. Это относится и к самим крупным чиновникам, понимающим под модернизацией систему механизмов их собственного возвращения в той или иной форме в российскую власть. В то же время сформировавшаяся в значительной степени под влиянием эволюционизма и функционализма модернизационная парадигма имела длительный путь совершенствования. Ее разрабатывали такие крупнейшие ученые, как М. Вебер, Э. Дюркгейм, К. Маркс (при всем его вкладе в формационный подход), Р. Парк, Ф.Теннис, Г. Беккер, М. Леви, Т.Парсонс, У. Ростоу, Дж. Хрегор, Р. Рэдфилд, Ш. Эйзенштадт, Г. Алмонд, А.Гершенкрон, Б. Мур и многие другие. Ими был накоплен огромный теоретический опыт анализа процессов перехода от традиционного к индустриальному обществу, различные возможности, возникающие на этом пути, общие закономерности и особенности, связанные со спецификой общества и страны, переживающей модернизацию. Были опознаны т.н. органичная «первичная» модернизация, которую переживали переходящие от средневековья к новому времени западные общества, прежде всего Англия и Голландия, что сближается с проблематикой генезиса капитализма, зарождения и становления буржуазных обществ, и вторичная, ускоренная, или опоздавшая модернизация, связанные с анализом обществ «второго» и «третьего» эшелонов. Концептуальный арсенал теории модернизации использовался для анализа процессов, происходивших в Германии, но в наибольшей степени эта теория, а также конкурирующая с ней теория «зависимого развития», применялась для изучении процессов социальных и культурных изменений в обществах «третьего мира». Сразу же уточним, что смысл понятий «современное общество» и «традиционное общество» в теориях модернизации отличается от использования в других теоретических построениях, как и от обыденного словоупотребления. Разрыв в социально-историческом развитии различных обществ ставит под сомнение общеупотребительное значение этих слов, в контексте значений которых настоящее одних обществ похоже на прошлое других или, напротив, представляет собой искомое будущее для третьих. Неравномерность развития привела к тому, что термины «традиционное» и «современное» общество приобрели научное значение. Эти термины позволили прояснить, что модернизация – это особая форма развития, сутью которой является переход из традиционного времени в Новое, от традиционного общества к современному. Пребывающие как бы в разных временах незападные и западные общества стали именоваться так же как (соответственно) традиционные и современные. Современность получила пространственную локализацию. Начало этой тенденции положил М. Вебер, для которого Запад был уникальным явлением, тождественным современности. В XX веке современными стали называться в теории общества, порывающие со своей традиционной идентичностью. Современное общество начало пониматься как особый тип цивилизации, имевшей истоки в Западной Европе и затем распространившийся в других регионах как система жизни, экономического, политического устройства, идеологии и культуры. Однако реальность оказалась сложнее. Россия, так же как Турция, Мексика, страны, продвинувшиеся к западному пониманию жизни, ни Китай, имеющий необычайное ускорение развития, ни Япония, достигшая и превзошедшая западные технические возможности, не стали Западом, хотя в той или иной мере стали современными. Традиционные общества являются исторически первыми. Это – общества, воспроизводящие себя на основе традиции и имеющие источником легитимизации активности прошлое, традиционный опыт. Среди особенностей традиционного общества: зависимость в организации социальной жизни от религиозных или мифологических представлений; цикличность развития; коллективистский характер общества и отсутствие выделенной персональности; доиндустриальный характер, преимущественная ориентация на метафизические, а не на инструментальные ценности; авторитарный характер власти; отсутствие отложенного спроса, т. е. способности производить в материальной сфере не ради насущных потребностей, а ради будущего; преобладание особого психического склада – недеятельной личности; ценностная рациональность; ориентация на мировоззренческое знание, а не на науку; локальное развитие. В духовном смысле это общество не живёт сегодняшним днем: в нём нарабатываются долговременные смысловые содержания. Переход к современному обществу включает в себя преобладание инноваций сравнительно с традицией; светский характер социальной жизни; поступательное (нециклическое) развитие; выделенную персональность, индустриальный характер, преимущественную ориентацию на инструментальные ценности; демократическую систему власти; наличие отложенного спроса, т. е. способности производить не ради насущных потребностей, а ради будущего; активный деятельный психологический склад личности; целерациональность; предпочтение мировоззренческому знанию точных наук и технологий (техногенная цивилизация), универсальность развития. Продолжая развиваться, модернизационная парадигма совершает экспансию и в новые для неё области теоретизирования, абсорбируя (и адаптируя) новые теоретико-методологические подходы. Модификация теоретических основ модернизационного подхода способствовала превращению первоначально достаточно односторонней и абстрактной теоретической модели в многомерную и эластичную по отношению к эмпирической реальности. Объяснительные способности модернизационного анализа в отечественной социологии используются не только для понимания изменений конца прошлого века, но и происходящих в России со второй половины ХIХ и на протяжении большей части ХХ века. Как и любые теории, будучи идеально-типическими конструкциями, они обнаруживают больший или меньший разрыв с конкретной действительностью. История свидетельствует, что социальные изменения всегда более многообразны, нежели их теоретические модели. Но все же для понимания направленности, достижений, сбоев и прогнозирования тенденций развития трансформационных процессов в российском обществе, они имеют немалый познавательный потенциал и могут служить достаточно эффективным инструментом научного исследования. К тому же модернизационная перспектива – пример теории, которая развивалась в постоянном взаимодействии с реальными процессами развития. Экономический и социальный прогресс автоматически не гарантирован. Даже самые передовые и динамично развивающиеся страны время от времени сталкиваются с проблемой невозможности обеспечить дальнейшее развитие на основе прежних экономических, социальных и политических механизмов. Модернизация как переход от традиционного способа существования общества к новому состоянию, соответствующему вызовам современности, представляет собой в России противоречивое средоточие процессов качественного преобразования социальной и политической системы. Как правило, эти процессы призваны повысить адаптационные возможности общества и направлены на переход к новым режимам развития. С точки зрения теории, полезно различать две стороны модернизации. С одной стороны, это становление и развертывание модерна в масштабах всего мира, а с другой, – это переходные модернизационные процессы, характерные для отдельных обществ и государств, привносящие в глобальный процесс становления Современности ярко выраженную специфику собственного, всякий раз уникального опыта приобщения к модерну. С учетом российской специфики предлагается (С.Н. Гавров) рассматривать в качестве основных две модели: либеральную и имперскую. В России сложилась устойчивая воспроизводимая амбивалентная (двойственная) ситуация, при которой социокультурные основания российской цивилизации определяются маятниковым циклом, где доминанта имперской модели модернизации чередуется с компонентой модели либеральной. При этом модернизационный процесс имеет свою устойчивую доминанту – имперскую модель модернизации. Российская имперская модернизация осуще-ствляется во имя стабилизации и консервации базовых характеристик империи, ее успешное проведение способствует решению задач имперского строительства и воспроизводства в новых исторических и социокультурных условиях. Под либеральной моделью понимается такой тип восприятия культурно-цивилизационного опыта Запада, который предполагает трансформацию российского общества в либеральном на-правлении. Однако импортирование западных институтов – представительной демократии, избирательной системы, прав человека, судопроизводства – получило в России преимущественно имитационные формы, что не только кардинально меняло их изначальное содержание, но и уменьшало их устойчивость перед антимодернистскими тенденциями. Считается, что свой «фирменный стиль» российская модернизация обрела при Петре I. Это связывается со вступлением в XVII веке в модернизационный процесс большей части европейских стран, примеру которых последовала Россия. Однако эта схема работает, если модернизацию как таковую сводить к преимущественно экономическим или даже только технологическим преобразованиям, забывая о важности социокультурной сферы. Представляется, именно в модернизационной парадигме стоит рассмотреть такие переломные события, как введение христианства на Руси (проводившееся не намного более «деликатными» методами, чем петровские преобразования), и «постепенные» реформы царя Алексея Михайловича, вкупе с реформами патриарха Никона. Первый, можно сказать, основополагающий раскол в России был запущен отнюдь не экономическими реформами, породив посредством работ В.С. Соловьева, И. Киреевского, Н. Бердяева, Г. Федотова и других русских философов определение специфики социокультурной ситуации России через категорию раскола. Культурный разрыв, в принципе характерный для всех развивающихся стран, именно в России овладел обществом до его глубины, поляризовал его, превратив ценностное многообразие в конфликт ценностей, дошедший до внутри цивилизационного конфликта. Отсюда корни наиболее деспотического в своей результативности варианта модернизации, каковым оказались Петровские реформы. Уместно, кстати, обратить внимание на то, что петровская модернизация как точка модернизационного отсчета не лишена спорных сторон, поскольку отвечала далеко не всем условиям, которые позволяют говорить о ней как о полноценном стратегическом модернизационном проекте. Во-первых, в петровскую эпоху не произошло сколько-нибудь существенных изменений в сложившейся экономической системе общества (Россия как была, так и осталась крепостнической). Предпринимавшиеся в экономике меры касались повышения эффективности налогообложения крестьянства (введение подушной подати), то есть увеличения степени его эксплуатации, расширения казенной промышленности и некоторого стимулирования частного предпринимательства - но все в тех же узких рамках, которые диктовала господствующая система хозяйства. Практически все механизмы экономической мобилизации петровского проекта были нацелены на нужды армии, а часть из них носила не просто краткосрочный, а прямо-таки разовый характер (например, массовые мобилизации крепостных на строительные работы в Петербурге). Во-вторых, петровские реформы и близко не походили на какую-либо общенациональную стратегию, опирающуюся на широкую поддержку активной части населения. В чем петровские реформы действительно преуспели, так это в существенной ротации правящей элиты, в обеспечении высокой степени вертикальной социальной мобильности внутри нее, а также в своеобразной «культурной революции» (европеизации), в совершенствовании военного и административного аппарата. Они заложили основные традиции российского реформаторства, главная из которых – подавляющая роль государства и государственных структур в этом процессе. Народ отныне традиционно стал выступать в качестве объекта реформ и материала для социального экспериментирования в ходе установившегося чередования реформ - контрреформ в следующих волнах модернизационного процесса в России. Первый цикл начался с либеральных реформ ранних лет царствования Александра I и проектов государственного устройства М. Сперанского, направленных на развитие государственно-политической системы, а завершился контрреформами Николая I, которые «заморозили» политическое разномыслие и с помощью Третьего отделения поставили под контроль высшей власти всю общественную жизнь империи, а также затянули освобождение крестьян, намечавшееся было при Александре I, более чем на три десятилетия. Второй цикл начался «великими реформами» 1860-х годов при Александре II, включавшими не только освобождение крестьян, но и формирование более дифференцированной политии с зачатками разделения властей (судебная, городская, земская реформы), а завершился контрреформами Александра III, которые вновь подавили относительную самостоятельность судов и земства по отношению к самодержавной власти и пресекли становление независимых от автократии общественных институтов, затормозили эволюционный процесс разложения крестьянской общины и неслыханно усилили государственное присутствие в сфере промышленно-финансового предпринимательства. Третий, весьма драматичный по своему воплощению цикл был начат реформами С. Витте - П. Столыпина, способствовавшими оформлению разделения властей, многопартийности, отечественного аналога правового государства и форсировавшими распад общины, и завершился контрреформаторской акцией в виде «военного коммунизма», а также гражданской войной, которые уничтожили преобразования и свободы, развивавшиеся в начале цикла, чрезмерно упростив политическую систему, отныне организованную по военному образцу. Четвертый цикл, открытый «передышкой» нэпа, способствовавшей некоторой дифференциации монопольно правившей партии большевиков, окончился "великим переломом": политическая система стала еще более примитивной в результате полного упразднения разделения властей, ликвидации идеологического и политического плюрализма на основе полного огосударствления политической, экономической и культурной жизни в стране. Начало следующего, пятого цикла ознаменовали реформы Н. Хрущева и А. Косыгина по частичному раскрепощению советского общества с попытками изменить систему партийно-государственного управления для ее децентрализации и специализации. Конец цикла сопровождался ужесточением политической и идеологической линии при Л. Брежневе и М. Суслове с очередным усилением ведомственного централизма, совмещением постов генерального секретаря ЦК КПСС и главы псевдопредставительной ветви власти - председателя президиума Верховного Совета. Шестой цикл был открыт фазой «перестройки», положившей начало радикальному реформированию политической системы, включая осуществление разделения властей, формирование многопартийности и демократической выборной системы. В то же время эти политические преобразования в условиях малопродуманных и необычайно тяжелых для населения «рыночных реформ» вновь способствовали заметному расколу общества, чреватому контрреформаторской реакцией. Сейчас намечается седьмой цикл. Хотелось бы, чтобы возникли все основания назвать его, как предлагает С. Черняховский, «сохраняющим развитием». Каждый цикл реформ - контрреформ отнюдь не возвращал общество и государство в исходное состояние, а все-таки продвигает их по пути модернизации, хотя и односторонней, не выполнившей всех вмененных ей задач. Все эти реформы имели разную степень социального отклика. Однако и в большинстве их преобладали черты проекта для элит. Их особенностью было то обстоятельство, что они не вели к поражению, но были вызваны поражением в Крымской войне. Трудно сказать, сколько десятилетий (если не столетий) «спокойного» эволюционного развития потребовалось бы России, чтобы в ней вызрел крепкий, динамичный капитализм, не будь Крымской войны, напомнившей о внешней угрозе независимости страны. «Революция сверху» 1861–1864 годов стала особым способом модернизации, продиктованном необходимостью догнать Европу. В отличие от европейских держав, где уступки власти были обычно вызваны энергией народных масс, инициатором значительных преобразований в общественном устройстве России по большей частью выступала самодержавная власть, принуждавшая к переменам как сам народ, так и господствующие круги. Предпосылками догоняющего типа развития, при котором на роль субъекта преобразований выдвигается самодержавная власть, были: слабость, неразвитость общественных сил, заинтересованных в переменах, вынужденный характер реформ (чаще всего под угрозой катастрофы) и, наконец, политическая апатия основной массы населения, особенно в начале преобразований. Так или иначе, но в течение трёх веков в России потребность в реформах возникала прежде, чем страна в целом созревала для изменений. Инициаторами перемен становились не общество и не народ, а царь и его ближайшее окружение. Лишь за тем, в процессе самих перемен, «наощупь» рождалось «сцепление» реформаторов и общества, а идеи преобразования овладевали активной частью населения, затем, в случае успешности, и более широкими его слоями. Так, в частности, это случилось после реформ 1861–1864 годов, в 1905–7 годах. О каких-либо механизмах социальной ответственности элит, кроме преданности державе и государю, как и в Петровскую эпоху, речь не шла. Впрочем, возросшем значении общественного мнения в связи с некоторым расширением свободы печати. Таким образом, ряд противодействующих факторов определил неполноту реализации данной модернизации. Один из принципиальных вопросов любой модернизации относительно готовности самого общества к нововведениям, как правило, властью игнорируется. Данный тип реформаторства закономерно порождал сопротивление части населения. Состояние внутренней напряженности и конфликтности общества предопределяли условия для их отката назад. Начавшийся в 1917 г. советский вариант модернизации оказался самым результативным в российской истории и экономически, и в известной мере социокультурно. При решении задач догоняющей индустриализации и движении экономики от раннеиндустриальной к началу позднеиндустриальной стадии плановая система продемонстрировала более высокие мобилизационные возможности, чем ры-ночная. В советской системе стратегия форсированной модернизации была тесным образом связана с идеологией и политикой эгалитаризма и развитием социального творчества. Как правило, он фиксируется в понятии «энтузиазм», объединяющем целый ряд социальных – как материальных, так и нематериальных – процессов и отношений: от ростков участия рабочих в учете и контроле, управлении, соревновании до спонтанной, народной инициативы по созданию успешно действовавших кооперативов и коммун, попавших в мясорубку сталинской коллективизацией. Провозглашалось (и в значительной мере осуществлялось на практике), что участие в борьбе за модернизацию СССР дает каждому гражданину равные возможности проявить и реализовать свои способности. Одновременно происходило выдвижение на передний план таких ценностей, как солидарность, коллективизм, взаимопомощь, в качестве необходимых условий успешного сложения индивидуальных усилий. Являясь элементами официальной партийной пропаганды, эти ценности воплощались в функционировании различных общественных объединений и иных социальных институтов советского общества. Впрочем, принцип свободной коллективности не стал в них главенствующим. Бюрократический диктат постепенно занял доминирующее положение, и к середине 1930-х гг. тенденции к свободному добровольному сотрудничеству людей выродились в декорацию, за которой правила бал бюрократическая опека Такая противоречивая ситуация определялась почти полным отсутствием в российском обществе необходимых социальных традиций совместной ассоциированной борьбы трудящихся за свои интересы (профсоюзы и т. п.), довольно низким уровнем социально-культурного развития большинства населения и весьма прочными позициями бюрократии. Во второй половине ХХ в. в странах Запада начался переход промышленной цивилизации на новый исторический этап – к постиндустриальному, информационному обществу, связанный с реорганизацией всей совокупности общественно-политических отношений. Мощные технические сдвиги в передовых странах Запада потребовали и от Советского Союза перехода на следующий виток научно-технической револю-ции, более высокого уровня организации труда и соответствующего подъема советской экономики. Но существовавшая в то время административно-командная система уже не могла обеспечить решение этих задач без своей существенной трансформации. В результате перебирания новых, «демократических», вариантов модернизации – от «ускорения» до «перестройки» - был избран вариант перехода к рыночной экономике, демонтажа административно-командной системы, утверждения новой политической структуры, принявшей антисоциалистическую направленность, формирования гражданского общества и правового государства. Задавая беспрецедентный масштаб коренного реформирования, не были просчитаны возможные негативные или позитивные социальные последствия этого процесса. В итоге общество оказалось парализованным сокрушительными социальными последствиями проведенной демонополизации государственной (общенародной) собственности. Ради небывалого обогащения узкого круга допущенных к приватизации лиц экономическое и социальное развитие российского общества по сравнению с более развитыми странами к 80-м гг. ХХ в. замедлилось, а идеи и принципы, лежавшие в основе этого поворота, утратили свою былую роль. Развернулся массовый процесс упрощения культуры и социальных отношений, усилилась враждебность к носителям более сложных форм труда. Освоение на массовом уровне отдельных элементов индустриальной культуры и городского образа жизни сопровождалось уничтожением модернизированных выше этого уровня культурных форм. Все это стало результатом не борьбы за новый модернизационный проект, а непосредственной реакцией на исчерпание возможностей советского проекта, выразившееся с определенного момента в неспособности плановой системы успешно соревноваться с развитыми странами в области технического прогресса и жизненного стандарта населения. Практика прошедших лет показала, что в силу специфики российской действительности рыночные отношения и плюрализм, как в политической, так и в других сферах жизни, приобрели крайне деформированный, пагубный для значительной части населения характер. Их нельзя было вводить без соответствующих сдержек. Они могли сыграть положительную роль лишь при допустимых пределах, когда достигается оп-ределенное социальное равновесие. Эти условия в России не были соблюдены. Архитекторы шоковой терапии были идейными, хотя и жестокими, не считающимися с народом политиками. Их поведение было концентрацией мировоззренческого настроя той социаль-ной группы, которая их поддерживала и делала политической силой – либеральной интеллиген-ции, избалованной советскими социальными льготами, которые она перестала замечать, и ус-тавшей от советской цензуры и идеологического прессинга, который им стал казаться невыноси-мым. Они с почти религиозным фанатизмом верили в Запад как в «лучший из миров» и в то, что никаких жертв не жалко, только бы жить как в «цивилизованной стране». Однако теоретики либерального капитализма в России, в определенный момент ставшие его практиками, просчитались в своих оценках и предположениях. Можно сказать, что постсоциалистические капиталистические реформы в России потерпели крах, поскольку и СССР, и Запад были для них абстрактными схемами из учебников по экономике, сначала вульгарно-марксистских, затем вульгарно-либеральных. И они пытались подладить эти схемы под живую жизнь, которая, как известно, намного сложнее и разнообразнее любой схемы. В российских условиях люди при переходе к рыночным отношениям, теряя связь с государственным патернализмом, не столько обретают самостоятельность, сколько теряют защищенность и оказываются без опоры на общество, на государство, что вызывает социальный дискомфорт, обостряющийся в условиях кризиса. Ратуя за частную собственность, необходимо учитывать, что ее формы вызревают из состояния всех компонентов общественной жизни. А эти состояния не одинаковы на Западе, на Востоке и в России. Стало очевидно, что в России быстро построить рыночную экономику на частной основе невозможно. В соответствии с ее особенностями, в частности, удельным весом государственной собственности и государственного регулирования экономики, временной период должны быть значительно выше, чем представлялось на начальном этапе преобразований. Таким образом, реформы в нашей стране в силу специфики социокультурного развития всегда осуществлялись «сверху». Главная драма российских реформ заключается в том, что власти, осуществляя реформы, как правило, не про-водили длительной, кропотливой разъяснитель-ной работы с основной массой населения по во-просу – зачем, почему и для чего эти реформы проводятся. Не стремились к широкому обсуждению механизмов и методов проведения реформ и в итоге не создавали широкой социальной базы для их поддержки и осуществления. Для значительной части мирового сообщества («Запада») модернизация, несмотря на ряд ее специфических эксцессов, все же стала естественным, органичным процессом. Для России и большинства неевропейских обществ, модернизация в значительной степени является вынужденным шагом принятым, либо самостоятельно, либо под давлением извне. Не вдаваясь в политические дискуссии, следует еще раз понять - в России, в отличие от Европы и Северо-Американского континента (США, Канада), не сформировалось гражданское общество, роль государства во всех социальных и экономических преобразованиях остается решающей, со всеми положительными и отрицательными сторонами данного факта. Российские модернизации, включая преобразования Петра I-го и «перестройку», были мобилизационными, тогда как западноевропейские в большей мере стимулировались «из недр» самого общества. Концепция «общественного договора» и функций государства в качестве «медиатора» между различными социальными слоями, регионами, народностями, исполняющего «волю» граждан, не вполне свойственна ни российскому, ни советскому, ни постсоветскому государству. Так у нас проявляется исторический разрыв в протекании модернизационных процессов, в России она так и остававшийся незавершенным. Справедливости ради следует подчеркнуть, что одна из составляющих модернизационного процесса – индустриализация - в российском обществе в советский период отечественной истории была реализована в наиболее полной мере. Однако постсоветская модернизация обернулась лишь перераспределением собственности и деиндустриализацией, подпитываемой сырьевой иглой. Господствующая в сознании субъектов трансформационного процесса в России технократическая идеология, вне зависимости от политического наполнения, обусловила распространение в обществе убеждений о том, что научно-техническое перевооружение общественного производства, осуществление индустриализации достаточно для достижения определённых мировых стандартов, системного улучшения параметров функционирования социальной системы. Попытки представить в обществоведческой литературе разной направленности, будто модернизация сводится с преобразований техники и производства, с перемен в экономических отношениях, а затем уже охватывает все иные сферы общественной жизнедеятельности, включая политику, право, культуру, идеологию и многие другие, не соответствует истории и реальной действительности. Модернизация отнюдь не сводится и не исчерпывается ни индустриализацией, ни приватизацией. Текущие и стратегические интересы страны требуют крутого перелома неблагоприятных тенденций в социально-экономическом развитии. Для нормализации положения нужна концентрация ресурсов и усилий общества, гораздо в большей мере ичитывающих интересы человека, его материальные возможностей и социальных потребности. Модернизационный прорыв невозможен до тех пор, пока российское государство не сделает реальный шаг навстречу реальному субъекту модернизации ради придания модернизационным процессам двусторонний, диалогический характер. |
Похожие:
 | Фгбоувпо «Марийский государственный университет» Факультет культуры... | | «Томский государственный педагогический университет» (тгпу) «утверждаю» Проректор по научной работе и информатизации А. Э. Калинина |
| Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение... Федеральных государственных требований к структуре основной профессиональной образовательной программы послевузовского профессионального... |  | Российской Федерации Российский государственный университет нефти... «методика подготовки автореферата диссертации на соискание ученой степени кандидата наук» |
| Фгбоу впо «кемеровский государственный университет культуры и искусств»... Анализ потребностей отрасли культуры в квалифицированных кадрах в области библиотечного дела и социально-культурной деятельности | | Фгбоу впо «Орловский государственный университет» утверждаю проректор по научной работе Гражданское право; предпринимательское право; семейное право; международное частное право |
| Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения... О работе уфимского филиала фгбоу впо московский государственный гуманитарный университет | | Выполнение курсовых проектов (работ) по специальности прикладная Алтайский филиал федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «московский... |
| Государственное образовательное учреждение высшего профессионального... Цель курса – совершенствование культуры письменной речи слушателей в интересах повышения эффективности речевого общения | | Фгбоу впо «Орловский государственный университет» утверждаю проректор по научной работе Настоящая программа адресована соискателям ученой степени кандидата юридических наук, ведущим исследования в рамках специальности... |
| Фгаоувпо «Казанский (Приволжский) федеральный университет» утверждаю... Предмет изучения – общеделовое и общепрофессиональное общение на иностранном языке | | Российской Федерации Российский государственный университет нефти... Основная задача дисциплины вооружить студентов теоретическими знаниями и практическими навыками работы с нормативными правовыми актами,... |
| Образовательное учреждение высшего профессионального образования... | | Фгбоу впо «Орловский государственный университет» утверждаю проректор по научной работе Окружающая среда как сочетание природных, антропогенных и социальных факторов. Материальные и психогенные (информативные) факторы... |
| Тюменский государственный университет «утверждаю»: Проректор по учебной работе Рассмотрено на заседании кафедры зарубежной литературы 11. 04. 2011. Протокол №10 | | Тюменский государственный университет «утверждаю»: Проректор по учебной работе Лингвистика, профиль подготовки: Перевод и переводоведение (английское отделение) |
