Учебно-методический комплекс по модулю «Мастерство А. П. Чехова-прозаика» б кв14 (шифр, название) (4/7) Факультет филологический
Скачать 1.39 Mb.
|
| Тема: Личность и творчество. Споры о Чехове. ЧЕХОВ Антон Павлович [17 (29) января 1860, Таганрог 2 (15) июля 1904, Баденвейлер, Южная Германия; похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище]. Родился в многодетной семье купца третьей гильдии, владельца бакалейной лавки; учился в классической гимназии, одновременно помогая отцу в торговле. К гимназическим годам относятся первые литературные опыты Чехова водевили, сцены, очерки, анекдоты и т. п.; некоторые из них он посылает в редакции столичных юмористических журналов. После поступления на медицинский факультет Московского университета (1879) литературный труд становится для Чехова основным источником заработка: с этого времени его "юмористические мелочи" регулярно публикуются на страницах массовых иллюстрированных журналов под разнообразными псевдонимами (Антоша Чехонте, Человек без селезенки и др.). После окончания университета (1884) Чехов, работая уездным врачом, продолжает "многописание": основным жанром в его творчестве этого периода является традиционный для массовой периодики короткий рассказ сценка, этюд, набросок, основой сюжета которого служит забавное или нелепое происшествие, любопытный или смешной случай из жизни. Рассеянные по периодике, написанные в рамках определенного объема и к установленному сроку, призведения этого времени составили сборники "Пестрые рассказы" (1886) и "Невинные речи" (1887). Новый этап в творческой биографии Чехова "вхождение в большую литературу" связан с началом его регулярного сотрудничества в газете А. С. Суворина "Новое время" (с 1886), где произведения Чехова впервые появились под его настоящим именем, и выходом сборника "В сумерках" (1887), выделенного критикой из общего потока массовой беллетристики (признавалась несомненная талантливость писателя, его способность немногими штрихами рисовать картины природы и человеческие типы, создавать поэтическое настроение). В том же 1887 пьесой "Иванов" (поставлена на сцене театра Корша) Чехов подвел итог своим ранним драматургическим поискам, начатым еще в гимназические годы, и одновременно заложил основу поэтики нового драматического искусства. Внимание критики, читательские симпатии и, главное, поддержка со стороны ведущих литераторов (Д. В. Григоровича, А. Н. Плещеева, В. Г. Короленко) были расценены Чеховым как приглашение к профессиональной литературной деятельности, что потребовало от него пересмотра собственного отношения к литературным занятиям как способу заработка или веселой забаве. В повести "Степь", опубликованной в 1888 в журнале "Северный вестник", обозначились главные художественные открытия Чехова: отсутствие традиционного для русской литературы героя, выражающего авторскую мировоззренческую позицию; воссоздание окружающего мира, преломленного эмоциональным человеческим восприятием; передача душевного состояния персонажей через "случайные" реплики и жесты. В 1890 Чехов прерывает успешно начатую литературную работу и отправляется в длительное путешествие через Сибирь на остров Сахалин для "изучения быта каторжников и ссыльных". Творческим итогом путешествия становится книга "Остров Сахалин" (1895), написанная в жанре "путевых записок"; в ее основу легли не только личные впечатления от многочисленных встреч, но и собранные им на острове статистические данные. В первой половине 1890-х гг. Чехов становится одним из самых читаемых писателей России его произведения регулярно появляются в журналах "Северный вестник" и "Русская мысль" (с 1892), газетах "Новое время" (до 1893) и "Русские ведомости"; выходят отдельные издания и сборники ("Рассказы", 1888; "Хмурые люди", 1890; Повести и рассказы", 1894), которые постоянно переиздаются, вызывая широкий резонанс в литературных кругах. Не отрицая растущий талант Чехова, критика оказывается по большей части неспособной принять особенности его "объективной" (как он сам характеризовал ее) художественной манеры, обвиняет писателя в равнодушии к социальным проблемам, в отсутствии прямых авторских оценок и мировоззрения в целом, в том, что он пишет "с холодной кровью", в излишнем "фотографизме" и т. д.; в высказываниях героев усматривает позицию писателя: так, слова старого профессора об отсутствии у него "общей идеи" (повесть "Скучная история", 1889) воспринимались как авторское признание и проецировались на все творчество Чехова. Исключение составила повесть "Палата N 6" (1892), за которой было признано бесспорное общественное значение. В целом же за Чеховым закрепилась репутация писателя, чуждающегося социальных проблем, бытописателя и мастера тонкого психологического анализа. Личность Чехова в воспоминаниях современников Как художник и как человек Чехов представлял для своих современников глубочайший интерес, и, по существу, ни один из выдающихся писателей и деятелей искусства 80-90-х годов и начала XX века не прошел мимо Чехова. Уже в самом начале его творческого пути, когда он был известен как автор литературных шуток и маленьких рассказов, находивших место в юмористических журналах, с Чеховым знакомятся писатели старшего поколения Лесков и Григорович. Со второй половины 80-х годов с Чеховым сближается его литературный сверстник Короленко, позднее дружеские отношения устанавливаются с Толстым, для которого Чехов вскоре становится любимым писателем и душевно близким человеком. Самые тесные и дружественные отношения существовали у Чехова с Горьким, яркое дарование которого обнаруживалось уже при жизни Чехова. Чехов одним из первых увидел в молодом Горьком "талант несомненный и при том настоящий, большой талант" . О впечатлении, которое производил на Чехова Горький, пишет в своих воспоминаниях О.Л.Книппер-Чехова: "В это же время был в Ялте и А.М.Горький, входивший в славу тогда быстро и сильно, как ракета. Он бывал у Антона Павловича и как чудесно, увлекательно, красочно рассказывал о своих скитаниях. И он сам, и то, что он рассказывал, - все казалось таким новым, свежим, и долго молча сидели мы в кабинете Антона Павловича и слушали, слушали..." "Горький очень талантлив и очень симпатичен как человек", - пишет Чехов в письме Тараховскому от 15 февраля 1900 года. В числе близких к Чехову людей были величайшие деятели русского искусства - Чайковский, Репин, Левитан, Станиславский. Влияние таланта Чехова и покоряющая сила его личности были так велики, что к Чехову стремились люди самых разнообразных профессий, нередко далекие от чисто литературных интересов. Высоко ценили Чехова виднейшие представители передовой науки, в частности К.А.Тимирязев и К.Э.Циолковский. Многие, близко знавшие Чехова, оставили о нем свои воспоминания: Короленко, Репин, Куприн, Станиславский, Немирович-Данченко, Гарин-Михайловский, Качалов, Вересаев, Телешов и др. Обстоятельные мемуары о детстве и первых годах литературной работы Антона Павловича оставили его братья - Александр и Михаил Чеховы. Особое место в мемуарной литературе о Чехове занимают воспоминания о нем Горького, Бунина, Куприна, которые с наибольшей полнотой донесли до нас духовный облик и передали подлинные черты живого Чехова. Существенный материал содержится в очерке В.Г.Короленко. Передавая впечатления о своей первой встрече с Чеховым в 1887 году, Короленко свидетельствует о его активных общественных настроениях. Знаменательным нужно признать уже самый факт дружеского расположения Чехова к Короленко, который тогда только что вернулся из многолетней ссылки и находился на положении поднадзорного. Чехов прямо и горячо выразил свои глубокие симпатии и к личности Короленко, и к его творчеству. "Это мой любимый из современных писателей", - пишет он в феврале 1888 года*. Чехов предлагает Короленко совместную работу над драмой, развивает идею о новом журнале, в котором должны участвовать "начинающие, вообще молодые". Свое отношение к Короленко Чехов выразил в письме к нему от 17 октября 1887 года. "...скажу Вам, - писал Чехов, - что я чрезвычайно рад, что познакомился с Вами. Говорю я это искренно и от чистого сердца. Во-первых, я глубоко ценю и люблю Ваш талант; он дорог для меня по многим причинам. Во-вторых, мне кажется, что если я и Вы проживем на этом свете еще лет 10-20, то нам с Вами в будущем не обойтись без точек общего схода. Из всех ныне благополучно пишущих россиян я самый легкомысленный и несерьезный... Вы же серьезны, крепки и верны. Разница между нами, как видите, большая, но тем не менее, читая Вас и теперь познакомившись с Вами, я думаю, что мы друг другу не чужды". _Воспоминания Короленко затрагивают одну очень важную сторону биографии Чехова, связанную с его отношением к народничеству. Как пишет об этом Короленко, ему не удалась попытка сблизить Чехова с либерально-народнической редакцией журнала "Северный вестник" во главе с Михайловским. Это было вполне естественно, так как литературные позиции Чехова глубоко и принципиально расходились с народническими взглядами Михайловского. Кроме Гиляровского, оставившего несколько зарисовок о Чехове, в первый период его литературной деятельности, из числа литераторов 80-х годов с мемуарами выступали А.С.Лазарев-Грузинский и И.Л.Щеглов. Первый из них познакомился с Чеховым в начале 1887 года; в дальнейшем они довольно часто встречались, главным образом в Москве и Мелихове, между ними была продолжительная переписка. Чехов принимал живейшее участие в его литературной судьбе. В мемуарах Лазарева-Грузинского приводится ряд заслуживающих глубокого внимания литературных суждений Чехова первых лет его писательской деятельности. В том же году состоялось знакомство с Щегловым, которому на первых порах его литературной деятельности Чехов прочил большую писательскую будущность. В дальнейшем, однако, Щеглов не оправдал надежд Чехова. И если Чехов в первые годы их знакомства относился к Щеглову дружески, то в дальнейшем далеко отошел от него. Это было вызвано измельчанием Щеглова как писателя, беспринципностью и неразборчивостью, которые привели его к сближению с реакционными журналистскими кругами. В последние годы своей жизни Чехов лишь изредка переписывался с Щегловым и совсем не встречался с ним. О ялтинском периоде жизни Чехова писали Бунин, Куприн , Вересаев, большое место отведено Чехову в книгах воспоминаний Станиславского и Немировича-Данченко. В воспоминаниях современников отразилось различное понимание Чехова. Горький тотчас же после смерти Чехова указал на опасность клеветы со стороны бесчисленных "воспоминателей" "уличных газет", за "лицемерной грустью" которых, как писал он, чувствовалось "холодное, пахучее дыхание все той же пошлости, втайне довольной смертью врага своего". Горький имел в виду выступления низкопробных газетчиков, мелких журналистов, давно объявивших себя "истинными друзьями" великого писателя. Все эти охотники поговорить о "живом писателе" пытались подобно тому, как это было в буржуазной критике, умалить мировое значение Чехова, поставить его в ряд с заурядными журналистами и связать его имя / с желтой прессой. Сейчас же после смерти Чехова в газетах начали появляться подобные статейки, оскорбляющие память великого писателя. Их и имел в виду Горький, когда в июле 1904 года писал: "Газеты полны заметками о Чехове - в большинстве случаев - тупоумно, холодно и пошло. Скверно умирать для писателя - всякая тля и плесень литературная тотчас же начинает чертить узоры на лице покойника". Придавая большое значение тому, как будет освещен Чехов в воспоминаниях современников, Горький деятельно хлопотал о создании специального сборника памяти Чехова. "Мы думаем издать книгу памяти Антона Павловича", - писал Горький в июле 1904 года, вскоре после смерти Чехова ( Письмо к E.П.Пешковой от 7 июля 1904 года //Собр. соч., т. 28, М. 1954, стр. 309;. Письмо к Е.П.Пешковой от 11 или 12 июля 1904 года//Там же, стр. 311). Известно, что некоторые критики настойчиво пытались создать теорию о литературной и общественной неполноценности Чехова. Как справедливо писал Горький, эта критика даже похвалу превращала в "гнездо ос". Особенно много внимания уделялось Чехову в либерально-народнической публицистике. В выступлениях Михайловского упорно доказывалась мысль о безыдейности Чехова, об отсутствии в его творчестве живых общественных интересов. Об одной из лучших повестей Чехова "Мужики" Михайловский писал как о произведении "скудном" и "поверхностном", из которого "никаких общих выводов... делать не следует, да и просто нельзя"( H.Михайловский. На разные темы //"Русское богатство", 1897, С. 6). Подчеркивалось в этой критике, что Чехов не поднимается до широких обобщений, находится в плену "частного случая". Дореволюционное литературоведение создало легенду о Чехове как "певце сумерек", скучных людей, жалких обывателей. Такого рода взгляд на творчество Чехова отвергал Маяковский, когда в 1914 году писал: "Из-за привычной обывателю фигуры ничем не довольного нытика, ходатая перед обществом за "смешных" людей, Чехова-"певца сумерек", выступают линии другого Чехова - сильного, веселого художника слова" ( В.Маяковский. Два Чехова (Собр. соч., т. I, M., 1955, стр. 301). В немалой доле статей, претендующих на объективное освещение живого Чехова, отразились взгляды- "приговоры", выносившиеся многими влиятельными критиками чеховской прозе. Характерные для нее отсутствие откровенного морализаторства, указующего перста, отчетливой "подсказки" читателю и предоставление ему самому права вынести суждение об изображенном автором воспринимались критикой не как особенная, новаторская манера письма, а как серьезнейший идейно-художественный изъян (в частности - в той статье "корифея" народнической критики Н.К.Михайловского, о которой говорил Антон Павлович Бунину). Даже сама приверженность Чехова к жанру рассказа, зачастую чрезвычайно лаконичного, казалась лишним свидетельством "ограниченности" или, на худой конец, "незрелости" его таланта. "Требовали, чтобы я писал роман, иначе и писателем нельзя называться", - вспоминал Чехов. Неспособность должным образом оценить специфику его творческой индивидуальности естественным образом повлияла и на трактовку его общей писательской позиции. За то, что он, по выражению А.И.Куприна, "не расточался в словесной пене", его именовали равнодушным. За то, что любил народ без громких фраз об этом чувстве, обвиняли в общественном индифферентизме. Ноты некоторого наивного высокомерия по отношению к мнимой чеховской аполитичности проскальзывают даже у таких вдумчивых писателей, как В.В.Вересаев, хотя он и делает исключение для последнего, ялтинского периода жизни Антона Павловича. В 1909 году, через пять лет после смерти Чехова, были опубликованы "воспоминания" журналиста Н.Ежова, фальсифицирующие факты жизни Чехова, полные личных выпадов против великого писателя. Ежов пытался поколебать громадный авторитет чеховского таланта и принизить его роль в русской литературе. Стремясь попасть в тон установившемуся в критике взгляду, такого рода "воспоминатели" клеветнически утверждали, например, что Чехов стремился уйти от общественной жизни, требовал, чтобы литература была свободна от актуальных задач. Немало было написано о душевной неустойчивости Чехова, об отсутствии у него убеждений, подчеркивалось сходство самого Чехова с безвольными, слабыми людьми из его рассказов и повестей. Статьи Горького,Бунина, Куприна разоблачали ложь и несостоятельность подобной критики и выдвигали Чехова на то высокое место, которое он по праву занимал в русской литературе. Горький писал: "...когда умрет Чехов - умрет один из лучших друзей России, друг умный, беспристрастный, правдивый, - друг, любящий ее, сострадающий ей во всем, и Россия вся дрогнет от горя и долго не забудет его, долго будет учиться понимать жизнь по его писаниям, освещенным грустной улыбкой любящего сердца, по его рассказам, пропитанным глубоким знанием жизни, мудрым беспристрастием и состраданием к людям, не жалостью, а состраданием умного и чуткого человека, который все понимает". Горький указал на "страшную силу" чеховского таланта, заключающуюся в том, что он пишет правду, "никогда ничего не выдумывает от себя". Значение Чехова Куприн видел в его беспощадном осуждении нелепостей и хаоса жизни. Горький резко отделил Чехова от героев его повестей и рассказов, людей, не нашедших места в жизни. "Чехов очень много написал маленьких комедий, - писал он, - о людях, проглядевших жизнь, и этим нажил себе множество неприятелей". С наибольшей полнотой в мемуарах освещается мелиховский и особенно ялтинский периоды жизни Чехова, когда литературные и общественные интересы сблизили его с большой группой молодых писателей и деятелей искусства. ( А.Котов, А.Турков) Использованная литература Чехов в воспоминаниях современников/ Предисловие А.К.Котова.– М.,1960. Чехов в воспоминаниях современников/ Вст.ст.А.Туркова .– М.,1986. Скафтымов А. П. Нравственные искания русских писателей. М., 1972 Чехов М. П. Вокруг Чехова. М., 1985. Чудаков А. П. Мир Чехова: возникновение и утверждение. М., 1986. Громов М. П. Чехов. М., 1993. ЖЗЛ. Тема: Естественник и поэт. Чехов-врач и Чехов-писатель не отделимы один от другого. «Палату № 6», «Черного монаха», «Припадок» мог написать только врач; яркие образы чеховских неврастеников и такие же образы врачей и фельдшеров последних десятилетий прошлого века мог создать только врач. Свое отношение к медицине, с одной стороны, и к художественному творчеству - с другой, Чехов выразил в такой шутливой фразе, характерной для него: «Медицина - моя законная жена, а литература - любовница. Когда надоедает одна, ночую у другой». По-видимому, Чехов считал, что эта фраза хорошо определяет взаимоотношения между врачебной его сущностью и писательской, судя по тому, что в своих письмах он приводил ее в различных вариантах четыре раза в течение первого десятилетия своей небольшой медицинской практики (Письма от 23 января 1887 г., от 11 сентября 1888 г., от 11 февраля 1893 г. и от 15 марта 1896 г) Как хороший врач подходит к больному, тщательно и всесторонне исследуя и изучая его, так подходил «медицински мысливший» писатель Чехов к людям своей «сумеречной», больной эпохи. С замечательным даром проникновения в глубины жизни и в глубины человеческого духа он изображал хмурых, морально разложившихся и искалеченных людей, прозябавших в «сонной одури» своей некрасивой и скучной жизни. В художественных произведениях Чехова изображена эпоха 80-х и 90-х годов прошлого столетия с ее больницами и амбулаториями, с ее врачами, фельдшерами и акушерками, со всеми условиями, в которых работали медицинские работники и жили, болели, выздоравливали и умирали больные. Этими произведениями Чехов вписал новую, блестящую по форме и чрезвычайно богатую содержанием главу в историю отечественной медицины, и ни один историк не должен пройти мимо нее. Чехов всегда тяготел к психиатрии. Писатель Иероним Ясинский в своих воспоминаниях («Роман моей жизни», 1926, стр. 268) передал слова Чехова о том, что его «крайне интересуют всякие уклоны так называемой души» и о том, что он стал бы психиатром, если бы не сделался писателем. Из всех отраслей медицины психиатрия больше всего получила от Чехова как писателя. Ряд образов неуравновешенных людей, неврастеников и душевнобольных дал в своих произведениях Чехов, множество психопатических состояний изображено в них. Общая картина эпохи, которая плодила неуравновешенных людей, неврастеников и душевнобольных, была нарисована Чеховым. В своей работе «Чехов как изобразитель больной души» психиатр М. П. Никитин имел полное основание сказать: «Психиатры должны считать Чехова своим союзником в деле обнажения тех язв, борьба с которыми составляет призвание и задачу психиатров». Чехов создал свой особый литературный жанр, особую форму маленького рассказа. Он своеобразен по приемам творчества, своеобразен по стилю, своеобразен по темам творчества. Он был чрезвычайно самобытен как писатель. Ни за кем из писателей он не следовал. За ним следовали и следуют писатели. На Чехова в его своеобразии как художника оказало влияние полученное им медицинское образование. Об этом за пять лет до смерти он написал в автобиографии: «Занятия медицинскими науками имели серьезное влияние на мою литературную деятельность, они значительно раздвинули область моих наблюдений, обогатили меня знаниями, истинную цену которых для меня, как писателя, может понять только тот, кто сам врач... Знакомство с естественными науками, научным методом, всегда держало меня настороже, и я старался, где было возможно, сообразоваться с научными данными, а где невозможно, не писать вовсе». В том же замечательном документе, уже пройдя почти весь свой жизненный путь, уже писателем мирового значения, Чехов заявил, что он «не раскаивается, что пошел па медицинский факультет». Чехов поступил на медицинский факультет Московского университета в 1879 году. Со следующего года он становится постоянным сотрудником юмористических журналов, издаваемых в Москве и Петербурге. О студенческих его годах имеется очень мало сведений. По свидетельству его университетского товарища д-ра Россолимо, он был совершенно незаметен среди товарищей «в силу своей чрезвычайной скромности». Медициной же он занимался с большим интересом, слушая лекции Бабухина, Захарьина, Клейна, Фохта, Снегирева, Остроумова, Кожевникова, Эрисмана, Склифосовского. Не прекращал Чехов-студент заниматься медициной и во время летнего отдыха ,а с 1881 года каждое лето работал в Чикинской земской лечебнице Звенигородского уезда Московской губернии у доктора П. А. Архангельского. Окончив в 1884 г. Московский университет, Чехов вывесил на дверях своей квартиры дощечку - «Доктор А. П. Чехов» и стал принимать приходящих больных и посещать больных по вызовам. О своей городской практике Чехов писал 31 января 1885 г. дяде М. Г. Чехову: «Медицина у меня шагает понемногу. Лечу и лечу. Каждый день приходится тратить на извозчика более рубля. Знакомых у меня очень много, а стало быть, немало и больных. Половину приходится лечить даром, другая же половина платит мне пяти- и трехрублевки». В то же время Чехов усиленно подготовлялся к экзаменам на степень доктора медицины. Он задумал написать историю врачебного дела в России, намереваясь, вероятно, представить этот труд как докторскую диссертацию. Собранные материалы сохранились (в Центральном архиве) и помечены 1884 и 1885 годами (Обследованы и описаны Бельчаковым. См. его статью в сборнике «Чехов и его среда», стр. 105-133, Л., 1930). Они состоят из 46 рукописей Чехова, размерами в четверть листа с выписками из многочисленных источников за время вплоть до XVII века. Среди сделанных Чеховым выписок попадаются и его замечания. Так, имеется интересное замечание о Лжедмитрии, относительно которого не был разрешен спор, являлся ли он самозванцем или же был настоящий царевич. Это замечание Чехов повторил потом в письме к Суворину от 17 марта 1890 г.: «У настоящего царевича Дмитрия была наследственная падучая, которая была бы и в старости, если бы он остался жив. Стало быть, самозванец был в самом деле самозванцем, так как падучей у него не было. Сию Америку открыл врач Чехов» (Письма, т. III, стр. 29-30). По окончании Чеховым университета ему предлагали место врача в Звенигороде - «отказался», так сообщал он Лейкину в письме от 23 июля 1884 г., но в течение короткого времени, двух недель, во время отпуска постоянного врача, он все же состоял заведующим Звенигородской земской больницей и одновременно выполнял обязанности уездного врача, производя судебно-медицинские вскрытия и выступая на суде в качестве эксперта. Пишет юмористические рассказы и веселые обозрения, дает смешные подписи под рисунками. Годы первого периода творчества Чехова - ученье в Московском университете, медицинская практика в Чикинской и Звенигородской больницах и напряженная литературная работа, выдвинувшая его вровень с крупнейшими писателями того времени, - нашли отражение в ряде мемуаров. По свидетельству современников, Чехов в поздние годы даже не помнил всех своих рассказов, которые печатались в юмористических журналах на заре его литературной работы, - так много он их писал. В 1883 году, например, было напечатано более ста его рассказов и очерков. Принимая участие в небольших журналах, в которых работали далекие от художественного творчества журналисты, Чехов на первых порах, естественно, должен был соприкоснуться с миром газетных репортеров, больших и малых "сотрудников" тогдашней прессы. Однако Чехов с самого начала своей литературной деятельности ставил перед собой иные художественные задачи, и его творчество резко выделялось на общем фоне беллетристики тех журналов, где он печатался. Сквозь смешные эпизоды и курьезные детали, в изобретении которых Чехов, казалось, был неистощим, наиболее чуткие современники в его рассказах улавливали нечто более значительное, понимая, как тонко и сильно художник разоблачает ложь и лицемерие современного общества. В том же 1883 году среди всего, что было написано Чеховым для юмористических журналов, появляются подлинные шедевры: "Смерть чиновника", "Дочь Альбиона", "Толстый и тонкий". Занятия медициной, по его словам, не только обогатили его знаниями, знакомством с научным методом, но и значительно раздвинули область его наблюдений. Если уже таганрогская жизнь (и в том числе часы, проведенные в отцовской лавке!) дала ему немалый запас материала, то профессия врача и разъезды, с ней связанные, сталкивали его с самыми разными слоями тогдашнего общества. Позднейшие, запомнившиеся более молодым писателям настоятельные советы Антона Павловича почаще "ездить непременно третьим классом" (в тех самых, впоследствии увековеченных Александром Блоком, зеленых вагонах, где "плакали и пели"), опирались на собственный опыт, хотя, конечно же, далеко не исчерпывали и не "выдавали" всех чеховских средств познания действительности. В 1890 г. Чехов поехал на Сахалин. В обычной для него шутливой форме он писал, что обследованием, сахалинской каторги он хочет «хотя бы немножко заплатить» медицине (письмо к Суворину от 9 марта 1890 г.). По настоящей целью Чехова было возбудить своим описанием Сахалина интерес общества к нему как к «месту невыносимых страданий, на какие только бывает способен человек». На подготовку к поездке Чехов затратил много труда, собирая нужные ему сведения по этнографии, метеорологии, ботанике, геологии и экономике Сахалина. Он писал в это время: «Целый день сижу, читаю и делаю выписки. В голове и на бумаге нет ничего, кроме Сахалина. Умопомешательство, "mania sachalinosa"». «День-денской я читаю и пишу, читаю и пишу». «От присланных вами [Сувориным] книг у меня в мозгу завелись тараканы. Такая кропотливая анафемская работа, что я, кажется, околею от тоски прежде, чем попаду на Сахалин». В письмах Чехова находим некоторые сведения о постановке медицинского дела в местах, через которые он проезжал. «Больниц и врачей нет. Лечат фельдшера. Кровопускания и кровососные банки в грандиозных, зверских размерах. Я по дороге осматривал одного еврея, больного раком печени. Еврей истощен, еле дышит, но это не помешало фельдшеру поставить 12 кровососных банок». В письмах Чехова упоминается и об оказании им в пути медицинской помощи. На Сахалин Чехов приехал 10 июдя, т. е. он пробыл в пути три месяца. Чехов осмотрел сахалинские тюрьмы и помещения поселенцев, лазареты, обследовал быт тюремных и нетюремных обитателей острова, их занятия и взаимоотношения, исходил и изъездил весь остров. Пробыл на острове Чехов три месяца, работая в этом каторжном «аду» напряженно, не щадя живота: «Я вставал каждый день в 5 часов утра, ложился поздно, имел терпение сделать перепись всего сахалинского населения, - в результате нет ни одного каторжного или поселенца, который не разговаривал бы со мной». Все видел и обследовал на Сахалине Чехов, «только смертной казни не видел», писал он. Сообщая Супорпну в письме от 11 сентября 1890 г. о присутствии при наказании плетьми, он описывал, как молодой немец, чиновник-врач, определял, сколько ударов может вынести подлежавший наказанию плетьми человек. «Он знает, что я врач, но ему не стыдно было решать этот вопрос в моем присутствии, - вопрос, не разрешимый даже приблизительно». «Ночи три-четыре» после зрелища наказания снился Чехову палач и «отвратительная кобыла». Это зрелище было потом описано в его книге «Остров Сахалин» (Собрание сочинений, т. XI, стр. 227-230, 1929). Книга «Остров Сахалин» имеет скромный подзаголовок «Из путевых записок». Но по существу она является серьезным научно-исследовательским трудом, который содержит огромный материал из опубликованных источников, ссылки на которые в изобилии имеются в примечаниях книги. Эта книга настолько всеобъемлюща, так богата цифровыми данными, так стройно построена, что можно удивляться, как мог написать ее молодой врач, не имевший опыта в подобного рода санитарно-статистических, экономических и естественно-исторических обследованиях. Она представляет и художественную ценность отдельными картинами сахалинской жизни. Картины эти - жутки, и по ним можно получить представление о тяжелых переживаниях Чехова во время пребывания его среди сахалинских каторжан и поселенцев. «Мое короткое сахалинское прошлое, - писал Чехов известному юристу и писателю А. Ф. Кони, - представляется мне таким громадным, что когда я хочу говорить о нем, то не знаю, с чего начать, и мне всякий раз кажется, что я говорю не то, что нужно». Особенно тяжелое впечатление произвели на Чехова дети, которых в 1890 г. на острове было 2 122. В том же письме к Копи он писал: «Я видел голодных детей, видел тринадцатилетних содержанок, пятнадцатилетних беременных». «Остров Сахалин» Чехов писал почти весь 1891 год. Первоначально это произведение печаталось в журнале «Русская мысль» в 1893 г. в виде статей, а в отдельном издании книга вышла в 1895 г. «Она носит печать чрезвычайной подготовки и беспощадной траты времени. В ней за строгой формой и деловитостью тонн, за множеством фактических цифровых данных чувствуется опечаленное и негодующее сердце писателя» - так отозвался о книге Чехова большой человек того времени А. Ф. Кони. Сам Чехов, по-видимому, остался доволен книгой. Он писал друзьям: «Медицина не может упрекать меня в измене. Я отдал должную дань учености». Цель Чехова была достигнута, книга его произвела огромное впечатление и у нас, и за границей; зашевелилось и тюремное ведомство, снарядившее экспедицию на Сахалин. Чехов неоднократно говорил своему товарищу по университету д-ру Россолимо, что он мечтает о чтении студентам курса частной патологии и терапии. Он предполагал так описывать страдания больных, чтобы заставлять своих слушателей - будущих врачей - переживать эти страдания и вполне понимать их. Но для чтения курса в университете нужна была ученая степень, и Чехов сожалел, что ему не удалось своевременно написать и защитить диссертацию на степень доктора медицины. После поездки на Сахалин Чехов и Россолимо. предположили, что как диссертация может быть представлена книга «Остров Сахалин». Россолимо запрашивал декана медицинского факультета об «Острове Сахалин» как о возможной диссертации Чехова и о предоставлении Чехову права на чтение лекций студентам по курсу частной патологии и терапии. На оба вопроса декан ответил отрицательно. Постепенно Чехов отходил от медицины, все больше становясь профессиональным писателем, и это он сознавал как какую-то измену медицине и в письмах называл себя «свиньей» перед ней. В 1892 г. в России была холера. Эпидемия холеры распространилась по Поволжью среди ослабленного голодом населения. Из писем Чехова видно, что его очень беспокоила мысль о надвигавшейся с Волги холерной эпидемии. Врачей в Серпуховском уезде было очень мало, и население, жившее в плохих санитарных условиях, оказывалось беспомощным для борьбы со страшным врагом. Чехов добровольно, «из чувства долга», как писал об этом в своих воспоминаниях писатель Потапенко, взвалил па свои слабые плечи тяжелое бремя земского «холерного» врача» (Нива, № 26-28, 1 Он образовал около с. Мелихова обширный земский медицинский участок в составе целых 26 селений, принял на себя надзор за здоровьем населения этой местности и нес обязанности мелиховского земского врача в течение 2 лет - 1892 и 1893, пока не миновала опасность (Восп.д-ра .Куркина) Чехов высоко ставил общественное мнение врачебной среды. Когда в конце 1902 г. члены Пироговского съезда врачей, собравшиеся в Москву со всей страны, послали Чехову телеграммы с приветствиями и изъявлением благодарности врачей за его литературную деятельность, то эти телеграммы доставили ему большую радость. В письмах к д-ру Куркпну и д-ру Членову Чехов писал, что, получив телеграммы, он «почувствовал себя принцем» и поднятым «па высоту, о какой никогда и не мечтал». Биографические материалы о Чехове и богатая его переписка, очень существенно добавляющая, а иногда дающая возможность исправить то многое, что было написано о Чехове, позволяют сделать такое заключение о Чехове как практическом враче. Чехов не имел достаточной клинической подготовки, необходимой для всякого практикующего врача. Небольшая его врачебная практика после окончания уни-верситета не могла дать ему сколько-нибудь значительного опыта. Его непродолжительная, но напряженная работа в качестве земского врача Серпуховского уезда протекала в наихудших для врача условиях. У Чехова не было даже небольшой больнички. Не было и необходимых помощников для того, чтобы развить хирургическую деятельность .и организовать медицинские исследования, Не было микроскопа. Только амбулаторные приемы и разъезды по медицинскому участку с 26 деревнями, 7 фабриками и 1 монастырем сводили этот участок до уровня обычного фельдшерского участка. В этих условиях Чехов не мог расти как врач. Он не мог расти как врач и потому, что, кроме неоплачиваемой врачебной работы, он должен был отдавать свое время также работе литературной. Даже в год самой напряженной врачебной работы, в 1892 г., он написал такие значительные произведения, как «Палата № 6» и «Рассказ неизвестного человека». Это дает основание полагать, что Чехов не был и не мог быть сколько-нибудь крупной величиной как практический врач. Но его личные свойства делали его «желанным» врачом для населения. Чрезвычайно привлекательный образ Чехова выступает из воспоминаний о нем, которых было опубликовано очень много. Всегда отзывчивый на горе и страдания людей, всегда готовый помочь, чем только мог, мягкий и ласковый в обращении с людьми, Чехов-врач привлекал к себе сердца пациентов. В 1944 г. пациент, которого лечил писатель в 1892 г. от туберкулеза, так подытожил впечатления от своего знаменитого врача: «Трудно сказать, кто был в Чехове выше: человек или художник. Его свойства личности представляли из себя одно гармоничное целое, в котором нельзя было отделить человека от художника и художника от врача» (М. Плотов, Большое сердце, «Комсомольская правда», № 164, 1944 Целую галерею врачей опустившихся, невежественных, погрязших в пошлости окружающей их среды, показал в своих рассказах Чехов («Ионыч», «Палата № 6» и многие другие). Чехов клеймил равнодушие таких врачей к человеку и его страданиям («Гусев», «Палата № б», «Интриги»). Наряду со многими отрицательными образами врачей обрисовано Чеховым несколько положительных (Астров в «Дяде Ване», Соболь в «Жене», Дымов в «Попрыгунье», Королев в «Случае из практики», врач в «Рассказе старшего садовника»). Своими рассказами Чехов призывал врачей тепло и сердечно относиться к больным («Беглец», «Случай из практики», «Рассказ старшего садовника»). Такие требования он предъявлял и к писателям, создающим художественные образы больных людей. Писательнице Шавровой в письме от 28 февраля 1893 г. он говорил: «Не дело художника бичевать людей за то, что они больны... Если есть виновные, то касается это санитарной полиции, а не художников. S [сифилис] не есть порок, не продукт злой воли, а болезнь, и больные также нуждаются в теплом сердечном уходе... Автор должен быть гуманен до кончиков ногтей». В нескольких письмах Чехов выражал свое негодование на Л. Н. Толстого за его отношение к медицине и врачам и за нелепые его высказывания по медицинским вопросам. В письме к Плещееву от 15 февраля 1890 г. Чехов возмущался тем, что Толстой в течение своей долгой жизни «не потрудился прочесть две-три медицинские книжки, написанные специалистами». 18 октября 1892 г. Чехов писал: «Толстой, вот, величает нас, врачей, В нескольких письмах Чехов выражал свое негодование на Л. Н. Толстого за его отношение к медицине и врачам и за нелепые его высказывания по медицинским вопросам. В письме к Плещееву от 15 февраля 1890 г. Чехов возмущался тем, что Толстой в течение своей долгой жизни «не потрудился прочесть две-три медицинские книжки, написанные специалистами». 18 октября 1892 г. Чехов писал: «Толстой, вот, величает нас, врачей, мерзавцами, а я положительно убежден, что без нашего брата пришлось бы круто». Вместе с тем Чехов очень любил великого писателя земли русской и как писателя и как человека. Во время болезни Толстого он писал Меньшикову в январе 1900 г. «Болезнь его напугала меня и держала в напряжении. Я боюсь смерти Толстого. Если бы он умер, то у меня в жизни образовалось бы большое пустое место... Я ни одного человека не люблю так, как его». Толстой очень высоко ставил Чехова как писателя. Но, по свидетельству Горького, он сказал как-то такую курьезную для нас фразу о Чехове, которого «ласково и нежно любил»: «Ему мешает медицина; не будь он врачом, писал бы еще лучше» (М. Горьки и, «А. Чехов», М., 1937, стр. 168). Один раз, сообщил Горький, Л. Н. Толстой, оценивая в присутствии Чехова отечественную литературу как литературу, по существу своему не русскую, сказал, ласково обратившись к Чехову: «А вот Вы - русский, очень, очень русский». И этот русский писатель-врач был патриотом и любил родину. Любил родные ему русские степи, которые он живо описал в рассказе «Степь», любил красоту лесов родины, о хищническом истреблении которых скорбели персонажи его произведений («Дядя Ваня», «Леший»), любил талантливый русский народ. «Боже мой, как богата Россия хорошими людьми!», воскликнул он в письме к сестре М. П. Чеховой с «Великого сибирского пути» в 1890 г. (14-17 мая). А об историческом всегдашнем враге России - Германии - он отзывался с отвращением. В одном из его писем читаем: «У немцев есть несколько гениев и миллионы идиотов». В другом письме (из Германии), сравнивая немецкую жизнь с русской, Чехов писал, что в немецкой жизни «не чувствуется ни одной капли таланта ни в чем, ни одной капли вкуса». «Наша русская жизнь гораздо талантливее» Сестре М. П. Чеховой от июня из Берлина: «Началась у меня ломота в ногах. Я не спал ночи, сильно похудел, впрыскивал морфий, принимал тысячи лекарств»... «Выехал за границу очень худой, с очень худыми тощими ногами». Иорданову от 12 июня: «Не дает мне хорошо двигаться эмфизема. Но спасибо немцам, они научили меня, как надо есть и что есть. Ведь у меня ежедневно с 20 лет расстройство кишечника». Несмотря на свое крайне тяжелое состояние, Чехов стремился принять участие в войне. Нельзя без волнения читать его два маленькие письма, каждое в несколько строк, почти одинакового содержания, посланные писателям Амфитеатрову и Лазаревскому; оба письма с датой-13 апреля 1904 г. Трагически звучат они для нас. В них Чехов, за три месяца до смерти, извещал, что он, если здоровье позволит, поедет в июле или в августе на Дальний Восток и качестве военного врача. (В.В. Хижняков) И когда читаешь известные воспоминания В.Г.Короленко о веселой готовности молодого Чехова писать о "первой попавшейся на глаза вещи», - хотя бы пепельнице, нельзя не почувствовать, что эта уверенность ("Хотите - завтра будет рассказ...") порождается сознанием богатства уже накопленного материала, как бы способного немедленно "кристаллизоваться" в литературную форму при малейшем "соприкосновении" с каким-либо предметом или сюжетом. Кладовые чеховской памяти, чеховского опыта были подобны той сказочно плодородной почве, о которой он юмористически заметил в своих записных книжках, что ткни в нее оглоблю - и вырастет тарантас. Если обстоятельства, при которых совершился его "законный брак" (известно шутливое изречение Чехова, что медицина - это его законная жена, а литература - любовница), писатель вообще утаил, то "роман" с последней очень часто преподносился им как в переписке, так и в разговорах в утрированно-легкомысленном виде. "По его словам, - пишет Короленко, - он начинал литературную работу почти шутя, смотрел на нее частию как на наслаждение и забаву, частию же как на средство для окончания университетского курса и содержания семьи". А А.С.Суворин в своей некрологической статье о Чехове рассказывал, будто первый рассказ Антон Павлович вообще написал всего лишь ради того, чтобы раздобыть денег на именинный пирог для матери. И совершенно не исключено, что эта легенда, лукаво сочинена самим Чеховым, чтобы не только лишить свое вступление в литературу малейшего эффектного ореола, придав ему крайне случайный характер, но и оставить в тени все свои предшествующие этому "пробы пера", о которых известно хотя бы из его переписки с братом Александром. Многие авторы воспоминаний отлично передают атмосферу, которая создавалась вокруг Чехова, его заразительное обаяние, нескончаемые выдумки, всевозможные шутливые импровизации. Читать эти страницы - наслаждение. В них оживает очаровательная фигура молодого писателя. (По материалам В.В.Хижнякова, Е.Меве, В. Шубина) Тема: Творческая лаборатория Чехова . Чехов о литературном труде и творческом процессе. Психология творчества и творческая лаборатория Чехова. Изначальное стремление писать «коротко». Влияние медицинского образования и врачебной практики Чехова на его художественный стиль. Повествовательные способы достижения объективности. Приемы построения образа, композиция, языковые ресурсы, идея. Своеобразие юмора. Поэтика заглавий. Открытость финалов. Подтекст. Деталь. Жест. Мимика. Чехов обращается к исследованию души современного человека, испытывающего влияние разнообразных социальных, научных и философских идей: пессимизма ("Огни", 1888), социального дарвинизма ("Дуэль", 1891), радикального народничества ("Рассказ неизвестного человека", 1893); решает волновавшие общество вопросы семейных отношений ("Три года", "Супруга", "Ариадна", все 1895), аномальных явлений психики ("Черный монах", 1894) и др. Основой сюжетов становится не столкновение человека с грубой социальной средой, а внутренний конфликт его духовного мира. Герои Чехова "хмурые", скучные, живущие "в сумерках" люди, оказываются жизненно несостоятельными в силу собственной неспособности к творческой реализации, неумения преодолевать душевное отчуждение от других людей; их несчастья не имеют фатальной предопределенности и не обусловлены исторически, они страдают по причине собственных житейских ошибок, дурных поступков, нравственной и умственной апатии. Одновременно Чехов продолжает работу в драматическом жанре, пишет небольшие пьесы, "шутки", водевили ("Свадьба", 1890), комедию "Леший" (1890). В середине 1890-х гг. Чехов вернулся к своим драматургическим поискам, пытаясь перенести в пьесы основные принципы "объективной" прозы: сюжетная острота сменялась внешне спокойным течением событий, а все драматические коллизии перемещались в сферу духовных переживаний героев. В фабуле ослаблялись элементы занимательности, что восполнялось психологической насыщенностью действия, напряженность которого поддерживалась "случайными" репликами, приобретавшими символическую окрашенность, а также внесловесными средствами (паузами, жестами персонажей, "посторонними" звуками, мелочами обстановки), в совокупности создававшими чрезвычайно значимый для восприятия чеховской драматургии психологический подтекст. Однако к адекватному воспроизведению новой драмы российские театры оказались не готовы: представление пьесы "Чайка" на сцене Александринского театра (1896) закончилось провалом, и только постановка Московского Художественного театра (1898) открыла публике искусство Чехова-драматурга. Постановки последующих чеховских пьес ("Дядя Ваня", 1899; "Три сестры", 1901, "Вишневый сад", 1904) осуществлялись только на сцене этого театра. В конце 1890-х начале 1900-х гг. Чехов признанный и популярный мастер: журналы ищут его участия, появление новых произведений расценивается критикой как событие литературной жизни, споры вокруг них перерастают в общественно-политические дискуссии о будущем русской деревни, о роли интеллигенции в обществе и т. д. В его творчестве возникают новые темы. Верный принципам "художественной объективности", Чехов создает мрачные картины оторванного от культуры крестьянского быта ("Моя жизнь", 1896; "Мужики", 1897; "В овраге", 1900). Тема нравственной деградации и духовной опустошенности русской интеллигенции, ее неспособности к социальному и личному жизнеустройству поднимается в рассказе "Дом с мезонином" (1896), "маленькой трилогии" "Человек в футляре", "Крыжовник", "О любви" (1898). В то же время многие герои его последних произведений все сильнее испытывают "тоску по идеалу", переживают стремление к новой, лучшей жизни ("По делам службы", 1898; "Архиерей", 1902; "Невеста", 1903). Чуждый моральному учительству, религиозной проповеди и социальному утопизму, Чехов не прописывает рецептов нравственного совершенствования, общественного переустройства или духовного преображения, но в томлениях и муках своих героев, в их неудовлетворенности бессмысленностью своего существования видит доказательства принципиальной возможности для человека устроить свою жизнь правдиво, достойно и радостно. Тонкий психолог, мастер подтекста, писатель великолепно сочетал юмор и лиризм. Как пишет Куприн, Чехов "требовал от писателей обыкновенных житейских сюжетов, простоты изложения и отсутствия эффектных коленец". Он учил писателей смелей вводить в литературу новые темы и новых людей, характеризующих действительные явления народной жизни. Под этим углом зрения и следует понимать многочисленные пожелания Чехова молодым писателям обращаться к тем темам, которые лежат за пределами их писательских кабинетов. Творчество Чехова сыграло громадную роль в борьбе за утверждение реалистических принципов искусства. В мемуарах приводятся многочисленные высказывания его по литературно-эстетическим вопросам, сущность которых сводится к безоговорочному осуждению "мистики и всякой чертовщины" в современной Чехову литературе. Высказывая свои литературные симпатии, выдвигая требования к молодым писателям и намечая задачи, которые должно /24/ решить искусство, Чехов выступает горячим поборником жизненной правды искусства. Именно этим определяются его литературные симпатии, тяготение к определенному кругу писателей, художников, актеров. Большая жизненная правда взволновала Чехова в творчестве Мамина-Сибиряка, о симпатиях к которому рассказывает один из мемуаристов. Его внимание и постоянная забота о МХТе также основываются на убеждениях, что только театр, сделавший жизненную правду своим принципом, имеет право на существование в будущем. Основные темы творчества: Идейные искания интеллигенции, недовольство обывательским существованием одних, душевная "смиренность" перед пошлостью жизни других ("Скучная история", 1889; "Дуэль", 1891; "Дом с мезонином", 1896; "Ионыч", 1898; "Дама с собачкой", 1899). В рассказах "Бабье царство" (1894), "Мужики" (1897), "В овраге" (1900) показал дикость и жестокость деревенской жизни. Большой силы социального и художественного обобщения Чехов достиг в рассказах "Палата №6" (1892), "Человек в футляре" (1898). В пьесах "Чайка" (1896), "Дядя Ваня" (1897), "Три сестры" (1901), "Вишневый сад" (1904) создал особую, тревожную эмоциональную атмосферу предчувствия грядущего. Главный герой Чехова – рядовой человек со своими каждодневными делами и заботами. |
