Горизонты
Скачать 5.48 Mb.
|
| Санкт-Петербургский государственный университет факультет философии и политологии кафедра эстетики и философии культуры ГОРИЗОНТЫ КУЛЬТУРЫ: ОТ МАССОВОЙ ДО ЭЛИТАРНОЙ Материалы IX ежегодной международной конференции 16-17 ноября 2007 года Санкт-Петербург 2008 ББК 87 Горизонты культуры: от массовой до элитарной. Материалы IX ежегодной международной конференции 16-17 ноября 2007 года – СПб., Санкт-Петербургское философское общество, 2008. – 343 стр. Редакционная коллегия сборника: д.ф.н., проф.Голик Н.В., д.ф.н., проф.Акиндинова Т.А, д.ф.н., проф.Прозерский В.В., д.ф.н., проф.Устюгова Е.Н., д.ф.н., проф.Юровская Э.П., к.ф.н., доц.Никонова С.Б., к.ф.н., ст.преп.Радеев А.Е., асп. Цимошка Д.А. Ответственный редактор: Н.В. Голик Дизайн обложки: А.Гринчель с использованием рисунка К.Ерохиной Оригинал-макет: С.Б. Никонова Санкт-Петербургское философское общество Лицензия ЛП № 0000217 от 20.07.1999 ©Санкт-Петербургское философское общество, 2008 ГОРИЗОНТЫ КУЛЬТУРЫ: ОТ МАССОВОЙ ДО ЭЛИТАРНОЙ Абрамов П.Д. Москва Смысл игры Игра является одной из констант человеческой культуры, хотя способность к ней присуща также представителям животного мира. Игра существовала у всех народов и во все времена. Человек изначально вовлечен в процесс игры и не может выйти из него. Игра и как ее суть – эстетическая деятельность лишь с определенной долей условности могут быть ограничены каким-либо направлением искусства. Во всех направлениях деятельности наряду с трудом и организующей работой сознания мы можем усмотреть и игровой элемент. Философы с древности обращались к понятию игры. Однако фундаментальный труд, обосновывающий ее значение, появился лишь в 1938 году, это Homo Ludens Й.Хейзинги. Основной тезис работы Хейзинги следующий: для обозначения нашего вида наряду с homo sapiens и homo faber необходимо поставить homo ludens (человек играющий). Хейзинга обосновывает этот тезис на материале поэзии, философии, права, мудрствования и других форм культурной деятельности[1]. Приведем определение, которое дает Хейзинга «Суммируя, мы можем назвать игру …некоей свободной деятельностью, которая осознается как “ненастоящая”, …которая не обуславливается никакими ближайшими материальными интересами или доставляемой пользой; которая протекает в особо отведенном пространстве и времени, упорядоченно и в соответствии с определенными правилами»[2]. Выделив главное из этого определения, можно сказать, что игра – свободная, неутилитарная деятельность, протекающая в особом пространстве и времени. В конце своего труда Хейзинга добавит еще один неотъемлемый признак игры – состояние радостного воодушевления. Метод Хейзинги, состоящий в выявлении сущностных черт различных культур, вероятно, является более глубоким по сравнению с попытками классификации и выделения культурно-исторических типов. Так, например, с позиций О.Шпенглера кризис современности можно объяснить сменой одного цивилизационного типа другим. Если же мы наблюдаем, что происходит изменение атрибутов человеческого существования, тех констант, которые оставались неизменными от начала культуры, то, значит, кризис действительно глубок и на смену нашей цивилизации придет не какая-то другая, аналогичная ей, а во многом иной тип существования. Примерно то же происходит и с содержанием, и, соответственно, с формами выражения игры. Теряются устоявшиеся функции, смешиваются, казалось бы, несопоставимые понятия и представления. Подобное размывание привычного содержания игрового Хейзинга обозначает термином пуэрилизм. «Подлинная игра исключает всякую пропаганду. Ее цель – в ней самой. Ее дух и ее настроение – атмосфера радостного воодушевления, а не истерической взвинченности»[3]. Человек находился всецело под властью природы, со страхом и трепетом взирал на ее грозные явления. Затем, благодаря общественной организации и технике он отвоевал себе ограниченное пространство свободы в беспредельном Космосе, сам начал повелевать природой, использовать ее процессы в своих целях. Однако в самом обществе каждый индивид включен во множество властных отношений. Даже если ты находишься на вершине власти, обладаешь значительными правами и возможностями, то все равно не свободен окончательно, так как обратной стороной прав являются обязанности – если ты не будешь их исполнять, то лишишься своего положения и, следовательно, прав. Затем, благодаря развитию тех же общественных отношений и техники появляется возможность обретения человекам все большей и большей свободы от общественных отношений. Очевидно, что полная свобода от общества невозможна, но также невозможна и полная независимость от природы. Под техническими средствами здесь подразумевается развитие средств коммуникации, особенно сети Internet, а также технологий, позволяющих радикально трансформировать телесность человека. Человек с помощью Интернета обретает доступ к практически неограниченному количеству информации, то есть он потенциально способен к генерации бесконечных единиц смысла. Такая деятельность подпадает под данную Хейзингой дефиницию игры: налицо наличие определенных правил, функционирование в выделенном пространстве и времени, а также отсутствие ближайшей материальной заинтересованности играющего. Человек благодаря технике приобрел, казалось бы, идеальные возможности для игры. В качестве источника, проливающего свет на проявление игрового и эстетического, рассмотрим творчество латиноамериканского писателя и философа Х.Л.Борхеса. В его произведениях достаточно ясно и отчетливо, хотя и в образной форме, выражены основные черты мировосприятия постмодернизма. К ним можно отнести утрату веры в способность достижения объективного и достоверного знания, склонность к эстетизации действительности. Понятие игры занимает в мировоззрении Борхеса важное место, лучше всего можно выявить механизмы становления игры, проанализировав эссе «Лотерея в Вавилоне»[4]. Сначала лотерея была игрой плебеев, где проигравший мог потерять лишь поставленные на кон деньги. Подобная ставка показалась недостаточной, и проигравший стал выплачивать значительный штраф, затем его уже сажали в тюрьму. Появилась всемогущая контролировавшая лотерею компания. Однако в подобной, сулившей большие возможности игре, могли участвовать лишь богатые, и тогда бедняки подняли восстание. Началась продолжавшаяся много лет смута, но бедные добились своего: лотерея стала тайной, бесплатной и всеобщей. Она была осмыслена как интерполяция случая в миропорядок, причем случай присутствовал на всех этапах розыгрыша, число экспериментов было доведено до бесконечности. Закончилась все тем, что «бесконечная игра случайностей» распространилась на все сферы, стала определять все действия. Все книги содержали искажения и интерполяции, сотрудники компании, которые, казалось бы, и должны вносить порядок, были неотличимы от обманщиков. Это эссе является аллегорией на состояние современного мира. Среди сил, ведущих к становлению игры можно отметить желание использовать в своих целях обретаемую человеком свободу в игровом пространстве: руководители компании (если таковые вообще есть) обладают, по сути, неограниченной властью в данном обществе. Однако, более глубокой причиной является стремление уравнять все со всем, поставить каждого в равное положение с каждым, причем здесь подразумевается не абстрактное равенство возможностей, а именно реальное равенство, когда царь будет не больше раба и гений будет тем же, что и дебил. Но как это сделать, если очевидно, что люди неравны, во-первых, по способностям, данным от природы, во-вторых, каждый обладает определенным, отделяющим его от других местом в общественной системе. Путь к этому уравнению лежит через понятие абсурда и случайности. Зачем читать книгу, если истина перемешана в ней с внесенной туда по жребию ложью. Даже сама, «истина» получена случайным образом в результате бесконечного числа жеребьевок. Властитель, управляющий жеребьевкой, может оказаться лишь марионеткой, контролируемой нищим идиотом. Существование в подобной системе может привести к двум видам мировосприятия. Во-первых, если человек все-таки ищет смысл, то цепь причинно-следственных связей уведет его в дурную бесконечность, так как каждое событие является следствием неисчислимого количества жеребьевок. Вторая возможность состоит в том, что человек не ищет объективного смысла, наоборот он подвергает сомнению все существующие ценности и нормы. На примере творчества Борхеса можно выявить внутренние, глубинные причины становления игры. Основной причиной является разрыв противопоставления игровое – серьезное или, если брать более широко, этическое – эстетическое. Само противопоставление существует объективно, независимо от нашего сознания, человек не в силах его снять, он лишь может посредством сведения к абсурду противоестественно отторгнуть один из полюсов. Уместно вспомнить понятие пуэрилизма И.Хейзинги, которое состоит в том, что человек в различных сферах своей деятельности ведет себя “словно бы по мерке отроческого или юношеского возраста”[5]. Это не поведение ребенка с усердием и детской непосредственностью изучающего мудрость великой Культуры, но юноши, который, почувствовав данные ему от природы немалые способности уверился в своей “независимости”, не желает прислушиваться к опыту веков. Он не хочет познавать, восполняя свою субъективность и расширять горизонты своего сознания. Вместо диалога с миром посредством разума и чувств он придумывает живущий по своим правилам мир. В 1943 году Г.Гессе написал свой знаменитый роман «Игра в бисер», произведение представляет собой утопию, описывающую отдаленное будущее человечества. В ту эпоху люди признали ценность учености и культуры. Практически все действие романа разворачивается в провинции Касталия. Главным искусством и достоянием жителей этой провинции является игра в бисер, представляющая собой некую неутилитарную деятельность по сочетанию (разыгрыванию) явлений из различных сфер культуры. Игра имеет свой чрезвычайно сложный, доступный лишь немногим, язык. Приведем следующее высказывание главного героя романа Йозефа Кнехта о сути Игры в бисер. «Я вдруг понял, что в языке или хотя бы в духе игры все имеет действительно значение всеобщее, и каждый символ и каждая комбинация символов ведут не туда-то или туда-то, не к отдельным примерам, экспериментам или доказательствам, а к центру, к тайне и нутру мира, к изначальному знанию. …А теперь до меня впервые дошел внутренний голос самой игры, ее смысл, голос этот достиг и пронял меня, и с того часа я верю, что наша царственная Игра это действительно lingua sacra, священный и божественный язык»[6]. По мнению В.В.Бычкова, Игру можно рассматривать как самую суть, квинтэссенцию подлинного эстетического опыта[7]. Однако игра не снимает противопоставление эстетического и исторического. Касталийцы с помощью медитации, Игры в бисер, изучения наук и искусств достигают радостного, умиротворенного состояния, но за стенами самой Касталии протекает бурная, полная страстей и тревог жизнь. В беседах с отцом Иаковом Йозеф Кнехт был вынужден признать правомерность исторического подхода, ведь само возникновение Касталии было подготовлено всем ходом предшествующей истории, эта провинция возникла под влиянием социальных, экономических, политических сил, точно так же она может быть уничтожена под влиянием этих же сил. Существуя в дистиллированной атмосфере, касталийцы не создают ничего нового и лишь используют достижения предшествующих культур. В жизни часто болезни и страдания испытывают и углубляют мировосприятие художника. Страдания вырывают из круга благополучия, заставляют острее воспринять боль и радости другого человека. Жизненные неурядицы и испытания способствуют духовному росту. Человек может реализовать себя не только в области искусства или науки, но и, например, в педагогическом, врачебном служении или в семейной жизни. В обыденном сознании игра неразрывно связана с детством, ребенку полагается играть в игры. С философской точки зрения философии можно рассматривать детство как чрезвычайно глубокий и содержательный символ, который может помочь прояснить соотношение игрового и серьезного. Евангелие от Матфея повествует о следующих действиях Иисуса Христа в ответ на вопрос учеников о Царствии Небесном. «Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царствие Небесное; итак, кто умалится как это дитя, тот и больше в Царствии Небесном, и кто примет одно такое дитя во имя мое, тот и меня примет»(Мф. 18: 2-5). Если понимать Царствие Небесное, не как область потустороннего мира, а как преображенное состояние самого человека, то данное высказывание можно проинтерпретировать следующим образом. Человек может достичь детского, незашоренного отношения к миру. Ребенок лишен всего того наносного, что присуще миру взрослых, его восприятие чисто и открыто к истине и красоте. Детское и игровое не отменяет взрослого и серьезного, но дополняет и придает ему другое качество. Как это ни парадоксально, человек полагающий игровое в основание своих действий обретает более прочное основание, чем тот, кто признает лишь серьезное. Диалектику игрового и серьезного можно сопоставить с идеей Николая Кузанского об «ученом незнании». Согласно этому философу, сколь бы умножалось познание относительного, с его помощью никогда не постигнешь абсолютную реальность, но в то же время сама это реальность выступает в качестве основы всякого познания[8]. Способность играть, как свободная необусловленная деятельность, наряду со способностями мыслить и трудиться является сущностным, неотъемлемым свойством человека. Философия должна стремиться проникнуть в самую суть, потому анализ данной категории представляется чрезвычайно важным и плодотворным. Здесь нужно отметить несколько моментов: человек как существо свободное может вместо прекрасной возвышенной игры создавать игры, ведущие к саморазрушению. При такой игре происходит выделение какого-то участка действительности и организация его в соответствии с субъективными требованиями эго, что приводит к разрыву связей с космосом и обществом. Однако, возможно создание Игры, в рамках которой, посредством особого языка творчески объединяются различные явления духовной культуры человечества. Такая игра развивается из жизни и призвана преобразить ее в соответствии с идеалами красоты. Подлинная игра основывается в человеке на способности детского, искренне-непосредственного восприятия мира, она есть изначальная радость, творчество. Эта игра – творчество утонченных чувств, организует и направляет другие способности. Примечания 1. См. об этом: Хейзинга Й. Homo Ludens. М., 1997. C.13. 2. Хейзинга Й. Там же, С.210. 3. Хейзинга Й. Там же, С. 210. 4. Борхес Х. Л. Коллекция (Сборник рассказов ) // http://www.dstu.edu.ru/liter/BORHES/kniga.htm 5. Хейзинга Й. Homo Ludens. М., 1997. С.203. 6. Гессе Г. Избранное. СПб., 2003. С.90. 7. Бычков В. В. Эстетика. М., 2004. С.217. 8. См. об этом: История философии / под. ред. Васильева В.В., Кротова А.А., Д.В. Бугая. М., 2005. С.243. Авксентьевская М.В. Санкт-Петербург «Массовость» и «элитарность» в эстетике М.К.Мамардашвили Для авторского метода М.К.Мамардашвили характерно выявление пустот и расширение структуры философской терминологии. Попытка заполнения видимых лакун философского знания приводит к изменениям в поле философских смыслов и требует собственных средств для их описания. Мысль Мамардашвили движется и обостряется в смысловой напряженности метафор, в качестве которых выступают различные феномены мировой культуры. Событие культурного феномена выявляет затемненность внутри поля философского понимания, прозревающая сила метафоры проясняет темноты, среди которых усматривается новый смысл, сдвигающий границы объемов философских понятий. Новообретенный смысл затем закрепляет собственную форму, кристаллизуясь в одно из понятий измененного философского поля. Особый интерес, как в отношении демонстрации метода, так и для целей настоящей рубрики, представляет работа «Эстетика мышления». Внерациональный момент понимания обозначен как перворождение смысла в чувственной ткани сознания, в материи еще не сформированного слова, которая амплифицирует возможности разума к событию мысли, пониманию и собственному бытию. Культура – пространство усиления природных возможностей человека, в котором свершается акт понимания. Типология культурных феноменов выделяется по основанию амплификации. По способу амплификации человеческих возможностей культура включает в себя в частности научно-техническое и гуманитарное «понимание»[1]. По свершенности амплификации, т.е. по свершенности события мысли в акте понимания в рамках культурного феномена – на ницшеански аристократичную, индивидуальную, актуально-творческую свершенную мысль и массово-психологичные, отчужденные, механические продукты, потребляемые в часы досуга[2]. Таким образом, явлениям культуры могут быть типологически присущи полярные характеристики «элитарности» и «массовости», в зависимости от степени завершенности акта понимания в рамках культурного феномена. Событие мысли – одно из ключевых понятий эпистемологии Мамардашвили. Как следует из приведенного выше описания авторского метода, в событии мысли рождается новый смысл, который первоначально появляется во внерациональном регионе сознания. Таким образом, согласно автору «Эстетики мышления», внерациональное и чувственное оказывается включенным в историю акта понимания в качестве исходного, эмбрионального состояния мысли. В историчном акте понимания происходит событие мысли, которое можно представить как путь мысли от внерационального состояния к состоянию кристаллизации в языке и речи. Мысль – некоторое содержание, претерпевающее на вышеупомянутом пути качественное изменение, которое возможно описать как рождение, явление из смутно различимого. Событие мысли можно описать как выход некоторого содержания из внерационального региона сознания на сцену умозрения. По мысли Мамардашвили, важнейшей характеристикой культурного феномена является присутствие или отсутствие, свершенность или несвершенность в нем события мысли. Характеристика культурного феномена в отношении события мысли может рассматриваться как основание для причисления данного феномена к явлениям «элитарной» или «массовой» культуры. Таким образом, для прояснения специфики «элитарности» и «массовости» в эстетической теории Мамардашвили необходимо более детально рассмотреть сущность события мысли в акте понимания. Историчность акта понимания различается нами ретроспективно, в процессе рефлексии, как смена состояний мысли в событии мысли. Исток события мысли расположен во внерациональном регионе сознания, который можно представить как топос чувственных состояний. Исходным состоянием мысли оказывается состояние чувственного впечатления, в котором возможно различить психическое переживание – трепета или удивления. Особенностью данного психического переживания является отстранение от всех прочих эмпирических свойств субъекта и предельная захваченность некоторым чувственным впечатлением. Яркое чувственное впечатление возникает по поводу налично имеющихся смыслов, но состоит в усмотрении в абсолютной ясности некоего сцепления обстоятельств – связи между исходно различными смыслами. Дальнейшее порождение смысла происходит в попытке выразить это впечатление. В исторической канве акта понимания состояние мысли как чувственного впечатления сменяется состоянием мысли как образа. Граница между этими состояниями характеризуется сменой направленности интенции: впечатления возникает помимо воли субъекта, в то время как появление образа предполагает призвание к поиску форм для выражения и передачи чувственных впечатлений. Автор «Эстетики мышления» рассматривает это призвание скорее как заданную сущность человеческого, нежели как явление воли или желания индивида[3]. Чувственное впечатление – эмпирическое событие усмотрения связи между различными смыслами, неполнота и незавершенность которого требуют придания формы и упорядочения. Образ возникает из чувственного впечатления как его рефлексия, явление из внерационального региона сознания во внутреннем созерцании. Характерно, что образ представляет собой новую чувственную конструкцию, форма которой схватывает содержание вышеупомянутых объединенных смыслов. Мысль в состоянии образа – заново оформленного чувства – обладает отчетливостью чувственных свойств, что создает предпосылки для дальнейших изменений ее состояний в акте понимания. Из состояния образа мысль развивается в состояние символа, в котором чувственная конструкция впервые обретает словесное очертание. Символ – языковое из-обретение, которое позволяет подвести индивидуальные чувственные конструкции под всеобщие и коммуницируемые описания. Нахождение места в языке и выведение содержания мысли в пространство сознательных операций позволяет увидеть потенциальные возможности данного содержания. При обозначении содержания мысли как «любовь», становится возможной рефлексия полноты накопленного мировой культурой опыта переживаний любви и наиболее полного переживания чувства любви. При обозначении содержания мысли как «сущее», становится возможной рефлексия опыта понимания вопроса о сущем в рамках философского образования индивида. Таким образом, нахождение языкового эквивалента содержания мысли в акте понимания амплифицирует возможности человеческого познания[4]. Свершение события мысли в акте понимания происходит при участии способности индивида к продуктивному воображению и состоит в расшифровке усмотренной связи между смыслами, что создает возможность извлечь опыт и чему-то научиться. В то же время, событие мысли всегда избыточно по отношению к собственному содержанию. Любое утверждение содержит в себе некоторое смысловое поле, омывающее это утверждение[5]. Актуализация в речи выделяет мысль из чувственной среды, но ее рудименты не утрачивают важности в событии мысли. Чувственная среда мыслепорождения сохраняется в событии мысли в виде семантико-ситуативного поля, расположенного вокруг найденной словесной формы. Данное поле наполняется уникальным содержанием личностного богатства индивида как совокупности предшествующего опыта понимания. Событие мысли не является эмпирическим событием и происходит в отвлечении от свойств эмпирического субъекта, привходящим образом присутствующих в свершения акта понимания. Однако событие мысли невозможно вне личности, в него человек привносит наиболее существенное в самом себе [6]. Акт мысли совершается свободно в индивидуальном сознании, этот опыт имеет бесконечную ценность, являясь основанием достоинства личности. Интенциональность мысли, призвание к поиску форм для выражения и передачи чувственных впечатлений в возмещение неполноты эмпирических событий является специфически человеческой особенностью. Мировая культура, живая продуктивная форма мысли[7], совокупность истинно человеческого, представляется совокупностью смыслов, рожденных в актах понимания как содержаний мысли: «Реальная культура находится вовсе не в музеях и не сводится к их посещению, а состоит в чувстве бытия или небытия [мысли]»[8]. Событие мысли свершается в индивидуальном сознании, чье продуктивное воображение использует поле достигнутых культурных смыслов для амплификации собственных возможностей в порождении новых смыслов в дальнейших актах понимания. Свершенность события мысли оказывается важнейшей характеристикой культурного процесса во всех его проявлениях и может выступить основанием типологического различия между характеристиками «элитарности» и «массовости» в явлениях культуры. Ключевой метафорой для понимания различия между данными характеристиками может послужить обозначение рефлексии. Рассмотрение акта понимания в аспекте рефлексии начинается с привлечением платоновского образа «пещеры самих себя» как психологических существ, эмпирических субъектов. Следующий момент рефлексии обозначен как «отказ от самих себя» в пользу собственного существования как континуума событий мысли. Дальнейший рефлексивный элемент акта понимания автор «Эстетики мышления» описывает как «рождение в самих себе» символического выражения содержания мысли. Рефлексивный аспект события мысли в целом обозначен как рождение нового смысла «из самих себя», т.е. из различения наиболее и наименее существенного в самом себе и осуществления выбора в пользу наиболее существенного. Именно данный акт выбора как возвышение самого себя над самим собой, оказывается культурным феноменом в собственно авторском смысле[9]. Свое представление о культурном феномене Мамардашвили иллюстрирует мыслью Кьеркегора о недопустимости понимания акта рефлексии, словно он совершается относительно пассивного мира, и рефлектирующее сознание не претерпевает при этом никаких изменений. Согласно Мамардашвили, напротив, именно преображение рефлектирующего сознания между полюсами эмпирического и трансцендентального субъекта позволяет свершиться акту понимания, завершиться событию мысли и сформировать культурный феномен. Событие мысли как рефлективное преображение совершается в сопричастности рефлектирующего сознания полю наличных культурных феноменов, т.е. собственного переживания акта понимания, представленного в содержании явления культуры. С точки зрения феноменологии культуры, прочтение литературного произведения аналогично его написанию, поскольку для обоих актов наиболее существенным является проведение процедур понимания на сходном чувственном материале[10]. В эстетике Мамардашвили ключевым основанием различия вышеупомянутых полюсов элитарного и массового оказывается наличие или отсутствие в явлении культуры признаков культурного феномена как воспроизводства события мысли и порождения собственной, уникальной смысловой единицы в акте понимания. События мысли, как уже говорилось выше, представляет собой смену состояний мысли от чувственного впечатления до кристаллизованного понятия. Событие мысли как целостный акт не происходит, если какое-либо из состояний мысли оказывается редуцированным; понимание понятия невозможно при недоступности чувственного впечатления, в котором оно было «изобретено»; чувственное впечатление не становится событием мысли при незавершенности этапов рефлексии. Свершенность и несвершенность событий мысли в поле явлений культуры не обязательно обуславливается характеристиками мысли создателя воспринимаемого явления, поскольку акт понимания предполагает свободное, в том числе и внешнее по отношению к данному явлению, комбинирование различных смыслов в одном из ранних состояний мысли как чувственного впечатления. Массовость и элитарность понимаются не как характеристики явлений культуры, но как наличие или отсутствие подобного комбинирования, а также завершенность попытки порождения собственно-нового смысла, что образует культурный феномен как таковой. Необходимо отметить, что культурное поле понимается здесь достаточно широко и может в равной степени включать в себя феномены научной мысли, искусства и нравственности. Таким образом, в отношении характеристик элитарности и массовости явлений культуры, можно говорить не только об «элитарном» и «массовом» искусстве, но также, например, о массовой науке и массовой нравственности. Мамардашвили предостерегает против различения характеристик элитарности и массовости культурных процессов по основанию владения умственными орудиями культуры, особенно в применении к современной культурной ситуации, поскольку в индустриальном обществе, в условиях проникновения индустриальных форм в производство идей, инструментарием культуры владеют многие[11]. Социально-культурное положение индивида также не обуславливает абсолютным образом свершенность актов понимания. Невозможно ни привилегированное, ни пораженное в правах сознание. Культурные продукты должны быть социально доступны всем, но актуально могут быть доступны лишь в индивидуальном событии мысли, вне которого они остаются продуктами, потребляемыми аналогично природным. Иллюстрируя свое понимание элитарности, Мамардашвили приводит высказывание Ницше о возможности уравнивания индивидов в культурном отношении. Внешние условия прохождения пути мысли могут быть уравнены, но степень усилия, на которую способен индивид для свершения рефлексивного акта, определяется им самим, что является единственной мерой элитарности, и в этом смысле культура элитарна как таковая. Единственное основание привелигирования – полнота акта понимания, акта «когито», который впервые был описан Декартом и лег в основу философии Нового времени. Акт понимания – момент привелигирования настоящего, которое есть не какой-либо из моментов течения времени, но представляет вневременную полноту акта[12]. Примечания 1.См. об этом: Мамардашвили М. К. Наука и культура//Как я понимаю философию. М., 1992. С.294-299. 2.См. об этом: Мамардашвили М. К. Литературная критика как акт чтения//Как я понимаю философию. М., 1992. С.158. 3.См. об этом: Мамардашвили М. К. Эстетика мышления. М., 2000. С.98-100. 4.См. об этом: там же, С.265-267. 5.См. об этом: там же, С.83-84. 6.См. об этом: там же, С.85. 7.См. об этом: там же, С.300-301. 8.Мамардашвили М. К. Мысль в культуре//Как я понимаю философию. М., 1992. С.147. 9.См. об этом: Мамардашвили М. К. Эстетика мышления. М., 2000. С.321-324. 10.См. об этом: там же, С.354-355. 11.См. об этом: Мамардашвили М. К. Интеллигенция в современном обществе//Как я понимаю философию. М., 1992. С.285-286. 12.См. об этом: Мамардашвили М. К. Эстетика мышления. М., 2000. С.235-236. |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 | Управление образования Администрации г. Иваново Форуме «Горизонты поиска и достижений» (далее – Положение) определяет порядок организации и проведения городского ученического Форума... |  | Конкурс проектных и исследовательских работ «Горизонты открытий 2014» Введение 3 |
| Новые горизонты христианской апологетики Требования к оформлению отчета по производственной (преддипломной) практике 12 | | Конкурс проектных и исследовательских работ учащихся «горизонты открытий» Подбор занимательных задач по математике и информатике |
| Мусина э. М Данная рабочая программа разработана также с учетом Рабочей программы к учебной линии «Горизонты» М. М. Аверина и др | | Значение: хозяйство + номос. 1 хоз-во 2 наука о хоз-ве Конспект урока по общей биологии в 11 классе по программе Сонина Н. И. «Горизонты гибридизации» |
| Тематика рефератОВ Отметить особый характер событийного плана. Простота и четкость композиции. За видимой простотой – глубочайшие горизонты и перспективы... | | Сценарий научно-практической конференции «Горизонты поиска и достижений» Сахапова Раушания Ревовна – заместитель директора по воспитательной работе моу «Заинская средняя общеобразовательная школа №4» |
| «интерра 2011» «Сибирское Сколково: тройная спираль» Научно-образовательный... Конспект урока по общей биологии в 11 классе по программе Сонина Н. И. «Горизонты гибридизации» | | Оползни в Саратовской области Встречающиеся оползни обычно приурочены к достаточно крутым склонам (более 7 80), сложенным преимущественно породами нижнего и верхнего... |
| Джин Ф., Рорман Л., Збранкова Аверин М. М. Немецкий язык. Рабочие программы. Предметная линия учебников «Горизонты» 5-9 классы / пособие для учителей общеобразовательных... | | Сильвия Крэнстон, Кери Уильямс – Перевоплощение. Новые горизонты в науке и религии Спбгэту "лэти" / Сост.: Н. В. Лысенко, Ю. Д. Ульяницкий, С. С. Соколов, А. М. Мончак, Л. Я. Новосельцев, В. С. Алексеев, А. А. Погодин,... |
| Программа элективного курса для 11 класса (для углубленного изучения) Раздвигаются временные и пространственные горизонты литературного развития в разных странах, открывается возможность познакомить... | | Рабочая учебная программа курса «Немецкий язык» Аверина М. М. «Рабочие программы к предметной линии учебников «Горизонты» для учащихся 5-9 классов общеобразовательных учреждений.... |
| М. Норбеков, Ю. Хван Энергетическое здоровье Первые наши две публикации — «Уроки Норбекова» и «Тренировка тела и духа» — вызвали огромную волну читательского интереса, которая... | | Пояснительная записка о предмете истории искусств Еще древние греки утверждали, что «многознание не есть мудрость». Основное назначение предмета истории искусств в другом – служить... |
